Читать книгу: «Тьма. Утроба света»

Иллюстратор Евгений Васильевич Миненко

Дизайнер обложки Евгений Васильевич Миненко

© Евгений Васильевич Миненко, 2025

© Евгений Васильевич Миненко, иллюстрации, 2025

© Евгений Васильевич Миненко, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0068-1430-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ. КОГДА ГАСНЕТ ЭКРАН

Всё начинается не с крика, а с глухой тишины.

Не с катастрофы, а с чего-то почти неуловимого —

экран гаснет.

Не свет, а экран.

То, во что ты смотрел всю жизнь.

То, что ты принимал за жизнь.

Ты не знал, что это был экран. Ты думал – реальность.

Ты проживал сцены, верил ролям, вживалcя в образ.

Ты воевал за смысл. Страдал за любовь. Бился за справедливость.

Ты просыпался в 6 утра, чтобы «быть собой»,

и засыпал в 2 ночи, чтобы не чувствовать пустоту.

Но это была игра.

Всё.

И она закончилась.

Свет потух.

Сцена исчезла.

Публики больше нет.

Ролей больше нет.

Сюжета – тоже.

А ты… остался.

Не тот, кем ты был.

А тот, кто был за этим.

Без имени. Без цели. Без ориентира.

Тот, кто видел.

Что такое внешний свет?

Это не просто лампы.

Это – авторитет, одобрение, ожидание, вера в отражение.

Это то, что делает мир «видимым».

То, что называет: «Вот добро», «Вот ты», «Вот успех».

Это язык, на котором говорили с тобой с рождения.

Он не объясняет. Он указывает. И ты следовал.

Ты не замечал, что всё, что казалось тебе правдой,

было просто хорошо освещено.

Внешний свет – не истина.

Он – декоратор.

Он делает красивым, нужным, важным то,

на что ты должен смотреть.

А теперь он погас.

Не потому, что ты плохой.

Не потому, что ты проиграл.

А потому, что ты дозрел.

Ты подошёл к краю.

К грани между игрой и тем, кто её смотрел.

И свет потух. Потому что ты больше не нуждаешься в нем.

Это не ошибка.

Это не тьма.

Это чистый экран.

Пустой. Настоящий. Никакой.

Твоя первая встреча с реальностью.

Что происходит, когда всё гаснет?

Ты остаёшься без костюма.

Без сцены.

Без сценария.

Без указки, которая говорила: «Туда».

И тут приходит боль.

Та, которую ты не чувствовал под софитами.

Та, которую заменял на радость.

Та, от которой бежал в «развитие».

И ты хочешь её выключить.

Но выключить уже нечего.

Нет кнопки. Нет выхода.

Есть только ты.

И то, что осталось, когда ушло всё, что не было тобой.

Кто ты, когда свет исчез?

Не ответ.

Не идея.

Не образ.

А дыхание.

Присутствие.

Наблюдение.

Ты – не игрок.

Ты – не зритель.

Ты – то, что не выключается, когда выключено всё.

И вот теперь – начинается всё.

По ту сторону света – тишина.

Но это не тишина пустоты.

Это тишина истины.

Она не зовёт. Не объясняет. Не обещает.

Она просто есть.

И если ты слышишь её – ты дома.

Ты никогда не был тем, кого играл.

Ты был тем, кто смотрел.

ЧАСТЬ I: ВНЕШНИЙ СВЕТ

Мир, в который ты поверил. Роль, которой ты стал. Свет, который обманул.

Свет, который делает сцены реальными

Ты жил не в мире. Ты жил в театре.

Ты смотрел вперёд, как учили. А вперёд – это всегда туда, где светит.

Где ярко. Где видно. Где подтверждено.

Где принято. Где аплодируют.

Ты не видел – ты смотрел.

Ты не чувствовал – ты догадывался.

Ты не помнил себя – ты собирал себя из отражений.

Свет падал на декорации, и ты верил, что это реальность.

Свет падал на лица, и ты верил, что они – живые.

Свет падал на слова, на правила, на структуры —

и ты подчинялся им, потому что они были освещены.

Ты принимал свет за истину.

Ты думал: то, что видно – существует.

Но ты не знал, что свет – это не то, что открывает.

Свет – это то, что скрывает тьму.

Он не давал видеть. Он позволял не видеть.

Не видеть всё, что не вписывалось в сценарий.

В роль. В закон. В облик. В иллюзию.

Свет делал ложь – красивой.

Свет делал страх – невидимым.

Свет делал сцену – домом.

И ты остался там.

Там, где каждый кадр подтверждён чужими глазами.

Где каждое твоё движение – это чья-то реплика.

Где ты не живёшь – ты существуешь в освещённой точке.

А всё, что вне света – объявлено несуществующим.

Боль – вне.

Тишина – вне.

Истина – вне.

Ты – вне.

Ты отдал себя свету. Чтобы быть. Чтобы видеть. Чтобы иметь форму.

Но форма – не ты.

И свет – не свет.

Это просто устройство.

Проектор.

Режиссёр.

Религия.

Страх.

Ты входил в свет, чтобы быть живым.

Но живым можно быть только во тьме.

Там, где нет подтверждения.

Где нет взгляда.

Где ты – один.

Ты не потерян.

Ты просто был освещён слишком долго.

Теперь – смотри.

Туда, где не видно.

Впервые – по-настоящему.

Наркотики света: радость и удовольствие

Радость.

Улыбка.

Смех.

Солнце на коже.

Награда после боли.

Момент, в который можно выдохнуть.

Поверить, что всё было не зря.

Что ты – на своём месте.

Что ты – жив.

Что всё хорошо.

Но всё – не хорошо.

Ты радуешься – чтобы забыть.

Ты улыбаешься – чтобы не упасть.

Ты ищешь удовольствие – чтобы сбежать от того, что не вынесено.

И весь мир – построен на этом бегстве.

На этой искусственной вспышке света, которая зовётся счастьем.

Но счастье без правды – моргнувшая лампа в тюремной камере.

Ты думаешь, радость – это свет.

Но это свет, в который ты прячешь страх.

Ты думаешь, удовольствие – это жизнь.

Но это жизнь, в которой боль заперта в подвале.

Ты не ищешь истину.

Ты ищешь облегчение.

Ты не хочешь встретиться с собой.

Ты хочешь передохнуть.

Ты не хочешь быть свободным.

Ты хочешь, чтобы не было так больно.

Вот почему ты зовёшь это – ростом.

Вот почему ты зовёшь это – исцелением.

Вот почему ты зовёшь это – любовью.

Но это просто обезболивающее.

Это морфин сознания.

Это передышка, которую дал тебе страх, чтобы ты не умер, пока ещё не время.

Ты принимаешь сладкое – чтобы не чувствовать горечь.

Ты включаешь музыку – чтобы не слышать тишину.

Ты говоришь о радости – чтобы не говорить о пустоте.

Потому что если замолчать —

если сесть в эту чёрную дыру,

в этот необъяснимый момент, когда ничего нет,

и никто не приходит —

там останешься только ты.

Настоящий.

А он – не улыбается.

Он – не стремится.

Он – не радуется.

Он смотрит в самую суть.

И там – боль.

Сырой, древний, неутешимый плач того,

кто так долго делал вид, что всё хорошо.

Тебе не нужен ещё один свет.

Тебе не нужна ещё одна радость.

Тебе не нужно «всё будет хорошо».

Тебе нужно умереть —

всему, что думало, будто счастье – это цель.

Всем попыткам сделать себе приятно, чтобы не видеть правду.

Всем наркотикам света, которые ты называл смыслом.

И если ты пройдёшь сквозь это —

и не уберёшь глаз,

и не согнёшься,

и не выберешь утешение вместо огня —

тогда, может быть,

однажды,

ты узнаешь радость,

которая не от мира сего.

Радость, не похожую ни на что.

Радость, которая не прячется от боли —

а берёт её за руку и становится целым.

Страх как фундамент спектакля

Страх – не чувство.

Он – сцена.

Он – световой прожектор, вокруг которого построен весь спектакль, в котором ты играешь.

Каждый страх – это место, где ты согнулся.

Где ты выбрал роль вместо сути.

Где ты поверил, что тебя можно потерять.

Ты не боишься темноты.

Ты боишься исчезнуть в ней.

Потому что всё, чем ты стал, – сделано из света, который одобряли.

Ты боишься не боли,

а того, что никто не спасёт.

Боишься не падения,

а того, что не подберут.

Боишься не смерти,

а того, что умрёшь зря.

Без аплодисментов.

Без «он старался».

Без оправданий.

Ты боишься быть – без роли.

Потому что только роль может быть оценена.

А ты – нет.

Ты за гранью оценки.

Ты – не приговор.

Ты – до и после слов.

Ты – первозданный, и потому страшный.

Страх приходит туда, где ты решил быть кем-то.

И чем крепче образ – тем глубже тень.

Страх живёт в образе.

В «я – хороший», «я – сильный», «я – нужный».

Он – не в тебе.

Он – в той конструкции, которую ты носишь, чтобы тебя не отвергли.

Снимешь маску —

и некому будет бояться.

Но это и есть смерть,

не физическая – настоящая.

Потому что роль действительно умирает.

И вся жизнь, построенная вокруг страха потерять её,

рушится вместе с ней.

Каждый страх – это дверь.

Но она кажется стеной.

Каждый страх – это точка возвращения,

но ты видишь в нём приговор.

Каждый страх – это черная дыра,

где умирает всё ложное,

всё, что боялось,

всё, что хотело быть правильным.

И если ты смотришь в него —

не чтобы победить,

не чтобы обойти,

а чтобы раствориться —

ты остаёшься один.

Без роли.

Без гарантии.

Без света.

И в этой тьме —

ты вдруг слышишь,

как трещит спектакль,

как рушится сцена,

как гаснет свет,

как молчит публика.

И остаётся тишина.

Не глухая.

Живая.

Ты входишь в неё —

не как герой.

А как ничто.

И именно это ничто

впервые дышит —

без страха.