Читать книгу: «Тёмная», страница 3

Глава 5

Кап-кап-кап-кап.

Этот звук сводил меня с ума. Тяжелые капли падали с каменных сводов темницы на пол, разбиваясь на миллиарды мельчайших брызг.

Кап-кап-кап.

В луже крови, оставшейся от старика, копошатся мухи и сколопендры. Отвожу взгляд от этой мерзкой картины.

Я злюсь. Меня злит мое заточение, бредни этого сумасшедшего, холод каменных казематов, беспомощность, неопределенность, скука. Злит беспамятство, грязь и голод. Меня злит то, что Даниэль все не приходит и то, что я жду его.

И меня чертовски злит этот монотонный стук капель!

Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в кожу ладоней.

– Дьявол!

Крик эхом отражается от каменных стен.

Это не помогает усмирить гнев, и я врезаю что есть сил кулаком по ржавой решетке!

– М-м-м… – Скулю от боли, баюкая ушибленную руку на груди.

«Да, это было умно, Каилани!»

Теперь еще и обидно.

Слышу, как отодвигается со скрипом тяжелый засов на двери, затем, неспешные шаги вниз по лестнице.

– Ты чего шумишь, estúpido!

Этот голос мне хорошо знаком. Как и запах: табак, имбирь и лемонграсс. Кажется, теперь я его ненавижу.

– Уго. – будто выплёвываю это имя.

Он неспешно появляется из сумрака и приближается к решетке камеры.

– Ты чего разоралась? Или у вас тут массовое сумасшествие? Хочешь разбить башку как тот псих? – Он кивает головой на лужу крови в соседней камере. – Я с удовольствие посмотрю.

Он нацепляет на лицо мерзкую ухмылку и, скрестив руки на груди, смотрит на меня в упор. В его взгляде нет ни капли сострадания, только азарт. Похоже он заскучал, стоя в карауле, и тут я так кстати вздумала «выпустить пар».

– Пошел к черту! Я скорее раскрою твой череп об пол!

– Ты стала гораздо более разговорчивой, с последней нашей встречи.

Он подошел ближе, настолько, что я могла чувствовать его дыхание на своей коже, и слегка покачал головой. Уго наслаждался моими страданиями, и это злило меня ещё больше. Я хотела сжать ему горло, заставить ответить за каждую каплю боли и отчаяния, которую испытывала, но вместо этого я просто яростно смотрела на него, пытаясь передать свой гнев молчанием.

– Думаешь, что забавная, sí? – Его глаза сузились до щелочек. – Комедия закончилась, chica. Если не заткнешься, я лично займусь тем, чтобы тебе стало… веселее.

Я не отвела взгляда, стараясь показать, что не боюсь его, хотя сердце колотилось в груди как бешеное.

– Открой клетку, и я перегрызу твою глотку. Мне больше нечего терять.

Мы стояли по разные стороны тюремной решетки, но наши лица разделяло не более десятка сантиметров. Я чувствовала на своём лице его рваное дыхание, видела играющие от злости скулы и потемневшие глаза.

В руке Уго звякнула связка ключей.

«Ну вот и все. Сейчас все решится.»

Он замер, продолжая сверлить меня взглядом, и я почувствовала, как время сгустилось между нами, как плотный туман. Я стояла, напрягшись, словно пружина, готовая сорваться в любой момент. Животное, загнанное в угол.

Наконец, его губы тронула едва заметная улыбка, словно он нашёл в моей непокорности нечто увлекательное.

– Знаешь, пожалуй, лучше оставить тебя здесь, – произнёс он, внезапно убрав ключи в карман. – Ведь мы ещё только начали нашу небольшую игру, дикарка.

С этими словами он резко повернулся и зашагал прочь.

– А чтобы ты подумала о своем поведении, сегодня останешься без ужина. – Из сумрака коридора донесся насмешливый голос Уго.

Скрипнул засов на двери. Я обессиленно опустилась на грязный пол камеры, чувствуя, как ярость понемногу выветривается, оставляя за собой лишь холодную пустоту и отчаяние.

***

На рассвете Сантьяго стоял на пристани, провожая взглядом удаляющуюся к горизонту бригантину. Первый день трезвости давался ему с трудом. И, честно сказать, чувствовал он себя паршиво. Во рту было сухо, голова гудела, а руки предательски дрожали. Но выглядел при этом comandante безукоризненно. Выглаженная блуза идеальной белизны виднелась из-под приталенного черного мундира с золотыми эполетами. Отменная воинская выправка, гордый взгляд и чуть вздернутый подбородок дополняли образ.

Пророк был еще жив при погрузке на корабль дипломата, что вселяло в душу Сантьяго надежду на то, что получится избежать страшной кары и сохранить жизнь. Прошлое больше не терзало его. Теперь молодому comandante предстояло побороться за свою новую жизнь на этом острове.

Мануэль описал в двух словах положение дел и взял с Сантьяго клятву, что тот не притронется к бутылке и возьмется, наконец, за выполнение своих обязанностей.

Солнце постепенно поднималось, окрашивая небо в розовые и золотые цвета.

Сантьяго вдохнул полной грудью наполненный утреней свежестью морской воздух, развернулся на каблуках и уверенно зашагал к лагерю.

Встречавшиеся на пути солдаты вскакивали и отдавали честь comandante, он в ответ лишь сдержанно кивал, отмечая, насколько печальным было состояние лагеря и самих вояк. Широкими шагами преодолев расстояние до своей комнаты он взлетел вверх по лестнице.

– Вызови Гарсию немедленно. – Велел Сантьяго адъютанту и скрылся за дверью.

Комендант Гарсия вскоре явился и застал своего начальника за рабочим столом, деловито перебирающим донесения и отчеты. За эти месяца бумаг скопилось не мало, они возвышались на столе пыльными стопками, как немые свидетели его былой нерадивости и разгильдяйства. Сантьяго, несмотря на недомогание, с головой погрузился в дела.

Гарсия внимательно наблюдал за своим командиром. Заметив перемены, он чувствовал некоторое облегчение, но и некую настороженность: слишком хорошо он знал Сантьяго, чтобы мгновенно уверовать в его решимость отказаться от пагубной привычки.

– А, Гарсия, проходи! – подал голос comandante. – Мне нужен подробный отчет о состоянии дел в лагере.

Гарсия, заняв стул напротив, достал из папки бумаги и начал докладывать. Слова его звучали неутешительно: дисциплина солдат была на низком уровне, запасы продовольствия истощались, и ремонтные работы на фортификациях велись с опозданием. Сантьяго, казалось, впитывал каждое слово, внимательно слушая и делая пометки. Совсем недавно эти проблемы не вызывали бы в нём ничего, кроме раздражения, но теперь он ощущал желание исправить положение.

Доклад Гарсии завершился, и в комнате повисла тяжелая тишина. Сантьяго откинулся на спинку кресла и устремил взгляд в окно, где по-прежнему сияло утреннее солнце.

Comandante собрался с мыслями и, слегка наклонившись вперед, заговорил твердо:

– Мы не можем позволить себе такую роскошь, как хаос и беспорядок, Гарсия. Я не буду мириться с состоянием лагеря и морального духа солдат. С этого момента дисциплина должна стать нашим приоритетом номер один. Нам предстоит много работы, и я рассчитываю на твою поддержку.

Гарсия кивнул, мельком взглянув на командира.

Сантьяго продолжил, придвинувшись ближе к столу:

– Сегодня же начнем с проверок. Поручи старшим офицерам провести инвентаризацию продовольствия. Также обязательно узнай, как продвигается ремонт на фортификациях и определись, какое дополнительное оборудование нам требуется. Я сам навещу солдат и посмотрю, как идут тренировки. Ты знаешь о скором прибытии клириков. К этому моменту мы должны сделать все что в наших силах, чтобы лагерь и солдаты выглядели подобающе.

После этих слов он встал, словно тем самым завершая разговор. Гарсия тоже поднялся с места, собираясь покинуть comandante, но тут вспомнил еще об одной досадной неприятности.

– Сеньор Альварадо, еще одна мелочь. Право, я даже не знаю стоит ли она Вашего внимания, но я должен доложить.

– Что такое, Гарсия?

– Несколько дней тому назад солдаты нашли в джунглях дикарку. Точнее она выглядит как дикарка, но по-нашему говорит хорошо и все понимает. Даже врет складно. – Гарсия усмехнулся. – Заливала что она пленница с пиратского корабля. Но сами понимаете, Ваше благородие, это не может быть правдой. Корабль флибустьеров ушел целехоньким после битвы. Да, они спустили несколько шлюпок, добрались до острова и вступили в бой с выжившими с фрегата. Но она там никак не могла оказаться.

– И где она сейчас? – спросил comandante, задумчиво барабаня пальцами по столу.

– В камере, сеньор. Я не знал, что с ней делать, а Вы были… – Гарсия запнулся – недоступны.

Упоминание темницы больно кольнуло в душе Сантьяго. Последний раз, когда он кого-то туда поместил, чуть не стоил ему жизни. Перед глазами проплыло изможденное тело пророка на больничной койке.

– Хорошо, я наведаюсь в казематы. С этим делом тоже следует разобраться.

Сантьяго встал, пригладив рукой волосы, и решительно направился к выходу. Он спустился по лестнице лёгким шагом, выходя под палящие лучи тропического солнца. Comandante давно не чувствовал себя настолько живым.

Дорога к казематам тянулась вдоль лагеря – солдаты готовились к утренним тренировкам, отрабатывая различные маневры на утоптанной земле, чистили оружие, обмениваясь шутками. Мальчишка – повар тащил к кипящему на костре котелку мешок с крупой, насвистывая себе под нос песенку. Сантьяго на ходу кивнул паре офицеров, которые отдавали ему честь.

Подойдя к массивной деревянной двери темницы, comandante остановился. Стражник открыл замок с явным почтением, немного сбитый с толку неожиданным посещением начальника.

– Сеньор Альварадо, мне пойти с Вами?

– Не стоит, я всего лишь переговорю с заключенной.

– Утром, когда я принимал дежурство, Уго предупредил меня, что дамочка агрессивная и лучше к ней не спускаться. – неуверенно добавил парень.

– Благодарю за заботу, солдат, но уж с девицей я как-нибудь справлюсь. – Снисходительно улыбнулся Сантьяго и ступил в сумрак темницы.

Постепенно привыкая к полумраку помещения, молодой командир уверенно направился к камере, в которой содержали загадочную пленницу.

Она была там, сидела на полу крепко обхватив колени руками. Ее хрупкая фигура, казалось, совершенно не вписывалась в суровые, холодные стены темницы. Услышав шаги, девушка подняла голову и посмотрела на Сантьяго своими темными, почти бездонными глазами. Этот взгляд не был похож на тот, что он ожидал увидеть у слабой и забитой пленницы.

Comandante остановился у решетки, с интересом разглядывая ее. Длинные спутанные волосы девушки рассыпались по плечам мягкими волнами. Странный наряд, который на Солерине сочли бы возмутительно откровенным, был украшен бусинами и перьями. На коже то тут, то там виднелись кровоподтеки.

Девушка поднялась со своего места, подошла к решетке, и, схватившись руками за ржавые прутья уставилась на Сантьяго. Она разглядывала его с не меньшим любопытством.

Мужчина прищурился, перебирая в голове множество возможных тактик допроса, но его неожиданно обуяла простое человеческое любопытство.

– Кто ты? – мягко спросил Сантьяго, будучи не в силах отвести взгляд от бездонных глаз пленницы.

– Меня зовут Каилани. – голос девушки был тихим, но уверенным. – А кто ты?

Сантьяго чуть улыбнулся: в ней явно хватало дерзости так фривольно обращаться к высокопоставленному господину.

– Я тот, кто должен определить твою судьбу, Каилани, – произнес он.

– Так значит ты тот самый comandante. – взгляд девушки скользнул по его фигуре. – Я давно жду твоего решения. Еще бы пару дней и тебе пришлось бы решать, где лучше закапать моё тело. – С вызовом добавила она.

То, как Каилани бесцеремонно обращалась к Сантьяго, как дерзко смотрела и совершенно не боялась его, обескураживало comandante и заводило одновременно. Сантьяго почувствовал, как его охватывает волнение, смешанное с восхищением. Он пытался скрыть свои эмоции за маской строгой серьезности, но Каилани, казалось, читала его как открытую книгу.

– Расскажи кто ты и как попала на остров.

– Я бы с радостью, сеньор. Но вот только я и сама не знаю. Кто-то здорово двинул мне по голове. Можешь зайти в камеру и лично проверить рану. – Добавила девушка с хитрым прищуром.

Она отпустила прутья и отошла на пару шагов назад, приглашая comandante зайти внутрь. Но Сантьяго не сдвинулся с места.

– Тебе нужен лекарь?

Поняв, что уловка не удалась Каилани вновь прижалась к прутьям и с жаром зашептала:

– Отпусти меня, comandante! Зачем я тебе? Просто вывези на соседний остров или посади на любой мимо проходящий корабль. Я знаю, в твоей власти отдать подобный приказ. Я для тебя лишь головная боль! Проку от меня никакого!

Девушка с мольбой неотрывно смотрела в глаза Сантьяго.

– Я не могу выполнить твою просьбу. Если ты действительно ничего не помнишь, то посадить тебя на случайный корабль все равно что погубить. Куда ты пойдешь? Что будешь делать? Я не могу так поступить с сеньоритой в беде.

– Ну да, держать меня в грязной клетке куда гуманнее! – Фыркнула Каилани.

– А если ты врешь и являешься лазутчицей врага, то тебя тем более нельзя выпускать на свободу. Все-таки, крайне невелики шансы, что невинная девушка случайно оказалась на закрытом военном острове. – спокойно закончил речь Сантьяго, не обращая внимание на ремарки Каилани. – Я надеюсь, со временем память вернется к тебе и наш диалог окажется более продуктивным.

Девушка резко вдохнула и закусила губу, явно разочарованная его словами. Ее глаза, казалось, потемнели от досады, но несмотря на это, в них читался огонь решимости.

– Тогда убей меня, comandante! Такой приказ ты можешь отдать? Я больше не могу находиться здесь! Прояви хоть каплю жалости! Смерть лучше, чем это! – Каилани обвела рукой темницу, словно пытаясь донести до Сантьяго все свое отчаянье. Ее голос дрожал от эмоций, в глазах стояли слезы.

– Этого не будет.

Сантьяго бросил последний взгляд на заключенную и решительно зашагал к выходу.

– Если не ты, comandante, это сделает кто-то из твоих солдат. – донеслось ему вслед.

Сантьяго вышел из темницы, погружённый в свои мысли. Перед глазами все еще стояла Каилани, умоляюще глядя на него. И ее последние слова не давали мужчине покоя.

«Что это было? Попытка манипуляции или ей действительно угрожали?.. А эти синяки?»

Сантьяго нахмурился. Он прошагал мимо стражника у дверей темницы, но затем вернулся.

– Солдат, пленника уже кормили?

Парнишка замялся.

– Право, сеньор, я… не знаю. – Его глаза забегали, юноша явно робел перед командиром. – Пока я на посту – никак нет. Я заступил на рассвете.

Сантьяго кивнул, понимая, что забота о пленнице оставляет желать лучшего. Он обернулся и посмотрел на двери темницы, где Каилани оставалась в одиночестве, запертой за холодными каменными стенами. Мысли о ее положении стали преследовать его.

Остановив мимо проходящего солдата, он отдал приказ:

– Передай на кухню, чтобы немедленно отправили еду и воду пленнице.

И затем обратился к стражнику:

– Она должна быть накормлена. Чем скорее, тем лучше, – его голос не допускал возражений. – Проследи за этим лично. Я не хочу, чтобы к пленной относились не по уставу.

Юноша судорожно кивнул, стараясь не встретиться с глазами командира, понимая, что допущенными недоработками вызвал его неудовольствие.

Сантьяго вернулся в свои покои и сел за рабочий стол. Он пытался прочитать очередной рапорт, но строчки расплывались перед глазами, а мысли снова и снова возвращались к Каилани. Ее образ, её вызов, ее смелость – всё это не давало comandante покоя.

Сантьяго встал и начал прохаживаться по комнате, в попытках обрести внутреннее спокойствие. Чертовски захотелось напиться. Он знал, что весь алкоголь из его комнаты был вынесен, по милости Мануэля, поэтому вызвал к себе адъютанта.

– Да, сеньор Альварадо, Вы что-то хотели?

– Будь добр, принеси вина. – Хмуро сказал Сантьяго.

Лицо адъютанта вытянулось.

– Прошу прощения, Ваше Благородие, но его больше нет…

– А что есть? – не сдавался Сантьяго.

Адъютант помедлил с ответом, словно решаясь на сделку с совестью, но в итоге сказал:

– Я могу найти ром.

– Отлично, неси.

Через несколько минут Сантьяго наливал в стакан темный, едко пахнущий напиток.

Comandante сделал первый глоток рома, чувствуя, как напиток обжег горло и разлился теплом по телу, принося некоторое облегчение от навязчивых мыслей. Однако смутное чувство беспокойства не покидало его.

Во-первых, он нарушил обещание, которое давал Мануэлю, во-вторых, эта негодница никак не желала покидать его голову. Сантьяго задумчиво смотрел на янтарную жидкость, а затем медленно перевел взгляд на окно, за которым уже сгущались сумерки.

Проведя в раздумьях несколько часов, Сантьяго поставил недопитый стакан и решительно направился к дверям, чтобы дать новые указания.

Глава 6

После ухода comandante, я еще долго чувствовала в казематах стойкий запах перегара. Он не был пьян, но, похоже, насквозь пропитался терпким духом вина.

Я опустилась на пол около решетки, утопая в унынии. Желудок перестало сводить от голода, только кружилась голова и перед глазами плясали цветные искорки. Взгляд упал на весело копошащихся в подсохшей крови насекомых.

«Не знаю сколько времени провел в темнице этот старик. Сейчас мне его поступок перестал казаться таким уж безумным. Возможно, это был его способ прекратить мучения на своих условиях.»

Заскрежетал отодвигающийся засов и раздались легкие шаги по лестнице. Мне было все равно, кто явился на этот раз. После встречи с comandante стало предельно ясно, что меня ждет: однообразное существование, полное отчаяния и бессмысленных дней. Казалось, все, что оставалось, – это смириться с судьбой и просто дожидаться неизбежного конца.

Шаги приближались и вот из сумрака тюремного коридора появился мой посетитель – босоногий взъерошенный мальчишка, лет пятнадцати. Я видела его раньше у котла в лагере, когда он разливал суп солдатам. Подойдя к решетке, он протянул сквозь прутья железную миску и лепешку.

– Тётенька, я тут это… обед притащил!

– Какая я тебе, тётенька, – улыбнулась я, принимая еду.

– Ну не дяденька же, – пожал плечами мой спаситель. Он смешно сморщил веснушчатый нос и взлохматил торчащие во все стороны рыжие кудряшки. – Я тут подожду, лады? Мне миску надобно забрать, казенная она.

Мальчишка уселся прямо на влажный грязный пол и уставился на меня своими большущими зелеными глазами. В его взгляде светился задор и бескрайнее любопытство.

– Тётенька – это мама твоя, а я тебя лет на пять старше. – парировала я, откусывая огромный кусок мягкой ароматной лепешки. – Тебя как зовут?

– Карлос, но все в лагере зовут Тоди. И ты тоже можешь так звать, ты вроде ничего.

Я рассмеялась, мальчишка и правда был похож на маленькую лохматую тропическую птичку тоди. А цвет его глаз был под стать оперению.

– Приятно познакомиться, Тоди, меня зовут Каилани. Ты помогаешь на кухне?

– Я главный и единственный повар! – гордо заявил паренек.

Это меня немало удивило. Такой щуплый и нескладный, он умудрялся в одиночку кормить целый лагерь взрослых и суровых солдат. Тем более кулинарные способности Тоди были неоспоримы – похлебка, что он мне принес, пахла потрясающе и на вкус была не менее впечатляющей.

– Ты очень вкусно готовишь, – пробубнила я с полным ртом. – Где научился?

– Да тутова и научилси. Я раньше в деревне жил с мамкой, отсель день плыть. – Он махнул рукой в сторону. – Но тут у границы неспокойно, сама знаешь. Пираты напали ночью, всех перерезали, а деревню сожгли. И мамку мою тоже того… – в его глазах мелькнула грусть.

– Мне жаль, Тоди.

– Давно это было, чего уж… А я в это время по нужде выходил, да прям в нужнике и спрятался! Трясся сидел до утра, вылез, когда уже отплыли эти ироды и только на горизонте их корабль треклятый маячил. – Мальчишка заговорщицки понизил голос и прищурился. – Да только сдается мне, искали они кого-то. Все трупы перешебуршили, лицом вниз попереворачивали. Долго после резни туды- сюды бродили.

Тоди выдержал театральную паузу и продолжил:

– А потом на дым от пожара патруль приплыл. Они-то меня и нашли. Наревелся я тогда, но ты не говори никому. Я тогда малой был, слабенький, а теперь вона какой мужчина вырос! – он горделиво вскинул подбородок и поиграл бровями. Я прыснула:

– Хорош! Не поспоришь!

– Уж три года здесь. Меня сначала на побегушки поставили к повару местному. Важный такой дяденька был, толстенный, пальцы как сосиски и храпел больно уж громко! Да только через год моей службы слег он от лихорадки тропической, да и помер. Тут мне пришлось все в свои руки брать.

Заметив, что я заканчиваю с едой, Тоди полез за пазуху и выудил красное яблоко.

– Мне тут сказали, что дамочки сладкое любят, я вот притащил для тебя.

Я улыбнулась и аккуратно взяла яблоко из его руки.

– Спасибо, Тоди. Это было именно то, что мне нужно, – сказала я с искренней благодарностью. Улыбка мальчишки стала ещё шире, он заметно расцвел от моего одобрения.

Парень забрал миску и поднялся с пола, собираясь уходить.

«Он довольно словоохотлив, возможно я смогу узнать у него то, что меня интересует.»

– Постой, скажи пожалуйста, а ты всех в лагере хорошо знаешь?

– Обижаешь, я ж их кормлю каждый день по три раза, конечно знаю.

– А Даниэля знаешь?

– Агась, он чуть не помер на днях, в госпитале теперь валяется.

По спине пробежал холодок.

– Что с ним случилось? – спросила я, стараясь придать голосу как можно больше безразличия.

Тоди неопределенно пожал плечами, принимаясь перебрасывать миску из руки в руку.

– Нашли его в джунглях с дырой в пузе. А кто это сделал только он сам и может сказать, если очухается, конечно. Ну ладно, дамочка, мне еще вона скока ртов кормить. Бывай! – и насвистывая незатейливую мелодию парнишка двинулся к выходу.

***

Несколько дней назад

Даниэль быстро взбежал по ступеням и выскользнул из темницы. Лукас быстро задвинул скрипучий засов на двери.

– Спасибо, amigo! Выручил. – Прошептал Даниэль. – Если захочешь развлечься, забегай, еще перекинемся в картишки. – Он хлопнул приятеля по плечу и подмигнул.

– Черт тебя дери, Дани! – зашипел в ответ Лукас. – С тобой больше ни за что играть не сяду! Если кто узнает, что я тебя в казематы пустил, да еще и после отбоя, не сносить нам головы! Как пить дать – плетей всыпят и на гауптвахту посадят! И все из-за твоих амурных дел!

– Да что ты понимаешь. – Буркнул Даниэль и растворился в темноте лагеря.

Дела-то у него были не амурные, а вполне себе милосердные. Совесть нещадно грызла его душу, нашептывая, что если бы не он, то девушка не оказалась бы в клетке.

«Еще подбадривал ее, говорил не бояться. Idioto! А бояться стоило. Стоило ей бежать со всех ног, только завидев меня!»

Головой он прекрасно понимал, что бежать ей было некуда. Но сердце отказывалось принять реальность и мучило Даниэля чувством вины.

Тьма ночи укрывала лагерь тяжелым одеялом. Даниэль тихой тенью скользил от палатки к палатке, пока не добрался до своей.

Приподняв полог, он юркнул внутрь и тут же застыл в недоумении. Весь его отряд был выстроен по стойке смирно, а перед ними, заложив руки за спину, вышагивал комиссар.

На Даниэля тут же уставилось пятнадцать пар недовольных глаз.

– А вот и сеньор Перес. – Протянул комиссар. – Что за неотложные дела вынудили покинут палатку после отбоя? Я смотрю воинская дисциплина у Вас не в чести?

Даниэль нахмурился. Комиссар Ньето всегда казался ему человеком строгим, но справедливым, однако сейчас в его голосе сквозила опасная ирония. Вытянувшись по струнке, Даниэль отрапортовал:

– Никак нет, сеньор Ньето. Отходил в клозет. Несварение мучает.

Комиссар медленно подходил к нему. Тишина в палатке становилась удушающей.

– Удобная отговорка, не так ли? Вот только я посылал человека проверить клозет, госпиталь и столовую. Боюсь у Вас, сеньор Перес, больше не осталось лазеек.

Даниэль почувствовал, как его спина покрывается холодным потом. Он пытался собрать в голове хоть какие-то оправдания, но не смог. Комиссар Ньето не спешил продолжать, словно наслаждаясь властью над нерадивым солдатом.

Наконец, помедлив еще несколько мгновений, он продолжил:

– Я надеюсь, что вы осознаете всю серьезность вашего проступка. Ваш ночной променад будет иметь серьезные последствия для всего отряда.

Даниэль судорожно сглотнул. Безмолвные упреки в глазах сослуживцев впивались в него словно кинжалы.

– Завтра, после подъема в пять утра, ваш отряд ждем марш-бросок вокруг острова, затем строевая, лекция о необходимости соблюдать дисциплину и, наконец, чистка вышеупомянутых клозетов.

Даниэль молча кивнул, понимая, что любые слова сейчас будут напрасны. В глазах солдат читалась немая обида. Это было их общее наказание, каждый из мужчин расплачивался за его проступок.

– А теперь отбой! Завтра вас ждет увлекательный день! – комиссар потушил керосиновую лампу, принесенную с собой, и вышел из палатки.

Даниэля тут же окружили сослуживцы.

– Ты что, совсем рехнулся, Дани? – выпалил кто-то. – Почему из-за твоей самоволки мы все должны страдать?

Одобрительный гул голосов поддержал недовольного. Обстановка накалялась. Даниэль сжал челюсти.

– Да! Да! – слышалось со всех сторон. – Он гуляет, а мы нужники чисть?

– Отвалите! Не я принимал решение о наказании всего отряда! Раз ушел, значит нужно было. Я столько раз прикрывал ваши спины в бою, а когда помощь понадобилась мне, вы развизжались, как поросята на бойне!

Даниэль толкнул плечом парня, что загораживал ему проход и направился к своей койке.

Его слова ничего не изменили – напряжение в палатке не спадало. Даниэль старался игнорировать шумные возгласы и упреки. Он знал, что его товарищи злы, и что они в праве злиться. Комиссар Ньето всегда был человеком, который умел находить болевые точки, и сейчас он вонзил нож в самое сердце отряда, разделив мужчин недоверием и обидой. Но несмотря на всеобщее недовольство, никто не осмелился предпринять что-либо против Даниэля. Он закрыл глаза и попытался отвлечься от всего происходящего.

Постепенно солдаты разбрелись по койкам и в палатке воцарилась тишина.

На следующее утро отряд встал с первыми лучами солнца. Прохладный утренний воздух оказался отрезвляющим, и в какой-то мере снял усталость от недавнего недосыпа. Солдаты безропотно выстроились в шеренгу, и по сигналу комиссара Ньето отправились на марш-бросок. Ветер свистел в ушах, а ноги монотонно ступали по белоснежному песку. Никто не жаловался – каждый понимал, что слова будут лишь напрасной тратой дыхания.

День тянулся медленно. Строевая подготовка, лекции и, наконец, унизительная чистка клозетов – всё это стало испытанием не только физическим, но и моральным. В течение дня Даниэль ловил на себе озлобленные взгляды товарищей. Но к вечеру напряжение внутри отряда чуть утихло. В воздухе пахло вечерней прохладой и морем. Собравшиеся на ужин вокруг костра солдаты, несмотря на утомление, шутили и травили байки.

Улучив момент, когда на него никто не смотрел, Даниэль сунул за пазуху лепешку и банан.

«Она наверняка ждет меня. Сидит там весь день голодная, переживает. Но теперь мне нужно быть гораздо аккуратнее, чтобы избежать неприятностей».

На построении перед ночным отбоем комиссар Ньето вновь прошёлся вдоль шеренги, но на сей раз его голос звучал менее язвительно. Он говорил о важности дисциплины и боевого духа, о том, что каждый сегодняшний шаг был не просто наказанием, а уроком. Даниэль слушал его вполуха, прикидывая как улизнет из палатки, когда лагерь заснет.

Время тянулось мучительно долго. Утомленный тяжелым днем, Даниэль сам чуть было не провалился в сон. Когда лагерь наконец затих, и лишь редкие шорохи нарушали ночную тишину, Даниэль, стараясь не издавать ни звука, тихо поднялся с койки. Он замер на мгновение, но вокруг раздавалось лишь тихое сопение солдат. Мужчина скользнул к выходу из палатки и короткими перебежками уже преодолел половину пути к темнице, когда сзади послышался шорох. Даниэль резко обернулся и увидел в пяти шагах от себя Пабло, парня из своего отряда. Пабло тихо приблизился, настороженно оглядываясь по сторонам.

– Ты что это удумал? – зашептал он, хватая Даниэля за рукав. – Я так и знал, что ты не успокоишься! Говори, куда ты ходишь по ночам? Я должен знать, за что пострадал!

– Отцепись. – Даниэль вырвал руку из хватки Пабло.

– Нет уж, ты мне все расскажешь! – Пабло схватился за ворот рубахи и встряхнул с такой силой, что пуговицы затрещали и на землю упала припасенная для Каилани еда.

– Idiota! Что ты наделал! – Даниэль толкнул Пабло в грудь, отчего тот сделал пару шагов назад и плюхнулся на землю. Взревев, он тут же вскочил на ноги и кинулся с кулаками на Даниэля, хаотично нанося удары по всему телу. Довольно быстро Даниэль перехватил инициативу, выкрутив до хруста руку Пабло он отвесил ему пинок под зад. Солдат упал в грязную лужу у бочки с водой и зарычал от злости.

– Убирайся обратно в палатку и не смей никому разболтать! Иначе я преподам тебе урок, щенок, – прошипел Даниэль.

Пабло поднял на него глаза и этот взгляд Даниэлю не понравился. Он был наполнен яростью и обидой. В руке солдата блеснул кинжал, а в следующее мгновение он уже наносил удары в живот Даниэлю. Пабло и сам не помнил сколько раз он погрузил свое оружие в плоть. Гнев затмил его разум. Парень остановился, когда тело Даниэля с глухим стуком упало к его ногам.

«Черт, черт, черт!»

Он кинулся к бочке с водой и обмыл нож. Вновь вернулся к Даниэлю. Тот еще дышал, но был бледным, как простыня. Вся рубаха пропиталась кровью. Она толчками выплескивалась из ран.

«Ему конец… Мне конец!»

Пабло схватился за волосы, в панике оглядываясь. Наконец, решившись, он припустил к своей палатке, даже не пытаясь быть тихим. Откинул полог и, добравшись до ближайшей кровати, начал расталкивать спящего на ней товарища.

– Лукас, Лукас! Проснись!

Тот лишь поморщился и, перевернувшись на другой бок, сонно пробормотал:

– Пабло, отстань…

– Лукас, я убил Даниэля.

Сон как рукой сняло. Лукас сел на кровати и непонимающе хлопая глазами прошептал:

– Ты что сделал?!

– Умоляю, помоги! Он опять отправился в самоволку, я хотел проследить за ним, но он заметил меня. Завязалась драка, а потом…, а потом… – Пабло закрыл лицо руками. – Лукас, у меня семья! Ты же знаешь, я отправляю жалование матери, сестренка у меня болеет! Если меня казнят они не выживут!

Лукас крепко сжал губы, оценивая ситуацию. Пабло умолял его взглядом, его губы тряслись, лицо было бледным, перепачканным в крови.

– Ладно, – наконец выдавил он, чувствуя тяжесть принятого решения. – Возьми парусину и показывай, где тело.

Пабло кивнул, растерянно глядя на Лукаса, и убежал к складу. Через несколько минут он вернулся, неся кусок парусины. Сердце его колотилось так, словно оно вот-вот выскочит из груди. Лукас стоял у входа в палатку, нервно оглядываясь по сторонам, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания.

Через пару минут они добрались до места трагедии, где тело Даниэля все еще лежало без движения. Пабло почувствовал горечь во рту при виде обмякшей фигуры своего товарища. Он кинулся накрывать Даниэля парусиной, боясь, что Лукас заметит, что тот еще дышит и позовёт лекаря.