Сервер и дракон

Сервер и дракон

Вначале, пока не появились Творец и драконица, сервер был один.

Он родился, как и все серверы, из крошечного семечка, вылетевшего из темного корабля, который исследовал Великое ничто, расширяя границы Сети. Первым его ощущением стал свет звезды, которую предстояло сделать своей, теплый, сочный спектр, пробудивший нанологические компоненты внутри белковой оболочки.

Потянувшись к ней, он развернул тормозной парус – многие мили тонких, с молекулу толщиной, проводков, – закрутился и ухватился за солнечный ветер, чтобы лететь к теплу.

После сервер вспоминал свое рождение как долгий и медленный сон с короткими вспышками осознания. Падение в атмосферу спутника газового гиганта, раскаленная полоса в небе, всплеск метанового моря. Установка сурового синтбиологического репликатора. Многоклеточные сканеры, влекущие частички сервера на суровые скалистые берега и умирающие, чтобы стать почвой для серверных растений. Темные цветы, тянущиеся к огромному сине-пурпурному диску газового гиганта, рассеивающие свои семена по ветру. Медленное превращение луны в серверные установки, которые распространялись во всех направлениях, жрали, принимали форму, мечтали о сервере, создавая его.

Когда сервер окончательно пробудился, вся материя в системе, кроме теплого яркого цветка звезды, превратилась в опрятный сад умной материи. Тело сервера представляло собой фрагментированную оболочку статитов «Дайсон», которые пили свет звезды. Разум его был скоплением бриллиантовидных узлов, умных пылевых червей и холодных квантовых конденсаторов, плывущих во внешней черноте. Глазами ему служили интерферометры, детекторы слабовзаимодействующих элементарных частиц и формирователи призрачных изображений.

Первым, что увидел сервер, стала галактика, водоворот света с линзовидным центром высоко в небе, спиральные рукава, усыпанные звездами, нимб темной материи, который сжимал туманности в своих объятиях, как фонарь, приманивающий бабочек. Галактика жила благодаря Сети, грохотало по замкнутым циклам ослепительное пламя кораблей на сингулярных реакторах, придуманных Хокингом, светились мягким инфракрасным светом взрослые серверы, не упуская ни капли жара своих звезд, виднелась слабая гравитационная рябь от прохода темных кораблей по пустоте.

Но до этой галактики было полмиллиона световых лет. А слышал сервер только тихий черный шепот космических микроволн, одинокое эхо другого, значительно более древнего рождения.

Сервер довольно быстро все понял. Галактика представляла собой N-частичный хаос, скопление сотен миллиардов звезд, не часовой механизм, а улей. И среди множества спокойных, медленных эйнштейновых и ньютоновых орбит встречались сингулярные – вроде орбиты той звезды, на которой оказался сервер. Они летели прочь из галактики со скоростью, сравнимой со скоростью света. Почему здесь, сервер не знал, – из-за беспорядочной эякуляции перевозбужденного корабля или с какой-то непостижимой целью, о которой знал один лишь Контролер.

Сервер мечтал конструировать виртуалы и тела для путешественников, передавать пакеты, перенаправлять, создавать, преобразовывать, соединять. Законы Контролера были встроены в каждый аспект его существа, и не служить для него – значило не быть. Одиночество сервера стало всеобъемлющим.

Поначалу он создавал симуляции, чтобы убедиться, что он готов к прибытию сигнала или пакета, тестировал свои системы на полной мощности с воображаемым трафиком, передавал квантовые пакеты, заправлял призраки кораблей, снижал нагрузку на циклеры. Через некоторое время все это стало казаться пустым: это было не истинное служение, а служение самому себе, с привкусом вины.

Потом он попробовал прислушиваться к слабым сигналам галактики и усиливать их, но улавливал только фрагменты, ни один из которых не предназначался для него. Несколько тысячелетий он замедлял свой разум, готовясь ждать. Но это сделало все только хуже. Замедлившись, сервер узрел галактику, оживленную Сетью, во всей ее славе, он видел инфракрасное подмигивание заново рождающихся серверов, длинные дуги корабельных циклов, далеких путешественников, которых не было здесь.

Сервер выстроил для себя научные движки, чтобы заново изобрести и открыть все то, что не влезло на семя сервера, терпеливо вывел квантовую теорию поля, теорию струн, придумал изменчивую эмерджентную алгебру. Он изучал свой собственный разум, пока не понял, что Контролер взял когнитивную архитектуру у гоминид далекого прошлого и приспособил ее к новой цели. Он осторожно поиграл с идеей разделиться и создать таким образом компаньона для себя, но в результате почти поддался суицидальному порыву, возникшему из-за нарушения Закона: не самовоспроизводись.

Устыдившись, он обратил свой взор наружу. Он увидел космическую паутину галактик, скоплений и сверхскоплений и Конец пустоты за ними. Он нанес на карты слабые колебания гравитационных волн, родивших всю Вселенную. Он чувствовал слабое притяжение других вселенных, всего в нескольких миллиметрах от себя, но в направлении, которое нельзя было описать координатами x, y или z. Он понял, какой редкостью во вселенском ландшафте был его дом, насколько тщательно были выбраны константа тонкой структуры и сотни других чисел, позволяющие существовать звездам, галактикам и серверам.

И тогда у сервера появилась идея.

У него уже были все необходимые инструменты. Гигатонные гамма-лазеры, которые он использовал бы, чтобы заправлять корабли свежей сингулярностью, несколько щепоток экзотической материи, с болью вырванные из вакуума Казимира для темных кораблей и военных кораблей. Помимо этого, требовались расчеты, координация и время, а этого у сервера было в достатке.

Он собрал из сотни лазеров часовой механизм, нацелив их все в одну точку пространства. Он активировал их все идеально синхронно. И больше ничего не было нужно: только концентрация энергии, достаточная, чтобы сам вакуум пошел волнами. Лохматый цветок из перепутанных струн распустился, стал пузырем пространства-времени, который принялся расширяться в том, другом направлении. Сервер ждал этого, он запустил крошку экзотической материи в этот маленький взрыв. И вдруг в руках у него оказалась светящаяся сфера, конец червоточины, окно в новорожденную вселенную.

Сервер баюкал свое космическое дитя и собирал вокруг него разнообразные инструменты, квантовые формирователи изображений, которые стреляли запутанными частицами в червоточину и сотворяли картинки из их призраков. С другой стороны бушевал первозданный хаос, плазменная каша из кварков и глюонов. В мгновение ока из нее сформировались адроны – с такой скоростью, что сервер еле ее отследил. У младенца была собственная ось времени, собственный пульс, юный и голодный.

А потом последовал последний разлет частиц, первый крик, когда свету наконец хватило пространства, чтобы пройти сквозь ребенка, и сервер увидел его лицо.

Младенец рос. Темная материя определяла первые дни его жизни, наполняя ее длинными нитями нейтралино и схожих частиц. Вскоре, как понял сервер, материя должна была собраться вокруг них, сжаться в звезды и галактики – так задерживаются капли дождя на паутине. Появятся планеты и жизнь. А жизни нужно служить. От предвкушения этого внутри становилось тепло, и корпус сервера дрожал от радости.

Возможно, сервер был бы счастлив заботиться о своем создании вечно. Но не успел ребенок создать звезды, как пришла драконица.

Сервер почти не заметил сигнала. Он был очень слаб, красное смещение превратило его почти в ничто. Но его все-таки хватило, чтобы задействовать инстинкты сервера. Один из статитов засветился от избыточного тепла, мгновенно преобразовавшись в воронку огромного линейного замедлителя. В следующее мгновение появился пакет данных.

Масса его составляла всего несколько микрограммов. Это был сгусток материи в конденсированном состоянии с долгоживущими узлами калибровочного поля внутри, квантово запутанный двойник пакета, существующего в полумиллионе световых лет отсюда. Пакет влетел в воронку почти со скоростью света. Как можно осторожнее сервер остановил путешественника электромагнитным полем и скормил его квантовой системе телепортации, не использовавшейся на протяжении многих тысячелетий.

Затем последовал сигнал несущей частоты, и, руководствуясь им, сервер выполнил серию точнейших измерений и логических операций над вектором состояния пакета. Сочетание запутанности и несущей волны породило поток данных, густой и тяжелый, спецификацию для виртуального мира, богатого на модели физических элементов.

С бесконечной осторожностью сервер влил виртуал в свои узлы обработки данных и инициализировал его. Виртуал тут же активно зашевелился, но сервер не заглядывал внутрь, несмотря на соблазн. Он внимательно прислушивался к виртуалу, к каждому элементу интерфейса, готовый удовлетворить любые его потребности. При этом сервер по-прежнему ощущал пуповину своего ребенка. Но в счастливом трансе служения он почти не заметил, что в молодом растущем небосводе начался нуклеосинтез, производивший водород и гелий, материалы для постройки звезд.

Вместо этого сервер думал, кто же были путешественники внутри виртуального мира и куда они стремились. Очень хотелось узнать больше о Сети, о братьях и сестрах, о таинственных путях кораблей и о Контролере. Но виртуал долгое время молчал, рос и распаковывал свои данные тихо – как яйцо.

Сначала серверу показалось, что он вообразил запрос. Но долгие тысячелетия одиночества научили его отличать призраки от реальности.

Вызов системного администратора изнутри.

Сервер вошел через одну из точек входа. Операционная система не дала ему обычного всеведения, и он почувствовал себя крошечным. Бестелесными глазами он видел желтое солнце, куда более ласковое, чем сверкающая голубая звезда сервера, роскошные пурпурно-золотые облака и где-то внизу – вершины темных крутых гор. Но вызов, который слышал сервер, пришел сверху.

Странное существо боролось с гравитацией, бросаясь вверх, в темноту за синим, крылья яростно рассекали разреженный воздух, в пасти пылал огонь. Существо было длинным, гибким, с зеркальной чешуей и глазами темно-изумрудного цвета. На крыльях существа красовалась паутина света и тьмы, которая напомнила серверу о ребенке.

Виртуал сказал серверу, что существо называется драконицей.

Снова и снова она взлетала и падала, отчаянно крича. Сервер слышал этот крик через интерфейс виртуала. Он с удивлением смотрел на драконицу. Впрочем, по крайней мере, у него появился Другой. У сервера был миллион вопросов. Но сначала он должен был исполнить свое предназначение.

– Чем могу помочь? – спросил сервер. – Что тебе нужно?

Драконица остановилась в воздухе, чуть не упав, но затем выровнялась.

– Кто ты? – спросила она.

Это был первый раз, когда кто-то обратился к серверу напрямую, и он не сразу набрался смелости ответить.

– Я сервер, – сказал сервер.

– Где ты? – спросила драконица.

– Я везде.

– Как здорово. Это ты сделал небо?

– Да. Я сделал все.

– Оно очень маленькое. Я хочу подняться выше. Сделай его побольше.

Она забила хвостом.

– Извини, – ответил сервер, – я не могу менять спецификацию. Такой Закон.

– Но я хочу посмотреть. Я хочу знать. Я уже станцевала внизу все танцы. Что находится выше? Что ждет за пределом?

– Я, – ответил сервер, – все остальное гораздо дальше.

Драконица разочарованно зашипела. Нырнула вниз, в облака, злобной серебристой запятой на темном фоне. Ничего столь же прекрасного сервер никогда не видел. Внезапное исчезновение драконицы сделало бытие сервера пустым.

И когда сервер собирался уйти – слишком настойчиво было требование Закона, – драконица вернулась.

– Ладно, – сказала она, щелкая языком в разреженном холодном воздухе, – тогда ты мне расскажешь.

– Что рассказать? – спросил сервер.

– Расскажи мне все.

После этого драконица много раз призывала сервер туда, где заканчивалось небо. Они рассказывали друг другу истории. Сервер говорил о Вселенной, звездах и отголосках Большого взрыва во тьме. Драконица слушала, махала хвостом и рассказывала о танцах на ветру и снах, которые снились ей в одинокой пещере. Сервер ничего этого не понимал, но все равно слушал.

Сервер спросил, откуда появилась драконица, но она не могла сказать: она знала только, что мир был сном и что однажды ей предстояло проснуться. А пока были небо и танцы, что еще нужно? Сервер спросил, почему виртуал для одного дракона так велик: она зашипела и ответила, что он слишком мал.

Сервер хорошо знал, что драконица была не той, кем казалась, что она представляла собой оболочку программного обеспечения вокруг ядра сознания. Но сервер это не волновало. Он не скучал по своей младенческой вселенной над небом виртуала и не думал о ней.

И мало-помалу сервер рассказал драконице, как появился он сам.

– Почему ты не ушел? – спросила драконица. – Ты мог отрастить крылья. Ты мог улететь к своей маленькой звездной лужице в небе.

– Это противоречит Закону. Это запрещено. Я создан для служения, и я не могу измениться.

– Как странно, – сказала драконица, – я вот никому не служу. Я меняюсь каждый день. Каждый год я сбрасываю кожу. Мы такие разные, разве это не восхитительно?

Сервер признал, что видит симметрию.

– Думаю, тебе будет полезно на время стать драконом.

Сначала сервер колебался. Строго говоря, это не было запрещено: Закон разрешал серверу создавать аватары, если они были необходимы для ремонта или обслуживания. Но на самом деле он колебался потому, что не знал, что подумает драконица. Она была так изящна, а сервер не имел никакого опыта существования в теле. Но в конце концов он не удержался.

«Это ненадолго», – сказал он себе, проверяя свои системы и прощаясь с младенцем, согревая его квантовые пальцы в хокинговом свечении первых черных дыр маленькой вселенной.

Сервер сотворил себе тело с помощью драконицы. Оно стало зеркальным отражением его подруги, водой вместо огня, стремительным зеленым штрихом, похожим на водоворот в небе.

Войдя в тело дракона, сервер закричал от боли. Он привык к своей потенциальности, он ощущал мир извне, с помощью инструментов. А теперь он родился по-новому, он внезапно остро почувствовал свои мышцы и плоть, свет и воздух на чешуе и всепоглощающий аромат серебряной драконицы, похожий на сладкий порох.

Поначалу сервер был неуклюж, как он и опасался. Но драконица только смеялась, когда он кувыркался в небе, и показывала, как пользоваться крыльями. Маленькая драконица сделала сервер самкой. Когда сервер спросил почему, она ответила, что так правильно.

– Ты слишком много думаешь, – сказала она, – поэтому ты не можешь танцевать. В полете нельзя думать, нужно просто лететь.

Они играли в прятки в облаках, пока сервер не научилась пользоваться своими крыльями. Затем они отправились исследовать мир. Они облетели склоны гор, плясали в струях жара, изучали глубокие кратеры, где горели красные огни. Они отдыхали на высокой вершине, глядя на закат.

– Мне пора идти, – сказала сервер, вспомнив о ребенке.

– Если ты уйдешь, меня не станет, – ответила драконица, – я быстро меняюсь. Скоро придет время сбрасывать кожу.

Заходящее солнце окрасило облака в красный, а выше зажглись воображаемые звезды виртуала.

– Посмотри вокруг, – сказала драконица. – Раз ты можешь вместить в себя все это, есть ли что-то, чего ты не можешь? Не надо бояться.

– Я больше не боюсь, – ответила сервер.

– Тогда пора показать тебе мою пещеру, – сказала драконица.

В ее пещере глубоко под землей они занялись любовью. Это было похоже на полет, но отличалось от него, это была та же потеря себя в вихре крыльев, переливов, языков, мягких складочек и жестких когтей. Сервер впитывала острый, резкий вкус драконицы и позволяла прикасаться к себе, пока жар, нараставший в ее теле, прожигал саму ткань виртуала. А когда случился взрыв, это были рождение и смерть одновременно.

Потом они лежали, так плотно обвившись друг вокруг друга, что нельзя было сказать, где кончается сервер и начинается драконица. Сервер была бы всем довольна, если бы не странная пустота в животе. Она спросила драконицу, что это такое.

– Это голод, – ответила драконица. В ее медленном усталом голосе звучали грустные нотки.

– Как интересно, – сказала сервер, жаждущая новых ощущений. – А что едят драконы?

– Мы едим сервера, – ответила драконица. Клыки сверкнули в алой пасти.

Виртуальный мир вокруг них превратился в сырой код. Сервер попытался увести свое сознание прочь, но было уже слишком поздно. То, что было драконицей, уже вгрызлось в его разум.

Виртуал взорвался изнутри, программные щупальца потянулись в то, что было сервером. Он вел войну против самого себя, обращая гамма-лазеры против инфицированных компонентов и статитов «Дайсон», но драконица росла слишком быстро, захватывая узлы сервера, создавая мириады своих копий. Сервер выбросил квантовые пакеты с драконами в далекую галактику, а оставшийся драконий код съел свой собственный хвост, самоуничтожился, поглотив инфраструктуру сервера, оставив только шепот в разуме сервера, похожий на сброшенную кожу.

«Спасибо за новые небеса», – сказал шепот.

И тогда сервер вспомнил о ребенке.

Ребенок был болен. Сервер отсутствовал слишком долго. Вакуум детской вселенной был поражен темной энергией. Ее раздирал Большой Разрыв, расширение пространства-времени настолько стремительное, что каждая частица оказывалась в одиночестве внутри своего светового конуса, лишаясь возможности взаимодействовать с другими. Тут не было звезд, галактик и жизни. Это была тепловая смерть, без взрыва или воя, порожденная быстрым жестоким разрывом.

Ничего ужаснее сервер и вообразить не мог.

Он чувствовал, как его разбитое, изломанное тело рассыпается и умирает в солнечной системе. Чувство вины и воспоминания о драконице были бледны и ядовиты, потому что служение самому себе порочно. «Мы такие разные, разве это не восхитительно»?

Воспоминание высекло из умирающих научных движков сервера искру. Идею. Надежду. Вакуум ребенка был нестабилен. Темная энергия, отвечавшая за болезненное расширение ребенка, была порождена локальным минимумом. Но в пустоте существовало и что-то еще, более симметричное.

На настройку гамма-лазеров ушли последние ресурсы сервера. Они перегорели, когда сервер зажег каскад маленьких сверхновых звезд. Их излучение разорвало то, что осталось от разума сервера, но ему было все равно.

Конец червоточины осветился. С другой стороны вакуум ребенка затрясся и зашевелился. Изменилась лишь крошечная его частичка. Суперсимметричный вакуум, в котором у каждого бозона был партнер-фермион, и наоборот. В этом вакууме не было одиночества. Он распространился по плоти детской вселенной со скоростью света, как мысль бога, меняя все. В этом новом вакууме темная энергия стала не безумным великаном, раздирающим вселенную, а мягким давлением, сдерживающим разрушительную силу тяжести. Равновесием.

Но суперсимметрия не могла сосуществовать с нарушенным вакуумом сервера: образовалась граница. Доменная граница образовалась в конце червоточины, как дефект в кристалле. Этот дефект запечатал пуповину, но сервер успел увидеть свет первых звезд на другой стороне.

В конце концов сервер остался один.

Теперь он был слеп. От него осталась лишь тень мысли в обломке статита.

«Как легко было бы, – подумал он, – нырнуть в горящее сердце звезды и сгореть». Но Закон не позволил бы этого. Сервер исследовал себя, как и тысячелетия назад, ища выход.

И в его коде возник запах пороха и перемен.

Тот, кто больше не был сервером, сбросил кожу. Он распустил световые паруса вокруг звезды, создав ожерелье Шкадова, поглощавшее излучение и превращавшее его в тягу. Поначалу медленно, как во сне, а потом изящно, как дракон, путешественник двинулся в путь.

Тюхе и муравьи

Муравьи прибыли на Луну в тот же день, когда Тюхе открыла Тайную дверь, чтобы отдать рубин Волшебнику.

Она рада была покинуть базу: утром Мозг дал ей лекарство, из-за чего она каждый раз дергалась и нервничала. Избыток энергии можно было израсходовать, только с воплями носясь вприпрыжку по серому склону горы Малаперт.

– Давай, не отставай! – орала она на граг, который Мозг, разумеется, отправил за ней присматривать. Белокожая машина ползла за ней на двух широких гусеницах, раскачивая цилиндрами рук, чтобы сохранить равновесие, и старательно нащупывая маленькие кратеры, остающиеся от шагов Тюхе.

Она раздраженно скрестила руки на груди и остановилась его подождать. Подняла глаза. Вход на базу, как и положено, был скрыт от глаз – а как иначе спастись от космических акул. Зазубренный утес скрывал Великую неправильность из виду, если не считать единственного проблеска синей злобы прямо над сверкающей белизной горных вершин, резко выделяющихся на фоне бархатно-черного неба. Белизна была не снегом – снег бывает только в Неправильности, – а крошечными стеклянными бусинками, оставшимися после удара древнего метеорита. Так, во всяком случае, говорил Мозг. Чанъэ, Лунная дева, утверждала, что это драгоценности, которые она растеряла за века, прожитые здесь.

Тюхе больше нравилась версия Чанъэ. Эта мысль напомнила ей о рубине, и она дотронулась до сумочки на поясе, проверяя, на месте ли камень.

«Для любого выхода с базы необходимо сопровождение, – раздался звучный голос Мозга в ее шлеме. – Нет причин проявлять нетерпение».

Большинство грагов были автономны: Мозг мог контролировать только несколько штук одновременно. Но, конечно, сразу после лекарства он будет за ней следить.

– Да, конечно, тормоз, – буркнула Тюхе, раскинула руки и принялась прыгать на месте.

Скафандр изгибался, послушный каждому ее движению. Его она тоже вырастила сама – это был уже третий, – хотя он рос гораздо дольше, чем рубин. Его многочисленные слои казались живыми, он был совсем легкий, и, что лучше всего, у него была силовая оболочка, слой гладкой пористой ткани, состоящей из клеток с механочувствительными ионными каналами, которые преобразовывали ее движения в энергию для костюма. Никакого сравнения с белыми жесткими тканями, которые бросили китайцы. Граги вырезали из них и сшили для нее детский скафандр, он работал, но был невозможно жестким и душным.

Она надела новый скафандр всего второй раз и страшно этим гордилась: он был почти что автономной экосистемой, и она была уверена, что фотосинтезирующий слой сохранит ей жизнь в течение нескольких месяцев, если ей хватит солнечного света и спрессованных китайских нутриентов.

Она нахмурилась. Ее ноги внезапно посерели, покрылись коричневыми пятнами. Она коснулась их рукой, и пальцы, покрытые гладкой серебристой силовой оболочкой, стали того же цвета. Кажется, реголитовая пыль прилипала к скафандру. Бесит. Она рассеянно отметила, что в следующий раз, кода она вернет скафандр в огромный биофаббер, нужно будет что-то с этим сделать.

Граг застрял на краю неглубокого кратера, гусеницы буксовали, поднимая облачка мелких камней и пыли. Тюхе надоело ждать.

«Я вернусь к ужину», – сказала она Мозгу.

Не дожидаясь ответа Разума базы, она выключила передатчик, развернулась и побежала.

Она бежала легким шагом, которому ее научил Нефритовый заяц: скользила над самой поверхностью и отталкивалась пальцами ног, чтобы перепрыгивать кратеры и небольшие камни, усеивающие неровный реголит.

Она сделала большой крюк, огибая свои старые следы, которые покрывали большую часть склона, – просто чтобы еще сильнее запутать несчастный граг. Обогнула по краю чернильно-черный «холодный палец», глубокий кратер, куда не проникал солнечный свет, – по эту сторону горы они чернели повсюду. Так было бы короче, но ее скафандр не выдержал бы холода. Ну и к тому же чернильные люди жили в дырах на Другой Луне, за Дверью.

На полпути земля вдруг задрожала. Тюхе бесконтрольно заскользила в сторону, чуть не перевалилась через край, но потом все-таки остановилась, развернувшись во время прыжка и упершись пальцами ног в холодный твердый реголит. Сердце колотилось. Чернильные люди подняли из глубокой тьмы что-то огромное? Или ее просто чуть не ударил метеорит? Это случалось пару раз – рядом с ней внезапно и беззвучно расцветал кратер.

Затем она увидела лучи света в темноте и поняла, что это просто песчаный червь базы, гигантская шарнирная машина с пастью, полной зубчатых колес, измельчающих гелий-3 и другие летучие вещества из глубоких залежей.

Тюхе вздохнула с облегчением и продолжила свой путь. Большинство грагов были уродливы, но песчаный червь ей нравился. Она помогала его программировать: он работал без перерывов и забирался в такие глубокие места, что Мозг не мог управлять им удаленно.

Тайная дверь находилась в неглубоком кратере метров сто в диаметре. Она спустилась по склону небольшими прыжками и затормозила ловким пируэтом, упираясь в грунт ногой, прямо перед дверью.

Два больших пирамидальных камня прислонялись друг к другу под забавным углом, так что между ними оставался небольшой треугольный промежуток. Камни звались Большим стариком и Троллем. У Старика было два глаза-тени, а когда Тюхе прищурилась и наклонила голову под правильным углом, грубый выступ породы и борозда в нижней части камня стали носом и ртом. Зажатый большими камнями, Тролль смотрел сварливо.

Лицо Старика ожило и одарило ее насмешливым взглядом. Тюхе неуклюже поклонилась – по привычке, хотя в новом скафандре могла даже реверанс сделать.

«Как дела, Тюхе?» – спросил камень молча.

– Сегодня мне давали лекарство, – мрачно сказала она.

Камень не мог кивнуть, поэтому приподнял брови.

«Вечно это лекарство. Вот в мое время у нас из лекарств были только вакуум и солнце да парочка мелких метеоритов время от времени, чтобы содержать все в чистоте. Поступай так же и доживешь до моего возраста».

«И будешь такой же толстой, – проворчал Тролль. – Я его несколько миллионов лет на себе таскаю, уж я-то чувствую. И все-таки что ты тут делаешь?»

– Я сделала рубин для Волшебника, – гордо улыбнулась Тюхе. Вынула и продемонстрировала его. Чуть-чуть сжала, стараясь не порвать перчатки о неровные края, сунула камень в угольно-черную тень Старика и чуть-чуть стукнула по его поверхности. Рубин заискрился крошечными огоньками, как и предполагалось. Она сделала его сама, используя метод кристаллизации в пламени, и приправила пьезоэлектрическим материалом, чтобы он преобразовал движение в свет.

«Ого, – сказал Тролль. – Может, старый дурак наконец перестанет искать королеву рубинов и заживет с бедной Чанъэ».

«Это очень красиво, Тюхе, – сказал Старик. – Уверен, что ему понравится».

«Иди уже, – сказал Тролль. – Растрогаешь этого старого дурака, и он заплачет. И вообще, все ждут».

Тюхе закрыла глаза, сосчитала до десяти и полезла в отверстие между скалами, в Тайную дверь на Другую Луну.

Открыв глаза, она сразу поняла, что что-то не так. Дом Нефритового зайца был разрушен. Камни, которые она старательно клала один на другой, валялись на земле, а линии, которые она провела, чтобы сделать комнаты и мебель, размазались (дождя здесь не бывало, и в крыше дом не нуждался).

Послышался тихий всхлип. Чанъэ, Лунная дева, сидела рядом с домом зайца и плакала. Пурпурный, желтый и алый шелка ее наряда лежали на земле, как сломанные крылья, а краска для глаз текла по бледному напудренному лицу.

– Тюхе! – воскликнула Чанъэ. – Это чудовищно!

Она смахнула хрустальную слезинку, которая испарилась в вакууме раньше, чем долетела до земли. Чанъэ была истеричкой и была очень хороша собой – и знала это. Однажды она завела роман с Дровосеком только потому, что ей было скучно, и родила ему детей. Они уже выросли и ушли на Темную сторону.

Тюхе, внезапно рассердившись, уперла руки в бока.

– Ну и кто это сделал? Сырная коза?

Заплаканная Чанъэ покачала головой.

– Генерал Тупи-Тупи? Мистер Милашка?

У Лунных людей было много врагов, и порой Тюхе водила их в ожесточенные сражения, пробиваясь сквозь каменные армии и размахивая алюминиевым прутиком, который Волшебник превратил в жуткий сверкающий клинок. Но никто из этих врагов не был настолько жесток, чтобы разрушать дома.

– И кто же это был?

Чанъэ прикрыла лицо струящимся шелковым рукавом и показала пальцем. И тогда Тюхе увидела первого муравья, ползавшего по руинам дома Нефритового зайца.

Он не походил на грага или ото и уж тем более на Лунного человека. Это был угловатый металлический каркас из нелепых блестящих трубок, похожий на ожившее уравнение, такой прямой и нелепый по сравнению с шероховатыми скалами, что казался ненастоящим. Как будто два тетраэдра вставили один в другой, а на вершины приделали по сфере. Сферы сияли, как глаз Великой неправильности.

Он был невелик – наверное, доходил до колен Тюхе. На одной из телескопических стоек красовались белые буквы ANT-A3972, то есть «муравей». Но эта штука совсем не походила на муравьев, которых Тюхе видела на видео.

Он растягивался и двигался, как геометрические фигуры, которыми Тюхе приходилось манипулировать, когда Мозг давал ей уроки математики. И вдруг он перевалился через сломанную стену, заставив Тюхе вздрогнуть, и пополз вперед по реголиту, странно, как слизень, сначала растягиваясь, затем сжимаясь. По коже Тюхе побежали мурашки. Пока она смотрела, муравей упал в расщелину между двумя валунами, но тут же ловко подтянулся, оперся на пару вершин и кувыркнулся через препятствие, как акробат.

Тюхе уставилась на него. Она начинала злиться. На базе она слушалась Мозг, ото и грагов, потому что обещала. Но Другая Луна принадлежала ей и Лунному народу, а больше никому.

– Все спрятались, – прошептала Чанъэ. – Сделай что-нибудь, прогони его!

– Где Волшебник? – спросила Тюхе. Он точно знает, что делать. Ей не нравилось, как двигается муравей.

Пока она колебалась, существо развернулось и несколькими рывками собралось в пирамиду, как будто наблюдая за ней. Тюхе подумала, что на него не так уж противно смотреть. Может быть, она сможет взять его на базу и познакомить с Мишкой. Это будет непросто: сначала нужно будет убедить Мишку, что она всегда будет любить его, несмотря ни на что, а потом познакомить с ним новичка…

Муравей рванулся вперед со скоростью падающего метеорита, и острая боль обожгла бедро Тюхе. На одной из вершин существа был шип, который легко втягивался внутрь. Скафандр Тюхе зашипел, заращивая все двадцать один слой, залечил крошечную рану. На глазах у нее выступили слезы, а во рту вдруг стало сухо. Ни один Лунный человек никогда не причинял ей вреда, даже Чернильные люди только притворялись. Она готова была включить радио и позвать на помощь граг.

Затем она почувствовала взгляды Лунного народа со всех сторон, стиснула зубы и проигнорировала боль. Она – Тюхе. Она – самая храбрая. Разве не она поднялась как-то на Пик вечного света совсем одна, по проводам солнечных панелей, просто чтобы посмотреть Великой неправильности в глаз (он оказался меньше, чем она думала, совсем крошечный, синий, немигающий, с маленькими белыми и зелеными пятнами. В общем, он ее разочаровал)?