Читать книгу: «Жизнь, жребий и рок-н-ролл», страница 2

Асад воспринял эту идею как очень плохую, ведь отель очень старый, и здесь никто не проводил никаких ремонтных работ уже очень давно. Но ребята устали настолько, что в этот момент чувство страха у них куда-то исчезло. Как это ни странно, лифт работал, вся честная компания погрузилась в него и двинулась вверх.

Антон стоял рядом с Файзи и не мог оторвать от неё глаз. Она краснела и смущалась под его влюблённым взглядом. Парень хотел взять девушку за руку, но тут лифт внезапно и сильно тряхнуло, следом погас свет. Устройство начало быстро терять высоту.

«Мы падаем!» – закричала толпа, а дальше – только крик и темнота.

Антон очнулся в больнице. Рядом пищали какие-то аппараты, а на стуле напротив дремала медсестра. Он судорожно пытался вспомнить, что же с ними произошло. С ними…

Парень попытался позвать медсестру. Она открыла глаза и подошла.

«Всё в порядке, – сказала она (на её бейджике было написано „Елена“), – с вами и вашими друзьями всё хорошо. Вам очень повезло: отделались лёгким испугом. Ваш гид Асад тоже не пострадал».

«А что с Файзи? Она в порядке?» – с тревогой в голосе спросил Антон.

Медсестра Елена удивилась вопросу и вышла из палаты. Через несколько минут вошёл врач, и Антон снова поинтересовался о судьбе Файзи. Доктор начал тихо и спокойно: «Кроме вас, ваших друзей и Асада, на экскурсии никого не было».

Увидев в глазах молодого человека панику, доктор продолжил: «Вы испытали большой стресс, я скажу Елене, чтобы дала вам успокоительное».

«Подождите, я чётко помню девушку, помощницу гида! Вы должны сказать мне, что с ней!» – закричал Антон, но медсестра уже колола лекарство.

«Я выясню, что там произошло на самом деле. Не мог же только я видеть Файзи! Мне нужно скорее встретиться с друзьями! Я разыщу эту девушку, несмотря ни на что, я знаю её один день, но уже безумно люблю!» – шептал себе под нос Антон, проваливаясь в сон.

Авдеева Кристина

Давайте все сойдём с ума

Сегодня – ты, а завтра – я.

Давайте все сойдём с ума,

Вот это будет ерунда!

«Агата Кристи»

9:67

Мама всегда права. И мама всегда говорит правильно. Если маму не слушать и делать, что вздумается, то будет плохо.

На всякий жизненный случай у мамы был мудрый совет: как быть, кем стать, с кем дружить, о чём мечтать.

Виталик всегда маму слушал. И слушался во всём. В человека вырос. Умного, успешного и послушного.

Вот он сейчас сидит в уютном кабинете. Вокруг него мягкие кресла, кушетки, приятно пахнущие дорогой кожей. А на двери золотится табличка с надписью: «Психолог Виталий Витальевич А.».

Личный кабинет у элитного психолога есть, а личной жизни нет. Потому, что такой исключительной женщины, как его мама, Виталий не встретил, а «жениться из-за гормонального всплеска» ему мама же и отсоветовала.

И пролетел тот месяц май. Тот самый май, когда Виталику не пригодился ни один мамин совет. А были лишь горящие глаза, манящие губы и немыслимые переплетенья рук и тел.

А потом мама вернулась из санатория и вынесла всю любовь за шкирку. В буквальном смысле. Зашла в комнату сына, откинула одеяло и вытащила сонную девушку на лестничную площадку.

Виталику помнится, что тогда он и получил главный совет в своей жизни.

Мама присела на краешек кровати, закурила сигару и, пуская сизый тягомотный дым к потолку, посмотрела на часы, висевшие на стене.

– Смотри, сын, – мама сильной рукой повернула к себе заплаканное лицо Виталика от подушки, – на часах 9:30, и твоя безумная девица выносит нашу дверь, пугая соседей. Но ровно в 10:00 все твои неприятности закончатся.

– Нет! – Виталик дерзнул, лягнув мать в монументальную спину. – Это ты сумасшедшая, а она нормальная. Никогда не будет по-твоему. Неприятности не ведают точного времени.

Лёгкая улыбка, несвойственная его волевому лицу, проскользнула и исчезла в небытие.

Тогда, в 10:00, девушка ушла и более не появлялась в жизни Виталика. А все неприятности, какими бы они ни были грандиозными, к десяти часам утра обязательно рассеивались, как тяжёлый дым от маминых сигар.

А вчера… Да, это было вчера. Мама хрипела, выкашливая сгустки смертельного ужаса в белый хруст крахмальных больничных простыней.

Виталий же с нетерпением и усталой злостью ждал 10:00, поглядывая на циферблат золотых наручных часов.

Как бы ни хотелось маме жить… спину сына, покидающего больничную палату, она уже не увидела.

Психолог Виталий Витальевич А., уже в дне сегодняшнем, с нескрываемым неудовольствием, поглядывал на электронные часы, висевшие над дверным проёмом кабинета.

Зелёные отблески диодов замерли в позиции 9:30. Безумно болела голова, а бесконечно нудный клиент гудел про тоску и безысходность.

– …нет, она не была сумасшедшей, – клиент – мужчина средних лет, лощёный, богатый и самоуверенный, сидел напротив психолога, упрямо и твёрдо смотрел ему в глаза. – Но она говорила настолько правильные слова, что я сам себе казался неправильным и сумасшедшим.

– Что же говорила вам ваша мать? – Виталий замер золотым пером чернильной ручки над слепящей белизной блокнотного листа. – В детстве кроются все проблемы, пове…

– Не в детстве, Виталий Витальевич, вчера, – клиент смахнул невидимую пылинку с острия заглаженных брюк. – Мать пришла в мой офис и стала говорить, что времени не существует. Есть только ничего. Пустота.

– А вы?

Виталий мельком глянул на золотые стрелки, скользившие по циферблату на запястье: 9:59. Ещё минута – и все неприятности закончатся сами собой.

– А я ждал, пока настанет 10:00 – и все неприятности закончатся сами собой, – клиент прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. – Всегда так было.

– Всегда так было, – эхом откликнулся Виталий. – И что?

– А 10:00 не наступило, – клиент протянул психологу руку, на которой сине-мертвенным бликом из-под манжета выполз платиновый кругляш циферблата. – Смотрите сами: 9:67. А потом будет 9:68. И так до полуночи.

– Бред, ерунда, сумасшествие. У вас часы неправильные, – Виталий вытянул свою руку с часами в направлении клиента. – Вот: 9:67. Чёрт!

Взгляд Виталика заметался по кабинету, ловя показания часов, в большом количестве наличествовавших в нём.

И электронные табло, и циферблаты – все показывали 9:67… 9:68… 9:69…

– Виталий Витальевич, вы не сошли с ума, – клиент достал из кармана толстенную сигару, сбросил золотое колечко обёртки и специальными щипчиками откусил кончик, зажигалкой в платиновом корпусе поджёг табачную дирижаблеобразную скрутку, выпустил струю тягучего сизого дыма, – мама всегда права: ничего нет. Есть только пустота…

Оксана Царькова

Но если есть в кармане пачка сигарет,

Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день…

И билет на самолёт с серебристым крылом,

Что, взлетая, оставляет земле лишь тень.

«Кино»

Было у меня два друга, вроде совсем разные, а оба невезучие. Шкодил всегда только один, а доставалось всем троим. Их будто бы судьба свела, она же нашу троицу и разлучила.

Вот хотелось ли тебе в детстве, в пору школьных каникул, в самый разгар лета, заниматься учёбой? Уверен, что не хотелось от слова «совсем». А Фёдор в свои девять души не чаял в уроках музыки, учась играть на скрипке и регулярно одаривая благодарных слушателей в лице родителей, а бывало, что и неблагодарных – в лице соседей, гаммами, а порой и сонетами. В пору летних каникул «невероятная удача» насладиться Фединой игрой на скрипке выпадала дедушке с бабушкой. От последней он и унаследовал страсть и любовь, к девяти годам – безответную, к музыке.

Наверное, по-другому и быть не могло: его судьба, родившегося в семье интеллигентов (дед – профессор философии, бабушка – пианистка, отец – архитектор, мать – журналист), была предопределена с рождения.

Будущий претендент на лавры Никколо Паганини в детстве напоминал мечту любого задиры. Его внешность представляла собой буквально «комбо» для нелестных эпитетов: субтильный, с огненно-рыжими волосами и россыпью веснушек на болезненно-белом лице, картину дополняли очки в роговой оправе, пластинка для исправления прикуса да ещё в придачу под мышкой – кофр со скрипкой.

В тот погожий июньский день путь Феди с очередного урока музыки пролегал через двор, в центре которого росло раскидистое дерево старой черешни. Решив совместить приятное с полезным, он остановился под кроной дерева на миг – перевести дух, воровато оглядывая листву в поисках спелых ягод. С нижних веток ягоды срывали ещё зелёными, в то время как верхние могли покориться только самым отчаянным скалолазам, в число которых Федя не входил.

Несмотря на отсутствие ветра, листва над головой Феди зашуршала, и через мгновенье он почувствовал лёгкий удар в затылок, за которым неминуемо последовал ещё один. Пока Федя, прищурившись, пытался рассмотреть обидчика, ветки черешни затрещали, и сверху на него, чертыхаясь и «ойкая», обрушилось что-то чумазое, растрёпанное, босоногое, с копной белых, словно лён, волос, торчащих во все стороны, кончики прядей которых были багровыми от сока ягод.

Федя, не мигая, смотрел на свалившегося на него незнакомца, про себя отметив, что глаза у него разного цвета – голубой и серый.

Будучи отнюдь не робкого десятка, незнакомец прервал неловкую паузу первым, выпалив:

– Чё пялишься, рыжий?! Ну, чего застыл?!

– Ты коленку разбил. Дома влетит? – Федя кивнул на колено мальчика, из которого струйкой сочилась кровь.

– Пф-ф-ф-ф, ещё чего? Я себе сам хозяин, ругаться некому, – отмахнулся от Феди чумазый.

– Возьми, приложи к ране, – Федя заботливо протянул ему платок. – Меня Федя зовут, а ты?

– Кеша, и мне уже пора. Бывай, рыжий, – засмеявшись и схватив платок, протараторил чумазый и было бросился наутёк, но, споткнувшись о кофр скрипки, рухнул в траву.

С того дня Кеша, я и мой друг и коллега по несчастью в виде музыкальной школы Федя стали неразлучны.

Кеша, хоть он был и совсем из другого теста: задира, первый участник любой драки, – влился в наш с Федей тандем, как будто мы дружили с рождения.

При этом Кеша каким-то образом умел совмещать в себе невезучесть в её высшей степени и способность в последнюю минуту увернуться от мчащегося на него поезда, иногда – в буквальном смысле, когда, будучи подростками, мы катались на поездах «зайцами».

В моменты, когда получалось выпутаться из проблем, в которые Кеша нас же и втягивал с неизменным постоянством, он всегда начинал хохотать и кричал: «Живём, братцы! Будем жить!»

Так продолжалось ещё 15 лет. Но, повзрослев, Кеша не утратил чувство авантюризма и, даже узнав про четвёртую стадию, всё равно остался верен своему девизу: «Живём, братцы».

В нашу последнюю встречу в хосписе он, похожий на собственную тень, всё так же улыбнувшись и прищурив разного цвета глаза, сказал: «Живите, братцы».

Встречаясь с Кешей в том месте, где можно услышать свои мысли, мы с Федей непременно говорим: «Ну как ты, братец? Живём, родной…»

Юлия Климова

Мы как трепетные птицы,

Мы как свечи на ветру.

Дивный сон ещё нам снится,

Да развеется к утру.

«Пикник»

Она сказала мне:

– У меня есть муж и есть сын. Я не хочу больше влюбляться.

Я спросила:

– Почему? Разве влюблённость – это плохо?

Она ответила:

– Плохо. Иногда невыносимо плохо. Эти бессонные ночи, эти бесконечные ожидания коротких встреч. Эта иллюзия счастья и того, что вся жизнь укладывается в одну ночь, что за неё можно отдать всё, а потом опустошённой и несчастной брести по долгой жизни, обманывая всех фазой: «Я ни о чём не жалею». Влюблённость – это очень плохо.

Я смотрела на эту красивую, обеспеченную, уверенную в себе (даже более чем уверенную – самоуверенную) молодую женщину и верила в её правду. И всё же задала ей ещё один вопрос:

– А ты проходила сама через этот трепет сердец, через эту бешеную страсть, через волшебство и сладость этих встреч?

Она улыбнулась мне в ответ:

– Да! Мне повезло, что это было у меня с моим будущим мужем. Это достаточно пережить один раз в жизни. Для меня это так.

А я-то что? Я с ней полностью согласна. Жаль только, что не смогла контролировать очередную влюблённость в себе, когда случайно встретила её мужа…

Сергей Анатольевич Доброеутро

Немного огня – середина пути.

Немного огня тебя может спасти

В блеске обмана…

«Пикник»

Она стояла посреди гудящей толпы большого железнодорожного вокзала и с грустью думала о том, что прошёл ещё один её день – Татьянин. Она всегда ждала в этот день какого-то чуда, но каждый год день проходил буднично и незаметно. Вот и сегодня она, как обычно, возвращалась домой. Правда, билет пришлось взять на ночной поезд, так как на вечерний она опоздала…

Он заметил её, как только вошёл в здание вокзала: она отрешённо стояла около колонны, и, казалось, что её окружает прозрачная непроницаемая стена: люди как бы обтекали её. Ему тут же захотелось проникнуть за эту стену и так же отрешиться от действительности, которая вечно преподносит мелкие гадости (а иногда и весьма крупные!). Вот и сегодня ему забыли заказать обратный билет из командировки, и теперь он вынужден не наблюдать за странной незнакомкой, а нестись в кассу за билетом, чтобы успеть хотя бы на ночной поезд…

Она обрадовалась, что в купе не было попутчиков: можно не надевать «маску», а побыть собой. Поезд тронулся, за окнами проплыли привокзальные огни.

Она смотрела на крупные хлопья снега, слушала перестук колёс и мысленно представляла, как распахнётся дверь купе и появится Он… Ей всегда казалось, что Его она встретит непременно в Татьянин день (что-то чудо случайной встречи затянулось даже не на годы, а на десятилетия). Ехать надо было три часа, в купе было тепло и уютно (поезд был фирменным), и, похоже, она задремала…

Он заскочил в вагон почти одновременно с тем, как тронулся поезд, показал билет проводнику и, выяснив в каком вагоне ресторан, направился туда подкрепиться: в сутолоке дня не успел пообедать. Он сидел в вагоне-ресторане, смотрел в окно на пролетающие огни полустанков и всё время возвращался к образу странной женщины на вокзале. Было в ней что-то неуловимо близкое, созвучное ему, он не мог объяснить себе, что именно привлекало в ней. Может, то, что от неё веяло душевным покоем, а может, он просто устал и хотел побыстрее добраться до купе, где можно наконец забыться под колыбельную колёс.

Он осторожно открыл дверь купе. Не хотелось никого тревожить, да и говорить дежурные фразы попутчикам тоже не хотелось… Появление средневекового мага его удивило бы меньше! У окна, неловко поджав под себя ноги, дремала странная незнакомка с вокзала! Он тихо присел напротив и окунулся в уютный покой, который просто изливала вокруг себя эта удивительная женщина…

…Перестук колёс перемежался с ахматовскими строками:

…и мне показалось, что это огни

со мною летят до рассвета,

и я не дозналась, какого они,

глаза эти странные, цвета.

и всё трепетало и пело вокруг,

и я не узнала: ты враг или друг,

зима это или лето…

Ей грезилось, что напротив сидит Тот Единственный, которого она так долго ждала. Ему не надо было ничего объяснять… Его глаза лучились теплом и пониманием…

Резко взвизгнули двери купе, и проводник громко назвал её станцию. Она, вздрогнув, открыла глаза и напротив увидела Его…

– Добрый вечер!

Широко раскрытыми (такими родными!) глазами она заворожённо уставилась на него…

Он вежливо помог ей надеть полушубок…

– Счастливого пути!

Gus_Eva

***

– Странно, – сказала Марина, – две песни подряд, и обе – «Пикник».

– Случайный выбор непредсказуем, – констатировал я. – Но в этой подборке «Пикника» много. Я очень люблю эту группу. А ты?

– Очень. Я, когда голос Шклярского слышу, мне просто на колени хочется встать и молиться на него. Он на меня действует, как удав на кролика. И о чём он поёт, совершенно не важно. Мечтаю попасть на его концерт.

– Я был на их концерте. Недаром эту группу называют культовой, совершенно недаром. Шклярский реально создаёт культ. И поклонников его культа – море. ВТБ-арена битком была. Ни одного свободного места.

– Прямо завидую.

– После ВТБ-Арены они выступали в «Крокусе» с симфоническим оркестром. Хотел и туда сходить, но почему-то передумал, и слава богу. Уберёг от теракта. Бог, или случай, или жадность, не знаю. Билеты-то недешёвые…

– Давайте помолчим, – остановила меня Марина, то ли не желая вспоминать и говорить о теракте, то ли потому, что начинала звучать новая песня.

Да, она так и сказала:

– Люблю эту песню, потому что моя лучшая песня тоже ещё впереди.

Моя лучшая песня ещё впереди.

Моё светлое завтра ещё подождёт.

Моё время придёт вот, вот, вот, вот

И я видел сто раз всё наперёд.

«7Б»

Исписанный вручную лист выпал из книги, купленной на книжном базаре. Продавец отказался от него, сказав, что не знает бывшего хозяина книги и письмо или записку отдавать некому. Знаменитая «Невыносимая лёгкость бытия» Милана Кундеры была одной из его любимых книг в отличие от экранизации романа, которую он считал неудачной. А это был незнакомый для него сборник новелл «Смешные любови», и он с удовольствием приобрёл его в свою библиотеку…

* * *

Осенняя вода стеклит взгляд дороги. Иллюзии ждущих чудес укрыты туманом забытья. Вслед за трепетом сердца падаешь в бездну забытых воспоминаний, где спрятано начало всех концов, где можно застрять в конце всех начал…

Оглядываясь назад, больно укалываться о память. От царапин воспоминаний хочется бежать. Свежий ветер рушит песочные замки надежд, и на руинах рождается ожидание чуда. Увидеть смешинки в твоих глазах, коснуться колючести твоей щеки, дыханием обнять тебя…

Договориться с судьбой стать тенью твоего ангела-хранителя, но опоздать на час… или день… или год… А судьба такое не прощает. Успеть лишь дотронуться кончиками пальцев до вздоха твоего. Прости за опоздавшую жизнь мою. Все силы готова отдать, чтобы жил ты в здравии и радости, чтоб сны твои были добрыми, мысли – светлыми, счастье – улыбчивым…

Будь! Ты только будь!

* * *

Он вчитывался в текст и никак не мог понять, что в нём его зацепило. Перечитав его перед сном, долго ворочался в постели, а ночью ему приснился странный сон.

Вокзальное кафе с прилепившимся осенним листом на окне и ввалившаяся в него весёлая компания промокших молодых людей. Томную музыку ресторанного шансона резко перекрыла ритмичная рок-музыка. Молодые люди шумно устраивались на свободные места, а от компании отделилась девушка и попросила разрешения подсесть за его столик, так как кафе из-за дождя было переполнено. Она заказала капучино и уставилась в окно, едва сдерживая слёзы. Он спросил, не может ли он чем-нибудь ей помочь, но от взгляда, полного боли, проснулся и долго не мог понять, реальность это или сон…

Исписанный лист он вложил в ту же книгу, так и не решив, что с ним делать… Неделя пролетела незаметно, а на выходные он обещал съездить на дачу к другу. Чтобы в электричке не скучать, он взял с собой книгу. Напротив сидела девушка, уставившись в окно. Он вспомнил сон и не решился обратиться к ней. Они вышли на одной и той же станции и направилась в одну и ту же сторону, подошли к одному и тому же дому. Оказалось, что это – знакомая жены его друга. А друг, когда они разводили огонь в мангале, предупредил, чтобы он не удивлялся и не пытался развеселить их гостью, так как она год назад потеряла своего парня в автокатастрофе…

Возвращались в город вместе. Ожидая электричку, зашли в вокзальное кафе. Прилипший к оконному стеклу лист вновь напомнил ему о сне. Она была молчалива, пока он не достал книгу. У неё удивлённо взлетели брови, и она попросила посмотреть её. А когда, раскрыв книгу, увидела исписанный лист, разрыдалась… Позже, успокоившись, она рассказала ему, что это – любимая книга её друга, и она вложила своё послание в неё после трагедии… для него…

Как книга оказалась на книжном базаре, для них теперь было неважно… Началом всех концов закольцована память концом всех начал…

Gus_Eva

Я не люблю, когда мне врут, но от правды я тоже устал,

Я пытался найти приют, говорит, что плохо искал.

И я не знаю, каков процент сумасшедших на данный час,

Но, если верить глазам и ушам, – больше в несколько раз…

«Кино»

Осенний дождь шёл под крышей неба, а бабка Люся, не оглядываясь по сторонам, ковыляла вдоль забора. Только изредка вытягивала голову, пыталась заглянуть поверх колючих стеблей, оплетающих ровные доски или, на худой конец, между ними. Но в заборе не было прорех. Он глухо охранял свои тайны от тех, кто хотел за него заглянуть.

А дело было в пышущей от удовольствия Славке, что не так давно зашла в калитку дома и вот уже полчаса как не выходила. Она долго собиралась, укладывала локоны на разные проборы, то вправо, то влево, которые, по правде если, не отличались густотой. А бабка Люся наблюдала за ней и недоумевала, что же случилось у Славки, что она так прихорашивается.

А оказывается, вот как. Ушла за забор и не выходит. Не выгоняют её. Давно за домом закрепилась нехорошая слава. То говорили, что сосед, который из города приехал, сидел долго то ли за убийство, то ли за грабёж. И так он привык одному быть, что не выносит общества и разговоров. Не перекинется с соседями и словом. Не расскажет, как ветер нынче разошёлся или жара на дух не переносится. Не расскажет и об огурцах, что давно просятся в банки на засолку. Давно уж в бочки не солят. Молодёжь по новым рецептам совсем скоро старух слушать не будет. Интернет везде.

То ходили байки, что сбежал сосед из другой страны, где он денег задолжал. Да так задолжал, что порешить его решили. Вот теперь и сидит в своём дворе, скрывается ото всех. А Славка девка ещё и не мыслит, что бывает и что ребёночки рождаются от разговоров и походов по гостям.

Мамка-то не вразумит кровиночку, совсем домой не приходит. Со своим новым ухажёром жизнь устраивает. Там и машина дорогая, и потолки новые, которые красить не нужно. Вроде рядом, а будто на другой стороне жизни живёт. Придёт, носом покрутит. Вещи, продукты оставит, посидит, как неродная, у порога – и обратно.

Смотри да смотри за молодыми. Когда успели сговориться? Телефон забирала, со двора не пускала, по надобности только. И всё равно успели дорожки пересечься.

Бабка Люся причитала, вокруг забора ходила, да не выходила. Славка сама вышла. С улыбкой на губах и застывшим восторгом в карих глазах. Не заметила ни бабку, что ей кричала, остановить пытаясь да расспросить, ни соседей, что к этому времени уже в окна заглядывали да возле своих калиток околачивались. Прошла мимо – и была такова.

Так я сидела на скамейке в парке, смотрела на парочку молодых влюблённых напротив и вспоминала бабушку Люсю и её рассказ про соседа и мою давнюю подругу Славу… И так тепло на душе сделалось. Вроде и нет давно бабки, а тепло ощущается. А Слава замуж рано вышла, детей родила, двойняшек, скоро в школу пойдут, и муж её любит…

Наталья Ясницкая

Вот не повезло:

Ты упала в мир.

До твоей звезды

Миллионы миль.

Миллионы миль,

А этот мир чужой,

Это мир людей,

Притворись своей!

«Агата Кристи»

Она часто задумывалась: какая же фея и почему не пришла к ней, когда она родилась? Вроде бы личико миленькое: глазки голубые, весёлые, брови как нарисованные, чёрные, густые ресницы. Улыбка обаятельная, ямочки на щеках, придающие особый шарм. Слегка неправильный прикус создаёт милоту. Русые кудряшки всем нравятся.

Заразительный смех, манера общения и разговора привлекают внимание.

Но… Какая же фея не пришла к ней в её день рождения?.. Все люди как люди. А у неё левая ручка на восемь сантиметров короче правой.

Однако не только фея забыла к ней прийти, мать и отец «забыли забрать» её из роддома. Хорошо, сестра отца оказалась порядочной, сердобольной, бесконечно доброй: удочерила малышку.

Конечно, она называет её мамой. Лучшей мамы на свете не сыскать. Сколько сил, времени, средств потратили приёмные мама и папа на медиков, пытаясь решить проблему с ручкой.

Наконец один известный врач, светило, посоветовал:

– Пока ещё наука не достигла высот в данном вопросе. Не то время. Эх, родилась бы попозже. Наверное, всё исправили бы. Советую адаптировать девочку к жизни: учите маскировать руку свободной одеждой, носить на плече сумку и держать на ней руку, выберите для неё профессии, не связанные с физическим трудом.

С детства её учили языкам… Французский, немецкий, английский, итальянский… Как ни странно, легко дались арабский и японский.

Она любила музыку, окончила музыкальную школу, играла на флейте и хорошо пела.

Благодаря родителям, помимо языков, выучилась на юриста и экономиста. Имея способности к языкам, могла бы свободно работать переводчиком или устроиться где-то за рубежом.

Но короткая ручка ограничивала многие возможности, плюс девушка никак не могла побороть в себе зацикленность на физическом недостатке.

Она с подругой часто ходила в ночной клуб, любила слушать живую музыку. Одноклассник, который выступал с группой музыкантов, приглашал её исполнить какую-либо композицию, зная красивый, немного хрипловатый сильный голос и способность увлечь публику.

В клубе девушки познакомились с молодым мужчиной, который стал ухаживать за ними. Приятельница рассказала новому знакомому, когда он восторгался голосом певицы, о её проблеме.

Мужчина воскликнул: «Беру её с руками, ногами, языками. У нашей фирмы много контрактов с другими странами. Мы и мечтать не могли, чтобы получить настолько уникального сотрудника, сведущего и в юриспруденции, и в экономике!»

– А рука, она же не будет подписывать ею ничего, – добавил он, – свободная одежда скроет. Будем надеяться, наступит час, когда медики научатся наращивать кости. Я потрясён пением девушки. Уникальная личность, редкость.

«Ну и что, раз рука такая, – подумала она. – И с таким недостатком прорвусь в жизни благодаря родителям и хорошим людям на своём пути. Видимо, не фея не пришла, а я поспешила родиться».

Ирина Ширяева

Всё, что осень нагадала,

Не сбылось, ты так и знай.

Колыбель в ночи качалась:

Для тебя – забава, мне же — через край…

Мне же через край, через край…

«Калинов Мост»

В маленьком городе жизнь течёт неспешно. Все друг друга знают. Девчонки мечтают о принцах. И однажды принцы приезжают в провинцию. С концертом. Толпы девчонок визжат от восторга, караулят музыкантов у гостиницы, лезут через ограждение стадиона, оттесняя охранников.

Она не лезла. Она – не толпа. Она вообще – дочь мэра. В музыкалку со скрипочкой, в библиотеку, на бальные танцы и в художественную школу – вот и все её дороги.

Подружка такая же – не от мира сего. Заслуженная золотая медаль.

Первый поцелуй на рассвете – в день выпускного. Парень давно её любил, ей же просто было интересно, как это бывает. Получилось слюняво, пошло и противно. Потому что чувств с её стороны – ноль. Только любопытство.

Неожиданно для всех осталась в родном городке. Закончила медучилище, потому что университетов в городке не было. А дома – ежедневная практика. Лежачая больная, бабушка. Сиделку нанимали только на те часы, пока девушка училась. Это была не жертва, это была любовь. Бабушка умерла, а у внучки жизнь по-прежнему была несовременной. Дорожки – в библиотеку и в парк с мольбертом. Рисовать по-прежнему любила.

А его группу она слушала. Восхищалась. Но знакомиться не стремилась. Папа принёс ей билет в первом ряду. Подарила цветы. Солист группы заметил её со сцены – хорошенькая, но грустная. И несовременная какая-то. Платьице в цветочек, не хватает только белых носочков, чтобы совсем уж ретро.

На следующий день он «замаскировался»: надел обычные джинсы вместо обожаемых белых брюк, солнечные очки с тёмными стёклами. И пошёл гулять по городу один. Зашёл в кафе выпить кофе. А за столиком – она. Одна. Перекинулись парой слов. Он снял очки.

Она поразилась тому, какого необычного цвета у него глаза. Жёлтые! Янтарно-медового оттенка, с небольшими вкраплениями коричневого и зелёного. Она никогда не видела таких глаз у людей. Только у кошек.

Выпила кофе, встала и ушла. Парень вышел за ней, хотел проводить. Она сбежала – прыгнула в подъехавший автобус, тот быстро закрыл двери. Испугалась собственных чувств. Кто он? Звезда. А она? Медсестра из провинциальной больнички.

На следующий день у неё был выходной. И она рисовала в парке золотую осень. Он подошёл со спины: «Как здорово у вас получается… Не с фотографической точностью, а с душой. Лучше, чем в натуре. Личное отношение чувствуется, грусть о том, что скоро вся эта красота опадёт, а впереди зима».

А вечером она вновь пошла на их концерт. Потом они долго гуляли в парке. И целовались до самозабвения. А ночью ей снились его кошачьи глаза.

Он предложил ей поехать с ним на гастроли. Она упросила больничное начальство уволить её без двухнедельной отработки. А дальше был Витебск. И она ощущала себя парящей над городом в стиле Шагала.

И были три месяца счастья. А потом его кошачьи глаза остыли, уже не светились при взгляде на неё. Её стремление устроить кочевой быт не ценилось, отношения тяготили. Она спросила напрямую: «Ты хочешь, чтобы я уехала?» Его молчание было весьма красноречиво.

Вернулась домой, работала в больнице. Была счастлива, узнав, что беременна. Ему ничего не стала сообщать. А зачем? Если она ему не нужна, то ребёнок не нужен тем более. Зачем вставлять палки в колёса тому, кого она любит?

Дочь унаследовала его кошачьи глаза. И с колыбели не агукала, а пела. Она пела на всех концертах в детском садике и в школе, выигрывала городские и областные конкурсы.

А потом сказала матери, что поедет в Москву, на шоу «Голос». Мать даже вздрогнула, узнав, какую именно песню девочка выбрала для отборочного тура. Её пел когда-то её отец. Давно, на излёте прошлого века. Девочке очень хотелось пройти отбор, чтобы заявить о себе. Её маме хотелось, чтобы Он услышал девочку. Лучше всего, конечно, чтобы он был в жюри. Ну, или пусть хотя бы в зрительном зале сидит.

Да пусть хотя бы и по телевизору…

Ирина Евгеньевна Ломакина

Где блукают вкруг да около,

Называя жабу соколом —

веры на пятак.

Где согласных на «и краткое»,

Превращают острым в гладкое,

ставлю «твёрдый знак».

«Алиса»

Конец 60-х и начало 70-х двадцатого столетия… Обострение советско-китайских отношений… Государственная программа усиления укрепрайонов на Дальнем Востоке… Среди сопок в падях (долинах между сопок) разбросаны отдельные батальоны Дальневосточного военного округа… Типичная картина: две казармы, столовая, пара деревянных двухэтажных домов для семей офицеров… Вода – на водовозке… Свет – в керосиновой лампе… Тепло – в печке…

По будням старенький зиловский автобус возит в школу стайку ребят 8—14 лет в ближайшее село. Автобус часто ломается, и домой ребятам приходится добираться пешком или на попутном транспорте – от уазика до бэтээра… Весело и познавательно! Хуже, когда идти приходится пешком… Путь – неблизкий, скучный, но выручают игры… Самая подходящая и любимая – казаки-разбойники! Вот где раздолье прятаться! Вдоль дороги достаточно разросшихся кустарников, разнотравье – по пояс, а чуть дальше – заброшенные и обновляемые доты (ДОТ – долговременная огневая точка, отдельное малое капитальное фортификационное сооружение из монолитного или сборного железобетона, камня на растворе, железных балок с арматурой и броневых закрытий).