Читать книгу: «Вознесение», страница 3

БОДИ-БОГ (пальцем манит Люцифера. Люцифер подходит к кафедре Судьи, смотрит, склонив голову, в пол. Боди-Бог негромко). Люци, ты удивительно спокойно выслушиваешь эту ересь…

ЛЮЦИФЕР (пожимает плечами). А что я сделаю? Рационалы, Отче. Homo novus. Их вера – постмодерн, их идол – интернет. Язык Эзопа в современной упаковке.

БОДИ-БОГ (сомнительно покачав головой). Что ж, будем говорить на языке Эзопа…

Явление 8

БОДИ-БОГ (Иакову.). Ты выступил в предбаннике экспертом, так получается?

ИАКОВ (горячо). Последней спицей в колеснице я выступил, Отец. Евреем при губернаторе. Я думаю, сработали старинные рефлексы.

ИСИДА. Поступок безмотивно хулиганский…

ИАКОВ (Матфею). Чуть не забыл! Отец родной, прошу вас, занесите в протокол: секатор был американский, а может быть, германский, короче, фирменный. К орудию аутодафе причастия я не имел. (Люцифер скептически хмыкает. Иаков Боди-Богу беспокойно). Вы верите мне, Авва?

БОДИ-БОГ. Верим, конечно, не переживай.

ЛЮЦИФЕР (ехидно). Не парься.

БОДИ-БОГ. Очнулся ли, когда насели вы, Аврор?

ИАКОВ. Спьяна не разобрал, зачем нательное с него гайдарят. Поблaзнило: Анюта-краля, невинное дитя, гонадами могучими его играет в куколки.

БОДИ-БОГ (после молчания). Угу. Гонады куда дели?

ИАКОВ. Мне поручили их свезти на сметник. На тачке. Тут набежали тучи, вдарила гроза, гром, молния! Отец, я понял это, как Твой знак и указание. Добычу в холодильник Федерального резерва свёз, а вдруг случится контрпозиция, и спрос на гонады явится? Сдал по квитанции, честь честью, чтобы меня в свободной прессе не обвинили в краже. Контейнер запечатали сургучем и затолкали на стеллаж с солдатским сухпайком. Сам проследил за всем.

БОДИ-БОГ. В надежде на гешефт, значит, орудовал?

ИАКОВ (обиженно). Отче, какой гешефт? Бейцы, конечно, рясные. И многих денег стоят, хотя бы как музейный экспонат. Но ведь они в Резерве, на учёте! И где вы видите гешефт?

ЛЮЦИФЕР (судебным приставам). Вещдоки в зал суда! (Приставы вносят в зал опечатанный алюминиевый бидон и куль из чёрной крафт-бумаги).

ЛЮЦИФЕР (торжественно). С согласия Суда проводим следственный эксперимент. (Приставам.) Вскройте сосуд! (Грозно Иакову.) Пусть подсудимый опознает гонады своего «сябра» из дома на Болоте. Отверзите! (Приставы отвинчивают крышку фляги. Люцифер, проверяя содержимое, заглядывает в горло, удовлетворённо кивает головой. Иаков также заглядывает в бочонок и, попросив у пристава его дубинку, шевелит нечто внутри.)

ИАКОВ (деловито). Оно. Моё. Малость подстыло… Хотя контейнер был, кажись, стеклянный…

ЛЮЦИФЕР. Опознавайте не тару, а содержимое!

ИАКОВ (твёрдо). Моё!

ЛЮЦИФЕР. Высокий суд! Подсудимый публично опознал гонады, отсеченные якобы у персонального пенсионера, героя войн и трудов Звездарина. Прошу отметить протокольно факт. Также прошу к делу приобщить складскую накладную. (Зачитывает накладную.) «Семенники быка кьянине. Вес нетто шесть килограммов триста граммов.» Кьянине, господа, – крупнейшая бычья порода в мире. Высокий суд, возможно ли, чтобы опознанные подсудимым помидоры принадлежали даже самому могучему пенсионеру?!

ИАКОВ (возмущённо). Подстава! Гонады левые! Мои наверняка солдаты съели вместо просроченного сухпайка!

ЛЮЦИФЕР. Добро. (Приставам). Вскрывайте куль! (Приставы вскрывают мешок, извлекают из него конторскую корзину для бумаг, набитую обрывками каких-то документов. Люцифер достаёт из корзины первый попавшийся лист, расправляет его и протягивает Иакову). Свой почерк узнаёте?

ИАКОВ (собрав на лбу морщины, всматривается в листок и мрачно кивает). Вроде бы как бы да…

ЛЮЦИФЕР (торжествующе). Не «вроде бы как бы», а именно ваш! Высокий суд! Иаков опознал черновики преступной сделки о ликвидации империи и подтвердил тем самым свою измену государству, которого он гражданином был в тот миг, когда эти бумаги пачкал! Прошу признание отметить в протоколе!

ИАКОВ (торопливо). Момент! (Матфею.) Любезный, не суетитесь, не марайте протокол. (Иаков выхватывает из кармана молитвенного кителя ручку, что-то пишет на листке из корзины, положив его на столик Люцифера, и протягивает бумагу прокурору.) Вот, прокурор, мой настоящий почерк! Прошу сравнить и убедиться. Вашу бодягу вижу впервые в жизни. Что было, в том винюсь. А сговор против рейха мне не шейте!

ЛЮЦИФЕР (всматривается в почерки и с сожалением вздыхает.) М-да-а… Похоже, но не тот наклон и стиль размашистей. (Передаёт лист с почерками Боди-Богу. Мать Исида выгибает бровь и сокрушённо качает головой.)

БОДИ-БОГ (изучив почерки, Иакову). Любезный, подойди. (Предлагает Иакову ручку.) Эту вот строку мне повтори десницей. Хорошо. Это же самое – шуйцей. Что получается? Черновики из мусорной корзины тобою писаны. Ты левачок?

ИАКОВ (оторопело всматривается в бумагу). М-м-м… как бы да…

ЛЮЦИФЕР (не сдерживая радости). Я позабыл, что он – амбидекстрин! Что левая, что правая рука, ему без разницы. Он подтверждает обвинение!

ИАКОВ (переворачивая бумагу так и сяк, медленно соображает). Это мне кто-то диктовал. Во сне, наверно… Возможно, Загогулин, или кто-то из референтов. Не помню… Ничего не помню. Ведь я ещё и сомнамбул…

БОДИ-БОГ. Откуда эти черновики взялись? Когда и где вы их могли писать?

(Иаков недоумённо и вопросительно смотрит на Исиду).

ИСИДА. Выкладывай до кучи…

ИАКОВ (с явной натугой). Что-то мелькает в памяти, но смутно. Не помню: до предбанника или же после? Но что-то связано с предбанником. Как бы и да, как бы и нет… (С трудом вспоминая, постепенно разговариваясь.) Так. Воротились в зал, уселись вокруг овального стола, не сполоснув конечностей. Несу вино, икру, ботанику. Они велят: организуй-ка, Яша, мяса! Меня и самого, как слазили в ночное, потягивало на мясцо. Подал им шницель по-швейцарски. А Загогулин шпилит: в пятки душа ушла, гарсон? Мне показалось это в обиду. Пусть трусы, думаю, уходят от вопросов. А нам бояться нечего. Тем более, я знал, что надо делать.

БОДИ-БОГ. Не съезжайте с мысли!

ИАКОВ. Я Загогулину-то и заправь тогда: пока, говорю, я только шухер вижу. Ну, вылегшили вы Аврора. А прав у вас как не было ни на что, так их и нет! Всё право за рутинами, Звездарина законными наследышами. Права на землю и на лес, на этот дом и в целом на одну шестую долю суши мировой. Победу праздновать я бы не стал. Вы комара прихлопнули, а надо бы сушить болото!

Вождь удивился таким моим, гарсона, рассуждениям. Со мной персонально постаканился: «Скажи, что делать, коли знаешь!». А я раздухарился: резекция, говорю, на час, приватизация на век… Он фаллом по столу: дескать, ступай наверх в мой кабинет, запрись, мразота, и мне изобрази свой драфт по осушению трясины! И больше я ничего не помню. Закоротило. Обнесло… Я пешкой был там, я же говорю…

ЛЮЦИФЕР. Чернядь рутинскую до кости пешка обглодала! Я говорил: жильда на правду выведет!

ИСИДА (поднимает руку, обиженно). Касательно глодания черняди… Иаков, между прочим, создание божие!

БОДИ-БОГ (нервно бьёт молотком по столу, Люциферу). Предупреждаю: не мешай ему! Мы не позволим обвинителю то распускать, что прячет он во рту: лизун, лопату или жало! Выносим вам предупрежденье, прокурор! А будете вы лаем оглашать святые стены, наложим штраф в виде полёта в пропасть с Гималаев! Иаков, продолжайте!

ЛЮЦИФЕР (звенящим голосом). О Вечный! О Творец! Не забывай: Ты – мой родитель! Конечно, я не авраамлюсь, не исааковлюсь и не иаковлюсь, но за шулятами чужими не охочусь. В Аиде прокуратором который век служу за совесть, не за сыт. Люди смеются надо мной в глаза: нечистый, окаянный, фуцман! Приходится терпеть ради экспериментов ваших. Руки вы мне окоротили: то не моги, этого не замай! Прослушайте хотя бы до конца допрос! (Иакову, грозно.) Подсудимый, рассказывайте, как вы обули наследников империи?

ИАКОВ (растерянно). Но я ничегошеньки не помню… (Хватается за голову.) Амнезия. Двуслойность в колпаке. Что было до предбанника, что после, всё смешалось. Высокий Суд! Друзья мои! Отечество я не обгладывал, вот истинный вам Спас! (Иаков окидывает присутствующих затравленным взглядом и крестится.) Я занимался исключительно Звездариным, который пенс, герой и прочее подобное.

ЛЮЦИФЕР. Да не было там никакого пенса! И не было предбанника!

БОДИ-БОГ (Иакову очень спокойно). Вы на вопрос Суда способны отвечать, или вас на предбаннике ушибло?

ИАКОВ (запинаясь). Заклинило, заклинило… Помню, шугал Загогулин своих помощников. Один там был пузатый такой, потел и обтирался сразу двумя платками. Второй – носатый, этот гугнил чего-то неразборчивое. Им было велено готовить документ… Главное было тон взять верный с первой строчки. Как приговор начать? Носатый прогундел: «О ликвидации империи… Согласие…» А Загогулин: марш, дескать, похоронный у вас выйдет, а не согласие! Пузатый, слышу, отдуваясь, шепчет другу: «Не заработать бы на завтрак жареных гвоздей!». А вслух: «Начнёмте задушевно: жила-была могучая империя. Конечно, были там свои проблемы (а где их нет?). Потом явились люди – агенты вражеских спецслужб, и развалили рейх…». Но и пузатый Загогулину не угодил в ноздрю: «Развёз не по делу, понимаешь!». А я как раз вернулся с кухни, обношу компанию хавлом и слушаю себе. Я-то знал точно, как надо начинать бумагу…

БОДИ-БОГ. Откуда вы это знали?

ИАКОВ. Представь, Отец, пустынный коридор. В банкетном зале наверху волною гвалт. Я с балыками шёл и с чёрною икрой, вдруг кто-то крикнул мне от лифта: «Яков!» Я: «Шо такое?» Смотрю: в дверях кабинки клёвая такая стерва. Росточек средний, смазливая, вся из себя оптимистичная. Такая сучка роковая в тунике из ангоры. Что характерно, на голове, на чёрных косах коронка золотая тусклая. Поправила веночек свой: «О чём задумался, лопух двуногий? Имей в виду: жох на рысях летит к обеду, лох шлёпает под обух роковой! Запомни: нужна приватизация, а не резекция и нужно не ликвидировать, а созидать! Рутинам так понравится. Не спутай: со-зи-дать! Что вперился? Гуляй! Да обо мне ни слова никому!». Глухое занималось утро. И вдруг свело моё нутро… Шмальнуло в голове: ужель не ухвачу куска?!

БОДИ-БОГ. Что было дальше?

ИАКОВ. Они сцепились: кто за начало жирного, кто за редакцию носатого. Тут я и говорю: начните вы не с кризиса, не с гибели, а с праздника, с триумфа. В первой же строчке. Нужен мажор. Зачем огорчать людей? Гарант со мной вторично постаканился. Я, дескать, в рассуждениях твоих, мразота, вязну, но чувствую, ты прав. Ступай в мой кабинет, изладь нам эти дрязги… А больше ничего не помню… Пошёл ли я наверх или на кухню? Мой это почерк, или кто подделал? Писал я, или кто-то с моих слов? Главное, знать бы, когда это случилось: до или после предбанника?

ЛЮЦИФЕР (насмешливо). Pro et Contra?

БОДИ-БОГ. Угу. И что потом?

ИАКОВ (равнодушно). Потом вино, коньяк, ведёрко простяка…

БОДИ-БОГ. Так, дальше двигаемся. (Иакову.) Как людям объяснили – рутинам, или рутинопам – что, собственно, стряслось со стариком Звездариным?

ИАКОВ (оживившись). По поручению и просьбе Загогулина дня через два, из Беловежья возвратясь, по ящику я изложил народу, как соглядатай частный, с улицы, но верный и надёжный, что приключилось на охоте. Де у Звездарина, героя-ветерана, случилось защемление килы. По пьяни надсадился, подняв земную тягу. Аналогично Святогору. Грыжа косая, паховая. Лечили хирургическим путём, на место выезжала дежурная команда медиков. Живосечение мошни проведено лепилами без анальгина и новокаина, по методу новейшему японских врачевателей из самурайского отряда №731. (Для убедительности я этот номер вставил, на арапа). Больного удалось спасти. Однако, мужик, увы, потерян был в нём безвозвратно. Аврор на моих глазах утратил бороду, профундо-бас, привычку посылать по алфавиту, а также – воинское звание «батяни» (равное генеральскому в Рутинии). Зато официальный титул приобрёл «почтенного родителя», не отличимый от «почтенной матушки». Всё доложил, как было, и чему свидетель был.

(Люцифер возмущённо пыхтит и крутит головой.)

БОДИ-БОГ. Народ поверил?

ИАКОВ (хмыкнув). Как не поверить? Вырос он в строгости, в идейности, под «батями». С пелёнок знал порядок: шаг влево – бегство, вправо – драпачок, прыжок на месте – провокация…

БОДИ-БОГ (Иакову). А как ты, братец, затесался в шайку?

ИАКОВ (пожимая плечами). Скрывать мне нечего, Отец. Всё совершается с людьми по твоей воле, как известно. Я родился в сорочке. Ревекка-мать мне ложку золотую в рот по примете клала. Она явилась, эта ложка, у нас в семье сама собой, никто не знал, откуда она взялась, считалось, что Фортуна мне её подкинула. Так продолжалось лет до десяти, пока я ложечку не заглотил. Она дошла до самого пупка, но там её перехватил хирург. С тех пор меня татэ Исак дразнил «Иаковом золотенькое рыльце» и предлагал в меня заправить вилку или уполовник. Поздней я векселя клепал пустые от ООО, но мне на удивление фартило. Фортуна меня не бросала на произвол!

ЛЮЦИФЕР (нетерпеливо). Ответь Суду, как у бояр нашёл прибежище, как в Беловежье вынырнул?

ИАКОВ (радостно, Люциферу). Я же вам говорю, мессир: Фортуна! При свите Загогулина был должен ехать в Беловежье дядя Наум, метрдотель. Вдруг – звяк! – мол, Яша, я занедужил, грипп. Побудь гофмейстером при руководстве, прикинься шлангом, ты могёшь. Я было отказался: подать-убрать… я тут при чём? Я худо-бедно кандидат наук, доцент, они же меня выгонят! А он: «Ты брюхо подбери, а шею выгни. Там будет наш шеф-повар, подскажет протокол. Они нажрутся, захрапят. Всего-то…» Ну, я рискнул. Они болтали о своём, а я прислушался. Какой-то анекдотец затравил. Насчёт жидов, как принято. Между закусками и чем-то там горячим. Понравилось, похохотали. А там пошло: Яша – туда, Яша – сюда, всем оказался нужен… Всё получилось само собой! И штатовский секатор передо мной явился тоже сам, ну, просто ниоткуда, я думаю, он с потолка упал! Ведь если бы готовил преступление, припас хотя бы скальпель я…

Явление 9

ЛЮЦИФЕР. Оставьте, подсудимый, ваши люли. Извольте пояснить, как вместе с шалыганом Загогулиным вы облапошили Отечество, втянув народ в фальшивую приватизацию. И как неслыханно обогатились при этом сами.

ИАКОВ (горячо). Вас, друг мой прокуратор, зело несёт. Высокий Суд! Друзья! Отечество я не лапошил! (Иаков окидывает присутствующих гордым взглядом.) Совсем напротив! В чём фишка была империи? В заманчивой идее общего кармана. С этими байками мы быстро порешили в газетах и речах, используя дерьмо и вентилятор. Но был и сам карман – нажитое рутинами имущество, а также недра – горные, таёжные, морские. К карману этому не знали мы, как приступиться! Боялись от рутинов заработать плюху. Как ты идею не лажай, карман-то числился за государством, то есть за ними, за чёртовыми рутинами. Как нам растюковать, расшить анафемский карман?! А вдруг рутины батогами нас разгонят, как стаю шелудивых псов? Озву-чивалась смелая мечта: лоботомировать народонаселение, чтоб навсегда стереть у шельм понятие об общем кошеле. Хотели действовать батунабегами: шарашить по ночам, днём отсыпаться за каменной со звёздами оградой. Но как ты обездвижишь гада? Чтоб доли лобные отсечь от прочих жил, надо пройти в глазницу чем-то вроде спицы, или иным каким-то стержнем мозгов достичь. Но он ведь, сволочь, дёргается: живой, быть овощем-то западло, хотя он от рожденья овощ! Рацухи разные смотрели: нельзя ли поначалу оглушить, а уж потом воспользоваться шилом? Один, он банной отраслью заведовал когда-то, тела советовал морозить в ванной. Другой был склонен применить стул электрический б/у с пониженной напрягой. Но ахинея эта не прошла. Гарант (он к тому времени был избран всенародно) твердил, что предлагаемые технологии сложны, а надо сробить с рутинопами подобие того, что мы в предбаннике устроили с Авроркой-пенсом, прохолостить. «Го-го-го-го! – рычал. – Нужон лишь раж!». Меня Загогулин не отпускал от царственной персоны. А я ему внушал: Рутинию придётся вам по мужику разваливать, а их полсотни миллионов! Когда вы бой с победой кончите? А водочку глушить когда? А выехать на пляжик золотой в Европу? А если мужики, не будь дурак, отсекнутые части на рынок вынесут, как нанопродукцию? Торговлю сами поощряете. А если бабы будут по индукции от негров зачинать?! А суд международный докопается? Лоботомия! Обращенье в овощи? Так рутиноп и без того вегетатив. Вы среди круглых идиотов жить решили? Ведь это даже и опасно!

Я, дескать (это Загогулин мне), в рацеях твоих, мразота, вязну. Какую ладишь дрязгу на этот раз?! Я говорю: всё ту же. Составил им бумагу, в которой термины расшифровал. Простую и наглядную. О том же всё: о равенстве всех, о небывалом рукотворном сотворении истории, о всенародном со-зи-да-ни-и. Мою болванку нюхали, в лупу глядели, читали, правили, слова ворочали, как гири, и нечто новое слепили в праве. В конце концов оформили гуманную, законную, всесправедливую, мелкокусковую приватизацию. Под вопли СМИ и дуроскопа звон из липовых баклуш сварганили вердикт и дыркою от бублика скрепили. Надёжную конструкцию изладили – основу всей будущей коррупции. Вышло, как у людей цивильных. Рутиния и ныне славится своим изобретением! Великое свершили и обошлись без батогов. А то – всеобщая эмаскулация! Не делайте мне, господа, смешно! Так кто рутинов спас, не я ли? (Иаков задумывается, качает головой.) Малёхонько в ту пору я и сам надыбал. Пристроил Загогулин меня в программу нефтяного экспорта. Его слова забыть нельзя. Вот, он сказал сподвижникам своим, друзья, достойный перед вами, понимаешь, человек. Явился в Беловежье он в одной рубашке, а между тем, прекрасно вёл буфет. Дадим ему трубу, раз у него другой недвижимости нет! Парой именьев под Парижем разжился я тогда, в Майами домик прикупил и яхту с вертолётною площадкой приобрёл по случаю. Не мне одному открыло дорогу Беловежье. В ту пору нас набежало-таки из углов. Одних супербанкиров объяви-лось семеро! Кто из НИИ, кто из кутузки был отпущен. Лихое было время, я вам, Отец, скажу. Одно что – первопроходцы. По всей Рутинии мы рыскали, как бесхозяйные собаки. Случались и конфликты между нами, и драчки со стрельбой. То ископаемое мамонта говно в болотах не кроилось поровну, то в тыщу вёрст плеть газовую габузом через тайгу тащили, вымеряя погонной четью. А четь у каждого своя, и каждый обвинял другого: «Нечестно, пацаны, несправедливо!». Пошли нам на счета франклины – не рубли! Маленько мы передохнули. А до того нас все, кому не лень, е…

БОДИ-БОГ. В Суде не выражаться!

ИАКОВ (поспешно). Хотел сказать: любой нас мог отжарить, да ведь и жарили, о, мати-мать! Но если Суд великий грянул, прошу простить меня, как гранулу ничтожную. Извержен я из недр народных не прихотью своей, а под напором превосходящих сил природных. (Иаков хлюпает носом.)

Явление 10

ЛЮЦИФЕР (насупясь). Хватит страдать. Не гранула ты – гранулёма! (Боди-Богу) Сказок у него больше, чем у Гофмана. Не переслушаешь.

БОДИ-БОГ. Пусть говорит, Мне интересно…

ЛЮЦИФЕР (яростно). Он гопник, он щипач! Ограбил под сурдинку рутинопов и заметает след!

ИАКОВ Я виноват, что они придурки? (Иаков обводит присутствующих вопрошаю-щим взглядом. Общее молчание. Обиженно.) А кто, кроме меня, во всей вселенной подумал о Звездарине? Они из предбанника ломанули на дачу пировать, а я занялся неотложным делом – повёз семенники Аврора, только не эти (Иаков брезгливо смот-рит на бидон с гонадами быка), а настоящие, на два кило, как ценный неликвид в республиканский холодильник.

ЛЮЦИФЕР (досадливо мотает головой.) Опять своё завёл!

ИАКОВ (упрямо). Да вот, завёл, потому что прав. Для обработки ран открытых я, оторвавши лично от себя, презентовал Аврорию чекушку марганцовки и вдосыть беленькой. А для полировки – литр «Перцовой». Кассовый чек могу на товар представить. В напитках растворил для аппетита пыльцы Моисеева тельца. Артур бы без моей пыльцы погиб. С пыльцой кой-как его втащил в международный оборот. Ладно что я – рутинофил упёртый. А так бы он куда? Сопрано в Риме голосить? В хаммам турецкий евнухом? А может, валухом в отаре жизнь угробить? Иль мерином в табун кобылок огорчать? Или волом на чеках рисовых в поту чалдонить? А что статистикам в переписном листе укажет он? Я – хряк, напишет, или: я – каплун? Теперь же с чистой совестью во всех листах рисует гордо: я – предприниматель!

ИСИДА (машинально). Аминь!

ИАКОВ (философски). Я спас старика Звездарина! Я место неплохое подогнал ему. И хлебное, и тихое, и от политики он не ушёл. Теперь Аврор – акула бизнеса, купчина, непман, компрадор, «предприниматель без лица», охрану держит по контракту в штабе СНГ. Дочек своих старинушка не беспокоит, ни писем, ни звонков. Боится, как бы не нажить им и ему беды. За разговоры непотребные, за экстремизм мы можем и спросить! С Хохлом, с Мякинником и с Загогулиным, а ныне с теми, кто их заменил, на дружеской ноге. Он – дед сурьёзный, привык к дисциплине, ворота караулит в богадельне. Журят его братки за старые грехи: то-де заводец перегонный недостроил, не там бурил, не всех почтенных рыл полями обеспечил нефтеносными… Не обижается. Со всеми ручкается и на ты. Хотя порой мудрит. Пошутят с ним вроде того: «Додавим, брат, имперский гной?», Аврор и заведётся: «Давите, бога ради! Вы лист-то свой подмётный ратифицировали, б… ди, нет?! Как, до сих пор не утвердили протокол?! Ай-яй! У вас прокол, бродяги!». Они вроде того: «Нам этот протокол залитовать – раз плюнуть. В Содружестве полный комплект ассоциированных лиц, и все законно избраны. А депутатов-вечников, да разных членов-трепачей у нас, как живчиков в мудях! Аврорий им: «На ваших вечников и живчиков, а заодно на вас – плевать. Вот плюну, и утрётесь! Вы проведите меж собой хотя один порядочный фальшак, да лист подмётный для блезиру утвердите.» На съездах разных нам по первости пришлось петляво. Аврор в зал пробирался с глупыми вопросами: «Кто это выдумал – меня охолостить? Чего хотели? А чего добились?» На улицу с народом даже выходил! Кой-как осадили болтунцов.

Явление 11

ЛЮЦИФЕР (сокрушённо). На голову не налезают эти речи! Аврорий, живчики… Чушь! Нереал!

БОДИ-БОГ (Иакову). Твой пенс по-прежнему романсы пишет?

ИАКОВ (уверенно.) А то! Под патронажем нашим. Я до сих пор Аврора регулярно навещаю. По старой дружбе, как бы да. По выходным напьется на фанерной дачке, да разведет гармонь, затянет про любовь да про удачу – тут барда нашего не трогай! Я за углом стоял намедни, канты слушал. Могёт старинушка. Я думал, что души моей ледник растопит. Романс запомнил слово в слово. (Исполняет в полголоса, с чувством.)

ИВАН-ЧАЙ

 
(Посткастрационный романс пенса Звездарина)
Отгорели яблони в саду,
Лист румяный землю заметает.
Я теперь дороги не найду
В ту страну, где сердце умирает…
Милая, любимая, прощай!
Нищая любовь недолговечна.
На межах курится иван-чай,
Кумачовый тлен на землю мечет.
Лишь в осенней темени огни
На проезжей на большой дороге
Освещают прожитые дни
Бесполезной сладостной тревоги.
Помнишь ли, родная, белый май,
Как сходились мы с тобой когда-то.
На межах курится иван-чай,
Застилая дымом боль утраты…
 

(Боди-Бог мрачнеет. Исида смахивает невольную слезу. Иаков переводит взгляд с председателя Суда на адвоката и недоумённо поднимает брови.)

ИАКОВ (с жаром). И все другие мужички-рутины ровно сидят на попе, друг перед другом менеджерят…

ЛЮЦИФЕР (язвительно). О бабах расскажи, нельзя их обойти.

ИАКОВ (охотно). Можно и о бабах. Мужчины в осветлённом состоянии, не менее осветлены и бабы. На знойном страсти ложе девицы по ночам хлопочут, а по утру (Люциферу торжествующе) зелёное приходуют, сто баксов за визит! О рыжиках и слышать не желают. (Тоном ниже, деловито.) Но судьбы, конечно, разные, как номера «Шанели»: одни на содержании тасуют дни, другие на панели промышляют…

БОДИ-БОГ. А про Звездаринскую Аннушку что слышно?

ИАКОВ. Победа полная, друзья! Из депрессивного Козельска, а может быть, из Мухосранска-призрака явилась девица в столицу, готовый кадр для кабака. Под стенкою Кремля, в правительственном скверике прослушала уставных лекций курс у бизнесвумен, лучших шлюх Европы. В «Национале» мастер-класс прошла и завершила подготовку на Ленинградской трассе. Раскрасила и оголила тело и так, злодейка, искусилась, что на шоссе её в память об Анке-пулемётчице не именуют иначе, как «Анка-лошаделла». Голос и слог прорезались у Анны. У рутинян поэты с композиторами через одного. В свободное от вахты время Анна сложила собственный романс, поёт его клиентам, как и положено, за бонусы особые. У ней контральто, диапазон от ре до ля.. (Прокашлявшись, поёт приятным баритоном.)

РОМАНС

Анны Звездариной

 
(Исполняемый клиентам за отдельный гонорар)
Когда в последний раз я оглянулась
На дедушки Аврора дом родной,
Невольно на глаза мне слезы навернулись,
А сердце сжалось мутною тоской.
Избу пустую сторожит луна
С плакучею берёзою в ограде.
Я никому здесь даром не нужна,
Красивым место только в шумном граде.
Вольготно там, в любую сторону разгон,
Куда посмотрят крашенные веки,
Там признают единственный закон:
Продай себя – и будешь человеком!
Но к тем, кто для слепой судьбы постыл,
Нет жалости, а только строгий кнут.
И если телом ты, или душой остыл,
Как грязи ком, брезгливо отшвырнут.
Прощайте, кров родной
И вы, берёзки милые!
Иду искать судьбы в чужом краю.
Через ложок, где церковь и могилы,
Похоронила молодость свою…
 

(Исида, сдерживаясь, рыдает, Боди-Бог смахивает слезу, Матфей, вскочив, не понимает, что ему делать: броситься на Иакова или утешать Мать Исиду? Иаков – само изумление. Люцифер не спускает глаз с Боди-Бога. Постепенно все успокаиваются.)

ИАКОВ (Боди-Богу озадаченно и недоумённо, вполголоса). Стиль документа чуете, Ребе? Играет в Аннушке патриотизм, нет и намёка на былое тунеядство. Прониклась дева уважением к родным могилам. Прежде она так задушевно не скулила. Стахановка и патриотка – сто процентов! Всё, говорит, пропляшем и пропьём, но флаг не опозорим! Я, Анна заявляет, сама буду мужским гормоном, если кругом кастраты! Заменой буду геройским предкам! (Иаков воодушевляется.) И я так рассуждаю, господа. При Николашках каких-то жалких 10 – 20 тысяч бабочек ночных порхало по Тверским и Невским. Совсем было извели полезную породу во дни Отца народов. А ныне на панелях пасутся их стада! По скромным данным Стата, не меньше ляма с гаком! Анюта у них вроде бригадира. Девчонок покупаем только через неё. Покладистые, недорогие, грамотные политически. Портрет презика накалывают, озорницы, на буфера. Народ по записи к ним. Роскошь! Досуг! И главное – всё местное, традиция, патриотизм! Все виды секса: классик, анал, орал, минет с проглотом…

ЛЮЦИФЕР. А классик – это как?

ИАКОВ. Типа «бревно».

БОДИ-БОГ. Вы, оба два, сейчас же прекратите!

ИАКОВ (Боди-Богу доверительно). Я думаю, в Сенат запятить Аньку Лошаделлу, как представителя растущей отрасли. На что нам в аппарате Мараты с Робеспьерами? Пускай возглавит Анна, господи прости, всех вообще в Рутинии кастратов.

БОДИ-БОГ (листает дело). Постой, не тарахти! Я что-то упустил. Если Анюта кличет Аврория дедом, она-то кто ему? Подумай-ка!

ИАКОВ (неуверенно). Наверно, это… внука.

БОДИ-БОГ. А говорил: метресса…

ИАКОВ (кривится недовольно). Много людья в Тьмутаракани! Кто знает всех в лицо? Может, и внука, я не ханжа, я свечку не держал. Мне это, по большому счёту, пофиг.

МАТФЕЙ. Какая скверность! Тьфу!

БОДИ-БОГ. (Иакову). Всё изложил?

ИАКОВ (нерешительно). А как бы да…

БОДИ-БОГ. Спасибо, поразвлёк. Так признаёшь вину?

ИАКОВ (горестно). Отец, ну, разумеется!

БОДИ-БОГ. И в чём она?

ИАКОВ. Я мог бы выкинуть в окно секатор. Но пожалел: вещь ценная, фирмовая, кошерная…

БОДИ-БОГ. А старика Звездарина не жаль?

ИАКОВ (равнодушно). Дак Загогулин всё равно бы выкусил ему семенники. Больше бы вышло крови.

Явление 12

БОДИ-БОГ (задумчиво). Ещё у прокурора что-то будет?

ЛЮЦИФЕР. Заканчиваю, Ваша честь! (Иакову, не отрывая глаз от бумаг.)

Подсудимый, ответьте без дезухи и порнухи, как опустились вы до тех злодейств, которые вам здесь вменяют? Имеется в виду предательство народа и державы. Был же у вас, наверно, бог и всякое такое?

ИАКОВ (с достоинством). Не опустился, прокурор, а возведён на Небеса, и, как вы, наверное, заметили, стою перед лицом Всевышнего! (Кланяется Боди-Богу в пояс.) Спросите лучше, как я поднялся до Эмпирея? Ав owo, Господи, начну, как говорили древние, с яйца… Я по натуре примитив, по-вашему, вегетатив. (Пожимает плечами.) Но был всегда мой эталон – бизнюк-рационал! (Трёт ладонью лоб, вспоминая.). С товарами гонял я караваны по Гоби, Каракумам и Сахарам… Но было муторно, гумозно трястись на бактриане месяцами Великим шёлковым путем кизячным. Тропа кизячная, пески зыбучие и ужас наводящая игра фата-морганы. А выгода, увы, мала…

БОДИ-БОГ. И ты об этом помятуешь?

ИАКОВ. Прошлое помню вообще прекрасно. Сегодняшнее вижу, как бы во сне… Так у меня голова застрогана.

МАТФЕЙ. Врёт, как очевидец!

(Боди-Бог морщится.)

ИАКОВ (укоризненно взглянув на Матфея). Не по душе мне было и морями бичевать, мартышкою висеть на стеньгах. Всё это – макес-цорес и отстой. Так маялся, пока не озарило: товар первейший – сами деньги!!! История полна воителей, брутальных укротителей народных, с бурачной мордой и могучей пястью. Моё же верное оружие, я скоро понял, не меч и не копье, не пролетарская булыга и не крестьянская рогатина. Мои лупара и макаров, штык и приклад – бизнес-анализ и гроссбух с двойною записью. Меня в тот час испариной прошибло: каким возможно быть Пол Потом, притом без шума и без драки! Кредитовать болванчиков китайских, развратных греков ссудой охватить, надменных римлян на прямые ноги залогами поставить, стрясти простым процентом нигеров с бананов, а сложным усмирить зловредных египтян… Мне надо было точно знать, кто сколько мяса хавает под ракию и «лунное сияние» и сколько в результате поеданья злаков и плодов и запивания спиртсодержащими, он производит шлаков. Особенно заботили рутины, их бедный быт, напрасный труд. А сколько мог бы даже единичный такой рутиноп кредитов подписать простых и сложных? И сколько мог бы унавозить пашни, вступив со мной в экономическую связь?! При этом миром желал я управлять не из шатра походного, как Александр, не с литерного поезда, как Лев Давидыч, не с парохода, как Никита Хрущ, не с борта лайнера воздушного, как царь Борис, где пито, пито, пито! А сидя дома в Палестине милой с любезною Рахилью и тошнотной Лией, имея, как и Соломон, кроме того отару пробных моавитянок, сидонянок, иудемянок, негусих и стадо знойных дщерей фараоновых… Во мне кипели древние инстинкты, Отче, и леденел рассудок…

ЛЮЦИФЕР (нетерпеливо). Оставьте женский пол! Кто был ваш бог или, скорее, идол?

ИАКОВ (рассудительно). Мой фатер, Исаак святой, не ведал грамоты. Но обстоя-тельно со мной судил о многом. Я от него узнал о боге Элохиме (кланяется Боди-Богу). Папаша напирал на то, что Элохим, и он же Яхве, он же Саваоф – ивримовский мазёвый бог – ночами бродит за шатрами босиком. А потому обязан я фекалий гадкий свой в песок лопаткою закапывать, иначе бог почтенный, измазавшись в моих отходах, замкнёт со зла отверстия во мне. Тогда-то я, в песке скрывая собственный продукт, задумался о потреблении и накоплении народов…