Читать книгу: «Необыкновенные приключения обыкновенного подкаблучника, или Почему овцы ходят за козлами», страница 4

Просто Полторы Руки – им не враг. Он – тот, чей труд они безнаказанно недостаточно оплачивают, тем самым наживая всю ту роскошь жизни, которую имеют. Циклоп – один из работающих инструментов их процветания. Разве рачительный хозяин станет ломать хорошо работающий прибор? Вы же не будете стучать кувалдой по своему автомобилю или холодильнику?

Вывод из работоспособного состояния работника, покорно позволяющего себя эксплуатировать за миску похлёбки, выражается в конечном итоге в снижении его производительности, как минимум. А то ещё и лечение его придётся оплатить. А это, как мы с вами понимаем, повышение себестоимости, то есть урон для кошелька владельца бизнеса. Психически здоровый эксплуататор любит обонять запах денег, а не вонь ненужных ему проблем[9].

Проходивший мимо человек незапоминающейся внешности сердобольно выкупил израненную девочку вместе со ставшим теперь уже её крохотным котёнком у крикливой хозяйки ближайшей продуктовой лавки, громогласно, но не очень искренне утверждавшей, что является якобы родной тёткой сиротки и заботится о ней лучше, чем о своих родных четверых голодранцах.

Предложенная им сумма сначала вызвала у той приступ алчной и многословной агрессии, но его ответный пристальный взгляд почему-то заставил женщину осечься на полуслове.

В результате отважную, добрую, крохотную в самом прямом значении этого слова девочку ожидали ошеломляющие перемены в её до той поры не особо искрящейся положительными эмоциями жизни.

Она поговорила с тем добрым человеком и согласилась отправиться в весьма скромный, но вполне приличный пансион для девочек.

Там её ждала новая жизнь. Заботливо встретили, тщательно помыли, одели, подлечили.

После чего дали приют и кое-какое образование. Какое могли. В полном соответствии с собственными возможностями и суммой полученных от её благодетеля денег.

К сожалению, в том достойном учреждении присутствие домашних животных очень не приветствовалось и считалось почему-то помехой образовательному процессу.

Так белый с рыжими подпалинами, крайне замкнутый в себе и до сей поры казавшийся абсолютно онемевшим в результате всего пережитого котёнок оказался в доме тоже немногословного и тоже обладающего многочисленными определённого рода подпалинами на своей линии жизни человека. И стал в его жилище привычной частью интерьера.

– Во-первых, не «ты», а мы, – раздалось откуда-то сверху всё также ворчливо, – А во-вторых, если не мы, то кто?

Лицевые мышцы человека в пижамоподобном костюме вдруг расслабились.

– Добрый вечер, Старина! – улыбнулся он через пару минут в одному ему видимое лицо, появившееся спустя считанные секунды в засветившемся куске хрусталя отнюдь не шарообразной, как это обычно принято, формы. – Я не слишком поздно? Приношу извинения, дело довольно срочное.

– Привет той стороне нашего маленького шарика! У нас уже утро, – блеснула ответная улыбка из самой середины изумрудно-зеленого икосаэдра[10]. – Я уже догадался, что ты не просто соскучился по мне, Старый Друг. Слушаю!

– Думаю снова помочь тому вашему соплеменнику… помнишь, я тебе как-то рассказывал?

– Хрустальные Черепа?

– Да. Хочешь поучаствовать?

– Мой лучший специалист по Водной Магии уже к тебе направляется.

– Уже? Ах, сколь непостижимыми кажутся скорости нынешних рек информации старикам вроде меня. Но… почему сразу Водной?

– Ты же ко мне обратился, – хитро прищурился его собеседник.

– Но, может, я просто денег хотел попросить?! – засмеялся Маэстро.

– Их ты попросил бы у тех из наших, что находятся гораздо ближе к твоей берлоге. Если бы ты вообще в них нуждался, старый лис.

– Да уж, правда только тогда правда, когда звучит из правдивых уст. Ты, как всегда, видишь слова раньше, чем они сказаны. Спасибо за поддержку!

– Спасибо тебе за Зов, Старый Друг! Это всё?

– Да. Пойду отдохну часок-другой. Стар стал, косточки скрипят, жилки трясутся. У нас-то здесь ещё ночь. Удачи! – произнёс усталым голосом Маэстро, и светящийся кристалл начал тускнеть.

– Взаимно! – усмехнулся понимающе его собеседник и провёл рукой над наполненным светящейся жидкостью хрустальным шаром.

Тот тут же померк и стал неотличим от обычного стеклянного рождественского сувенира китайского производства с глицерином внутри. Стоит такой слегка встряхнуть, и вокруг крохотного альпийского домика внутри закружит свой вальс искусственный снег.

– Ну что ж, половину ты уже слышал. Дело не самое простое. – Мягко прикоснувшись взглядом к затылку, спросил Дон Витольд своего полминуты тому невозмутимо прошедшего, даже не заметив этого, сквозь как минимум десяток степеней мощной защиты от чужаков вечно задумчивого коллегу, наполняя янтарного цвета жидкостью два вырубленных из цельного, немыслимо дорогого и редкого в этом пространственно-временном отрезке бытия куска горного хрусталя сосуда, массивностью своей напоминающих скорее чернильницы века девятнадцатого, чем бокалы. – Кроме тебя, мне некому такое поручить. Помнишь нашего североамериканского друга?

Его визави, интеллигентно блеснув покрытыми многочисленными отпечатками по обыкновению чисто вымытых пальцев линзами очков, продолжал озираться, будто не расслышав.

Довольно просторный, заполненный множеством надёжно запертых и покрытых таинственными письменами и печатями массивных шкафов кабинет, похвастаться доступом в который может далеко не каждый из Магистров, отреагировал на проявленное в кои-то веки внимание симфонией едва слышимых поскрипываний, временами перемежаемых загадочными постукиваниями, таинственных подвываний откуда-то снизу и глухих ухухуканий из юго-восточного угла помещения.

– Которого? Мне на ум сразу дюжина приходит, – обернулся спустя полминуты спрашиваемый, потирая будто бы непроизвольно руки с длинными, чувствительными пальцами.

– У скольких из мельком сейчас заглянувших в твой ум есть нагваль?

– А… а… я понял, но… уместно ли здесь? И у стен, бывает…

– Наши с моим визави нагвали позаботились о конфиденциальности этого моего с тобой разговора. Лимончик?

– Спасибо! А где соль?

– Но… зачем тебе соль?

– Лимон посолить. Раз лайма нет… там, куда Вы меня собрались посылать, лайм принято солить.

– Сейчас поищу. Где-то, помнится, валялась пара пакетиков из Макдакоса.

– Я уже нашёл один из них, спасибо…

– Не устаю удивляться тебе. В моём кабинете ориентируешься лучше, чем я сам. Но, вернёмся к делу.

– Хорошо. Я весь внимание.

– Что-то там у нашего старого друга не получается без нашего с тобой вмешательства.

– Так пусть запросит помощь Сообщества по официальному Мыслеканалу.

– Не всё так просто. Сейчас, к сожалению, уже не те времена, когда мы могли подобным средствам коммуникации безоглядно доверять.

– Но…

– Вот! Я тоже хотел было поспорить с нашим с тобой собеседником на эту тему, однако… только вот так же, как ты, смог лишь беспомощно нокнуть самому себе, когда меня уже никто не слышал. Есть такое слово – «надо».

– Ну… а…

– И я о том же. Слышал? Это бипнули в твоём фоне ваши билеты. Вылет через три часа.

– Э?.. А?..

– Твоя поддержка только что села в машину, ждёт тебя. Твой рюкзак со всем необходимым уже ею собран. По-моему, там целый чемодан. Ну да сами разберётесь. Маме она тоже позвонила и всё объяснила должным образом.

– Мой рюкзак? Но как?

– Чему ты удивляешься? Твой административно-силовой ресурс и не такие задачи умеет решать. Прошу её не недооценивать. Впрочем, ты и сам в курсе. Итак?

– Я всё понял. Кроме самой задачи.

– По месту разберётесь.

– Ясно. Что ничего не ясно. Сейчас кофейку хлебну и…

– Твой кофе уже в машине. Обжигающе горячий и сумасшедше крепкий. С несколькими крупинками корицы. Настоящей корицы, а не подделки из близлежащего супермаркета. Всё, как ты любишь. И за это тоже ей спасибо скажешь, а не мне. Стоит поспешить, не то через триста двадцать две секунды вероятность того, что авто арестуют и отправят на штрафстоянку, достигнет критического уровня. Я забыл стоянку оплатить. У меня же нет под боком такой неравнодушной Берегини, как у тебя…

– А… понял, уже бегу. Сколько, говорите, там крупинок?

Только непередаваемая мелодия капель забарабанившего вдруг по подоконнику дождя была ему ответом…

Застывший на другом конце планеты у потускневшего, но всё ещё тускло светящегося в полной темноте одной единственной гранью изумрудно-зелёного икосаэдра Маэстро позволил наконец себе пошевелиться и сделать лёгкий жест двумя пальцами левой руки.

Икосаэдр тут же полностью погас.

Даже больше, чем погас: только что едва тлевшая грань стала темнее, чем сама темнота и, будто оголодав, начала жадно поглощать крупицы энергии из окружающего пространства.

Один из наиболее древних шкафов в восточном углу кабинета протестующе скрипнул.

Повернувшийся на звук Маэстро зябко поёжился, задумался было на долю секунды, после чего, нагнувшись с неожиданной для его возраста прытью, схватил не выразившего ни малейшего возражения питомца в охапку, зачем-то крепко прижал к своей груди, вызвав негромкий сдавленный звук, исторгнутый из грудной клетки животного, и улыбнулся.

– Значит, говорите, кто, если не мы?

Со шкафа в восточном углу невидимо послышался одобрительный шелест воодушевлённо расправляемых крыльев.

А белое немногословное существо в рыжих подпалинах неспешно выпустило когти сначала на одной из своих передних лап, а затем и на другой. И внимательно их осмотрело. А потом и тщательно обнюхало, будто в предвкушении схватки.

[1]ГРОБ – в понимании упомянутого вымышленного центрально-американского гражданина – Гарантированное Разочарование в Ожидаемой Безнаказанности

[2] A capella (итал.) – пение без музыкального сопровождения

[3] В Мехико на первом этаже жилые помещения обычно не располагаются, и его принято считать нулевым. Впрочем, не только в Мехико

[4] Muchacha (исп.) – в буквальном переводе – девушка, однако нередко используется в значении «приходящая прислуга», причём независимо от её возраста. Нередко мучачами здесь могут называть совсем юнцы женщин возраста их родителей

[5] Bocadillo(исп.) – всё, что в той или иной степени напоминает бутерброд или сэндвич.

[6] Taco (исп.) – традиционное мексиканское блюдо, неотъемлемая часть простонародного уличного фастфуда. Сегодня популярно во многих странах мира в несколько модернизированном виде. В оригинальном исполнении представляет собой блин из недорогой маисовой (кукурузной) муки, поджаренный на чадящем стальном листе, накрывающем выставленную в середине дня на перекрёстке металлическую бочку-печку. Жарится в издающем при нагревании довольно специфический запах недорогом маисовом масле и наполняется жарящейся тут же начинкой из свиной кожи, требухи, ливера, овощей, мясных и куриных обрезков разных сортовых и ценовых категорий, бобов, той же кукурузы и т. д.

[7] Barrio (исп.) – квартал

[8] Ixtapaluca – город в штате Мехико, основанный в 1820 году

[9] «Психически здоровый эксплуататор любит обонять запах денег, а не вонь не нужных ему проблем» – это высказывание принято приписывать некогда проживавшему на рубеже далёких 20-го и 21-го веков на берегах Срединной Волги автору по имени Феликс Мухоморов

[10] Выпуклый правильный икосаэдр – завораживающая своей магической красотой фигура, каждая из граней которой – правильный треугольник. Именно она в Амстердаме неслучайно является частью памятника великому мыслителю 17-го века Бенедикту Спинозе, категорически метафизически отказавшемуся противопоставлять божественное по-человечески обыденному

Глава 5 Предвкушение не спутать с послевкусием, следуя лишь собственным инстинктам

Собственным ли инстинктом считать обусловленной склонность кое-чью не помнить, где, когда и при каких обстоятельствах то ли имело место, а, скорее, оного не имело в одной из недоказуемо[1]стремящегося к бесконечности множества вероятностных действительностей очередное судьбоносное Совещание, решительно не автору решать в силу рефлексивной нерешительности.

Более того, кое-кому отчётливо нравится вслух отрицать доказуемость факта, что кое-чей де анонимный источник, явственно зарозовев жизнерадостно пухлыми щёчками после то ли третьей, то ли неважно какой нешуточного калибра кружки и очередной порции кое-чьих фирменных горчично-томатно-чесночных сухариков, проговорился, дескать, о чём-то. Врёт, поди, тот, кто так врёт. Лично кое-кому судить неохота. А кому охота, тот не кое-кто.

По обыкновению безукоризненно следуя Регламенту, спустя ровно восемь секунд дружные, скрупулёзно фиксируемые как многократно дублирующими друг дружку сгустками широкоугольных видеокамер с крайне дорого высоким разрешением, так и особо обученными и мотивированными далеко не только потребительской корзиной чрезвычайно неулыбчивого облика людьми, среди коих имелись и неприметные для взора большинства, и, напротив, нарочито водящие вооруженными видеоперстнями пальцами по-над присутствующими, многозначительно шевеля губами в сторону должных, по идее, быть незаметными, однако, напротив, вызывающих своей специфической броскостью в глаза насторожённый интерес обывателей пуговок у кого на воротнике, у кого над нагрудным карманом, у кого вообще на манжете, наблюдатели, неподдельные в одинаковости степени искренности аплодисменты были скромно остановлены небрежным жестом руки вновь возобновившего свою Речь.

Впрочем, ввиду особой важности и секретности поднятой в очередном фрагменте Речи темы о злободневности колосистости надоев хлопчатника, невзирая на вопиюще низкую коксуемость шелкопряда, если верить протоколам хоть и не сионских, зато числящихся в напечатанной на очень качественной бумаге зарплатной ведомости мудрецов, всё записанное было стёрто задолго до того, как записалось.

Спустя очередные сколько надо, столько и секунд, а ежели поступит Директива, то и других измеримых единиц, вновь зазвучали бурные несмолкающие аплодисменты.

На экране украшенного солидными бриллиантами гаджета ещё нигде не поступившей в продажу ультрасовременной модели, лежащего под покрытой редкими седыми волосками и унизанной вереницей многозначительного вида перстней ладонью одного из подчёркнуто внимательно слушающих проникновенную Речь, сидя за большим столом из реликтового дерева, вельмож появилось уведомление о пришедшем важном сообщении, сопровождаемое напоминающим звон разбившегося хрустального бокала звуком.

Судьбоносность свою энному количеству беззащитного люда неоднократно и безжалостно доказавшая длань вдруг несолидно вздрогнула от этакой неожиданности.

Что, разумеется, не осталось незамеченным для находящихся поблизости сотрапезников – таких же олигархитекторов. Один из коих, шевеля прилипшими к губам упруго-липкими, что подтверждает их высочайшее качество, икринками белуги-альбиноса, не преминул проявить своё любопытство:

– Что там у Вас, Аркадий Акакиевич? Поделитесь же с нами, не скупитесь, право…

– Да вот, думаю, где бы найти пару рукастых мозговитых сорвиголов поскромней да поопытней, Сигизмунд Соломонович. Думаете, остались ещё богатыри на просторах подконтрольной нам местности?

– Н-да… задачка, по нынешним временам, довольно-таки неординарная. Однако, отчего же не выручить старого друга? Подошлю-ка я Вам пару человечков.

– Стоит ли утруждать себя? Сами по сусекам наскребём.

– Одно уточнение, если позволите, Аркадий Акакиевич: чтобы что-то или кого-то, действительно стоящего затрат на поиск, найти, неплохо бы удостовериться, что кто-то искомое Вами и вправду обронил накануне. Не дал выходной, не отпустил бухнуть – припудрить карму – на недельку, а действительно утратил в силу тех или иных обстоятельств.

– А может же быть, что нужное добро где-то попросту плохо лежало? Больше денег предложили и переманили, Сигизмунд Соломонович?

– Смотря кого у кого забирать. Ягнёнка из овчарни увести – дело одно, медвежат из берлоги скрасть – совсем другое.

– Да ну что Вы, Сигизмунд Соломонович, нагнетаете сразу. Я же так, из свойственной мне скромности, просто совета спросил…

– Кстати, о скромности – оную нынче даже у дворника трудно найти. Активный запас на полдюжины слов, а только начинает различать стоимость проезжающих автомобилей, тут же научается безнаказанности материть тех, у кого они дешевле.

– Я о русских богатырях речь вёл, если что, дражайший Сигизмунд Соломонович…

– Да услышал я, Аркадий Акакиевич, услышал. Вы у дворника своего документы проверьте, а заодно и у его многочисленного семейства, пристроенного нашему с Вами бюджету на шею Вашими стараниями. Вот где удивитесь. Они, если верить якобы результатам будто бы сданных ими экзаменов, куда более русские, чем Ваш телик Толик – туляк в пятом поколении…

– Всё бы Вам, Сигизмунд Соломонович, в чужом исподнем копаться. Я о деле, а Вы…

– И я о нём. Видите ли, бесплатные лояльность, инициатива и результативность – оксюморон столь же тройной, сколь и незаслуженно забытый многими одеколон. Кстати, был неплох. Доводилось обонять?

– Что обонять?

– Неважно. Мозги, в заданном направлении мыслящие и ожидаемым опытом обладающие, не могут не стоить денег: на дворе давно не двадцатый век. А уж коли охота вдобавок ещё и руки, из нужного места растущие… правда ведь, Аркадий Акакиевич?

– Грех отрицать, Сигизмунд Соломонович. Руки, из нужного места растущие, никогда не лишние.

– Вот. Я уже не говорю об отсутствии у искомых Вами спецов специфических атавизмов вроде совести, что тоже не бесплатный бонус… сами понимаете… Ну, и мои посреднические услуги Вы не забудете учесть в смете расходов, Аркадий Акакиевич, я уверен.

– Ах, право, это я так, вслух подумал, не обращайте внимания… всё сами решим…

– Вы, главное, кого не надо не наскребите в пылу-то искательском. Чтобы не было как у Стоунфеллеров и иже с ними, помните?

– Да ничего у них не случилось вроде, буквально давеча индексы сверял.

– Так и случилось не вчера. Вы в те годы индексы смотрели?

– В какие такие «те» годы?

– Когда токсин СиЭйч11 стал почвой для слухов едва слышимых, и то в очень ограниченных кругах. А потом в семействе Кеннеби случились перемены…

– Э… ну… да, что-то слышал… так что там с токсином?

– Привлекли наспех не тех и не там, не проверенных людей рекомендациям последовав. Вот и случилось то, что случилось…

– Я слышал, что там все погибли, не так ли? Нет людей – нет свидетелей.

– Тогда как Вы объясните изменения, произошедшие в домах тех, кто принимал решение сначала о найме спецов, которых слишком поторопились привлечь, даже не отфильтровав должным образом, а потом об их тотальном устранении столь жёстким и бесчестным способом, не расплатившись ни с кем из них, даже с теми, кто был лоялен?

– Изменения в домах? А они произошли?

– В паре расположенных на разных континентах закрытых и тщательно охраняемых школ для детей тех, кто не здоровается со всяким встречным без крайней тому необходимости, давайте, скажу я так обтекаемо, случился некий… скажем, мор. Кто-то раньше с ума сошёл, кто-то позже. За некоторых членов тех семей боролись довольно долго, привлекая самых выдающихся светочей медицинской мысли. Однако, и выжившие время от времени демонстрировали отклонения в поведении. Например, один считавшийся полностью вылеченным отправился в Океанию каннибалов кормить самим собой, как только сумел сбежать от охраны.

– А!.. Вы о Майкле Стоунфеллере?

– Неважна фамилия. Важна ответственность того, кто людей нанимает, перед ними и перед их… гарантом соблюдения сторонами условий Соглашения, давайте сформулируем так.

– Я пару раз терял нить. Причём здесь вообще некий токсин?

– Вы его тактико-технические характеристики просто не видели. Знаете, почему разработчики отказались от его воплощения в реальном боезапасе? Действует слишком медленно. Жертва сходит с ума спустя месяцы, годы, а то и десятки лет. Причём, зачастую незаметно даже для самых близких. А солдата на поле боя надо вывести из строя немедленно.

– И что Вы предлагаете, Сигизмунд Соломонович? Хотите мне продать такое средство?

– Боже упаси, Аркадий Акакиевич! Обладай я хотя бы намёком на местоположение источников такого рода информации, я бы общался не здесь и не с Вами. Впрочем, мы же не об этом. Я лишь предлагаю не жадничать и кого попало второпях не нанимать. Особенно, в Вашем случае.

– Что Вы знаете о моём случае?

– Ах, многовато мы с Вами говорим. Вот и очередной фрагмент Речи пропустили почти весь. Давайте же похлопаем.

– Да-да. – Ответил его собеседник, энергично включившись во всеобщие овации. – Я подумаю о Вашем предложении… кстати, слыхали новости? Сказывают, земелька в продажу поступит вот-вот. Со всем тем, что на ней уже есть… Только что получено из весьма заслуживающих доверия источников: нагадала одна весьма почтенная, Не Абы Кем рекомендованная мне гадалка. Интересует?

– То бишь, самому Не Абы Кому она уже не потребна?

…

– От потребности, – отметил сухощавый, чуть заметно морщась и массируя правую ключицу, – до умения её удовлетворить – не каждому дистанция по силам.

– Ага! Неученье – тьма. Как тараканы на свету забегали, – поддержал с довольной улыбкой коренастый, – Что, даёт знать накануне дождя? Надо же, кто бы мог подумать: обыкновенный подонок – торговец мертвечиной в детсады, а чуть не похоронил нас тогда.

– Не нас, а меня. И поделом мне. Сунулся слишком поспешно и самонадеянно. Недостаточно подготовился. И не он это был, а кое-кто другой. Меня же то существо из девочки с чёрным зонтом предупреждало: состригут спецы, не хуже нас с тобой подготовленные. И состригли. Спасибо, ты вовремя подоспел, а то бы кранты. В том болотце я бы и кормил сейчас сомов с раками своими гниющими ошмётками. Как сейчас модно говорить, прошёл бы ферментацию вне очереди…

– Не мне спасибо – половинке моей. Ты же нам рыбу обещал для пирога, она уже и тесто поставила, и поджарку приготовила. Так тесто принялось было поначалу, а потом вдруг возьми да и скисни ни с того, ни с сего. Она снова ставит, и опять то же самое. Никогда такого не было. И тебя нет и нет. Тогда она и говорит мне, что что-то неладно. Не опаздываешь, мол, никогда без уважительной причины. У неё же знаешь, сердечко какое чувствительное. Она у меня никогда не ошибается. У неё это наследственное. И бабка, и прабабка, и прапрабабка её людей шёпотом да наговорами лечили от хворей разных.

– Ты не рассказывал.

– Да она не очень любит об этом… бабуля её кому осколок давний, вдруг зашевелившийся, выманит из-под сердечка… и так аккуратно, что хирург в районной больничке только руками разводит… а кому и беременность нашепчет желанную, когда та отчаялась уже и надеяться. А те, вылеченные, её потом сторонились, как прокажённую. Ведьмой звали. Будто это ругательство какое.

– Н-да… дороги, как утверждал сатирик, – не единственная беда на Руси.

– Так вот я и подорвался тебя искать. Эти-то что тут делают?

– Вот это вопрос вопросов. И нам как раз поручено на него ответ-то поискать. Новым начальством. Главное, работа у нас с тобой снова есть. Причём посытнее прежней. В смысле оплаты. И отчётности этой бухгалтерской теперь нет. Меня же перед увольнением так замучила бухгалтерша, слов не подобрать цензурных. Куда, дескать, вы с Петром Тимофеевичем такую уйму денег потратили?

– Ну-ну, а ты что ей в ответ?

– Я же ей всё, как на духу: сколько водителю скорой, сколько за аренду развалюхи, потом тому шоферюге в автобусе, когда от погони уходили… мотели не самые легальные… ну и так далее.

– А она?

– А она давай мне под кожу лезть, как тот энцефалитный клещ. Номер, видишь ли, водительского удостоверения того водителя автобуса ей нужен просто позарез. Дескать, для отчётности. Ещё его ИНН, копия всех заполненных страниц его паспорта и акт приёма-передачи денежных средств, заверенный подписями трёх очевидцев.

– Ну, это – как всегда. Мало двух бед на Руси, так одна ещё и командовать другую строящими лезет. А ты что?

– Что-что… сначала спросил, хорошо ли её охраняют.

– Что, прямо так? И что она? Обрадовалась такому вопросу?

– Ещё как! Так развизжалась, давай кнопку тревожную жать, типа, я ей угрожаю. Чуть ей память не зачистил… но, мы же на своих не можем служебные Артефакты применять…

– До тревожной кнопки дошло? То есть, вязать тебя прибежали?

– Ну да… Гензель и Гретель. Первым – пупс тепличный розовощёкий стотридцатикилограммовый лет двадцати трёх, пристроенный кем-то из вспухших, подобно прыщу на здоровой коже, родственничков от армии на тёплой должностишке косить. Вбежал, запыхавшись, и в метре от меня запутался, где у него кобура, между какими по счёту складками под брюхом спряталась.

– Надеюсь, ты помог ему?

– Спрашиваешь. Отстрелит ещё себе что-нибудь, останутся его родители без внуков. Объяснил ему, что оружие – детям не игрушка.

– А дальше?

– За ним деваха прибежала лет на пять его старше, явно лелеющая планы колобка того сначала на себя, а потом и на себе. Ух, и цепкая! Коренные москвички так не умеют, только приехавшие. Я у неё дольше шокер её отнимал, чем у него кобуру. Секунды три минимум боролась прям насмерть.

– Повеселился, значит?

– Нет. Что там весёлого? Скорее, грустно всё. Просто вкратце пояснил присутствующим, что хотел выяснить, могу ли я бухгалтерше этой тайны государственные доверить без риска, что она их выдаст первому же встречному, знакомому с азами допроса с пристрастием. И выяснил, что нет. Ни ей, ни им. Заодно и набежавшему следом наряду указал на их недоработки.

– Покалечил кого?

– Не смешно шутишь, Пётр Тимофеевич. Они же солдаты. Они не виноваты. Присягу дали и выполняют приказ. Так, обезоружил сначала, потом немножко самых буйных обездвижил по возможности мягонько. Раз пришли на такую работу, нечего сопли жевать. Вот прапору их да, малость дал по центру принятия решений. Безрезультатно, кстати. То ли там сотрясаться было уже нечему, то ли привычный. На секунду-полторы завис, не больше. Пришлось ему банально катеты с гипотенузами сводить.

– Прониклись?

– Если ты о благородной плесени, по блату на местечке тёпленьком проросшей, то мне неинтересно. Они же не нас с тобой охраняют, на их счастье. А солдатам банку сигарилл и кругом марш в курилку рысью.

– Откуда сигариллы?

– Пупс обронил. От маменек, видимо, прятал в нагрудный карман, а грудь там – многослойная мансарда живота, так что карман оказался в горизонтальной плоскости со всеми вытекающими… в данном случае выпадающими. Первым выпал портсигар, затем удостоверение, несколько затёртых вырезок из порноглянца, пара влажных салфеток из точкальдса и горсть зубочисток.

– От маменек?

– Ну да, от обеих. Та, что с ним рядом, мечтает той, что постарше, живот с продолжением рода преподнести под нос высокомерно задранный, чтобы та её стала наконец воспринимать, как человекоподобное существо. А никотин, сам понимаешь, в этом деле да при его одышке…

– А с бухгалтершей чем кончилось?

– Короче, снова и снова пытался ей растолковать, что дело было в другом государстве, инэнэны там совсем не инэнэны, да и паспорта там при себе не носят даже те, у кого они есть. Мы, объясняю ей, выполняли нелегальную с точки зрения и на обоих американских континентах действующего, и международного законодательств работу, и составлять договоры и писать расписки было в принципе невозможно.

– И что она?

– Всё без толку. Чуть всю кровь мне не выпила. «Я напишу докладную, мы эти деньги из вашего жалованья вычтем». Тьфу, гангрена её итить. Да что я тебе рассказываю? Ты сам через это прошёл.

– Хм…

– Подожди-ка, что значит это твоё «хм»?

– Да ничего особенного, – усмехнулся коренастый. – Мне повезло просто.

– Как это? Ну-ка, колись!

– Да мне с бухгалтером подфартило. Моисеич у них есть такой, кучерявый, с залысиной, может, помнишь? Плюгавенький весь, а глазёнки хитрющие.

– В очочках круглых?

– Точно! Так тот, как я вошёл, сразу мне в лоб: «Потеряли, признавайтесь, Пётр Тимофеевич, деньги? Жара, усталость, недосып, многократное превышение установленного трудовым законодательством фонда рабочего времени. Вокруг толпы народа. Чужого, замечу, народа, Пётр Тимофеевич. Не нашего. Карманники всюду, опять же. А прикрытия нету – кадровый дефицит. Где же здесь Ваша вина?»

И поблёскивает на меня своими очочками лукавенько так, будто учитель несмышлёного ученика на правильный ответ за язык вытаскивает.

– Интересный он, этот бухгалтер. И вопросы такие задавал неспроста.

– Спроста или нет, а только дело тем и закончилось. Я на контузию сослался. Не помню, мол, ничего. Он так обрадовался: «Вот, ещё и контузия! Подписывать будете?»

– И?

– Ага, щас. Разбежался. Рука, отвечаю, ещё не слушается полностью. Он едва в пляс не пошёл. Проводил меня до двери буквально через минуту чуть не в обнимку. И всё. Оформили мне ещё и материальную помощь, хотя я не просил. Правда, всё равно уволили в запас.

– Понятно всё. Интересно было бы взглянуть, сколько денег они в действительности под эту «потерю» на нас списали.

– Да и хрен с ними. С нынешним нашим частником получше, чем в Конторе, будет.

– Поглядим ещё, слаще ли хрен редьки. И то, что частник он – совсем не факт. Человек, прямо скажем, совсем не такой простой, каким хочет выглядеть. Одни те его перстеньки только взять, что он на всякие важные встречи надевает. Видал галерею? Я пару шедевров мельком опознал. Один из них – вообще Артефакт с внушительной историей, место которому в закрытой лаборатории, а не у него на пальце. Очень необычный человек. И задачи ставит, прямо скажем, нестандартные.

[1] Курт Гёдель (1906-1978) – австрийский математик, член Национальной академии наук США и Лондонского королевского общества, автор известных и произведших в учёных кругах фурор «Теорем о неполноте», доказал, что доказывать мы с вами пока не настолько мастера, как нам хотелось бы (трактовка авторская)