Читать книгу: «Иллюминатор», страница 3

Глава 1. Харон

Удивляться не хотелось, но приходилось. Роджер что-то слышал о таких редких рейсах, когда в самолёте почти никого, или вообще никого кроме одного пассажира. Направление не популярное или время не подходящее, или ещё тысяча возможных причин. Сейчас Мечников был такому даже рад. Всё внимание будет ему одному, никаких кричащих и плачущих детей, никакого кашля или храпа соседа. Спокойный гул турбин, выключенный в салоне свет и атмосфера лаунж-зоны.

Но сейчас, сам не зная почему, Роджер не хотел даже шевелиться. Откинувшись на спинку кресла и расслабив тело, он смотрел в иллюминатор. Правда, ничего он там не видел, снаружи была лишь тьма и редкий свет городов. Редкий, крайне редкий свет. Но пора была вставать и хотя бы умыться. Даже недолгий сон превращал Мечникова в помятое подобие тухлой груши.

Осторожно, стараясь не издавать ни звука, он встал и побрёл вперёд по салону, к кабинке туалета. Он никого не видел, вокруг попросту не было людей. Но если это можно хоть как-то оправдать, то отсутствие стюардесс или стюардов не оправдывало вообще ничто. «Вероятно, они в кабине пилотов», – думал он. «Или где-то в конце или начале самолёта», – думал он же.

Гул турбин и темнота.

Гул турбин и темнота.

Гул турбин и темнота.

Только это было вокруг. И это становилось слишком странным, чтобы пытаться найти рациональное объяснение. Дойдя до туалета, он всё так же не увидел никого вокруг. Однако, видели его.

Умывшись и протерев глаза, Роджер поплёлся обратно. И сделав пару шагов, все его мысли пришли в порядок. Он заметил человека, лежащего на сидениях. Тот оборудовал себе своеобразную койку: поднял локти сидений, разулся, повесил пиджак на стоящее впереди кресло и где-то достал тёмно-синюю подушку, именно на ней сейчас лежала его седая голова. Лежал он спиной к проходу, поэтому понять кто это, было нельзя.

«Ну наконец-то, я хотя бы точно сейчас уверен, что не сошёл с ума и не лежу в психбольнице под препаратами», – думал Мечников. У него действительно уже были такие мысли. Ему совсем не верилось, что на рейс Москва – Токио продали только два билета.

«Разбудить его? Наверное, нет. Что я ему скажу? – Мужчина, мы с вами вдвоём в самолёте? Не хотите ли сыграть в нарды? – Хотя вряд ли у него есть нарды. И у меня нард нет. О чём я вообще думаю… Нет, точнее, да. Будить надо его, всё так. А что сказать? Так, минуту…», – додумать он не успел. Лежащий человек повернулся на 180 градусов и теперь Роджер смог увидеть, кто это. Тот мужчина из кафе в аэропорту. Сергей.

Тот приоткрыл глаза и заметив стоящего подле него человека, встрепенулся.

– А-а, Роджер! Вот и вы. Как всё поменялось – сначала я ждал пока вы проснётесь, а теперь вы уставились на меня пока я сплю, – сказал Сергей и принял вертикальное положение.

– Вам всё это не кажется странным? – спросил Роджер, усевшись на параллельное кресло.

– Что именно?

– Ну, вот это, – Мечников кивнул головой в сторону салона, – вот это всё.

– То, что людей нет?

– Верно.

– Так это нормально. Так и должно быть. Увы, несколько часов назад вы сели на свой личный рейс, – произнёс седой мужчина, потягиваясь в кресле.

Роджер нахмурился. «Что этот старик, – он резко стал стариком в его глазах, – что он несёт? А вроде адекватный человек был… Может выпил? Или не выспался», – подумал он.

– Простите, не понял.

– И это нормально.

– Что вы вообще говорите?

– Правду. Не переживайте, уже поздно. Только нервы потратите. Хотя, к этому можно философски отнестись – можно их тратить и дальше, потому что они у вас теперь бесконечные, ха-ха!

– Вы, вероятно, пьяны или не выспались.

– Как хотите, господин Мечников. Я буду здесь – приходите в любом время. Благо, его теперь предостаточно, – сказал старик. Он начал копаться в рюкзаке, стоящем на соседнем кресле, достал оттуда повязку для сна, натянул её на свои закрытые голубые глаза и опять лёг спать.

Роджер всё ещё смотрел на него. Гул турбин вновь вернулся в его жизнь, проник в его слух. Пока он разговаривал с этим резко ставшим странным мужчиной, он его не замечал. Или же он пропал сам по себе? «Чёрт с ним».

Мечников, тяжело вздохнув, встал с кресла и бросив последний взгляд на, как ему казалось, сошедшего с ума старика, пошёл к своему месту. «Так, надо найти бортпроводника и поболтать хотя бы с ним, уж он точно адекватным будет. Надеюсь». Мечников ускорил шаг и спустя двадцать секунд уже был в хвосте самолёта. Отодвинув шторки, за которыми обычно были мини-кресла, где сидели члены экипажа, Роджер увидел то, что и ожидал. Там никого не было. Сидения, вмонтированные в стенку, были убраны и застёгнуты на ремни. Не было ни единого намёка, что здесь вообще сегодня кто-то был. Роджер опять тяжело вздохнул. Он устал от этого. Устал от странностей. И впервые за долгое время задумался об отпуске. Он не был в нём уже почти год, да и то, когда он отдыхал прошлым летом его срочно вызвали оформлять сделку, – тогда он занимался немного другим, – о которой потом говорила вся страна. И за весь прошлый рабочий год он сделал многое, слишком многое. Он работал так много, что сам стал работой. Выходные всегда превращались во что-то скучное и руки сами тянулись к ноутбуку, чтобы проверить рабочую почту. А дальше, как говорится, всё было как в тумане.

Роджер вернулся на своё место в самолёте. Он посмотрел вперёд себя и не увидел изменений. Салон был всё так же пуст. Слышен был лишь приглушённый гул работающих турбин. Роджер хотел лечь спать, но спать не хотелось. «Значит, почитаю, или заполню пару документов от руки, авось, в сон и уклонит меня», – подумал он. А потом посмотрел налево, в иллюминатор.

Молодой парень сидел на сухом асфальте.

Он, асфальт, остывал от горячего дня. Летом иногда пекло так, что даже ступить на дорогу было нельзя. Был вечер. Точнее, его начало. Всего около шести предночных часов. Молодой парень сидел, не понимая, что он здесь делает. Пару минут назад он вылез из перевернувшейся машины. Да, машина, в которой он ехал последний час к брату на день рождения сейчас валялась на своей же крыше в кювете. Случилось всё, как и абсолютно все вещи в жизни, внезапно. Пустая трасса, деревья вдоль дороги. Солнце только задумывалось о том, чтобы начать садиться в окружении редких белых облаков, спокойно проплывающих по своим делам. Зелёная трава вокруг и никаких забот для природы. Парень уверенно держал руль и ногу на педали газа, несясь на, примерно, ста двадцати километров в час. Во встроенных автомобильных колонках негромко, но так, чтобы перекрывать шум сцепления колёс с дорогой, играла музыка. Что-то классическое. Увы, сейчас и не вспомнишь, что именно.

Когда на дорогу выскочила коричневая лошадь, водитель разговаривал по телефону. Заметил он преграду сразу же, однако, среагировать вовремя не успел, одна рука была занята телефоном. Неизвестно, как сложились бы события без этого телефона и неважного разговора, сути которого водитель давно забыл. Но, на руле была всего одна рука и запоздалая реакция сыграла свою роль. Пытаясь инстинктивно уйти от столкновения с животным, водитель вывернул машину резко вправо. Ударившись правым боком автомобиля о пыльный отбойник, водитель попытался выровнять машину и резко ударил по тормозам. Это была не первая его ошибка за последние минуты.

Машину повело юзом и когда отбойник справа закончился – обычно его ставили на самых опасных участках трассы – автомобиль пролетел по обочине несколько метров и свалился в кювет. Российские кюветы вдоль трассы всегда строились так, как будто у инженеров была только одна задача: заставить людей копать бесконечно длинную траншею, в которой в будущем будут умирать другие люди. Наверное, цель была иная, но вышло всё не так.

Упав на правый бок, машина по инерции несколько раз перевернулась, протащилась на том же правом боку ещё пару метров и практически остановившись, накренилась так, что перевесив саму себя, завалилась на крышу.

Вокруг вновь воцарилась тишина. Зелёные листья на деревьях вдоль трассы вернулись к своему обычному состоянию, трепетать под напорами бесконечного ветра и наблюдать за проезжающими. Время для них не существовало. Впрочем, для всех время это не существующая единица. Часы измеряют сами себя и подсчёт времени люди придумали только ради удобства. Трава была так же зелена, как и до аварии. Редкие облака на синем небе так же спокойно плыли в неизвестность, туда, куда гнал их ветер, а вращение планеты – в обратную сторону. Цикл продолжался. Птицы, которые, казалось, замолчали в момент, когда человек увидел живую преграду на дороге, вновь начали общаться между собой. Правда, это мало интересовало человека.

Лицо и его руки до плечей были посечены осколками разбившегося стекла. Правый глаз был заплывшим и видел он только одним, левым. Лоб изрезан практически в труху и это в какой-то мере сыграло на израненную руку человеку, он его не чувствовал. Водитель, не зная, что ему дальше делать, с большим усилием отстегнул ремень безопасности, успев упереть руки в крышу, ставшей полом. Не видя ничего вокруг из-за крови, залившей ему глаза, он, царапая тело, и раня грудь с животом, выполз из разбитого бокового окна. Протерев глаза и лицо от крови, он наконец смог рассмотреть всё, что стало вокруг него. Встав сначала на колени, а потом, шатаясь во все стороны, он, опираясь на покорёженный корпус машины, встал на ноги. Удержаться на них было сложно. Действие адреналина, вброшенного в кровь организмом несколько минут назад, начинало заканчиваться. Человека охватывал озноб и дрожь во всём теле, колени, казалось, жили своей жизнью.

Машина, конечно же, восстановлению не подлежала. Выбитые окна, разбитые бока из-за переворота, погнутая крыша. Колёса, однако, ещё крутились, но так же были искорёженны и мерзко скрипели при каждом обороте. Подойдя к капоту машины, человек увидел, что из радиатора что-то лилось, и не капало, а именно лилось, это был мини-ручей, возникший из-за беды. Но ручей скоро иссякнет. Тело машины отдавало жаром. Человек инстинктивно сделал несколько шагов назад. Но случилось неизбежное.

Первичный шок от десятков травм отпустил голову человека. Адреналин, позволявший человеку спасать себя, резко закончился в крови. И человек осознал. Осознал, что был в машине не один.

Бросив всего самого себя к машине, человек не знал, что делать дальше. Как и не знал несколько минут назад. Упав на колени напротив разбитого окна на стороне переднего пассажирского сидения, он увидел висящую на ремне безопасности женщину.

– Маша, маша! – тут же выкрикнул он, – Маша! Маша, ответь! – продолжал кричать он.

Маша не отвечала и лишь мерно покачивалась на ремне, когда человек пытался её растормошить. Он мгновенно забыл про всё, что ему рассказывали на курсах первой помощи. Ещё тогда, года два назад, он думал, отдать ли деньги за суточный курс первой помощи от Красного Креста? И отдал, так, мало ли, пригодится. И вот, пригодилось. Но сейчас он забыл даже, как можно измерить человеку пульс, что уже говорить обо всём остальном.

В глазах потемнело. Человек не знал, случилось это из-за удара во время аварии, или из-за того, что происходило перед ним прямо сейчас. Свет мерк и сужался. Это происходило прямо как в заставке старых голивудских фильмов, как в очередной части бесконечной серии про Джеймса Бонда. Круг света сужался и сужался, справа, слева, сверху, снизу – катилась темнота. Свет уступал тьме и отступал куда-то дальше, туда, где тьма его недостанет. Тьма двигалась уверенно, будто не чувствовала перед собой препятствий. Спустя доли секунд, хотя для человека это были долгие, тягуче-склизкие часы, тьма остановилась. Будто на мгновение, чтобы спустя неизвестность закрыть собой всё, что было впереди и вокруг. Но это мгновение остановило тьму. Женский голос, откуда-то слева, тяжело захрипел и зашёлся в кашле. Человек до боли зажмурил глаза и резко их раскрыл. Тьма ушла. Но и свет пока не появлялся.

Человек опять вспомнил о том, что в машине он был не один. О том, что в машине их было не двое. Дёрнув на себя заднюю правую дверь, он увидел, что на полу, бывшем ранее потолком, в осколках битого стекла лежит женщина. Она была старше Маши лет на тридцать. Сегодня утром она одела простое синее платье и даже не красилась, как обычно любила это делать, так, слегка подвела глаза тушью. Духи, шлейф которых постоянно тянулся за ней, в этот раз не чувствовался. Человек не помнил, душилась она утром или нет. Сейчас он чувствовал лишь аромат жжёной резины, разлитого масла и терпкий запах крови. Сейчас он видел лишь окровавленных людей.

Женщина лежала на полу, между сидениями. Она никогда не пристёгивалась, когда ездила сзади. Так же, как и все остальные его знакомые. Так же, как и он сам. Сейчас всем им, если это уместно сказать, повезло. От удара и ударов женщина могла начать летать по салону в бессильном приступе неконтролируемого вращения автомобиля. Но, вероятно, повезло. Человек не знал, что произошло с ней, но она не упала на передние сидения и не сломала никому шею и не разбила лобовое стекло своим телом. Она просто лежала на полу между сидениями. Лежала с открытыми глазами и хрипела, перемешивая хрипы тяжёлым кашлем с кровью.

Валерия, вот как её зовут.

Человек понял, что единственное, что он сейчас может сделать – не делать ничего. Не трогать пострадавших, это могло только навредить им. Не мешать спасателям и медикам, они знают свою работу и смогут помочь.

Внезапная мысль буквально пробила ему голову насквозь, будто невидимый снайпер ждал лучшего момента, чтобы выпустить из своей винтовки свинцовую пулю и наконец нажал на спусковой крючок. Нужно вызвать спасателей, МЧС, медиков, полицию, кого угодно. Лишь бы помогли. Лишь бы спасли.

Ощупав карманы в поисках телефона, человек его там, конечно, не обнаружил. Выпал, наверное. Пока машина кувыркалась то с колёс то на крышу и перемалывала чёрную землю и свежую зелёную траву. Выпал из рук, потому что когда человек говорил по телефону, авария и случилась. В тот момент он не думал о его сохранности или о том, чтобы сказать глупое «Минуту» собеседнику. Наверное, в тот момент он и вовсе ни о чём не думал. Ни о длинной долгой дороге, ни о зелёных кронах деревьев, ни о поющих птицах. Он лишь крутил руль в бессильной попытке остановить машину и упрямо нажимал на педаль тормоза, борясь с антиблокировочной системой. Победил, впрочем, отбойник, в который машина ударилась. Но сейчас, увы, не об этом. Сейчас человеку нужно было вызвать спасателей. Сейчас человеку нужно было найти телефон. Единственное, что могло его спасти. Спасти пассажиров.

Сделав несколько быстрых шагов в попытке обойти машину, человек понял, что и это будет бессмысленно. Он не найдёт телефон в салоне, слишком страшная была авария и он был уверен, что смартфон вылетел из салона сразу же, как машину начало заносить.

Быстро оглянувшись по сторонам, человек зацепился взглядом за дорогу, ту, по которой от приехал. Сейчас машина лежала в кювете, метрах в десяти от дорожной насыпи, сама же насыпь возвышалась метра на два-три над этим кюветом. Человек зацепился и побежал. Он не чувствовал боли, он не чувствовал спазмы мышц. Он не чувствовал тяжести в суставах. Лишь голова стала чугунной и мутнело в глазах. «Сейчас не время, сейчас не о пустяках», – думал человек. Думал, пока бежал до насыпи. Думал, пока взбирался, пока карабкался по двухметровому слою песка, камней и пыли. Оступаясь, цепляясь за траву и выдирая её с корнем, он взбирался по насыпи. Ему показалось, что прошло мгновение. И оно действительно прошло.

Человек выполз на дорогу, буквально, выполз. Содранные до крови колени и разбитые ладони, именно сейчас они помогали ему и другим людям выжить. По крайней мере, так думал он. Встав с колен и выпрямившись во весь рост, человек вновь стал оглядываться вокруг. Сумасшедшие глаза на испуганном и бессмысленном лице начали искать спасения. Он стоял поперёк дороги. Справа – бывшая цель путешествия, слева – начальная точка пути. И никого. Машин ни справа, ни слева, не было. Но человек не сдавался. Он посмотрел вперёд, туда, куда он ехал, ему пришлось прикрыть глаза ладонью, чтобы солнечный свет, дошедший из далёкого космоса, не мешал всматриваться. Никого.

Он посмотрел назад, туда, откуда приехал. Никого. Человек убрал руку от лица. Человек только тогда заметил, что вокруг действительно никого нет. Он устало опустил руки.

Молодой парень сидел на сухом асфальте. Он, асфальт, остывал от горячего дня. Он, человек, не чувствовал более ничего.

Коричневая лошадь осторожно подошла к нему, тихо стуча подкованными копытами по асфальту, уложенному здесь несколько лет назад. Её шея изогнулась так, что головой она доставала до самой земли. Она рыскала в поисках чего-то съедобного. Издав свои странные лошадиные звуки, она подошла к человеку вплотную, но тот её не замечал. Лошадь осторожно обнюхала его и поняв, что здесь ничего ни съедобного, ни интересного, нет, пошла дальше. И без того тихий стук копыт быстро пропал. Лошадь вернулась на мягкую землю и двинулась дальше, по своим делам.

Человек посмотрел на свою левую руку и заметил, что на кисти не хватает пальцев. Человеку стало больно.

Роджер резко открыл глаза. Воздух был пропитан всё тем же бесконечным гулом турбин. Салон был залит всё тем же приглушённым светом. Веки стали многократно тяжелее свинца и с каждой долей секунды всё опускались вниз. Шея непроизвольно откинула его голову влево, к полному черноты иллюминатору. Последнее, что он увидел, это зашедшиеся в судороге пальцы его левой руки. Все три пальца на левой кисти.

– Мечников? Идите за мной.

Грузный врач в белом халате обратился к Роджеру и позвал его за собой кивком головы. Роджер, шатаясь, встал с больничной койки, на которой просидел последние часы, и пошёл за ним, опираясь правой рукой на выданный старый костыль. Перед собой он видел только квадратную спину уставшего пятидесятилетнего врача. Она то чуть поднималась, то чуть опускалась. Вероятно, человек впереди дышал. По бокам от себя Мечников не видел ничего, хотя и люди, и вещи, и события там были. Но сейчас всё это смешалось в белую пелену, в белый густой, как сметана, туман. Иногда из тумана показывались части тел или слышались звуки. Приглушённо, конечно. Но слышались.

Левая рука опять начала саднить. Роджеру казалось, что у него болят пальцы. Но тело его обманывало. Пальцы болеть не могли, всё это – фантомные спазмы. Врачи его уже предупредили, что такое будет. И помочь в этом смогут только психологи. «Но это потом, когда-нибудь, – думал Мечников. – Потом я займусь собой. Потом я вылечу все раны и шрамы. Потом я поставлю пластины в разбитые колени и правое бедро, а ссадины зарастут сами собой. Может, я закажу из Японии протезы вместо пальцев. Так, хотя бы, будет эстетично выглядеть. Потом, когда-нибудь, я пройду физеотерапию, чтобы минимизировать тяжёлое сотрясение. И нужно получше зашить рваную рану на левом плече, а то в бесплатной государственной больнице сделали всё тяп-ляп, как и обычно. Но это потом, всё потом. Сейчас я должен встретится с Машей и мамой. Я спрошу у них как дела, спрошу у врачей когда же их можно выписать и перевезти в платную клинику. Там нас подлатают, да. Там нас поставят на ноги. Через месяцы, когда мы отойдём от аварии, мы будем горестно смеяться над ней. И может, поедем покормить лошадей. Но это потом, когда-нибудь», – всё ещё думал он.

– Здесь налево, – врач указал рукой на вход в другое крыло здания.

Весь путь они не разговаривали. Разговоры и общение сейчас никому не были нужны. Один устал и хотел домой, а второй был слишком занят мыслями о конце своей рабочей смены в этой больнице.

– В общем здесь спуститесь, вам на минус первый этаж, кнопку надеюсь сами найдёте. Поняли?

Роджер кивнул.

– Славно, – воодушевился грузный врач. – Как закончите с визитом, возвращайтесь в свою палату. Бинты вам сестрички поменяют, документики подпишите и отпустим вас гулять. Поняли?

Роджер опять кивнул.

– Подпишите документики, говорю, значит. Ну и отпустим вас домой. Раны у вас множественные, но серьёзного ничего нет, хоть с этим вам повезло. Ну и вы сами от госпитализации отказываетесь, с нас, как говорится, взятки гладки. Лекарства вам выпишем, ну и так далее. Поняли?

Роджер не кивнул.

– Вот и хорошо, что поняли. Всё, давайте, идите, вон лифт приехал. Жду вас на четвёртом этаже, не задерживайтесь.

Врач развернулся и пошёл обратной дорогой. Его белый халат чуть развевался от редких встречных потоков ветра, но он этого не замечал. Слишком был погружён в чтение каких-то очередных документов. Человек с забинтованной рукой нажал на кнопку вызова лифта. Металлические двери открылись сразу же – лифт уже ждал его. Войдя в сорокалетнее детище советских инженеров и конструкторов, Роджер нажал на кнопку нужно этажа и принялся ждать. Опять. Сейчас он опять ничего не мог сделать.

Лифт быстро довёз человека с четвёртого на минус первый этаж и со скрипом раскрыл двери. Роджер быстро вышел и сразу же наткнулся на очередную стойку с медсёстрами.

– Здравствуйте. Мне сказали, что меня ждут здесь, – обратился человек к ним.

– Ой, ну и сказали вы конечно, молодой человек. Ждут вас. Не дай боже! – слишком бурно и весело отреагировала одна из медсестёр. Вторая же даже не подняла голову и что-то делала за компьютером.

– У меня здесь встреча, – продолжил Роджер.

– Встреча?

– Назначено.

– Назначено? Ах, я поняла. Конечно. Пусть так. Как вас зовут?

– Мечников, Роджер.

– Так-так, смотрю. Минуту.

Поиск какой-то информации занял у медсестры действительно минуту и не больше.

– Ага, вижу ваш. Вам в третий зал, налево по коридору. Дальше разберётесь.

– Благодарю.

Он кивнул медсестре и пошёл. Сначала, по левую искалеченную руку, показались двери первого зала, он поборол желание заглянуть в комнату через небольшое мутное окошко и двинулся дальше. Через восемь метров, теперь уже по правую руку, показались двери второго зала. Окошек на двери не было, поэтому бороться было не с чем. Он двинул дальше. До третьего зала оказалось идти дольше, чем до первых двух вместе взятых. Но всё таки, миновав чистый до блеска, но пустой и слега темноватый из-за перегоревших или украденных лампочек, коридор, Роджер остановился напротив дверей с надписью «Третий зал».

Мечников зажмурил глаза и нащупав правой, не стеснённой бинтами рукой, ручку, вошёл в комнату.

– Роджер, Роджер! Иди сюда! – тут же услышал от слева от себя. Повернув голову, он увидел лежащую на больничной койке Машу, свою жену. Преодолев разделявшее их расстояние в три широких шаг, он осторожно, стараясь не побеспокоить её, сел на самый край койки.

– Как ты? Как ты себя чувствуешь? – тут же спросил он.

– Я… нормально, вроде бы, но знаешь… – Она прервала фразу, чтобы откашляться, но почти сразу продолжила, – Знаешь, не могу я себя сейчас хорошо чувствовать.

– Понимаю. Как голова? – Роджер посмотрел на забинтованную голову Марии.

– Постоянно кружится. Постоянно хочется спать. Не знаю… я как будто и не живая сейчас. Всё мутится перед глазами, плывёт.

– Хотел бы я сказать, что это ничего, это нормально в нашем положении, но не могу выдавить из себя такое. Как в остальном, Маш?

– В остальном так же. Почти всё тело зудит, болит, ноги иногда немеют так, что мне кажется, что они у меня отказывают. Руки… пальцы не сгибаются, от плеч до мизинцев – всё в царапинах, что-то даже до сих пор кровоточит. Тяжело мне, Роджер. Почему это случилось? Ты мне так и не рассказал, что именно произошло.

– Маша, зачем нужны эти подробности? Особенно сейчас? Обещаю, я тебе всё расскажу сразу же, как только мы поправимся. Пожалуйста, не нервничай сейчас и постарайся поправиться как можно скорее, – Роджер привстал с больничной койки и осторожно поцеловал девушку в лоб. Точнее, в белый бинт, потому что почти всё лицо у этой девушки было лишь в нём.

– Я попробую. Но что случилось на дороге? Почему ты не хочешь мне рассказать?

– Маша!

– Что ты скрываешь от меня? Что произошло?

– Маша, пожалуйста, перестань. Я всё расскажу. Позже.

– Позже, позже, позже, всегда одно и тоже, – Мария зашлась в кашле. Приступ был долгий, несколько минут. Когда спазмы закончились, она ещё несколько минут приходила в себя и тяжело дышала.

– Всё, закончили с этой темой. Отдыхай, прошу тебя. Не нужно нервничать. Только покой и отдых, только покой и отдых.

– Ладно, ладно. Я поняла, – уступила она и задрав подбородок к потолку, устало выдохнула и расслабившись откинулась на койку.

Только в этот момент Роджер понял, что он не осмотрел палату, перед тем как зайти. С его глаз будто спал туман. Он взглянул на то, что было вокруг и, как и ожидалось, ничего необычного здесь не было. Пять коек напротив пяти коек, какие-то из них были заняты людьми, но все они спали и никто не бодрствовал, хоть на часах и был разгар дня. Стандартные больничные тумбочки, редкие вазы с засохшими цветами и пустые кружки, в которых должна была быть вода. Разглядеть лица спавших людей Роджер не мог, все они спали или на животе, или отвернувшись в другую сторону. Окон здесь, разумеется, не было. Посмотрев на стену, Роджер заметил какую-то металлическую ручку, вкрученную в неё. Медленно ступая по кафельному полу и стараясь не разбудить спящих пациентов, он прокрался к этой непонятной ручке. Она как-то странно манила его, будто просила – давай, человек, прикоснись, потяни! И человек почти сделал это. Между правой ладонью и металлическим холодом оставалось меньше сантиметра, когда странная и правдивая мысль окутала мозг человека. Отойдя от стены и так же медленно подойдя к койке жены, Роджер заговорил.

– Маша, а где мама? Где она, почему ты про неё не сказала ни слова? Что с ней? – спросил он жену.

– Ты о Валерии Алексеевне? А что с ней случилось? – переспросила его она удивлённо.

– Что? Почему ты… Маша, в машине была ты, я, и мама. Куда они перевели её?

– Роджер, с нами в машине никого больше не было. Ты, наверное, слишком сильно ударился головой, бедняжка. Иди сюда, ко мне, – лишь ответила она и подняла руки в призывающем жесте.

– Маша… Маша? Я точно помню, что в машине она была. Подожди, сейчас я позову врача, – обескураженно и непонимающе проговорил он тихо.

– Роджер. Роджер. Роджер! – закричала вдруг Мария.

– Господи, что происходит, не кричи! Сейчас я позову врача!

– Роджер, почему ты убил нас? Ты! Ты убил нас! – Мария кричала изо всех сил и уже не лежала, а сидела на койке. Но глаза её были обращены в никуда. – Почему ты так с нами поступил? Что мы сделали тебе? Роджер! Роджер! Ты убийца! Ты чёртов убийца! – продолжала она кричать. – Мясник! Сволоч! Ты убил нас! Ты убил меня и свою мать, чёртов убийца! Ты виноват в этом! – девушка не останавливалась в проклятиях и казалось, что она и вовсе перестала дышать. – Роджер, ты за это заплатишь. Роджер! – девушка прокричала последние слова и рухнула на койку. Стены вокруг начали расплываться и все вещи, бывшие такими реальными, резко превратились в пыль.

Мечников зажмурил глаза и нащупав правой, не стеснённой бинтами рукой, дверную ручку, вошёл в комнату. Открыв глаза, он увидел холодный, хромированный, начищенный до блеска, металл вокруг себя. В нос ожидаемо ударил противный запах нафталина. Нафталина, перемешенного с гнилью.

– Мужчина, вы по какому вопросу сюда? – тут же окрикнул его кто-то. Повернувшись на источник звука, Роджер увидел очередного врача. Это было бы странно, видеть их так много в одном месте, не будь это место больницей. – Мужчина? – переспросил врач.

– Да, да. Меня направили сюда. Встреча, – ответил Мечников.

– Встреча? Ну да, можно и так сказать. Имя и фамилию ваши назовите, – спросил врач приставая с места.

– Роджер Мечников.

– Роджер, Мечников. Так-так, сейчас, – старый, но без седин, врач в очевидном белом халате окончательно встал из-за старого как сам Советский Союз, стола, и пройдя пару шагов к ближайшей стене, где стоял стеллаж с документами, стал там что-то искать. Он, врач, не выглядел как человек, которого что-то сейчас интересует. Он лишь выполнял свою работу. Вряд ли он много получает и вряд ли он действительно просыпается каждое утро с мыслью «Ура, новый день, пора столько всего сделать!». Нет, не просыпается. Однако, довольно трудно найти людей, которые так встают по утрам. Но найти можно.

– Вы к Марии Александровне Мечниковой? – спросил врач после непродолжительного поиска личной карточки пациента.

– К ней.

– И к Валерии Алексеевне Мечниковой?

– И к ней, тоже.

Взгляд врача изменился. Словно на тебя смотрела сама сталь, которую пробить было совершенно невозможно абсолютно ничем. И раз, как по щелчку пальцев, как по дуновению легкого ветра, как по короткой, обрывистой и простой фразе, эта сталь превратилась в сахарную вату. В мягкую подушку, вату, наполненную ею. Взгляд превратился из многотонного медведя в нежную лань. И если раньше он грозно шёл по лесу, сотрясаю землю, то теперь ступал осторожно, боясь потревожить других, тех, кто рядом.

– Так вот это так… я, это, в общем, ну вы бы сразу, как-то неудобно, ну вы это… – попытался врач что-то сказать, оправдаться.

– Ничего. Вы тут не при чём, – Роджеру было всё равно.

Он был оглушён, он с самого утра, с того самого момента, когда их разбитую машину на дороге заметил проезжающий по своим делам дальнобойщик, ничего не чувствовал. Ему было всё равно на раны, на боль и кровотечения. На его ладонях и всё ещё чувствовался, как ему это казалось, жар от раскалённого асфальта. Был оглушён, когда увидел еле едущую машину скорой помощи и полиции, сразу за ней. Был оглушён, когда врачи, смеясь, вышли из машины и медленно, стараясь на запачкать обувь, шли к перевёрнутой жизни, лежащей в кювете. Оглушение продолжалось, когда полиция и врачи, так и не дождавшись спасателей, сами сняли повисших на ремнях людей и уложили рядом с автомобилем, недалеко, прямо на траву. Оглушение и не закончилось в момент, когда прилетевший спустя час вертолёт МЧС доставил всех в ближайшую больницу. Оглушение не проходило и сейчас, на минус первом этаже. И тогда и сейчас он чувствовал примерно одно и то же – абсолютное ничего.

– Так, ну вот знаете, давайте за мной, осторожно, не спешите, – доктор продолжал нервничать и запинаться, он засунул тонкую папку с документами подмышку и пошёл к другой стене комнаты.

Запах продолжал въедаться в волосы, глаза, пальцы, ногти, джинсы, носки и зубы. От него будет сложно отделаться. И стоит ли?

Мужчина в белом халате наконец привёл Роджера туда, куда он добирался последние минуты, бывшие такими длительными. Он подошёл к двум параллельным металлическим столам с ножками на колёсиках и выжидающе остановился. Взглянув на Роджера, он спросил: