Читать книгу: «Хранитель подземелий», страница 47

Глава 30: «Низвержение Хранителя»

Словно воспоминания из далекой юности Алагара окутали видения густого леса. Темные кроны деревьев, точно призраки прошлого, нависли над его головой. Сквозь листву проглядывало чистое звездное небо, растущий месяц освещал журчащие сквозь травяной покров ручьи. Ветра не было, животные не кричали, все застыло, будто лесные просторы были восковыми декорациями. Посмотрев на свое отражение в ручье, Алагар обнаружил себя из прошлого – юное острое лицо с чертами дворянской породы, к которой он пусть и не принадлежал, живой и горящий взгляд, выражавший гордость и жажду знаний и могущества, черные волосы, ниспадающие на широкие и костлявые плечи. Однако течение воды преобразовало его отражение точно муссон – рисунки на песке, и он встретился взглядом с преисполнившимся смирения человеком, осознавшим в полной мере свои заблуждения и пороки, черты лика его стали заметно старше, кожа – бледнее, волосы теперь стояли дыбом и светились алым светом, вот только глаза его уже не излучали столь неистовое пламя Азрога. Невдалеке от фигуры мага стояла древесная скульптура Анлариэли, окрашенная ритуальными узорами и исчерченная рунами, что скрывали таинства заветов зеленовласой девы народу, что принял ее как названную мать. Под кроной самого обширного и рослого дерева она возвышалась над Алагаром, которому до двух метров оставалось всего ничего, но все же он казался на их фоне ничтожно малым. Из-за сгрудившихся в роще стволов сосен вышел его старый друг и наставник, Третий Архимаг Хаглоры, мастер Йоши-Року. Хоть и было темно, слабый свет луны едва пробивался сквозь толщу ветвей и листвы, Йоши окружал ореол света, он словно сиял изнутри. Хаглорианец и при жизни был весьма крепок и бодр, сейчас же он выглядел совсем молодо, морщины на все так же излучавшем добродушие лице исчезли, а голос его полился словно загустевший мед из рога изобилия без намека на старческое скрежетание. Алагар с первого мига понял, что все это сон. Вот только дух наставника был более чем реален.

– Друг мой, – обратился к ученику Йоши, простирая руки к нему, посоха на сей раз при мастере не было, в духовном мире такие инструменты уже ни к чему, – как же я рад тебя видеть!

– Мастер… – Алагар сделал шаг к зеленокожему, но Йоши жестом руки велел ему оставаться на месте.

– Я пришел попрощаться, Алагар, – с отзвуками скорби молвил Йоши, – вскоре моя душа окончательно оборвет все связи с миром живых. Пришел мой черед уходить.

– То есть вы погибли, мастер Йоши.

– Да, – опустил голову дух, – я потерпел поражение в битве с Заргулом Многорогим.

Алагар изо всех сил сдерживался, чтобы не спросить о судьбе своей родственной души, любимой женщине, но он не мог себе позволить этого, дабы не проявить поневоле оскорбительного безразличия к благородному учителю, принесшему себя в жертву ради спасения мира. Призрак Йоши с легкостью догадался, какие думы могут тревожить разум того, кому он собирался передать свое дело.

– Многих унес вчерашний день, побоище было самым кровавым за всю историю Ранкора с того момента, как этот мир был назван именем павшего героя. Я горжусь тобой, друг мой, ты искупил свои прегрешения, оставшись верным своему долгу, встав в единый строй с защитниками нашего мира. Уже вашего, точнее.

– Едва ли искупил, мастер, – сжал кулаки Алагар, сцепив зубы в злобе, – я был поражен слишком быстро, чтобы сделать что-то стоящее.

– Да, – кивнул Йоши, – Варзхел подло ранил тебя. Когда я впервые встретил вас, вы казались такими схожими, юны, горячи, полны рвения и страсти, способны в магии и чисты сердцем. Вот только я ошибся, сколь разны ваши сущности и пути, предначертанные судьбой. Однако мои ошибки уже не имеют значения. Друг мой, – их взгляды снова встретились, хаглорианец глядел твердо и неотрывно, его слова резали слух Алагара, точно столкновение осколков кремня, ибо тяжко было бремя, что учитель передавал своему преемнику, – пообещай мне, что не оставишь Ранкор и сделаешь все возможное, чтобы отвратить беды, грозящие ему.

– Обещаю, – это будут их последние слова, сказанные друг другу, Алагар это четко осознавал.

– Поклянись, что будешь использовать магию лишь во имя благих целей, отдашь все свои силы ради борьбы со злом и, если на то будет воля высших сил, пожертвуешь собой ради вверенных тебе судеб.

– Клянусь, мастер.

– Тогда я, Йоши-Року, Хранитель Хаглоры, нарекаю тебя Четвертым Архимагом, – лицо Йоши-Року посветлело, в его глазах читалась благодарность и плясали искры неугасающего огня надежды, – я бы мог просить тебя следовать заветам Анлариэли, но это мы оставим, ведь ты не из сынов Хаглоры. Прощай, Алагар. Я горжусь тем, что мне довелось быть твоим учителем.

Глаза Алагара наполнились предательскими слезами, он глубоко и медленно вдохнул и выдохнул, не сводя глаз с улыбающегося Йоши-Року, когда он заговорил, голос его не дрогнул:

– Прощайте, мастер Йоши. Я постараюсь не обмануть ваших надежд.

Йоши подошел ближе и хлопнул Алагара по плечу. Они обнялись в последний раз, и Алагар закрыл глаза, чтоб сдержать слезы. Когда же он их открыл, взору его предстали заплесневелые стены лазарета. Лишь голый камень и тлеющие факелы на стенах, все флаги и гобелены были разорваны на жгуты и повязки для сотен раненых, лежавших в этой зале и многих других. Вокруг же на расстеленном тряпье лежали окровавленные люди, кто-то был бездвижен – либо без сознания, либо ушел в мир иной, некоторые стенали, звали целителей или бредили, чаще всего обращаясь к людям, которые остались где-то вдалеке от стены Вархула. Слушать стенания и крики умирающих, мучавшихся от боли солдат, многие из которых потеряли глаза, конечности, пролили столько крови, что оставалось загадкой, как они были до сих пор живы, было невыносимо. Алагар и сам пострадал – весь корпус мага был перебинтован, однако боль в спине уже не беспокоила. Красноволосый маг тяжело поднялся на ноги, надел драный плащ цвета дорожной грязи, подобрал посох, что лежал на полу у его матраса, и побрел к выходу.

***

Послебитвенная картина жизни на стене-крепости выглядела весьма однотипно и безотрадно. Люди, что прятались в подвалах, повыходили наружу и взялись за поиски уцелевших или павших геройской смертью родичей. Женщины с детьми и стариками так и ходили вдоль и поперек стены, вглядываясь в лица трупов или солдат, занятых работой. Те же, кто мог – помогал. Дело кипело повсюду, бывшие бойцы с теми, кого они охраняли, собирали брошенное на поле минувшей битвы оружие, сортировали его, орудия горхолдов отправляли в кузни на переплавку, снова ремонтировали стену и так далее и тому подобное. Самой монотонной и объемной работой было захоронение трупов. Десять рот аргойских и ганрайских солдат вырыли яму глубиной метров в десять, в ширину – в четыре человеческих роста и длину – в половину рва крепости. Ранкорцы не гнушались хоронить горхолдов в одной братской могиле со своими боевыми товарищами, ведь красноголовые не выбирали вождя, как и приказы, что он отдавал, и они так же как и остальные были частью этого мира. Перетаскивание трупов к могиле длилось весь следующий день после битвы. За стеной все, люди, равшары, флорскелы только и делали, что разносили тела и собирали оружие. Хаглорианцы же в основной своей массе находились в лазарете, так как их познания в знахарстве и исцеляющих чарах пришлись весьма кстати для потрепанного воинства Ранкора. Стоит ли говорить, что почти все комнаты Вархула, как и кабинеты командующих, в том числе и Глоддрика, были забиты ранеными? Во внутренних же кольцах города в стене происходил ремонт оружия, отстройка стены и нескончаемые скитания утративших или обретших родных нонкомбатантов.

Скиарлы же послали ястреба с радостной вестью с морских просторов – армада горхолдов была с треском разгромлена, хоть и погибли в этом жестоком бою как царь покорителей водной глади, Рейген Саламандр, так и его брат и придворный маг – Рейдар. Фрегаты жаброносцев сталкивались с ладьями Заргула, круша друг друга бронированными торцами, в абордажных боях пролилось крови столько, что вода вокруг кораблей налилась алыми потеками, но исход боя решил призванный Саламандром морской змей, что отправил на дно морское половину азрогианского флота до того, как его умертвили их гарпуны. Флотилия Заргула была уничтожена, подкрепление к наголову разбитой армии на суше не прибудет, скиарлы заплатили за это своей гордостью – своей хваленой эскадрой и наводящим страх на пиратов и контрабандистов ужасом дна морского, змеем, которого мог подчинить своей воле лишь мудрый властитель Побережья Кесилора.

Сносить трупы к братской могиле мешала скорбь близких покойных воинов. Когда Кэлрен заметила, как двое рядовых в стальных касках несли тело Клажира, что утром достали из рва вместе со многими другими погибшими, к выходу из внешнего кольца стены, возле которого стоял разломанный требушет, она их задержала на полчаса, заходясь прерывистыми рыданиями, захлебываясь с истеричной скорби возле трупа возлюбленного. Когда же солдаты ее оттащили и продолжили нести труп к братской могиле, Сангельс, заметивший это действо, порывался утешить бедную девушку, но его остановил Арстель, дернув парня за плечо, он покачал головой:

– Не стоит, дружище. Она должна сама пройти через все это. Ведь никакие слова Клажира не вернут. Впрочем, как и всех остальных…

В братской могиле захоронили правителей Ранкора, магов, чьи тела за стеной нашли по наводке выжившего Азилура, военачальников. Никто при жизни не изъявлял желания упокоиться в почетной усыпальнице, даже Хинарея, чей народ более всех стремился к изяществу и роскоши. Сжигать же трупы было невозможно, так как для того, чтобы собрать на них всех растопку, нужно было вырубить все леса в приграничье Ганрая.

Кроме скорби присутствовала и неловкость, когда на имя Ревиана Гувера, зарытого в землю вместе с грудами союзников и врагов, приходили письма из Силгора от герцогини Нэрилетт, Эрлингай и не думал распечатывать их из уважения к памяти писателя и его личной жизни. Королю оставалось лишь отправить письма в камин, чтобы лишь огонь имел возможность проникнуть в секреты их весьма интимной переписки. И вот к концу дня, прошедшего после битвы за Ранкор, за стеной, когда уже оттаскивали последние трупы к могиле, все еще стоял Алагар. Он там прождал весь день, надеясь увидеть тело Анлариэли. Маг уже догадался, что в живых она не осталась, в замке нигде ее не было видно, а если сопоставить смертельное ранение и то, что он отчетливо видел, как добрая колдунья врачевала подле его пробитого молнией тела, все встало на свои места. Когда же он узрел, как тело черноволосой женщины в белом саяне уложили возле земляной кучи с дерном, он припал на колено возле Танрили, плечи Алагара содрогнулись, когда он в последний раз взял ее охладевшую руку в свои. Лицо Танрили утратило жизнерадостность, смешанную с отзывчивостью и сопереживанием ко всему сущему, это было теперь бледное чело красивой женщины с чертами идеальной пропорции, гладкой кожи, точно она и в самом деле была молодой, но лицо, ее закрытые глаза и сомкнутая линия тонких губ не выражали ровным счетом ничего. Словно это была восковая фигура. Алагар утер слезы, но продолжал неотрывно вглядываться в ее лицо, все еще надеясь, что сейчас Танриль очнется, встанет и улыбнется как ни в чем не бывало, что магия истинного воскрешения не столь жестока в расплате за прибегание к ней.

– Ну все, хватит, – услышал он голос старого человека из-за спины, бывшего ему надежным сотоварищем, – пойдем в город, не будем мешать парням работать.

– Азилур, – Алагар поднялся и слабым, отчасти лишенным надежды жестом тряхнул друга за плечо, – ты жив.

Седобородый белозубо улыбнулся:

– Мы с тобой живы, Алагар. Остались лишь ты, я и Старейший из рода равшаров. Мы последние ученики великого Йоши-Року.

***

Двое магов вошли в город. Алагар хоть и выглядел сильно моложе Азилура, по его скробно-обреченному взгляду человека, познавшего глубины страданий бытия, угадывался столетний старик, прошедший все пути. Он был лишь тенью прежнего себя, целеустремленного и уверенного в своей непогрешимости человека, готового ради своей мечты на любые средства, поднявшего на борьбу орду людей, создав из них Братство Уравнителей, вселившего в них веру во всеобщее братство и себя в роли наставника, что проложит путь в мир светящегося всеми цветами радуги будущего. Теперь он больше походил на искателя истины, желающего принять стезю мученика и аскета, чтобы в конце пути страданий в бренном и слабом теле увидеть не врата в Божье царство и райские кущи, а лик Создателя. Они сновали среди улиц, наполненных женщинами и детьми с потерянным видом, солдатами с пустым взглядом, в чьих глазах еще вчера кипел огонь преданности всему, ради чего стоило биться, разломанных противоосадных орудий, катапульт, требушетов и баллист, сваленных стрел, оружия ближнего боя и арбалетов у стен, разорванных палаток. Два мага были осколком порядка среди моря хаоса. Время клонилось к вечеру, закатное марево лишь добавляло кровавых оттенков в мрачную картину обозреваемого пространства.

Азилур рассказал Алагару о том, как он вместе с собратьями противостояли кодле поборников Заргула, которые бы устроили гибельную диверсию в тылу защитников крепости и проломили бы их оборону исподтишка, если бы не благородная жертва магов. История о судьбе Рокшаса и остальных еще сильнее углубила Алагара в осознание своей никчемности. В прошедшей битве он не внес никакого вклада, лишь заставил женщину, что отдала ему свое сердце, отдать и жизнь ради своего спасения от столь глупой и бесславной гибели. Рассказал Азилур и то, что слышал о бое их мастера с Заргулом.

– Все говорят, ввыси, когда мастер уже окончательно проиграл, показалась Анлариэль. На этот раз ей не удалось лишить Заргула силы, но она его изгнала. Все же силы Лайнур-Арая не хватило Третьему Архимагу, чтобы остановить Заргула. Но как ему хватило смелости на то, чтобы в одиночку бросить вызов сильнейшему врагу Ранкора за всю его историю…

Алагар не стал говорить о причине неудачи Йоши-Року. Мастер, всю жизнь молившийся на Анлариэль, безусловно, знал, что именно сила леса дала покровительнице народа Хаглоры на полторы тысячи лет отправить Заргула на длительный процесс восстановления сил. Однако мастер не был так магически одарен, как та, кого он и его сородичи боготворили, чтобы серьезно ранить Заргула. Но Алагар знал, что у мастера был бы шанс нанести Многорогому существенный урон, если бы император Азрога не находился в непрерывном контакте с источником своей силы и бессмертия.

– Танриль как-то говорила мне, – после непродолжительной паузы ответил Алагар, пока они шли мимо лестницы на стену, к которой вереница солдат несли камни и чаны с раствором, – что ей часто приходится лгать своим подопечным, что она все может вылечить, что утешит их родных, что, например, покоцанный в бою солдат сможет так же ходить или видеть, как в прежде. И я не понимал, зачем она лгала, зачем было давать людям ложные надежды. Затем я стал наставником целой общины, повел массу людей по ложному пути, но они шли за мной, потому что верили. И я понял одно, Азилур, всем нужно во что-то верить. Мастер верил в Анлариэль. Горхолды верят в Заргула. А те, кто защищал крепость, верят в друг друга, в товарища, который прикроет тебя своей грудью. И они верят в нас. Мы маги, Азилур, нам доступно то, что неподвластно простонародью, но… – всматриваясь в горизонт, в темнеющее над закатным полотном небо, вырисовывающийся месяц, Алагар закончил мысль, – мы не всесильны и не всезнающи. Однако, чтобы те, кого нам приходится вести за собой, не утратили веру, мы должны примерять на себя роль всемогущих и всеведущих. Теперь я понимаю, о чем говорила Танриль. И знаю, почему мастер решился на такой фаталистичный шаг. Он вселял во всех нас веру в то, что это наш мир, и мы не отдадим его красноголовым.

Алагар уже принял решение. Он знал, как сполна компенсировать свою неудачу во вчерашнем бою и как искупить грехи. Вот только поведай он Азилуру о своих намерениях – верный друг пойдет за ним следом и погибнет.

– Твои слова мудры, – опустил глаза к пыльной земле придворный маг Аргойских королей, – не зря мастер Йоши передал звание Архимага тебе. Ты все же сумел перенять его учение о том, что значит быть истинным магом.

– Надеюсь, что так, – вздохнул Алагар и положил руку на плечо Азилуру, – друг мой, – обратился он так, как в течение всей своей жизни обращался к другим его учитель, – обещай мне, что если со мной что-то случится, ты примешь титул Пятого Архимага и передашь огонь владения магией и мудрости наших наставником идущим на смену нам поколениям.

– Алагар, мне кажется, и так было слишком много смертей, чтобы думать еще и о том, что уйдешь ты.

– Азилур! Лишь на тебя я могу рассчитывать. Как по мне, ты идеально подходишь на роль преемника мастера.

Седовласый кудесник закусил губу, покивал и, расправив плечи, молвил:

– Что ж, если на то твоя воля, я окажу тебе и такую поддержку. В любом случае, Алагар, ты можешь на меня рассчитывать.

– Если бы ты знал, как я тебе благодарен. Бывай, Азилур. У меня есть одно неоконченное дело.

И Алагар зашагал прочь. С его плеч будто упал тяжелый груз. Груз ответственности. Теперь он знал, что должен делать.

***

Он увидел Юкиару у основания одной из западных башен. Девушка вглядывалась в пейзаж Драконовых Гор, вершины которых озарялись заходящим солнцем, облокотившись о каменное ограждение. Солдаты здесь реже появлялись, так как этот кусок стены не пострадал, ремонтировать было нечего. Укромное место для встречи наставника и последовательницы, разочаровавшихся друг в друге, но обретших надежду на зарождение дружбы.

– Юкиара… – произнес Алагар, и девушка мгновенно обернулась, выпустив струю сизого дыма, – ты как?

– Я бы насладилась видом, если бы последние деньки выдались попроще.

Алагар кивнул, его одолевало чувство неловкости, вины перед нею, словно лишь из-за него на голову Юкиары сыпались лавиной страдания и лишения.

– С братом виделась?

– Да, – сказала Юки, – поутру. Никак не могли нарадоваться оба, что живы. Кто знает, которая наша встреча с дорогими сердцу людьми станет последней?

– Я понимаю, – опершись на длинный посох, Алагар прислонился к башенной стене.

– Мне жаль мастера Йоши, – тихо проговорила она, – я знаю, как он был для тебя важен, даже когда ваши пути шли порознь, ты старался держаться ближе к нему. Он был в самом деле достоин своего звания.

Алагар глядел в мрачнеющее небо, в котором уже вырисовывались звезды, думая о том, что где-то там в бескрайних просторах вселенной или же и вовсе за пределами материального плана существования находится дух его учителя. Быть может, он уже принял совершенно другую форму. Но того Йоши-Року, которого все знали, любили и уважали, уже никогда не будет.

– Он был лучшим магом из всех, кого я знал. Но мастер Йоши уже не с нами, он отошел в прошлое, как и многие наши друзья. Теперь нам предстоит поступать по собственному разумению, как бы нам ни недоставало его мудрого слова и опытной руки.

Меж ними воцарилось молчание, каждый думал о своем, о тех вещах, что выразить в словесной форме попросту невозможно.

– Юки, я хочу, чтобы ты знала. Я горжусь тобой.

– А? – осеклась Юкиара, – с чего это ты вдруг?

Покровительственно улыбаясь, Алагар пояснил:

– Когда я, внемля голосу помутившегося разума, приказывал вам схлестнуться с королевскими солдатами, ты была первой, кто поступил по совести. Ты первая нашла в себе силы воспротивиться моей неоспоримой, как тогда казалось, воле. Я думал, что плохо тебя учил, но оказалось, что мне было суждено многому у тебя научиться. Спасибо тебе, Юки.

Тепло улыбнувшись, она потупила взор и ответила:

– Ты не так плох, как думаешь о себе. Иначе мы не шли бы за тобой. Иначе Танриль Целительница не выбрала бы тебя. Все мы заблуждаемся, но вопрос лишь в том, хватит ли у нас силы выбрать нужную сторону.

– Выбрать сторону недостаточно, нужно еще знать, на что тебя хватит. Я, кажется, знаю, – в этом не было никакой необходимости, но ему было очень нужно поделиться с кем-то своим самоубийственным планом, чтобы облегчить душу, – я отправляюсь в Азрог, дорогая Юкиара.

– Что? Но как…

– Я там ведь уже бывал, переместиться труда не составит. Горхолдов мы разбили, но зализать раны и скопить новые силы у них выйдет легко, если Заргул будет в лучшей форме. Но если мне удастся сразить его, обезглавить их боевую машину, то опасений станет куда меньше. Впоследствии, скорее всего, его удастся умертвить окончательно.

– Ты один из самых продвинутых магов на Ранкоре, но даже Йоши-Року с этой задачей не справился. Останься с нами, прошу. Не хочу, чтобы и ты уходил, еще и так напрасно.

Алагар, смеясь, перебросил из руки в руку посох и, направив его к небесам, воззрился на кертахол, словно уже видел где-то Заргула и готовился к атаке.

– Не напрасно. Мне кажется, я обрел Илгериаса внутри себя. А вера творит чудеса. Думается, именно благодаря той же вере Анлариэль смогла так насолить Заргулу дважды. В любом случае, решение я уже принял. Пусть даже связь с источником силы император сохранит, но потрепать его я сумею основательно. Юки… Я вскоре отправлюсь, вряд ли мы еще увидимся, но я хочу сказать, что счастлив, что знал тебя. Прости меня за все.

Девушка не успела ответить, так как он уже исчез в мгновенной световой вспышке. Алагар не хотел слышать ее прощальных слов, но он не просчитал одного. Юкиара была такой же фаталисткой, как и он сам, а горячность, свойственная молодым, добавляла масла в огонь. Она тоже приняла решение. Решение, которое определит судьбу всего Ранкора.

***

На следующее утро, после рассвета, Арстеля Юкиара нашла случайно отдыхающим после работы над латанием пролома в стене. Сапожник с полной самоотдачей помогал солдатам закладывать пробоину каменной кладкой, а затем чуть не надорвал спину, перенося с ними громадные сосновые стволы, обрубки которых использовались в качестве балочных подпорок хрупкого участка стены, раствор в котором еще не скрепил камень как следует. Рабочие разошлись, Арстель же сидел под стеной в одиночестве, ничем не занимаясь, в молчаливом безделии он предавался размышлениям или же глядел в пустоту. Юкиара попыталась ускользнуть, остаться незамеченной, но сапожник ее засек. Разумеется, в первую очередь Арстель задал вопрос, куда она направляется, было очевидно, что девушка собиралась уходить за стену. Юки попыталась оправдаться, дескать, она собиралась присоединиться к патрулям, обозревавшим окрестные территории, но Арстель не повелся на эту уловку, он знал, что в патрули брали только членов Карательного Отряда, что под руководством Глоддрика весь вчерашний день прочесывали местность за стеной Вархула в поиски недобитого врага или лазутчиков, либо Стражи, коими предводительствовали мастера Шибуи и Гуаррах. Сапожник был достаточно сметлив, чтобы понять, что его подруга лжет.

– Я слишком хорошо тебя успел узнать, Юки, чтобы поверить в эти легенды. Ты ведь явно задумала что-то такое, чего не одобрили бы ни твои товарищи, ни командиры. Колись или я расскажу Глоддрику, что ты без разрешения собиралась в самоволку, – разумеется, это было сказано с улыбкой и не всерьез.

И Юкиара раскололась, она хотела продолжать плести паутину лжи, но при виде Арстеля язык ее не поворачивался на обманные речи.

– Алагар сегодня отправится в Азрог и сойдется с Заргулом один на один. Но его поражение неизбежно, покуда Многорогий черпает силы из недр катакомб. Я должна обрезать этот канал связи, тогда, возможно, у него появится шанс.

Вот только у Юкиары шансов не будет, и она это прекрасно понимала. Источник силы Азрога разрушит любого, кто посмеет как-то вмешаться в его внутренние процессы, сотрет в порошок с той же вероятностью, с которой наделяет силой тех, кто с готовностью отдается злой воле подземелий.

– Ясно, – протянул Арстель вполголоса, выдвинув нижнюю челюсть вперед в раздумьях, – отговаривать тебя нет смысла, это так же очевидно. Тогда скажу одно, Юки. Я с тобой, куда бы ты ни отправилась, хоть в Азрогово пекло.

Она в ужасе вскинула руки, качая головой:

– Даже не думай об этом! Я не допущу, чтобы погиб и ты. Все мои друзья из Братства, почти весь Крестал мы потеряли. Если с тобой из-за меня что-то случится…

– Юки, – с железной убежденностью сказал Арстель, – есть твоя воля, но она кончается там, где имеет начало моя. Ты не вправе мне запретить. И потом, мы должны пройти этот путь до конца. Если бы Хельд был жив, он бы не раздумывая отправился с нами. И что-нибудь отмочил бы вдобавок в своей идиотской, но в то же время полюбившейся нам манере.

Юкиара слабо улыбнулась, но проблеск веселья быстро покинул ее облик.

– Арстель, но я не хочу, чтобы ты рисковал из-за моих безрассудных побуждений.

– Юки, скажи мне лучше вот что, – игнорируя ее, решился Арстель задать тот самый вопрос, с которым уже долгое время собирался обратиться к ней, – если бы при иных обстоятельствах я бы решил на тебе жениться и провести с тобой весь остаток жизни, ты бы согласилась ответить взаимностью?

Ответила она не сразу, не с первой секунды нашла в себе силы даже посмотреть в глаза человеку, признавшемуся в своих чувствах так явно в первый раз. Но и сказать то, чего Арстель хотел от нее услышать, она была не в силах. Громкие слова лишь усиливали трагичность ситуации, скорбь от безысходности. Юкиара собиралась пожертвовать собой, и она не хотела давать Арстелю ложные надежды и представлять в счастливых фантазиях ту жизнь вместе с ним, которой не суждено стать реальностью.

– Зачем говорить о том, что могло бы быть? При иных обстоятельствах мы могли бы и не встретиться вовсе. Лучше сосредоточиться на насущных делах.

– Наверное, ты права, – сдавленно сказал Арстель, – прости мне эту нелепость.

***

Под стеной шли король Союза и глава Карательного Отряда. Эрлингай шагал размеренно и неспешно, что выводило из себя хромающего Глоддрика, который был старше своего спутника на десять с лишним лет. Они обсуждали итоги патрулирования, точнее, Глоддрик докладывал Эрлингаю о том, что они не наткнулись ни на кого похожего на врага, со всей очевидностью горхолды удалились самое меньшее миль на семь от стены. Хотя Каратели видели кострища от их лагерей и брошенные впопыхах припасы и палатки. Зоркий глаз Глоддрика заметил движение к одному из черных ходов за стену, затем он разглядел подбирающихся к арке девушку со шрамом от ожога на лице и молодого мужчину в рабочей одежде. Он тут же смолк, прервав свой доклад, и окликнул уходящих:

– Стоять, ни шагу!

Когда же Юкиара и Арстель подошли к двум великим воинам Союза, Глоддрик начал с подозрения в обвинении:

– За дезертирство полагается тюремное заключение. При военном положении – казнь. Жить надоело?

И Юкиаре пришлось выложить все как на духу. Обманывать Глоддрика было бессмысленно, каратель, съевший собаку на дознаниях, допросах и выбивании нужных слов из пленных в застенках Гилеарда различал ложь с первых слов. Когда Юкиара закончила, опешивший Эрлингай наложил вето на их предприятие:

– Это безумие! Я запрещаю вам отправляться в столь безумную экспедицию, вы защитники Ранкора и Союза и бессмысленной смертью сделаете лишь хуже всем нам. Возвращайтесь к работе, не видите, что Вархул нуждается в вас? А ты, Глоддрик, почему молчишь?

Ганрайский Демон приложил к острому подбородку руку и, неразборчиво хмыкнув, вернул ладонь на перебинтованную рукоять клинка.

– Я пойду с вами.

– Что? – изумились одновременно Эрлингай и Юкиара.

Глоддрик продолжал:

– Я с ними, король. Маг – эта девчонка, не мы. Она знает, что делать. Но одних их там убьют. Со мной будет шанс пробиться.

Эрлингай возвысил тон, двинулся вплотную к Глоддрику. Львиный Рев был выше ростом, но суровый и матерый Каратель все равно смотрелся с ним внушительней. Темная повязка, закрывавшая незрячий глаз, черная рубаха под стальной истрепанной в боях кирасой, простецкие заплатанные штаны, подвязанные портянками, иглообразная прическа дикобраза, белые волосы, торчащие в разные стороны, острое лицо, изрезанное шрамами и следами возраста. Глоддрику шел пятьдесят девятый год, и он хоть и выглядел все так же пугающе и красноречиво, как прежде, но хватка все же со временем слабела. Никто не выносит ударов времени.

– Как ты можешь бросить нас, когда горхолды могут вернуться в любой день? Командор Харлауд, ты последний, от кого я ожидал подобной глупости. Они молоды и ветрены, им простительно, но твой солидный возраст никак не вяжется с такими поступками.

Глоддрик не отступал:

– Стена не выдержит новой атаки. Если есть шанс раздолбать Заргула – я пойду с ними. Девочка дело говорит. Без нас Алагар проиграет.

Эрлингай бессильно всплеснул руками:

– Как же так… Почему всегда все идет наперекосяк?

Эти слова лишь подтвердил грохот свалившейся со стены балки, которую неуклюжие деревенские пацаны, затесавшиеся в ряды солдат, свалили на обоз с продовольствием.

– Ваше Величество, – сказал Глоддрик, сверля физиономию Эрлингая единственным глазом, – следите за обороной. Горхолды вправду могут вернуться. Клянусь Союзом – я сделаю все, чтобы Многорогий ублюдок за все заплатил. Было честью служить тебе и твоему отцу, Эрлингай.

Каратель поравнялся с удивленными Юкиарой и Арстелем. Он был последним человеком, от кого они оба ожидали поддержки. Втроем они скрылись за скрипящей бревенчатой дверью, окованной железными скобами. Прежде чем уйти, Юкиара обратилась к королю с последней просьбой:

– Я понимаю, как вы загружены работой, Ваше Величество, но, если вас не затруднит, при случае передайте моему брату, Сангельсу, что я люблю его. Очень вас прошу.

Король кивнул и помахал им, благодарная ганраянка ответила прощальным жестом и, отвесив поклон, затворила дверной проем.

– Удачи вам… – пробормотал Эрлингай и двинулся обратно, в главный корпус Вархула, раздавать указания верноподданным.

***

Когда они вышли за стену, Глоддрик задал резонный вопрос:

– Как добираться будем?

Юкиара в Азроге не была сроду, поэтому телепортировать их туда она не могла, дело решила фигура дракона, спланировавшего молнией на землю. Ортаун, алая с золотым чешуя которого переливалась в свете взошедшего солнца.

– Вас подвезти? – пророкотал огнедышащий дракон.

И вот они втроем забрались на могучего зверя, бугры мышц со вздутыми жилами которого внушительно перекатывались при взлете, он спокойно мог выдержать вес до пяти человек. Ортаун набрал высоту и, привлекая взгляды занятых работой солдат и горожан, которые, измученные непростым трудом и успевшие изрядно напугаться и умаяться тоской за прошедшие несколько дней, глядели со стены на взлетающего дракона как завороженные. Ортаун направился в сторону Драконовых Гор, спустя полчаса они уже пролетали над вершинами деревьев Лайнур-Арая, казавшегося бескрайним. Поля же Союзных земель и поселки превратились в неровные многоугольники или овалы с редкими кругами в виде озер, в которых впадала серебристая линия реки Быстроходной. Дома же казались игрушечными с такой высоты, как и неприступная стена Вархула. Вскоре Лайнур-Арай кончился, показались северные земли, посреди Драконовых Гор расположилось множество домишек, сгрудившихся на скалистых подъемах, иногда в округе мелькали братья по крови Ортауна, но другие драконы не испытывали желания подлетать ближе. Вот они пролетели над Балнором, столицей Севера, разломанная крепость казалась жалкой и ничтожно малой, высотой крепость северян была почти вдвое ниже пограничной стены. Люди же были столь неразличимы и медлительны, что казались роем насекомых, ползущих среди тоннелей, вырытых в куче навоза. Север кончился, и вот они парили над просторами океана. Арстель и Юкиара впервые в жизни видели подобное. Когда берег начал скрываться за туманом вдали, между сероватым небом и водным зеркалом летел одинокий дракон с тремя путниками. Глоддрик всю дорогу молча всматривался вдаль, ганрайцу не было дела до пейзажей, как всегда, Каратель не сводил глаз с цели, перед его мысленным взором уже маячили темные стены Азарельда. Юкиара же с раскрытым ртом любовалась открывшимся глазам ландшафтом, впечатлительная от природы девушка была ослеплена красотой мира, прежде видевшегося огромным, а теперь, казалось, мог уместиться у нее на ладони. Арстель немного снисходительно, но все же благодушно улыбался, глядя, как наслаждается увиденным Юкиара, и сам со спокойным сердцем оглядывал проносящиеся где-то далеко внизу картины. Дракон доставит их в Азроговы земли, откуда они, по всей вероятности, уже никогда не вернутся. Прежняя жизнь осталась вдали, затерялась среди тумана и горных массивов, их души словно уже летели в другой мир, по сути Азрог и был иным измерением для жителей Ранкора, привыкших слышать об этом крае лишь в преданиях старины. Арстель первым нарушил молчание.