Читать книгу: «Не просто Михалыч…», страница 3

Посмеялись, еще немного поговорили. Потом он сказал, что у него дела. Да и смысла особого не было держать его рядом со мной, пока Дмитрий, сын Михалыча, добирался до Павелецкого непонятно с какого района Москвы. Вот только малюсенький нюанс, прежде чем закончу описание данного эпизода – если уж совсем откровенно, то я по укоренившейся привычке «суди других по себе», в глубине души ожидал: «сейчас М. поинтересуется, были ли сложности с лишним весом, и предложит компенсировать возможные траты».

Не-а, я оказался сильно хорошего мнения о парне, которого вроде бы знал с его раннего юношества. Даже если он был уверен, что я откажусь категорически, чисто символически из элементарной вежливости можно ведь было задать подобный, буквально напрашивающийся, логичный вопрос?

Вместо этого он перед «убегом», уже начиная делать шаги в сторону, выпалил: «если нужна будет помощь, звони в любое время».

Ага, щас!

У туркменского народа есть емкая пословица с глубоким философским смыслом «сорап беренинден, уруп беренин ягшыдыр». Дословный перевод прозвучит очень коряво «лучше предоставить с побоями, чем с расспросами». Поэтому приближенный к текущему контексту смысл одного из аспектов поговорки – «хочешь помочь, не спрашивай – как, помогай». А также, с данной туркменской пословицей перекликается русская поговорка «горек хлеб с попреками».

Кроме того, у меня твердый жизненный принцип не говорить о своих подобных пустяковых затруднениях даже верным друзьям, не говоря уже об хороших или «шапочных» знакомых. Вполне объяснимо с учетом этих двух аспектов, что я не стал бы звонить ему ни под каким видом, даже если только что спустился с трапа самолета и впереди маячит кажущаяся неизвестность – будет ли у меня кров и хлеб…

И нет, я совершенно не расстроился и даже не огорчился, лишь сказал ему со скрытой иронией: «да, брат, совсем ты стал столичным жителем». Мою реплику он, естественно, не понял и, тем более, не принял на свой счет.

Затем я едва успел выпить остро необходимое мне с утра кофе (пусть и самое-самое дешевое), которое с большим трудом умудрился добыть из «кофемата» – каюсь, не дружен я с новомодными гаджетами, когда на вокзале появился Дима. С ним-то у меня пошел более теплый и товарищеский разговор. Пока я доставал из чемодана посылку, предназначенную ему и Лене, он успел несколько раз поинтересоваться – где я остановлюсь, поехали к нам, куда тебя отвезти, сколько дней ты здесь пробудешь…

Естественно, я успокоил его – меня ждут, все в порядке, никаких проблем.

Затем уже непосредственно перед расставанием он спросил: «Чем помочь?». Подчеркну – не «если будет нужна помощь», а конкретно «чем?». Более того, у него вопрос прозвучал настолько мягко и с ненавязчивой тактичностью, что у меня не возникло и тени сомнения – интересуется без фальши, реально волнуясь за меня, и не рассчитывает на отрицательный ответ.

С настоящим мужиком надо обращаться по-мужски, поэтому у меня невольно вырвалось туркменское выражение «достойный сын достойного отца». Конечно, тут же пришлось пояснять, видя его недоуменный взгляд, суть этих четырех слов несколькими полновесными фразами…

И только потом, собравшись с духом, сказал вполголоса: «Дим, мне бы рублей пятьсот на несколько дней». Дмитрий тут же полез в карман за бумажником, достал оттуда деньги и протянул их мне со словами: «пятьсот Вам может не хватить, возьмите две тысячи».

Поясню вдобавок, почему я вообще, вопреки своему обыкновению, заикнулся о необходимости малой доли наличных – за мной точно «не заржавело бы», через день или тем же вечером собирался скинуть ему деньги на телефон. Кроме того, я еще в Ашгабате знал, что из Москвы обратно повезу ответную посылку от детей их отцу, поэтому перед отъездом еще раз увиделся бы или с Дмитрием, или с Еленой стопроцентно. То есть, отдал бы тот многозначный «долг» («дорог не подарок, дорого внимание») в любом случае.

Мои московские недели пролетели стремительно, и за несколько дней перед выездом в аэропорт Домодедово я позвонил Лене, чтобы узнать: «куда и когда заехать за посылкой?». Она в ответ сразу же уточнила: «сколько килограммов мы можем отправить?».

Лен, обратно еду с пустым чемоданом, так что все килограммы ваши…

Хорошо! Ваш рейс когда, чтобы мы привезли вещи прямо в аэропорт?

Да не беспокойся, я сам могу к тебе домой заехать.

Ничего страшного, мы с Димой приедем прямо перед регистрацией на рейс.

Я их не хотел затруднять, чтобы они не мотались несколько часов до аэропорта и столько же обратно, а они – меня. Вот и приехали в полночь в Домодедово, причем в условиях рекордного снегопада начала декабря 2022 года с жуткими «пробками» на подмосковных автотрассах. Снова акцентирую для большего эффекта – это у нас в Ашгабате аэропорт расположен в границах города, то есть, с любой окраины даже на общественном транспорте можно добраться до него всего лишь за единственный час. В Москве приехать провожать случайного гостя прямо в аэропорт – тот еще поступок, не так ли?

Первым делом при встрече с ними, как только обменялся рукопожатием с Дмитрием, я протянул ему приготовленные две тысячи рублей. Он в ответ чуть ли не отпрыгнул от меня, на полушаге с недоумением взглянув на меня: «это что, с какой стати?».

Стой! Я у тебя занимал в день приезда, долг возвращаю.

А я уже забыл об этом…

Ого! У меня снова чуть не вырвалось «достойный сын достойного отца», или «яблоко от яблони недалеко падает». Поясню – это отличительная черта характера самого Михалыча. Если он кому-то из близких товарищей одалживает, он обычно крайне редко напоминает об этом, и терпеливо ждет, пока у должника наладятся дела. Чтобы тот вернул долг, когда вспомнит о нем сам. Похоже, такая совсем «не современная» и не сильно распространенная в нынешнее суровое время манера поведения передалась по наследству от отца его детям. Я бы подчеркнул – еще одна яркая характеристика царящей в семье необычной ауре взаимопонимания и умения принимать наглядный пример отношений к людям, к себе и своему окружению по неформальному принципу «делай, как я».

Теперь перекинемся в Ашгабат, точнее, к разговору уже с их младшей сестрой Ниной и ее отношением к вопросам логистики, простите уж мой уважительный юмор. В Домодедово через Интернет Лена сконтактировала с ней, и она тут же спросила-предложила: «он когда прилетает? Встречу прямо в аэропорту, чтобы он не таскался с тяжестями».

Нин, не волнуйся, привезу тебе домой или заберешь в городе.

Ничего страшного, могу приехать в аэропорт.

Рейс прибывает в Ашгабат в два ночи, спи спокойно.

Все равно буду встречать.

Не будешь.

Буду!

Нин, успокойся, мой самолет приземляется не в Ашгабате, а в Туркменбаши.

Напомню – в период пандемии из-за возможного карантина прибывающих в Туркменистан пассажиров большинство международных авиарейсов перенаправлялось в этот портовый город на берегу Каспия, за пятьсот-восемьсот километров от столичного Ашгабата. Словом, только этим неопровержимым аргументом удалось убедить Нину не волноваться и отдыхать спокойно…

Подытожить нравоучительной фразой, чтобы завершить повествование? Надо ли, ведь порой логично оставить многоточие, и позволить слушателям и читателям сделать свои выводы?

У туркмен есть многозначительная поговорка-пожелание «перзентлерине гувванмак миессир этсин» – «чтоб ты мог гордиться своими детьми». А также ряд иных высказываний «сын похож на отца», «дать подобающее воспитание потомкам», «не посрамил род», и так далее…

Я на что-то намекаю? «Имеющий уши да услышит, умеющий думать поймет без подсказки»!

Отдельного и очень уважительного и трепетного упоминания заслуживают родители Александра Михайловича. Отец Михаил Савельевич в наиболее тяжелые годы войны стал командиром партизанского отряда на Брянщине, затем, после освобождения родных мест, вступил в ряды Красной Армии и с боями дошел до Лиепаи. Позже был комиссован после тяжелого ранения. Разумеется, имел боевые награды за ратный труд, но, по словам Саши Супанько, крайне редко упоминал о них, в частности, и очень неохотно вообще говорил о войне. Сказались раны и перенесенные фронтовые тяготы, скончался рано, в первые годы после войны.

Мать Матрена Алексеевна Супанько также не осталась в стороне от общей беды, и тоже партизанила. Как когда-то вскользь обмолвился Саша: «ходила по деревням прямо под носом у немчуры».

В первый раз, когда Михалыч заговорил о деяниях своих родителей, обстановка не располагала к подробным расспросам, ведь дело происходило во время зимней ночевки, после восхождения на гору Айры-баба. Поэтому, что называется, я всего лишь сделал зарубку у себя в памяти – «как-нибудь потом вернуться к этому разговору и узнать подробности».

Признаюсь также, что уже тогда обратил внимание, как Михалыч выпрямился, хотя до этого сидел, согнувшись в неловкой позе, у вечернего костра, и горделиво сверкнул глазами. Затем время от времени он также мельком, но все с той же неугасающей гордостью, теплом и сердечной признательностью много раз в наших с ним дружеских длительных беседах с гордостью подчеркивал: «матери вручали Благодарственные письма от Президента Российской Федерации за ратный труд, посвященные юбилеям Великой Победы». Откровенно говоря, я не обращал особого внимания – в какие годы, и за подписью кого именно, лишь от души радовался вместе с ним. И каждый раз ненавязчиво выводил дружескую беседу в нужное русло, узнавая все более новые подробности.

Кроме того, Саша был бы не Саша, если бы и в такую серьезную тему не внес хорооошую дозу юмора. Поэтому, уже завершая написание данной книги, я целенаправленно поехал к нему в гости, чтобы уточнить нюансы. Теперь настало, как витиевато любила выражаться легендарная Шахерезада, подходящее время для продолжения дозволенной речи …

К Пятидесятилетию Великой Победы, когда уже шел «парад нейтралитетов» и многие ветераны Великой Отечественной Войны и труженики тыла остались жить далеко от России и вне ее в бывших союзных республиках, Матрене Алексеевне вручили Благодарственное Письмо за ратный труд за подписью Президента Российской Федерации Бориса Ельцина. Насколько я понял, как раз это обстоятельство и растрогало и ее саму, и ее потомков: «не забыли, помнят, несмотря на развал громадного бывшего Советского Союза и на новые границы». Причем тогдашний посол России в Туркменистане даже зашел к ним в гости домой, чтобы лично вручить Письмо и персонально поблагодарить за мужество в борьбе с грозным врагом. Как раз в той неформальной беседе дипломат поинтересовался: «российское гражданство не думаете оформлять?».

Все присутствующие члены семьи чуть ли не хором ответили: «давно собрали пакет документов на нас всех, вот только наша очередь в консульстве пять тысяч какая-то. Неизвестно, когда дойдет…»

Посол спокойно ответил: «не ждите, завтра зайдите в посольство».

Конечно, я не уверен, что они именно назавтра пошли в указанное труднодоступное из-за наплыва посетителей учреждение, но наверняка очень скоро, скоро…

Где здесь юмор? Дальше я перекину слово самому Михалычу: «как мне потом рассказывали, там сидела фифа с золотыми перстнями на каждом пальце и с толстенным колье на шее, которая общалась с людьми по-хамски, чувствуя себя вершителем их судеб. Она сквозь губу сказала моей матери – «чего вы пришли, когда ваша очередь, тогда и приходите!?»

Мама женщина мягкая и скромная, не сторонница конфликтов, стояла в стороне в платочке, и начала было говорить своей невестке Рае (сопровождавшей ее на прием): «может, пойдем и придем потом?».

Добавлю от себя: ведь уже одно это яркое свидетельство незаурядных качеств героической личности, которая не собиралась демонстрировать свои заслуги и требовать заслуженного признания и уважения хотя для «подать документы вне очереди». Подчеркну, свойственное и ее сыну, самому Саше Супанько…

К сожалению, в реальной жизни не всегда рядом с ними в необходимый момент стоит тот, кто может постоять за них, не стесняясь в выражениях или интонациях.

«Тут вмешалась Рая, и удержала ее».

Михалыч, как всегда, так убедительно и красноречиво начал рассказывать, что там дальше произошло, что я вновь как будто стал непосредственным очевидцем разыгравшейся жанровой сценки. Раиса хорошо поставленным голосом школьной учительницы начала выговаривать той зарвавшейся консульской чиновнице: «что Вы себе позволяете? Имейте уважение к посетителям! Если бы нас не пригласили, мы сюда, конечно, не пришли бы».

Полагаю, это вызвало эффект внезапно разорвавшейся бомбы. Ведь остальные посетители вели себя довольно-таки робко, опасаясь нарваться на пресловутые «приходите завтра, у вас документы неправильно оформлены – запятая не в том месте, точки разбросаны по тексту, почему черной ручкой, когда нужна синяя, подождите за дверью», мало ли надоедливых отговорок в запасе у чинуш и бюрократов.

Внезапный шум в коридоре услышал Посол, кабинет которого располагался не так далеко от центра событий. Конечно, надо отдать ему должное, он быстро вышел, чтобы узнать причину жаркой дискуссии. А затем дал такой втык подчиненной, что грубость со стороны офисной дамы мгновенно сменилась «искреннейшей» вежливостью.

Дальше снова перекину слово самому Михалычу: в жаре рассказа он привстал со стула, изображая полупоклон, который продемонстрировала та особа: «через несколько дней она сама позвонила и очень вежливо попросила «я уже все документы подготовила, пусть Александр Михайлович придет в любое удобное для него время и подпишет свое заявление»…

Теперь оставим этот эпизод и продолжим повествование. Хотел я переспросить у самого дядь Саши: «расскажешь что-нибудь о подвигах родителей, чтобы я включил это в книгу?», так он вполне ожидаемо ответил: «да нет, они и нам ничего не рассказывали, практически не упоминали о тех годах».

Затем с улыбкой продолжил: «Приходилось деда просить, чтобы он о войне начал говорить. Хотя и его сначала надо было пытать. Ну как пытать – поставишь пузырек, чтобы выпил, и только потом пробивала болтливость…».

В порядке иллюстрации очень сжато Михалыч поведал крайне любопытный факт: «Дед Алексей Никифорович Кулагин, 1861 года рождения, участвовал в японской войне. Вернулся оттуда, затем воевал в Первой мировой войне, попал в немецкий плен в 1914 году. Приехал домой в 1920 году. Затем в период Великой Отечественной Войне фашисты снова повезли его и еще одного старика в концлагерь, в повторный немецкий плен. Так эти боевые старики ухитрились обмануть охранника, и убить его (Михалыч усмехнулся и подчеркнул – «утопили в бочке с водой, в которой он мылся»). Затем сбежали, выпрыгнув из теплушки по ходу движения поезда. Дед вернулся домой зимой за тридцать километров босиком, и до освобождения потом прятался, не попадая на глаза оккупантом».

Даже такой очень сухой рассказ о многом говорит о личности и самого деда, и о том воспитании, которое было в роду. Михалыч завершил, сверкнув глазами: «Деду тогда было восемьдесят лет!».

В завершение единственной строкой – существует известное высказывание-пожелание «не посрамить рода своего». На мой взгляд, оно свойственно всем известным мне членам династии Супанько…

Домашние питомцы

«Зачинается рассказ…»

Крохотное отступление: довольно-таки распространенное мнение среди многих народов разной степени развития – и чересчур «урбанизированных», и «все еще сельчан», что по отношению человека к животным и к детям возможно с большой точностью сделать выводы о личности этого самого человека. В моем персональном случае это не просто бездумное следование общепринятым поверьям, а практически научный анализ и вывод из собственных исследований. Поясню неосведомленным читателям: по первому образованию я биолог, со специальностью «сотрудник заповедника». Более того, моя дипломная работа была связана с элементами зоопсихологии.

Поэтому легко понять, что давно подметил импонирующую мне черту характера своего героя. С первых дней нашего с ним близкого знакомства, если, конечно, отбросить в сторону период «шапочного», когда еще не осмеливался запросто ходить в гости к нему домой, обратил внимание на факт: у Михалыча всегда и везде были свои питомцы в виде домашних и «не очень прирученных» животных.

Что за странное замечание?

Про его удивительного любимца, экзотического не только для степного Туркменистана, но и во многих иных странах, многометрового питона далее будет отдельный очерк. А сейчас хотел бы привлечь внимание читателей к свинье…

Хрюня

Да нет, не спешите поднимать брови вверх в недоумении «Нашел, чем удивить!? Их на любой ферме десятки». Речь-то не об обычной хавронье, а о дикарке Хрюне.

Впервые о ней я услышал лет двадцать пять назад, когда мы с Курбаном и Михалычем мастерили плот из «баклажек» на насосной станции восточнее бывшего совхоза «9 Ашхабадских комиссаров» (новое название населенного пункта вряд ли известно кому-то из бывших и нынешних ашгабатцев). Долгие летние дни и вечера у нас тогда проходили в бесконечных дружеских беседах и поучительных байках «непосредственно из жизни».

В какой-то из дней Саша заговорил о своей любимице Хрюне и ее встрече с громадным алабаем (среднеазиатской овчаркой) на площадке между домиками той самой «насоски».

Так получилось, что в ходе одной из своих охот на кабанов, на которых он охотился (сорри за тавтологию) с большим азартом, с искренней страстью и очень даже умело, Михалыч подобрал в камышах живого дикого поросенка с четкими полосами на спинке. То есть, совсем маленького. Привез его к себе на работу, где у него было что-то вроде фермерского хозяйства – небольшие пруды с рыбой и, чуть поодаль, просторная бахча и небольшой огород с «укропом и петрушкой». Выкормил питомца, который через несколько месяцев или через год превратился в крупную, ладную свинушку, бегавшую за своим хозяином как ручная собачонка. Насколько помню его рассказы, для нее был подготовлен какой-то специальный закут-загон, однако она всегда бродила вокруг насосной станции свободно, даже не помышляя уходить сколько-нибудь далеко.

Затем в какой-то из дней мимо по дороге проходил чабан, кош¹ которого был расположен недалеко от данной станции и далековато от села. При этом его сопровождал алабай, которого, как выразился Саша, хозяин вроде даже тренировал для будущих собачьих боев. Увидев в стороне Хрюню, этот мужик решил «дружески» предупредить: «хей, убэри свинья. Собака злой, загрызет».

Михалыч ответил: «пусть попробует». И крикнул: «Хрюня!». Представьте себе вытянутый треугольник, в условных вершинах которого стояли участники данной курьезной сценки.

Хрюня что-то искала, роясь в корнях густых зарослях, и чавкала там чем-то найденным в ходе раскопок, но, едва услышав голос хозяина, подняла голову и устремилась напрямую к нему, не обращая ни малейшего внимания на «грозного» пса. Она бежала, оставив слегка в стороне чабана с его собакой, то есть, вообще мимо, не к ним.

Пес с визгом, поджав хвост, ломанулся вбок, при этом повернув голову назад и не отводя взгляда от «атакующего» дикого зверя. Естественно, он не заметил растущие камыши на своем пути и воткнулся в плотные заросли на полном ходу.

Вот теперь нужно передать слово Михалычу, но прежде остро необходимо оттенить его умение рассказывать, точнее, «показывать», в деталях и красках, происходящее и произошедшее. Что превращает его в уникального и непревзойденного балагура и рассказчика. Он ведь именно показывает все действо – жестами, интонацией, отклонениями в сюжете, поэтому слушатель мгновенно превращается в свидетеля и прямого очевидца событий, даже если он «и рядом не стоял». Соответственно, это еще одна весомая причина, почему его байки не всегда получается, если вообще удастся в будущем кому-либо из возможных слушателей-писателей, переложить в оформленные строки очерков и коротких рассказов.

Как передать словами «запахи и интонации», подскажите, пожалуйста!

Возвращаясь к описываемому эпизоду, вернее, к стилю повествования Саши. Он вскочил с места, слегка повернул голову и вроде даже уперся подбородком в свою грудь, и, работая локтями, «показал»: «алабай врезался в камыши и еще больше перепугался. Что-то его держит, а посмотреть не получается, не может повернуть голову вперед – шею зажало в повернутом положении. А ноги продолжают бежать, мелькают как шарниры паровоза».

В этом месте беседы для наглядности Михалыч усиленно заработал локтями – показать, как именно дергались ноги собаки.

«Хрюня бежала ко мне, вовсе не к нему. Я повернулся к хозяину алабая и спросил: «что, кто кого загрыз?» Тот выругался, не на меня, на своего пса, подошел к нему, схватил за ошейник и пинками погнал впереди себя…».

К моему огорчению, дядь Саш с долей печали и грусти вдруг закончил байку неожиданным: «через некоторое время Хрюня умерла. Ей что-то подкинули, она отравилась и долго мучилась, пока не скончалась…».

Возможно, это событие произошло чисто случайно, без всякой связи с вышеописанным эпизодом. Но что-то мне не верится в подобные совпадения. Скорее, «несчастный случай» походил на происки уязвленного самолюбия, не буду уж уточнять кого именно. Но что называется, не пойман – не вор, предполагать можно все, что угодно…

Очередное краткое отступление – «врезка», на этот раз затрагивающее аспект «из другой оперы», вроде бы не относящийся ни к главной линии всего повествования, ни к развитию сюжета текущей байки. Когда поставил кавычки в предыдущем абзаце, совершенно непредсказуемо для меня самого случилась известная многим авторам ситуация из разряда «начиная беседу, никогда не знаешь, на какую кривую тебя вынесет творческая фантазия, до каких «эк, куда тебя занесло» областей унесет зажившее собственной волей развитие байки.

Так как поймал себя на удивившей мысли, вдруг осознав – а ведь действительно, он и здесь оставил свой след!

Уверен, что и Михалыч крайне был бы ошарашен, заикнись я когда-нибудь при нем о том, что и сам понял в полной мере только что.

О чем это я?

Несколько лет назад Дмитрий Маслов, самодеятельный ашгабатский поэт и исполнитель авторских песен, в комментариях к ленте моих записей в социальной сети Одноклассники высказал уж очень лестное мнение: «у него узнаваемый авторский стиль, особенно хорошо удаются описания природных явлений». От неожиданности у меня тогда вырвалось: «а разве я тебе говорил, что специально изучал творчество Михаила Пришвина или Константина Паустовского?».

Нет, я сам догадался, – последовал ответ Дмитрия.

До этого случая я никогда и никому не рассказывал, что в течение многих лет изучал и продолжаю изучать целенаправленно стили многих известных людей «как работать со словом», а также манеры малоизвестных и собственным соседям «говорунов». В порядке иллюстрации – внимательно присматривался к творчеству писателей Пришвина, Паустовского, Ираклия Андронникова, Владимира Солоухина, известных журналистов Икара Пасевьева (постоянный корреспондент туркменской центральной газеты «Туркменская искра», позже сменившей название на «Нейтральный Туркменистан», и ряда других местных изданий) и Василия Пескова. Чуть ли не с научным подходом присматриваясь к их манере «складно укладывать слова в единую нить» с дальним прицелом (пусть и казавшимся фантастическим для отшельника из азиатской полупустыни) выработать собственный стиль изложения в стиле «разговоры от первого лица, беседы с глазу на глаз». Должен также с некоторой долей «нескромности» упомянуть, что мои собственные книги, начиная уже с первых робких опытов, выстроены в стиле восточного народного сказителя. К примеру, частенько (почти всегда) использую «а теперь время прекратить дозволенную речь» вместо европеизированного и сухого «заманушного» «продолжение следует»…

А также, опять-таки «с карандашом в руке» (в прямом и переносном смыслах) я присматривался к методам работы и умению общаться с публикой неповторимого Михаила Задорнова. Учился и у многих и многих рассказчиков и записных болтунов (это ведь не одно и то же, не так ли?) умению захватить интерес слушателей и удержать его до тех пор, пока это необходимо автору. С недавних пор, ну как с недавних, с десяток последних лет уж точно, стал внимательно отслеживать стили общения Владимира Путина и Сергея Лаврова, ловя их меткие словечки и остроумные высказывания при выступлениях на разных уровнях – от общения с обычным народом до ответов на провокационные вопросы журналистов из недружественных стран на пресс-конференциях.

Также, в конце концов, выработал и полезный, и крайне эффективный навык вовремя останавливаться и перестать разводить «тары-бары-растабары», когда начинает угасать внимание аудитории.

После такого экскурса позвольте заявить, что Александр Супанько, пусть и по моему субъективному мнению, стоит в одном ряду с упомянутыми мастерами художественного и «не очень» слова. Также должен отметить, что у него на удивление грамотная, выверенная даже в стилистическом плане, русская речь с громадным словарным запасом. Даже если он не использует чересчур литературных выражений, которые скорее неуместны в повседневной жизни.

Теперь позвольте вернуться к той самой Хрюне и отношению к ней Михалыча. Впрочем, в данном случае меня как автора больше интересует скорее не сама свинушка, а неповторимый стиль рассказчика. Саша наверняка сильно удивится, если и когда узнает, что в глубине души считаю его одним из своих учителей в словотворчестве. Хотя, впрочем, он никак не мог бы догадаться ранее, так как, подчеркну еще раз – этот факт я сам осознал в полной мере лишь теперь, только когда работал над данным очерком.

Прежде чем вернуться к нити повествования, хотел бы напомнить великолепное эссе Константина Паустовского «Золотая роза Шамета», где автор сравнивал работу писателя с тяжким трудом золотоискателя: «порой в поисках единственно верного слова приходится перелопачивать тонны словесной руды».

У Михалыча такие словечки, меткие фразы, переиначивания широко известных выражений, сталкивание и соединение в одном предложении вроде бы несочетающихся понятий, случаются по десятку, а то и по два, в день. Да и Татьяна, его нынешняя подруга, также в любой момент может сказануть что-то эдакое, от чего иные чувствительные уши могут свернуться трубочкой. А следом раздается громкий смех со стороны иных очевидцев. Что называется – хоть стой, хоть падай, хоть хватай перо с чернильницей и пергамент, хоть камеру смартфона включай…

Слишком много лет пролетело с момента первого упоминания о ней в нашей дружеской беседе, и я просто забыл, что случилось с Хрюней.

Затем в начале декабря 2024, я специально поехал погостить несколько дней у Михалыча на его «фазенде», где он в последние годы живет практически безвылазно «в стороне от городского шума и проблем цивилизованного общества», с конкретной целью – и самому отдохнуть, и уточнить кое-какие детали из биографии своего старшего друга и наставника.

Также поясню, что уже давно собирался написать небольшой очерк о дружбе человека и кабана, да никак руки не доходили. Поэтому в ряду других накопившихся вопросов спросил: «Сань, а Хрюня потом куда делась?».

Михалыч встрепенулся, заулыбался, и вновь буквально взахлеб начал рассказывать о своей любимице, и вновь в своей притягательной манере признанного говоруна и балагура. Оказывается, когда она вошла в возраст, то он решил получить от нее потомство и привез на насосную станцию крупного хряка. А тот, опустошив кормушку, лег в стороне и не обращал особого внимания на «возможную» невесту.

Передадим слово самому Саше? Практически дословно: «она походила вокруг, походила. Потом подошла к свину и начала толкать мордой – что, давай, так и будешь лежать?».

При этом Михалыч несколько раз дернул подбородком вперед, вверх и резко вбок, «показывая», как именно Хрюня тыкала «пятачком».

«А тот отворачивается и не поднимается с земли, наверное, побаиваясь ее. Мол, я че, я ниче, я не хочу. Все-таки ведь от нее шел запах дикого зверя. Он, наверное, испугался».

Тут Саша слегка сгорбился, поджал локти по бокам, наклонил голову куда-то в сторону, реально показывая в деталях ту забавную жанровую сценку. Вот только интонации и игру взглядом смеющихся глаз точно не смогу передать словами, поэтому, пожалуйста, добавьте капельку собственного воображения и мысленно представьте «изображение».

«Пришлось увезти «жениха» обратно его хозяину».

Все-таки Михалыч не сразу отказался от мысли получить поросят от Хрюни, поэтому через некоторое время по согласию владельца свинофермы, расположенной на противоположной от «насоски» окраине села, отвез ее туда и выпустил в широченный загон, в котором содержались несколько сотен свиней. Она первым делом подошла к длинной кормушке, расположенной в центре, подобрала весь корм перед собой, затем боком-боком передвинулась на некоторое расстояние, отодвинув других животных, и снова принялась за трапезу. Потом двинулась в другую сторону, и снова повторился цикл…

Снова теряюсь в догадках, как буквами описать стиль устного повествования Саши. Он снова продемонстрировал локти, теперь уже не поджатые к телу, а слегка оттопыренные, как будто приготовленные для бокового тарана, и заерзал на стуле, зажатом в узком проходе между кроватью и накрытым к обеду столом, на котором в тот момент сидел. При этом движении сначала чуть было не перебрался на кровать, а затем ощутимо толкнулся в стол, заставив зазвенеть посуду.

Как он сказал, в свином стаде было несколько мощных хряков, но они также в первое время не обратили ни малейшего внимания на прибывшую «гостью».

«Потом я спросил у хозяина фермы – смотри, к ней не подходят, что делать?».

«Оставь на несколько дней, сами разберутся».

Когда он приехал через несколько дней проведать свою любимицу, то заводчик свиней чуть не заорал в полный голос: «Слушай, да ну ее на фиг! Смотри, животные голодные! Забирай, и очень срочно».

Обнаружилась та еще забавная картинка – Хрюня в центре загона патрулировала вокруг кормушки, а все остальные несколько сотен свиней жались по углам загона, побаиваясь выйти оттуда в середину просторной площадки.

Конечно, Михалыч извинился перед своим товарищем и собрался забрать ее обратно на насосную.

«А как? В Уазик не посадишь – слишком резкий от нее запах свинарника, потом замучаешься отмывать машину. Поэтому показал ей рукой направление и скомандовал – Хрюня, домой! Она знала направление на насосную станцию, поэтому сразу потрусила туда, параллельно забегая в ближние кусты вдоль дороги. А я поехал следом, сопровождая».

Дальше снова приключилась любопытная история, ради которой я и решил включить дополнительную жанровую сценку с участием Хрюни в данную книгу. Точнее, с участием ее и самого Михалыча, еще точнее, с его манерой рассказывать жизненные байки.