Читать книгу: «Аддиктология: психология зависимого поведения», страница 5

Работа с враждебными чувствами к близким людям у наркозависимых затруднена из-за низкого уровня рефлексии и наличия страха перед магическим могуществом своих отрицательных переживаний. Терапевту следует предоставить себя участникам группы в качестве мишени как вербальной, так и физической агрессии (имеется в виду швыряние мягкого инвентаря). Вызывая на себя агрессию, терапевт обеспечивает обратную связь, проговаривая собственные чувства и предугадывая дальнейшее взаимодействие («Я должен отбиваться от тебя?»).

Психоанализ остается единственной формой психотерапии, в рамках которой могут быть проработаны глубокие регрессивные конфликты, лежащие в основе болезни. При этом необходимо учитывать низкую способность химических аддиктов переносить фрустрацию, постоянную угрозу рецидива и прекращения лечения. Пациент должен быть способен развить позитивный перенос и интроецировать аналитика в качестве «хорошего объекта». Конструктивный контрперенос может быть затруднен агрессией, порождаемой бесконечными и ненасытными оральными фантазиями пациента, так что терапевт подвергается постоянной опасности дать слишком мало или слишком много.

Терапевтический процесс направлен на осознание функции токсичных объектов и связанных с ними фантазий, отказ от веры в то, что ПАВ являются самыми надежными объектами, и готовность заменить их аналитиком, а затем – значимыми другими. Пациенту постоянно помогают выявлять, осознавать и преодолевать саморазрушительные защиты, которые он использует для маскировки или отрицания собственной уязвимости.

Наркозависимый постоянно жалуется на недовольство, внутреннее напряжение, ненависть к себе, подавленность, неспособность любить, нежелание жить. Вследствие патологии развития Эго и Суперэго, а также недостаточнойаутоагрессивной работы печали, агрессия наркозависимых направляется на других людей, общество в целом. Наркозависимые относятся к миру хуже, чем алкозависимые. Последние, пытаясь справиться с депрессивной скукой, с одержимостью набрасываются на работу, а наркозависимые отвергают любую форму упорной, продолжительной деятельности.

Для наркозависимых характерно более сильное, чем у алкозависимых, садистическое воздействие примитивного Суперэго, ведущее к агрессивному поведению, особенно с родителями и другими авторитетами. От этих конфликтов страдают, прежде всего, сами наркозависимые. Садистическое влияние Суперэго проявляется также в постоянных несчастных случаях и наносимых себе увечьях. Подобное поведение связывают с контрфобической защитой, которая призвана доказать наркозависимому его неуязвимость перед лицом добровольно драматизированных ситуаций, символизирующих смертельную опасность.

В качестве специфических психических защит, наблюдающихся у химических аддиктов, выделяют отрицание, опровержение и минимизацию тяги, проверку контроля над ней, а также изоляцию аффекта и отыгрывание вовне. Следствием отрицания становится расщепление и нарушение преемственности Эго, что приводит к разорванности чувства Я и общей неустойчивости. Ненадежность и непредсказуемость наркозависимых возмущает окружающих и унижает самих больных. Защитой от чувства неполноценности становится ледяная корка нарциссизма, прикрытая привлекательным шармом социопата — диссоциальной личности, противопоставляющей «толпе обывателей» свою романтическую жизнь, свободную от обязательств, а значит, и от обвинений (Вёрмсер, 2000; Автономов, 2011).

Даренский И. Д. (2015) разработал краткосрочную психодинамическую терапию наркозависимых, отличающуюся следующими особенностями.

1. Деликатно игнорируются проблемы, находящиеся вне наркозависимости.

2. Применяются ранние и достаточно активные интерпретации в зоне главного конфликта, констатация и проработка возникающих аффектаций.

3. Анализ трансферных отношений ограничивается матерью или отцом.

4. Широко используются очищающее эмоциональное отреагирование и манипулятивные техники, а также элементы внушения.

5. Для развития чувства самоуважения поощряется соперничество с ведущим.

6. Не допускаются групповые дискуссии.

7. На последних 2–3 сессиях рассматриваются средства интеграции участников в социум и вырабатывается мотивация к дальнейшей личностно-ориентированной психотерапии.

Наш подход к психотерапии химически зависимых пациентов основан на следующих принципах.

1. До формирования физической зависимости аддиктивное влечение осуществляется компульсивно, с борьбой мотивов, как у поведенческих аддиктов. У последних влечение является эгодистонным, более контролируемым и менее вредным. Соответственно, первоочередная задача терапии заключается в переводе эгосинтонной тяги в эгодистонную компульсию и химической зависимости в социально приемлемую поведенческую аддикцию (спортивную, работогольную, религиозную и т. д.).

2. К стимулирующим формам аддиктивного поведения мы относим тратоголизм, компульсивное переедание и эротоманию. К успокаивающим формам – аддиктивное голодание, работоголизм и созависимость. К отвлекающим – игроманию и телеманию, интернет- и sms-аддикцию.

Необходимо сохранять направленность влечения и переводить зависимость от определенного ПАВ в соответствующее аддиктивное поведение: стимулирующее, успокаивающее или отвлекающее. Например, заменой никотина может стать гурманство, барбитуратов – трудоголизм, гашиша – гейминг.

3. Стимулирующие аддикции обычно развиваются у людей с диссоциальностью и расторможенностью, успокаивающие – с негативной аффективностью и ананкастностью, отвлекающие – с отстраненностью и пограничностью. В терапии следует учитывать личностный тип пациентов, используемые ими копинг-стратегии и психологические защиты, а также участие в их межличностных отношениях ранних дезадаптивных схем – представлений человека о себе, мире и других людях, который был сформирован в детстве (Янг, Клоско, 2019).

В выполненной под нашим научным руководством магистерской диссертации «Структура защитных механизмов и схема-режимов у людей с химической зависимостью», (Бутова О. В., 2024) было выявлено преобладание у химически зависимых пациентов таких режимов, как «сердитый ребенок», «отстраненный самоутешитель», «отстраненный защитник», «требовательный родитель» и «высокомерный самовозвеличиватель».

Наиболее ярко выраженным оказался режим «сердитого ребенка», который активирует реакции раздражения, гнева, недовольства, нетерпимости, являющиеся ответной реакцией на неудовлетворение своих потребностей или несправедливость. Такой режим активирует схемы, связанные с недоверием, чувством покинутости, страхом насилия: человек может испытывать ярость, кричать, оскорблять.

Наряду с этим, у химически зависимых пациентов наиболее выраженными оказались незрелые защиты: вытеснение, регрессия, замещение, компенсация, проекция, компульсивное поведение. Использование этих защит было связано с заниженной самооценкой, инфантильностью и зависимостью.

Ключевые слова

Интоксикация. Тяга. Психологическая, физическая, химическая зависимость. Стимулирующие, успокаивающие, отвлекающие ПАВ. Миннесотская модель терапии. Импульсивность, компульсивность. Примитивное Суперэго. Психологические защиты. Контрфобическая защита. Отрицание, опровержение и минимизация тяги, проверка контроля над ней. Экстернализация, символизация. Копинг-стратегии. Ранние дезадаптивные схемы.

Контрольные вопросы

1. Опишите структуру личности химически зависимого пациента.

2. Опишите психологические защиты химически зависимых пациентов.

3. Какие ранние дезадаптивные схемы характерны для химически зависимых пациентов?

4. Опишите Миннесотскую модель лечения химически зависимых пациентов.

5. Опишите программу психотерапии химически зависимых пациентов по Д. А. Артамонову.

6. Каковы особенности психодинамической терапии химически зависимых пациентов?

7. Опишите принципы терапевтического подхода Г. В. Старшенбаума.

2.3. Алкогольная зависимость

Алкоголь является легальным наркотиком. Седативный эффект и доступность алкоголя делают его наиболее распространенным средством борьбы с тревогой, депрессией и бессонницей. В больших дозах, которые используют аддикты, он оказывает тормозящий эффект и со временем вызывает физическую зависимость. Генетические предпосылки его развития наиболее сильны для сына, отец которого страдал алкоголизмом, независимо от того, в какой семье ребенок воспитывался.

Группу наивысшего риска составляют дети пьющей матери. В группу повышенного риска входят подростки – злостные прогульщики, исключенные из школы хулиганы, дети, выросшие в дисфункциональных и неполных семьях, где наблюдается алкоголизм, жестокость, безнадзорность. Наиболее подвержены алкозависимости антисоциальные и зависимые личности, незрелые, внушаемые, склонные к дистимии, с повышенной потребностью во власти и чувством неспособности достичь поставленной цели.

По теории научения первые опыты употребления алкоголя, связанные с преодолением тревожности («выпить для храбрости»), играют роль оперантного обусловливания, когда поведение определяется предвидением его результатов и последствий. Благодаря эйфоризирующему эффекту алкоголя это предвидение становится обманчиво оптимистичным, подбадривающим («море по колено»).

Во взаимоотношениях алкозависимые могут быть подчеркнуто зависимы или, наоборот, демонстрировать свою независимость. Они впечатлительны и внушаемы, склонны к образному восприятию, неаналитическим формам мышления. Алкоголь разрушает способность к сублимации, которая у аддиктов и без того нарушена.

Имеется определенная семейная алкогольная модель. В алкогольной семье доминирует мать, которая культивирует в ребенке инфантильные черты и проецирует на него нежелаемые качества, потворствует ему и в то же время недостаточно удовлетворяет его потребности. Установлено, что каждая вторая жена алкозависимого знала о его пьянстве еще до брака, каждая третья вдова алкозависимого вновь выходит замуж за такого же.

Шайдукова Л. К. (2008) выделяет три психологических типа женщин, страдающих алкозависимостью: фемининно-асоциальный, маскулинно-социопатический, фемининно-конформный.

При фемининно-асоциальном типе преобладающими являются такие черты: возбудимость, агрессивность, неустойчивость настроения, импульсивность, снижение контроля над своими действиями, потворство желаниям, отсутствие твердых жизненных установок, плохое самопонимание, отсутствие критического отношения к своим поступкам, легкомыслие.

При маскулинно-социопатическом типе доминируют: прямолинейность, грубость, решительность, склонность к риску, отсутствие сентиментальности, склонность к безапелляционности суждений.

При фемининно-конформном типе обнаруживаются: покорность, подчиняемость, внушаемость, склонность к компромиссам и соглашательству. Алкогольное поведение формируется при различных типах неодинаково.

При первом типе отмечается спаянность алкогольного поведения с сексуальной зависимостью от партнёров, готовность к сексуальным эксцессам. При втором – алкоголизация сопровождается лихачеством и мотивируется проверкой своих возможностей, доказательством своих сил, утверждением равноправия с мужчинами – членами компании. При третьем – основой алкогольного поведения становится конформность, стремление неукоснительно следовать семейным традициям, характерному для их мужей алкогольному паттерну поведения.

Течение алкоголизма

Характерным признаком 1-й стадии алкозависимости является сильное внутреннее стремление к алкоголю, проявляющееся нарушением способности контролировать употребление, повышением приоритета употребления над другими видами деятельности и продолжением употребления, несмотря на вред или негативные последствия. Характерны яркие положительные воспоминания об алкоголизации, переход к крепким напиткам, постоянный настрой на алкоголь, трудность отказа от него.

Эйфория становится запаздывающей или появляется на высоких дозах, повышается переносимость с амбивалентным отношением к этому: представление о необычной выносливости организма сочетается со смутной настороженностью. В ситуации отсутствия выпивки появляется чувство дискомфорта. Эти проявления часто сопровождаются субъективным ощущением влечения или трудно преодолимой тяги к употреблению алкоголя и квалифицируются как психическая зависимость от алкоголя.

Признаки, входящие в синдром психической зависимости (Антропов и др., 2014):

• Не вполне осознаваемый поиск поводов для организации застолья.

• Поиск людей, с которыми «полагается» выпить (старые друзья и др.).

• Смущение и неудобство в разговорах с близкими и знакомыми о проблеме употребления и злоупотребления спиртными напитками.

• Почти все, что привлекает внимание, напоминает об алкоголе.

• Ощущение замедленного течения времени.

• Оживление при обсуждении предстоящей выпивки.

• Повышенная инициатива часто с элементами суетливости в подготовке к предстоящему застолью.

• Активность в действиях, направленных на устранение возможных препятствий к алкоголизации.

• Чувство психологического комфорта в состоянии опьянения.

• Перепады настроения.

• Подавленность и раздражение в трезвом состоянии.

• Эпизодическое чувство безотчетной тревоги и вины.

• Алкогольные сновидения.

• Появление в разговорах постоянной алкогольной тематики.

• Недостаточность рационального элемента в суждениях, имеющих отношение к алкогольной проблеме.

• Использование алкогольных речевых штампов.

• Категорически отвергается и не рассматривается употребление алкоголя как причина появившихся трудностей.

• «Непроницаемость» к доводам рассудка при обсуждении алкогольных проблем.

• Вина за возникновение трудностей и конфликтов возлагается на других.

• Враждебное отношение к лицам, «навязывающим» трезвость.

• Легкость и частота обещаний прекратить выпивки (больные сами верят в свои обещания), которые не выполняются.

• Неполное осознание или отрицание алкоголизма.

• Легко возникающие состояния непсихотического сужения сознания.

Психическую зависимость помогают обнаружить такие вопросы:

– Ожидаете ли вы с нетерпением конца рабочего дня, чтобы выпить и расслабиться?

– Ловите ли вы себя на том, что ждете конца недели, когда можно немножко гульнуть?

– Замечаете ли вы, что мысль о выпивке врывается иногда в ваше сознание в самый неподходящий момент, когда вам нужно думать о чем-то другом?

– Не появляется ли у вас потребность «принять на грудь» в определенное время суток?

На 2-й стадии алкозависимости резко обостряется влечение к алкоголю, формируется абстинентный синдром, симптомы которого купируются алкоголем, т. е. наступает физическая зависимость. Больной начинает лгать по поводу употребления алкоголя, скрывает источник потребления, придумывает ложные причины алкоголизации, пренебрегает личными отношениями, пьет в одиночку. На фоне ослабления либидо и потенции возникают идеи ревности.

Заостряются преморбидные личностные особенности. Появляются вспышки агрессивности, беспричинная обидчивость, попытки произвести впечатление, быть внушительным. Наблюдается частая смена места работы, потеря работы. Возникает чувство вины, появляются первые попытки воздержания, контроля количества и частоты потребления алкоголя. Характерны частые мысли о перемене места жительства.

Появляются тревожно-депрессивные расстройства невротического уровня с эпизодами дисфорий, фобических и ипохондрических реакций. Основным механизмом запуска депрессивных состояний являются конфликты с собутыльниками, недоступность или отсутствие алкоголя. На высоте абстиненции возникают идеи самообвинения и самоуничижения, суицидные тенденции, имеющие в основном демонстративно-шантажный характер.

Алкоголь перестает купировать депрессию, даже на пике опьянения могут сохраняться тревожность, обидчивость, подозрительность. Резкая отмена алкоголя может привести к развитию алкогольного делирия – «белой горячки». На фоне абстиненции может также развиться алкогольный параноид – алкогольный бред ревности.

На 3-й стадии снижается толерантность к алкоголю, больные переходят на слабые напитки и небольшие дозы, употребляют суррогаты. Возникают истинные запои или сохраняется постоянное злоупотребление алкоголем. Больной теряет друзей, семью. Часто отмечается эйфория с характерным юмором висельника: незаразительное веселье с грубыми, плоскими шутками сексуального содержания. Это настроение может без видимого повода резко смениться дисфорией, сопровождаемой агрессией и правонарушениями.

Пациент испытывает необоснованные страхи, постоянное чувство раскаяния. После кратковременных психотических эпизодов могут возникать депрессивные состояния с идеями самоуничижения, виновности, иногда присоединяются нестойкие бредовые идеи различного содержания. Суицидальный риск этой группы больных достаточно высок за счет демонстративно-шантажных угроз и попыток. Во многих случаях исчезает критика к наличию алкоголизма. Наступает алкогольная деградация личности (аморальность, растормаживание низших влечений, ухудшение памяти и интеллекта).

В МКБ‑10 (Казаковцев, Голланд, 2020) алкогольное изменение личности F07.0 диагностируется при наличии двух или более признаков:

1) значительно сниженная способность справляться с целенаправленной деятельностью, особенно требующей длительного времени и нескоро приводящей к успеху;

2) измененное эмоциональное поведение, характеризующееся эмоциональной лабильностью, поверхностным неоправданным весельем (эйфория, неадекватная шутливость), которое легко сменяется раздражительностью, кратковременными приступами злобы и агрессии; в некоторых случаях наиболее яркой чертой бывает апатия;

3) при реализации потребностей и влечений могут не учитываться последствия или социальные нормы (так, больной может совершать антисоциальные акты, например воровать, предъявлять неадекватные сексуальные притязания, обнаруживать прожорливость или не соблюдать правила личной гигиены);

4) когнитивные нарушения в форме подозрительности или параноидных мыслей или чрезмерная озабоченность одной, обычно абстрактно‑резонерской темой;

5) выраженные изменения темпа и потока речевой продукции с чертами случайных ассоциаций, сверхвключения (расширенное включение в тематику побочных ассоциаций), вязкость и гиперграфия (чрезмерное многословие, педантическая настойчивость в упоминании многих несущественных деталей и склонность к навязчивым вставкам);

6) измененное сексуальное поведение (гипосексуальность или изменение сексуального предпочтения).

Динамика алкогольного развития личности выглядит следующим образом (Дереча, 2010).

1. Укоренение в самосознании больных привлекательности употребления алкоголя; иллюзия самоактуализации личности с помощью питейного образа жизни; кристаллизация личностной семантики в мотивах употребления спиртного; однотипное реагирование выпивками на многообразие жизненных событий; диссоциированность личности с внутриличностной борьбой трезвеннических и питейных мотивов; снижение способности личности контролировать свой образ жизни.

2. Стойкая убеждённость больных в целесообразности употребления алкоголя; наличие системы психологических защит, дающих «основания» для продолжения питейного образа жизни; патологическая позиция личности в виде специфической иерархии жизненных ценностей и смыслов, которые с объективной точки зрения не способствуют ни адаптации, ни здоровью, ни жизни в целом; глубокие изменения в самосознании и самооценках; специфическая «питейная» социализация и культурализация личности.

3. Проявления органического расстройства личности: волевая слабость личности, ее интеллектуально-нравственное снижение, за которым следуют мыслительные и мнестические затруднения, с нарастающей утратой личностных когнитивных ресурсов.

В коммуникативной сфере алкозависимых с течением болезни заостряются до крайности следующие черты (Брюн, Цветков, 2014).

«Отчужденность – общительность». Одни больные становятся поверхностно общительными (со случайными связями и знакомствами), другие – замкнутыми, холодными или жестокими.

«Подчиненность – доминантность». Одни больные всё чаще проявляют уступчивость, покорность, зависимость, готовы винить себя. У других – всё заметнее неподатливость и упрямство, своеволие и властность, агрессивность и жестокость; они игнорируют социальные правила и обвиняют во всем других.

«Робость – смелость». Одни становятся все более тревожными, мнительными, пессимистичными, неспособными принимать решения и действовать. Другие начинают общаться чрезмерно смело, без чувства ситуации и дистанции, готовы иметь дело с незнакомыми обстоятельствами и людьми без всякой осмотрительности.

«Беспечность – озабоченность». Одни больные всё чаще чем-то озабочены, ожидают неудач, склонны все усложнять, зажаты и молчаливы, вяло выражают свои чувства. Другие становятся чрезмерно разговорчивыми, несдержанно эмоциональными, беспечными, выражают свои чувства без учета ситуации.

«Конформизм – нонконформизм». У одних больных увеличивается зависимость от мнения группы и ее лидера, потребность быть как все. У других – всё выраженнее подчеркнутая независимость, самонадеянность, противопоставление себя окружающим, игнорирование их мнений и требований.

«Доверчивость – подозрительность». Одни больные становятся всё более наивными и по-детски доверчивыми, непосредственными и откровенными, добрыми ко всем и во всем. Другие – все более недоверчивыми, подозрительными, завистливыми и ревнивыми.

«Прямолинейность – дипломатичность». У одних появляется прямолинейность, грубая и бестактная откровенность, когда все чувства и мнения высказываются и проявляются без оглядки и без пощады. У других – показная вежливость и интеллигентность, скрывающая лживость и манипулятивость.

При стремлении поддерживать свое Я у алкозависимых включаются механизмы психологической защиты, формирующие установку на реагирование протестом, негативизмом, пренебрежением, что в свою очередь позволяет алкогольным аддиктам сохранять чувство собственного достоинства, самоуважения.

Алкозависимые часто пытаются навязать другим такое представление о себе, чтобы сохранять свои престижные притязания на употребление алкоголя. В их описании действительности в фокусе – их душевные переживания, страдания, непонимание окружением их действий. Механизмы психологической защиты проявляются по отношению к своей микросреде, к самому себе, своему самосознанию и, наконец, по отношению к психологической или врачебной помощи.

Алкозависимые в основном используют следующие механизмы психологической защиты (Павлов, 2012).

• Рационализация. Апелляция к понятийному аппарату близких, специалистов, выступающих в роли оппонента алкозависимого, осуждающих его поступки, с целью защитить свое Я.

• Вытеснение. Удаление из сознания нежелательных с позиции пьющего человека явлений, которые противоречат его аддиктивным установкам. Многие факторы, события реальности алкозависимый вытесняет из своего сознания, игнорирует при построении умозаключений.

• Проекция. Наделение или предписывание другим людям тех качеств, пристрастий, которые присущи самому алкозависимому. Все, что связано с алкоголем (поступки, реакции, отношения), он приписывает людям из окружения, обществу в целом.

• Девальвация всего, что является более важным, чем жизнь в состоянии опьянения. Всё это обесценивается, лишается смысла.

• Реактивное образование. Подчеркнутая деликатность, культурность, экстравагантно преувеличенно уважительное отношение к другим. Это является этической гиперкомпенсацией морального снижения.

Модель алкогольного копинг-поведения характеризуется закрытостью, ригидностью, использованием стратегии избегания разрешения проблем и ухода от реальности, а также уменьшением самоконтроля. Для алкозависимой личности характерны пассивность, стремление к общению и получению помощи со стороны, использование копингов «замещение» и «компенсация». В ситуации стресса алкозависимой личности свойственно компенсаторное поведение, выражающееся в интенсивной алкоголизации, а также стремление к редукции эмоционального напряжения посредством разрядки подавляемых аффектов в социальном окружении.

Алкозависимые мужчины по сравнению с женщинами чаще и интенсивнее прибегают к когнитивной переработке конфликта с использованием псевдологических обоснований своего аддиктивного поведения, используя рационализацию и интеллектуализацию. Алкозависимые женщины склонны защищаться от неприемлемых для себя чувств посредством их трансформации в противоположные, используя реактивное образование. В ситуациях стресса они используют копинги «избегание» и «импульсивные действия» (Чхиквадзе, Беляева, 2018).

Классификация мотивов потребления алкоголя по Завьялову В. Ю. (1988):

А. Социально-психологические мотивы

1. Традиционные (праздники, годовщины и т. п.).

2. Субмиссивные (подчинение давлению референтной группы).

3. Псевдокультурные (определяются ценностями алкогольной среды).

Б. Личностные мотивы

1. Гедонистические (эйфория, расслабление).

2. Атарактические (ослабление негативных переживаний, стресса, тревоги).

3. Гиперактивации поведения («для храбрости», «от скуки» и т. п.).

В. Патологические мотивы

1. Похмельный мотив (снять проявления абстинентного синдрома).

2. Патологическое влечение к алкоголю.

3. Самоповреждение, стремление пить «назло всем».

В соответствии с трансактным анализом Э. Берна (2008) Родительская позиция личности содержит различные, зачастую противоречивые предписания авторитетных фигур детства. Эти предписания актуализируются в разных ситуациях, влияя на отношение человека к алкоголизации.

Детская позиция относится к алкоголю с восторгом и страхом; алкогольная эйфория позволяет избавиться от многих запретов, беззаботно наслаждаться жизнью прямо сейчас. В то же время алкоголизация может оживить ситуацию, когда пьяный напугал ребенка, или напомнить строгий запрет родителя на употребление алкоголя.

Взрослая позиция содержит различный опыт: в малых дозах алкоголь повышает аппетит и настроение, снимает напряжение, облегчает общение; опьянение чревато различными неприятностями, а частое потребление алкоголя ведет к алкоголизму. На первом этапе опьянения обычно преобладает Ребенок, на втором – критический Родитель. В любом случае алкозависимому удается избегать Взрослой позиции со свойственной ей трезвой оценкой реальной жизни и поведения пьющего (Макаров, 2020).

Э. Берн (2008) проанализировал распространенную семейную игру «Алкоголик», основанную на «драматическом треугольнике» Карпмана, в котором каждый игрок попеременно занимает одну из трех позиций: Преследователь, Жертва и Спаситель. Главной целью алкозависимого является пытка состоянием похмелья с самобичеванием. За этим следует психологическое вознаграждение: выпивка как приятная процедура, как утешение и бунт, как замена сексуальной и эмоциональной близости.

Четвертая роль – Простак. Эту роль может играть мать алкозависимого, которая дает ему деньги и нередко сочувствует ему, потому что его жена якобы не понимает своего мужа. В качестве Простака может выступать Подстрекатель – собутыльник. Пятым участником игры является Посредник – основной источник спиртного. Посредник, который может отказаться обслуживать Алкоголика в долг.

В день получки муж приходит пьяный, без зарплаты и устраивает дома дебош, играя роль Преследователя. Происходит ссора с женой, где на биологическом уровне идет обмен проявлениями гнева и любви, а на экзистенциальном – подкрепляется позиция: «Все против меня». Жена в роли Жертвы позволяет срывать на себе зло, а в роли Простака раздевает мужа и укладывает спать.

Наутро муж мучится с похмелья, испытывает чувства стыда и вины и исполняет роль Жертвы, вымаливая у жены прощение, которое временно освобождает его от мук совести. Жена вначале находится в роли Преследователя и поносит его за беспутную жизнь, а простив и дав похмелиться, переходит в роль Спасителя и умоляет мужа перестать пить.

Очевидно, что Преследователь и Жертва нуждаются друг в друге для садомазохистских созависимых отношений, при этом Жертва-муж использует готовность Спасительницы-жены самоутверждаться за его счет. Со временем муж все больше подрывает свою самооценку и впадает в зависимость от жены. Когда ей, наконец, удается привести мужа лечиться, для нее это передача роли Спасителя профессионалу, а для мужа – ее предательство и появление совсем уже безжалостного Преследователя.

Игра «Наркоман» очень похожа на «Алкоголика», но еще более драматична и зловеща. Она развивается быстрее и более впечатляюще. Большая нагрузка в ней приходится на Преследователя (который всегда наготове). Спасители и Простаки в этой игре встречаются крайне редко, зато роль Посредника становится еще важнее. Психологическое исцеление может быть достигнуто, на взгляд Берна, только бесповоротным выходом аддикта из игры, а не простой сменой ролей.

Берн считает, что трансакционная цель аддикта в этих играх, кроме получения удовольствия от состояния опьянения, состоит еще и в том, чтобы создать ситуацию, в которой Внутреннего ребенка будет преследовать не только собственный Внутренний родитель, но и важная родительская фигура из его окружения. Поэтому терапию в этой игре надо направлять не на тягу к потреблению ПАВ, а на устранение стремления аддикта потакать своим слабостям и заниматься самобичеванием.

К. Штайнер (2004) описывает три игры, в которые играют алкозависимые: «Пьяный и гордый», «Выпивоха» и «Забулдыга».

В игре «Пьяный и гордый» нет Спасителя, а Преследователь превращается в Простака, когда обнаруживает свое бессилие и глупость, согласившись поверить алкозависимому «в последний раз». К психотерапевту такой пациент обычно приходит под конвоем жены, он ругает себя и хвалит терапевта. Когда он напивается, то празднует победу в любом случае: если терапевт будет его ругать, значит, он Преследователь, и надо пить ему назло; если простит, то он Простак, и можно не обращать на него внимания. Выходом из игры является заключение терапевтического контракта и безусловное его соблюдение.

Игра «Выпивоха» (точнее эту игру можно было бы назвать «Искатель приключений») разыгрывается на три роли: Алкозависимый, Спаситель – брачный партнер и терапевт (часто он же Простак) и Посредник (он может быть подстрекателем, собутыльником, кредитором). В этой игре алкозависимому не хватает супружеской ласки, он выпивает дома и затем уходит искать сексуального партнера. В эту депрессивную игру чаще играют женщины бальзаковского возраста, которым может помочь супружеская терапия или развод.

В игре «Забулдыга» алкозависимый разрушает себя, провоцируя блюстителей закона помещать его в тюрьму или врачей – в больницу. Они играют роль Посредников, от которых он получает помощь только в том случае, если окажется на грани смерти – значит, у этих людей мало сочувствия. Эта игра возможна, пока карающая и медицинская модель не сменится социально-психологической.