Читать книгу: «От винта», страница 3

Глава 4

Снова боль в сердце и пустота. Сознание отключается и наступает полное отсутствие мыслей. Одно мгновенье, и тебя нет. Почему это происходит? Это уже гораздо позже я не один десяток раз пытался проанализировать эту ситуацию, и каждый раз оказывался в тупике. Это не поддавалось логике, и всем известным законам физики. Очнувшись, я лежал на земле, лицом вниз, и руки мои были на затылке.

– Молись красная сволочь. Пришёл твой час!

У меня похолодело в груди, сознание вернулось вместе с ужасающей реальностью. Меня хотят расстрелять. И я уже слышу, как щёлкает затвор. Решение действовать пришло незамедлительно. Вскакивая, с душераздирающим воплем ринулся на своего обидчика. Тот растерялся, от неслыханной наглости безоружного человека, и забыл, что у него в руках оружие. С диким ревом я бросился в ноги и повалил на землю. Но эта сволочь, падая, сумел-таки нажать на курок. Пуля полетела вверх, от выстрела заложило в ушах, но второй раз выстрелить я уже не дал ему. Хватая двумя руками ствол, рванул его на себя. И тут же прикладом ударил Сидора в челюсть. Хруст костей, и унылое мычание Сидора позволило мне осмотреться, и вдобавок ко всему надавить коленом на грудь Иуды. Вокруг никого не было. Дрожащими руками снял с полицая автомат и, согнувшись пополам, рванул к забору. В горле пересохло, облизывая губы, через узкую щель в досках, смотрел на лес и дорогу. Там никого не было. Призрачная иллюзия на спасение темнела среди густых деревьев. В лесу искать не будут. Я это знал из учебников и старых советских фильмов. Немцы, боясь партизан, обходили лес стороной. Идиотский сон продолжался и я, вырывая несколько старых досок, протиснулся наружу. С трудом дыша, побежал по дороге в лес, боясь оглянуться и увидеть за спиной грозное дуло пулемёта и наглые рожи полицаев. Перепрыгивая кусты, успел снять магазин, и проверить патроны. Их было немного, но и этого хватило бы, чтобы, прежде чем погибнуть, забрать с собой на тот свет несколько человек.

– За мной, бегите за мной!

Из-за кустов вышла невысокого роста деревенская, круглолицая девчушка и помахала рукой.

Выбирать не приходилось и я, обдирая сухими ветками руки и лицо, бежал, что было сил за совсем юной спасительницей.

– Ты кто? – крикнул я и оглянулся.

Погони не было и чуть успокоившись, остановился, чтобы перевести дыхание. Упираясь руками в колени, часто дышал и всё ещё не верил, что удалось избежать расстрела.

– Мария, а вы кто?

– Не могу ответить точно, пока сам не знаю.

Улыбка на моём лице была жалкой и неестественной.

– Вас, наверное, контузило? И не помните ничего?

– Может и так. А ты, что здесь делаешь?

– Нам нужно бежать, пока немцы не отправили погоню. Они этого не простят.

– Ты местная?

– Да, живу за лесом. Надо идти. Правда.

В глазах Марии я прочитал, что она не врёт и действительно нужно уходить.

– Так, что ты здесь делала?

– По ягоды ходила.

Девушка шла быстрым шагом, и я едва за ней успевал. Было видно, что она знает все тропки в этом лесу.

– Вы ранены?

– С чего ты взяла?

– Хромаете.

– Да нет, это сапог не моего размера, натирает пятку, только и всего. Как твоя деревня называется?

– Богдановка.

– Далеко?

– Чуть больше километра.

– Тебе сколько лет?

– А вам зачем?

– Больно шустрая. Давай чуть отдохнём.

Снимая с плеча автомат, бросил его на траву. Мария осталась стоять в стороне, искоса поглядывая на дорогу.

– Не боишься одна в лесу? А вдруг немцы? Что тогда будешь делать?

– Не боюсь, вот ещё. Я здесь выросла и каждый кустик знаком с детства. А если сунутся, знаю, где укрыться.

Я одобрительно кивнул головой и стянул проклятый сапог.

– Здесь не далеко есть заброшенная землянка. Там вы сможете выбрать для себя обувь.

– Магазин? Настоящий?

Рассмеявшись собственному остроумию, внимательно посмотрел на Марию, изучая.

– Когда-то здесь в лесу жили партизаны. Что-то из вещей осталось. Уходили в спешке, немцы наседали. Вот и пришлось им бежать.

– Меня Михаил зовут. Спасибо тебе Мария, что помогаешь. Пошли, может действительно найдётся обувка по размеру.

Я снял второй сапог и пошёл за Марией босиком. Автомат болтался на плече, и с ним я чувствовал себя гораздо увереннее. Хотя не факт, что смог бы выстрелить в живого человека. Одно дело стрельбище, а здесь…

– Скажи Мария, какой сейчас год?

– Разве не знаете?

Мой вопрос вызвал недоумение на миловидном личике Марии. Она смерила меня с ног до головы и пожала худенькими плечиками.

– Сорок второй.

– Ты не обманываешь?

– Зачем мне вас обманывать? Какой с этого прок?

– Ну не знаю…

Мария внезапно остановилась и прислушалась. На деревьях щебетали птицы, светило солнце, и лесной воздух приятно щекотал ноздри.

– Показалось.

– Что показалось?

Мария показала рукой на редеющие деревья.

– Там немцы за лесом и нам стоит поторопиться.

Я хотел ей возразить и аргументировать тем, что у нас есть оружие, но не стал. Мной командовала девчушка, примерно восемнадцати лет отроду. Смешно, хотя учитывая то, что полчаса назад меня чуть не расстреляли, было не до смеха. В землянке воняло порохом и плесенью. Мария вытащила огромный мешок и высыпала его содержимое на землю. Такому богатству в сорок втором году мог бы позавидовать любой крестьянин. Передо мной валялись пар пять почти новеньких сапог.

– Выбирайте, – скомандовала Мария и вышла наружу. Недолго провозившись с сапогами, я нашёл нужный размер и с улыбкой на лице выскочил наверх. Марии нигде не было. Я хотел закричать и позвать её, но получил сильный удар по голове. Падая увидел двоих мужчин в немецкой форме и отключился. Чувствуя, что кто-то меня поднимает, приоткрыл один глаз. В голове стоял невообразимый шум, и по щекам текла кровь.

– Тяни его, вот сволочь, тяжёлый.

Пара крепких рук бросила меня на телегу, и я снова отключился. Проснулся от грохота и скрипа колёс, и зашевелился. Поворачивая голову увидел, что рядом с телегой идёт Мария и плачет. Двое немцев сидели за вожжами и нахваливали фюрера. Мои руки и ноги были крепко связаны. Мария заметила, что я начал шевелиться и приложила палец к губам. Я моргнул, и чуть приподнял связанные руки. Девушка показала глазами на винтовку со штык ножом. Она лежала в соломе за спинами немцев, и был маленький шанс, что прежде чем меня застрелят, я смогу развязать руки и дать отпор. Мария чуть прошла вперёд и незаметно для немцев откинула винтовку назад. Я потянулся руками и стал тереться верёвкой об острие штыка. Через минуту мои руки были свободны.

– Отвлеки их, – сказал я шёпотом и сжал винтовку.

– Ой, дяденьки, смотрите, там кто-то прячется за кустами, – закричала она и показала немцам на сваленный ветром молодой дуб.

– Где?

Один из немцев встал и телега остановилась. Я продолжал лежать с закрытыми глазами.

– Сразу за дубом, сама видела.

– Иди Ганс, глянь, что там, а я этого покараулю.

Ганс с неохотой спрыгнул и, проклиная всех чертей, пошёл к лесу. Я выждал, когда он удалится на приличное расстояние, и со всей силы воткнул немцу в спину штык. Тот закряхтел и, сваливаясь с телеги, успел позвать на помощь.

– Беги, прячься, со вторым я тоже справлюсь, – закричал я и, передёргивая затвор, выстрелил.

Мария тем временем спряталась за деревьями и украдкой наблюдала. Ганс выскочил из леса и прошёлся очередью из шмайсера по телеге. Я укрылся за убитым немцем под телегой, и носа не показывал. Трёхлинейка Мосина имела всего один патрон. И если промахнусь, тогда и мне и Марии конец. Поэтому прикрываясь немцем как щитом, словно опытный охотник ждал добычу. Несколько пуль ударили в бездыханное тело. Становилось по-настоящему страшно и хотелось проснуться. Но судя по автоматной очереди, свисту пуль над головой, мой сон плавно перетекал в устрашающую реальность.

– Русский, сдавайся, – закричал Ганс и снова выстрелил.

Выглядывая из своего укрытия увидел, что немец снимает с пояса гранату. Времени не оставалось. Вскидывая винтовку медленно прицелился. «Только не в голову, не в голову», – твердил я как заклинание и, задерживая дыхание, плавно нажал на курок. Пуля ударила Ганса в грудь, и он завалился набок, продолжая сжимать в руке гранату. Перекатываясь на спину, одним глазом заметил Марию. Она бежала ко мне с широкими от страха глазами.

– Ложись, ложись, там граната, – успел закричать и тут прогремел взрыв.

Меня засыпало землёй и, выкарабкиваясь, я увидел Марию. Девушка лежала на земле и не шевелилась. Вскакивая на ноги, отбросил в сторону бесполезную винтовку и побежал к ней.

– Жива? Жива…

Мария молчала, и я приложил ухо к груди. Сердце билось, я несколько раз ударил её по щекам. Наконец девушка открыла глаза и улыбнулась.

– Руки, ноги целы?

– Да, вроде, – прошептала она и чуть привстала.

Помогая ей подняться, вытер лицо руками.

– Давай посмотрим, что там в телеге и будем уходить. Трупы нужно убрать с дороги, поможешь?

Мария кивнула и первой побежала к телеге. Покопавшись в соломе, она вытащила новенький автомат и с довольным лицом протянула мне.

– А что, сама стрелять не умеешь?

– Боюсь.

Я обыскивал труп. Не видя ничего полезного, взял за ноги и потащил в лес. От Ганса остались только разбросанные по всей дороге останки. Гранатой его разорвало на части. Мария тем временем взяла за вожжи лошадей и развернула телегу. Лошади на удивление не испугались грохота и стрельбы. Мария гладя их по холкам, приговаривала: «Мои хорошие, хорошие…».

– Поехали, – крикнул я, запрыгивая на телегу.

Мария натянула поводья и лошади, слушаясь новую хозяйку, засеменили по дороге. Я вертел головой в разные стороны, и всматриваясь в лесные угодья, боялся в очередной раз угодить в лапы немцев.

– В деревне нет фашистов?

– Были, сейчас никого нет. Местные на фронте, кто-то ушёл к партизанам, кто-то пошёл служить в полицию. Всего пять, шесть дворов, в которых живут бабы с детишками.

– Родители есть у тебя?

– Я с братом живу, родителей давно нет в живых.

Она отвернулась, и я увидел, как по щекам побежали слёзы.

– Прости меня…

– Чего уж там, вы же не знали…

– Брат, почему не служит?

– Боится и прячется. Надеется, что скоро всё закончится.

– Не скоро, не скоро, – пробормотал я и замолчал.

Лес заканчивался, и Мария повернула лошадей к широкой лощине.

– Здесь оставим телегу.

– Так её заметят?

– Сбросим в прогалину, и закроем ветками, – сказала заговорщицким тоном моя спасительница.

– Неплохая идея, что ж, давай действовать, командир.

Мария распрягла лошадей и привязала их к дереву. Я снова как следует порылся в телеге, но ничего не нашёл и, схватившись за края, толкал вперёд.

– Тяжёлая, зараза.

– Сейчас я вам помогу.

Когда телега скатилась вниз и перевернулась, я наломал вместе с девушкой веток, и как следует, её замаскировал. Поднявшись наверх, посмотрел на нашу работу и остался ею доволен. Если не присматриваться и не спускаться, то найти телегу будет сложно. Сломав большую ветку я хорошенько замёл следы от колёс на дороге, и с улыбкой посмотрел на Марию.

– Ну как?

Мария одобрительно кивнула и, отвязав лошадей, пошла в деревню.

Глава 5

Брат Марии встретил меня недружелюбным взглядом. Небритый, в кепке, рубахе из грубого полотна, штанах и грязных сапогах, стоял с кислой миной на лице. На вид ему было не больше тридцати. В зубах у него торчала самокрутка и он, выпуская дым, направился в мою сторону. Мария скрылась за забором, и я слышал, как гремели засовы в сарае.

– Ты кто такой? – спросил он грубым, бесцеремонным тоном.

– Он свой, Николай, не трогай.

Мария вышла из-за дома и позвала меня.

– Сейчас все свои, зря ты его к нам привела. Может он шпион, или беглый каторжник? Откуда у тебя оружие?

– Трофей, у немцев забрал, – ответил я и развёл руки в сторону.

– Его хотели немцы расстрелять, он сбежал. Помог мне, спас жизнь. Нас схватили немцы и везли в город, в жандармерию. Миша убил двоих, и мы забрали телегу. Я привела двух лошадей, они в сарае. Их нужно будет спрятать. Немцы будут искать своих солдат и лошади все у них клеймённые.

– Не учи, сам знаю.

Я протянул Николаю руку, чтобы поздороваться. Он с презрением отвернулся и, бросив окурок на землю, вернулся в дом.

– Один из немцев был офицер, – сказал я и насупился.

Николай молчал и продолжал изучать меня.

– Закопал?

– Кого? – спросил я Николая, не совсем понимая, к чему он клонит.

– Немцев закопал?

– Нет, одного разорвало гранатой, там нечего было закапывать, второго убрал с дороги и спрятал в валежнике.

– Надо вернуться, закопать покойничков.

В голосе Николая слышалась угроза. Я напрягся и посмотрел на Марию.

– Не обращайте на него внимания, Миша. Он всегда такой, грубый и нелюдимый. Проходите в дом, я вас накормлю. Потом сходите в лес и похороните. Николай прав, собаки найдут убитого.

– Собаки и сюда приведут немцев, что тогда?

– Надо махоркой посыпать на дорогу. Она сбивает нюх у собак, – ответил Николай. – Ладно, заходи, поговорим за столом и всё обсудим.

– Руки можно вымыть? – спросил я у Марии.

Девушка набрала с ведра в ковшик воду и протянула кусочек мыла.

– Спасибо, – ответил я и умылся над ведром.

Разглядывая девушку, увидел, что она младше, чем показалась в начале нашей встречи. Совсем юное лицо в веснушках, так и светилось радостью и неподдельным радушием. Видно было, что ей приятно как я смотрю на неё, не отрывая глаз. Слегка зарумянившись Мария, усадила меня за стол. Николай сидел напротив и со злобой в глазах смотрел на сестру. Чем она ему не угодила, я понять не мог. Мария, словно пчелка, бегала по дому, стараясь показать себя настоящей хозяйкой. Вытащила из печи сковородку с картошкой и принесла огромный кусок сала, который тут же порезала мелкими ломтиками.

«Прямо как в ресторане, не хватает только бутылки виски и молоденького кабанчика», – подумал я и впервые за всё время, при виде еды, ощутил настоящий голод. Пока Мария накрывала на стол, я с интересом разглядывал дом. Не хитрое убранство состояло из широкой скамейки возле окна, стола и нескольких табуреток. Окна были закрыты тёмной, плотной тканью, типа мешковины, и что там творилось за окном, во дворе, невозможно было разглядеть. На столе горела лампа, которая едва-едва освещала комнатку. Всматриваясь в дальний угол, я увидел ещё одну комнату с кроватью.

– Ну и где? – спросил Николай, с укором глядя на сестру. – Доставай, знакомиться с гостем будем, по-мужски.

Мария вскочила и убежала. Через минуту на столе стояла огромная бутылка и два гранённых стакана. Разливая мутную жидкость, я ощутил запах сивухи и скривился.

– Своя, сам делал, не отравишься.

Николай усмехнулся и поднял стакан.

– За знакомство, – сказал Николай и протянул стакан.

Чокаясь, задержал дыхание и залпом осушил полстакана. На удивление самогон был приятный на вкус и не обжигал горло. После, уже без приглашения набросился на еду. У Николая от выпитого покраснело лицо и, закусывая, с полным ртом он спросил: «А ты, как я погляжу, не шибко разговорчивый…».

– Почему не разговорчивый? – Это тебе так кажется. Вкусно очень, вот и не хочется болтать. Давно с таким аппетитом не ел, – ответил я, допил самогон, и протянул Николаю пустой стакан.

– Вот это по-нашему, по рабоче-крестьянскому.

Он быстро налил самогон и мы выпили. Мария не пила, и продолжала с интересом изучать меня.

– Марийка, прекрати сверлить гостя глазами. Дырку протрёшь, – сказал Николай и громко захохотал.

Николай первым встал из-за стола и ушёл в сарай, оседлать лошадь. Мария приуныла и, убирая посуду, случайно притронулась к моей руке. Меня словно током ударило. Я машинально отдёрнул руку и смутился своей пугливости.

– Простите, что испугала вас, – сказала она шепотом.

– Перестань мне выкать. Обращайся на «ты», не на много я старше тебя, Мария.

– Не могу, вы, наверняка, городской, образованный, а я деревенская…

– Много ты знаешь про городских? – спросил я и прищурился.

– Соседи рассказывали, что люди в городе живут гораздо лучше. Культурные, в кино ходят, в театры, на танцплощадки.

– Разве у вас в селе не было клуба?

– Был, немцы сожгли. Думали, что там прячутся партизаны и спалили вместе с двором. Сейчас там пустошь.

Она хотела заплакать, но я нежно взял её за руку и погладил.

– Скоро война закончится, жизнь наладится. Поверь мне.

– Старики раньше тоже так говорили, но прошло два года, а конца и края этому не видать. Я ведь закончила семилетку. Хотела в город поехать, учиться. Все мои одноклассники ушли на фронт. Колхоза давно нет. Помню, как провожали парней, так вот с колхоза выделяли лошадь, чтобы отвезти парня в военкомат. Матери рыдали и стоя на коленях провожали детей. Всем было страшно, и никто не думал, что немец к Киеву, Москве подберётся. Считали, что пару месяцев и всё, конец. Мужчин после начала войны в деревне не осталось, только старики. А надо было урожай собирать. Вот бабы с детишками и сеяли, и пахали. А вы говорите, что скоро всё закончится. Не верю, не обижайтесь Михаил.

– Я похож на старика?

– Совсем не похожи.

– Значит, можешь мне поверить.

– Вы не такой, как другие.

– В каком смысле не такой? Чем же отличаюсь от других людей? Вроде хвоста и рогов у меня пока не выросло…

Мария прыснула от смеха и махнула рукой.

– Ну вас, я серьёзно, а вы шутите.

– Готов в путь дорогу?

Голос Николая вернул меня к реальности.

– Идём, спасибо хозяйка за обед. Очень вкусно было, ей Богу.

Мария ничего не ответила и убежала.

Николай вывел лошадь из двора, и мы пошли в лес. Я ужасно устал и едва волочил ноги. После вкусного и сытного обеда, хотелось одного – завалиться спать. Первым разговор начал Николай, он повернул голову и спросил: так кто ты такой?

– Человек!

– Я вижу, что не лошадь или собака. Давно в армии?

– Недавно.

Я придумывал на ходу и старался, чтобы всё выглядело правдоподобно.

– Моя часть попала в окружение. Был бой, тяжёлый. Меня контузило и, что случилось дальше, хоть убей, не помню. Очнулся, немцы. При мне ни оружия, ни документов, ничего нет.

– Печально.

– Сам, почему не служишь?

– Не хочу и всё тут.

– Может Советская власть обидела?

– Может и так, обидела, тебе это знать не следует. Ты чужак, сегодня здесь, завтра либо на фронт пойдёшь, либо в плен. Поэтому меньше знаешь, дольше проживёшь.

– Не хочешь говорить, не надо. Я не в обиде. Да и время сейчас такое, когда не до душевных бесед.

Николаю понравился мой ответ, он подмигнул и прибавил шаг. К лошади были привязаны две лопаты и автомат. Свой я забрал, и нет-нет поглаживая ствол рукой. Как бы проверяя, на месте он или нет. Не доверял я Николаю, хотя… Мог вполне ошибаться.

– Не боишься, что свои поставят к стенке? После плена? Документов у тебя нет, свидетелей тоже.

– Боюсь, Коля, боюсь. Но лучше к своим, чем прятаться за печкой, словно в силки загнанная охотником дичь.

Пока пришли на место, мне уже ничего не хотелось. Усталость, плюс к этому сапоги, к которым я никак не мог привыкнуть. Николай отвязал лопаты и бросил одну мне под ноги.

– Хорошо ты тут погулял. Яма большая…

– Это не моя заслуга. Фрица.

Мы нашли место в прогалине и принялись копать. Николай притащил труп и раздел его.

– Это ещё зачем?

– Шинель бросим в яму, в неё уложим немца, и завернём. Нашивки и погоны я предварительно сниму. Документы в печи сожгу. Бляху выброшу, от греха подальше. Так гораздо спокойнее. И ткань у немецкой шинели дрянная. Трещит и рвётся, как марля. В хозяйстве от такой проку мало.

Голова у моего нового спутника работала как надо. Он был прав, могилу могут раскопать, но без документов, опознать убитого будет практически невозможно. Разве что узнают те, кто с ним служил. Но сейчас война и никому до этого нет дела. Тысячи, десятки тысяч людей гибнут на полях сражений. А здесь всего лишь солдат. Один из миллиона. Николай копал быстро и я за ним не успевал. Земля в лесу была мягкая и через два часа мы вырыли глубокую яму. Спустившись вниз, я принял немца за ноги и ровно уложил на шинель. Николай подал руку, и я выбрался наружу.

– Помянем? – Как не крути, человек, хоть и фашист.

Николай вытащил из-за пояса флягу и протянул мне.

– Царство Небесное!

Перекрестившись, отхлебнул из фляги. Добрались мы в деревню ближе к вечеру. Я напросился сесть верхом на лошадь, потому что идти не мог. Николай не возражал.

– Спасибо тебе за сестру. Как не крути, ты её спас. Я в долгу не останусь.

Удивившись словам Николая, я одобрительно кивнул и, усевшись на лавку, возле дома, закрыл глаза. Тишина завораживала и сладко убаюкивала. В голове творилось, что-то невообразимое. Руки с мозолями от лопаты болели и чуть кровоточили с непривычки. Мария принесла кружку молока с куском белого хлеба и протянула мне, чтобы поел.

– Мне бы поспать. Не могу, устал.

– Я уже приготовила постель. Идите, отдыхайте.

– Немцы сюда не явятся?

– Не должны, ложитесь.

Дважды уговаривать меня не пришлось. Выпив молоко с душистым хлебом, пошёл в дом, скинул шинель и сапоги, и улёгся на мягкую перину. Сон не шёл, я крутился как уж и прислушивался к звукам за стенами. Боялся, если честно. Поверить в происходящее вокруг было трудно. Вначале я хотел поделиться с Марией, о том, кто я и откуда, но после передумал. Примет за сумасшедшего, не поверит. И кто мог поверить в то, что я работаю в строительной фирме, к армии имею косвенное отношение, как впрочем, и к сорок второму году. Родился в восьмидесятые годы, когда война давно закончилась. Постепенно глаза слипались и я засыпал. Во сне снова разболелось сердце, и я стал кричать и звать на помощь Марию. Проснулся от того, что когда ворочался, упал с кресла в своей квартире. На удивление я так же был одет в армейскую гимнастёрку и на руках моих красовались фиолетовые мозоли, после лопаты. Часы показывали десять часов вечера. На столике в одиночестве стояла недопитая бутылка, и наполовину опустошённая тарелка. Выходит, что отсутствовал я примерно час, не больше. В квартире сразу появился запах леса и деревни. И в этот момент я вспомнил глаза Марии. Мне почему-то они показались настолько близкими и родными, что хотелось сразу вернуться. Туда где стреляют, и идёт война. Раздевшись, я тут же закинул вещи в стиралку, и полез в душ. Позже обработал ногу и руки антисептиком. И в половину двенадцатого включил комп и полез в интернет, чтобы найти место, куда меня занесло. В тысяча девятьсот сорок второй год.