Читать книгу: «Планы бытия. Рассказы», страница 2

Глава 3

На утро ему наконец достался завтрак. Э-э-эх, что это за деликатесы: каша рисовая на молоке, разбавленное какао, хлеб с маслом и даже – О Боже! – яичко!

Сказать, что Софрон наслаждался – ничего не сказать. Он буквально был на пике блаженства. Медленно, с закрытыми глазами, он тщательно пережёвывал каждую ложку, каждый укус, и даже иногда постанывал. Не хватало только кошачьего мурлыканья в перерывах. Он вилял рукой, словно дирижёр, и хотел прочувствовать каждый вкус сильнее в стократ. И, вполне возможно, ему это удавалось, а люди смотрели на него и улыбались. Следует отметить, что все пациенты уже откуда-то прознали его историю, и относились к нему снисходительно.

После завтрака позвонил брат, и Софрон обрадовался, как ребёнок.

– Здорова.

– Привет, брат, – с улыбкой ответил Софрон. Произносить это было особенно приятно.

– Как себя чувствуешь?

– Обалденно! Спасибо за вещи и гостинцы. Представляешь, я, дурак, только сейчас твою СМС прочитал. Сейчас всё нафиг слуплю. Завтрак тоже был чумовой!

Брат усмехнулся:

– Да уж, представляю… Что врач сказал?

– Да вроде ничего. Несколько дней поносить это дерьмо на шее придётся (он посмаковал это слово – «дерьмо», – до чего ж смешное!), а так… Но я не хочу его носить, и из людей здесь кровь течёт – уйти бы отсюда, посмотреть ещё что-нибудь. – Он представлял, где сейчас может находиться брат, и чем таким классным он занимается.

– Ну, мужик, не пойдёт. Ты там пробудешь, сколько надо, пока шея не заживёт. – Брат сказал это довольно строго.

– Ах, ладно, – вздохнув, сказал Софрон. – Кстати, тебя ведь зовут Ал…

– Ты что?.. – человек по ту сторону провода сначала удивился и явно заулыбался. Но через некоторое время серьёзный голос ответил, – Алексей, Лёха.

После этого, видимо, брат решил, что бессмысленно с ним разговаривать по телефону, и они сошлись на том, что Лёша заедет, как только сможет.

Софрон быстренько забыл про такую неприятность, как заточение, потому что его ждала встреча с братом, который приезжал к нему только пока тот спал или был без сознания. И, разумеется, его ещё ждали бананы, виноград и йогурт… Он всё поглотил, хоть и был уже сыт. Софрон поразился: откуда люди достают всё это? Неужели есть ещё что-то, о чём он не знает? Что за райские кущи подвластны людям за пределами лечебницы?

Объевшись до отвала, он стал чистить зубы. и… утолять жажду. Купание даже не всем телом, привело его чуть не в остолбенение, а уж обильное питьё и вовсе чуть не доводило до, так сказать, метафизического оргазма. Ему казалось, будто вода – любящая женщина, и она ласкает его горло и желудок изнутри каждой своей шёлковой молекулой, щекоча прохладой. На мгновения он вообще ощущал, что затем она мгновенно впитывается, усваивается в нём, и он сливается с водой воедино, становится ею.

Спустя какое-то время, его повели на рентген делать снимки позвоночника. И тут он не преминул заулыбаться в пол-лица, представляя, как будто он какое-нибудь инопланетное существо или киборг, и его изучают супер-пупер навороченными устройствами.

После этого к нему вновь обратился тот самый врач, с которым Софрон уже виделся вначале. Мужчина с сединой, которого, кстати, звали Денис Валерьевич, дал Софрону направление, и у них завязался разговор:

– Это направление в городскую больницу, – начал Денис Валерьевич, – там Вас должны обследовать, может скажут, что с потерей памяти делать.

– Спасибо, – искренне поблагодарил С. врача, даже слегка поклонившись, принимая этот странный листочек бумаги, непонятно для чего и кому нужный.

Вскоре приехал брат. Софрон накануне разобрался со своим телефоном, и даже зарядил его. Интересные и забавные мелькающие картиночки заняли его на полтора часа. Промелькнула мысль обратиться к «сокамерникам», как он их называл, за помощью. Однако игрушка принадлежала ему, это был «подарок» от брата, да и уж слишком его захватил процесс самостоятельного познания и слежения за работой этого странного инопланетного аппарата.

Лёша поднялся с пакетом новых гостинцев, и Софрон был рад ему вдвойне. С. сразу обнял брата, вгляделся в него, и почти сразу его вспомнил.

– Это тебе, – начал брат с лёгкой улыбкой.

– Спасибо, – обрадовался новым подношениям Софрон. Но потом его слегка кольнуло, что он отрывает брата от каких-то дел.

– Тебе лучше?

– Да. Только память потерял. Прости, что повесился. И спасибо за помощь. Я это ценю.

– В смысле, память потерял? – рассудительный брат, которого раньше очень редко можно было застать в каких-либо слишком заметных эмоциональных состояниях, в этом случае менялся в лице при каждой реплике Софрона.

– Вот, бумажку врач дал в другую больницу. Сказал, там скажут, насколько и что я потерял. Мне интересно.

– Ну ты хоть что-то помнишь? Как маму зовут, как папу, например? – спросил с серьёзным и озабоченным видом Лёша.

– Папу Василий, маму – Лю… что-то крутится – сейчас вспомню… – Софрон заметно напрягся.

– Люда, – помог брат. – Дай-ка бумажку, – глянем…

Он взял направление на листочке белой бумаги и прочитал всё, что там написано. Потом залез в телефон, понажимал там что-то, посмотрел, и сказал:

– Поехали.

Софрон чуть не подпрыгнул от такого ответа. Раньше он подолгу засматривался на улицу. И когда они вышли на свободу всего на какие-то несколько секунд, Софрон чуть не потерял сознание. Он не знал, на что ему сначала смотреть. Это было одно из самых невзрачных времён года – и не зима, и не весна, но буйство красок, запахов, какофония вскружили ему голову. Брат торопил, так что он успел сделать несколько глубоких вдохов Божественно сладкого воздуха, прежде чем уселся в машину. Но и тут новая радость – покатушки: «Уи-и-и!» – завизжало в голове.

Дорога заняла минут десять, и всё это время Софрон даже моргать боялся – хотел записать в память все фрагменты, движения всех объектов. Разумеется, ему это не удавалось, и, несмотря на непомерную тягу и энтузиазм, внимание было слишком разрозненно и не позволяло усваивать информацию в нужном объёме. Но даже это нисколько не волновало Софрона.

Они остановились у большого шестиэтажного здания, которое своей замысловатостью формы и размерами не сильно отличалось от того, в котором томился Софрон. Однако эта больница была немного получше отделана и недавно отремонтирована; белые стены, новые окна, и, с первого взгляда, вообще ничего в ней не напоминало о старине. Хотя, следует признать, что для Софрона одинаково много значили и красота здания и тот факт, что он побывает ещё в одном местечке.

Внутри им пришлось подождать целый час, пока Софрона примет психиатр. Когда этот мужчина в белом халате показался, у Софрона сразу возникло ощущение, что сейчас будет что-то интересное.

Так и случилось – они с Лёшей втроём зашли в кабинет психиатра. Он сказал: «Присаживайтесь», указав ладошкой на стулья. Алексей с Софроном послушались.

Врач раскрыл свою тетрадь и с серьёзным видом глянул на Софрона.

– Здравствуйте, Софрон Васильевич. Если Вы не против, я задам Вам несколько вопросов, чтобы определить, насколько всё серьёзно.

Софрону стало приятно, что его опять пытаются изучить, проявляют к нему внимание, и самому стало интересно, что же такого необычного в нём, обычном, пусть и симпатичном парне, могут найти. Он улыбнулся и кивнул. Психиатр тоже едва заметно повеселел, подумал и спросил:

– Что последнее перед больницей Вы помните?

С. надолго задумался, и наконец ответил:

– Помню солнечным летним днём где-то у домика, должно быть, с бабулей, ягоду срывали с кустов и ели. Там ещё дорожка из каменных плит была.

– Это у бабули на даче, – пояснил присутствующим Алексей. – Тебе тогда лет пять, максимум восемь было.

– Интересно… – врач задумался.

– А когда у тебя день рождения? – спросил он, и даже немного наклонился к Софрону, словно, чтобы получше слышать.

– Рождения? – удивлённо спросил С.. – «Я что, и это должен помнить?» – подумал он.

– По-моему, когда погода примерно, как сейчас… – ответил он с некоторым затруднением.

– Да. Семнадцатого марта. Две недели назад был. – Алексей по-учительски пичкал Софрона фактами.

– Очень интересно, – сказал психиатр, проводя рукой от носа до подбородка, и глянув на секунду куда-то в сторону.

– Ну а что-нибудь ещё помните? – спросил он после долгой паузы.

– Я… не совсем понимаю, что конкретно должен помнить, и не знаю, что помню, а что выдумал, но… Например, я помню, как падают тёмные и разноцветные листья с сухих деревьев, устилая всю землю ковром. И запах ещё такой… сырости, и грязно везде. По-моему, это называется листопад. Да – листопад, – ответил Софрон обрадовано.

– Что ж, подождите, пожалуйста, минутку – я Вас на ЭЭГ направлю.

Софрон прочитал мыслеобразы, пронёсшиеся в голове у психиатра, и ему страсть, как захотелось узнать, что такое ЭЭГ.

Лёша давно хотел спросить Софрона, как он мог поступить так безответственно, но щадил брата, давая некоторое время оклематься от травмы и стресса. Но сейчас он уже хотел узнать, не притворяется ли Софрон. Выйдя из кабинета психиатра, он ненадолго задумался. И когда Софрон попытался прочесть, о чём именно задумался его брат, было поздно – Алексей отогнал прочие мысли, и думал лишь о кабинете ЭЭГ.

Софрон взбежал по лестнице на два этажа вверх, и стал искать нужную дверь. Ему это удалось почти сразу. Он вспомнил, что надо постучать, и сразу после этого зашёл.

Внутри стоял ещё один врач, только на этот раз женщина. Она стояла спиной, и сразу громко и чётко сказала, что входить нельзя. Однако, из-за незваного гостя ей пришлось повернуться. Это была женщина лет тридцати пяти с длинными волнистыми русыми волосами. Белый халат и её фигуру скрывал до весьма скромного уровня, так что Софрон сразу устремил взор на её лицо. Не сказать, чтобы она была красавицей, но Софрон Васильевич так долго смотрел на неё, то на нос, то на губы, то в голубые глаза. Женщина тоже стояла, как вкопанная, и смотрела, то на него, то на его шейный корсет.

– Здравствуйте… Здесь делают ЭЭГ?.. У меня и бумажка есть, – начал С., спустя пять секунд молчания, словно не своим голосом.

– Да, здесь… Давайте, – она протянула руку.

Он отдал направление, и одновременно с этим вошёл Алексей, убедиться, что брат не творит какие-нибудь странные вещи. Женщина встрепенулась, посмотрела на Лёшу и стала читать, что там написано.

– Проходите, садитесь, пожалуйста, на стул, – сказала она через пару секунд и пошла настраивать что-то на компьютере. Она сделала вид, что присутствие брата её нисколько не беспокоит. А брат, в свою очередь, поняв, что всё хорошо, вышел. Он уже настроился, что и для этой процедуры придётся долго ждать, или возникнут какие-нибудь трудности, так что такое развитие событий его очень обрадовало. Но ещё больше его, как человека умного и рассудительного, обрадовало то, что врачи в области психологии за него выяснят всё, что он хотел знать, и в случае, если, не дай Бог, Софрон болен, сразу подскажут, что делать. Так что ему оставалось лишь немного подождать.

Софрон тем временем пытался полностью расслабиться, как ему и велела эта, уже успевшая ему понравиться, женщина. Тут он вновь учился самоконтролю. С одной стороны ему нравилось слушать её голос, с другой – улыбка от процесса сама растекалась, если не на губах, то где-то внутри, а с третьей – он понимал, что надо выполнять команды, потому что интересен результат этих занятных исследований. В процессе ему удалось вывести формулу: надо совмещать все эти три фактора одновременно, раствориться в реальности, быть где-то посередине всего.

Когда милая дама вынимала провода из сеточки у него на голове, он посмотрел ей в глаза и сказал:

– У Вас очень приятный голос. – И говорить это ему было так приятно, что он опять улыбнулся.

– Спасибо. – Она опять застыла всё с тем же завороженным видом, с каким, собственно, всегда стоял и Софрон, увидевший в женщине что-то.

– Я помогу, – сказал он, и тут же почти случайно прикоснулся ладонями к её руке. Обоих словно ударило током. Её из-за неожиданного прикосновения, а его – от ощущения прикосновения к обручальному кольцу. Он вспомнил, что это такое, периферическое зрение пару раз зафиксировало его в обход критического сознания.

Одёрнув руки, он сел смирно, и просто наслаждался, как за ним ухаживают. Врач ничего не сказала и вообще как будто ничего не заметила, продолжая отсоединять проводки и аккуратно вешать на воспринимающее устройство.

Вышел из кабинета он в необычном состоянии, похожем на транс, похожем на то в котором он очнулся и впервые вышел из своей палаты искать туалет. Голова опустела, стало немного труднее, и в то же время легче ходить, ощущение течения времени изменилось, а звуки и очертания объектов расплывались. Состояние отчасти напоминало головокружение от избытка или недостатка кислорода в мозге, только было существенно сложнее и явно обладало другой природой. Разумеется, и в этот раз, когда барьеры его критического сознания были слегка ослаблены, Софрону показались всё те же прозрачные серые змеи разных размеров. Они ползали по стенам, витали в воздухе. Отчего-то, ему захотелось назвать это понравившееся состояние «балансом».

Пока он осторожно шел, и в его голове изредка проскальзывали мысли, в основном очень простые и короткие, на него оглядывались люди. И смотрели они так странно, словно узнали его.

Пока Софрон «плыл», страстно желая пребывать в этом состоянии, как можно дольше, Алексей взглянул на него, на людей, и без каких-либо эмоций побрёл в кабинет к врачу.

Она сидела за компьютером, и с интересом рассматривала одинаковые, с точки зрения Алексея, волнистые линии на мониторе. На вопрос, когда будут результаты, она, слегка повернувшись к нему, махнула ладошкой, сказала прийти завтра, и нырнула обратно в монитор. Софрон, тем временем пришёл в себя, и в поисках брата опять зашёл в кабинет, столкнувшись с ним.

После этого они вернулись к психиатру. Алексей, как всегда, в строгой, но вежливой манере начал говорить что-то умное. Софрон же решил взять всё и испортить, беспардонно вмешавшись, и спросил с едва заметной улыбкой:

– Нам ведь по телефону узнать, когда и какие результаты появятся?

Лёша сердито на него посмотрел, а врач просто и добродушно ответил:

– Да, скажите номер своего телефона – я позвоню.

Пока Софрон доставал телефонный аппарат, чтобы посмотреть свой номер, Алексей уже продиктовал свой.

Брата немного удивило такое необычное поведение врачей в этой клинике, но он скинул всё на специфику их рабочей области. Но когда Алексей завёз брата обратно, и проводил аж до самой палаты, его ждал совсем уж из ряда вон выходящий, по его мнению, случай.

Солнце уже начало заходить за горизонт, но Софрон до сих пор чувствовал на себе тепло его лучей. И после повторного сногсшибательного ощущения скорости и динамики, да надышавшись чудотворным весенним воздухом, он чувствовал себя на пять с плюсом. Он, порхая, буквально взбежал по лестнице, запыхавшись. Он и сам не понимал, почему так стремится вернуться в свой новообретённый «дом».

Едва удостоверившись, что брат на нужном месте, и всё хорошо, Лёша уже собирался уходить, но чуть не столкнулся с лечащим врачом.

– Софрон Васильевич, – начал Денис Валерьевич, оглядев Алексея, – результаты рентгена готовы. Странно, но позвоночник в порядке. – Он с нескрываемым любопытством посмотрел на Софрона.

– Значит, я могу идти, – воодушевлённо, с лёгкой улыбкой, но резко и безапелляционно подхватил Софрон.

– Погоди, не так быстро, – тут же возразил брат. – Я так понимаю, ему ещё какое-то время нужно носить корсет, просто амбулаторно?

Эти слова слегка напугали Софрона, и он захотел, чтобы брат замолчал, но вспомнил, что обязан ему многим, и должен быть ему благодарен.

– Да, желательно поносить ещё пару дней. Этот мы снимем, если Вы не возражаете. – Денис Валерьевич не спускал с Софрона глаз.

– Хорошо, снимайте, – сказал С..

– Пойдёмте, – сказал врач обоим братьям, – выпишем Вас.

Случившееся удивило Алексея ещё больше. У него возникло ощущение, как будто Софрон каким-то образом запугал врача. Зная брата, и разбираясь в людях, он даже такой абсурдный вариант не исключал.

Как бы там ни было, корсет с Софрона сняли, бумагу подписали. Он был просто на седьмом небе от счастья. Он вспомнил поговорку: «в гостях хорошо, а дома лучше». Софрон также испытывал и глубочайшую благодарность брату за всё неисчислимое, что тот для него сделал. Более того, Софрон понятия не имел, где живёт, и как туда добраться. Небольшой смешок над собственной глупостью оборвал врач.

Алексей ушёл вперёд заводить машину и класть вещи. Денис Валерьевич воспользовался этим и у самого выхода с этажа дотронулся до руки Софрона с просьбой:

– Софрон Васильевич, можно спросить у Вас разрешения рассказать о результатах исследований и Вашем случае научному и врачебному сообществу? – Он произнёс это так, словно это его последний шанс в жизни.

– Конечно, – пусть все знают, какие могут быть последствия от повешения. – Он сказал это с искренней умиляющей улыбкой.

Многие из «нормальных» людей могли бы воспринять это, как сарказм. Денис Валерьевич воспринял это, как благословение. Софрон же просто заботился о людях, и хотел предупредить их о таком неудобстве, как ношение корсета.

Глава 4

Когда Софрон только ступил на порог своего дома, его захлестнула волна эмоций. Было очень интересно посмотреть на своё жилище. Это в самом деле было только «его» жилище, где он мог делать всё, что захочет. Было тепло, уютно и радостно. Но буквально через несколько мгновений его охватила скука, и тело пощекотала нотка страха. Какая-то его часть вспомнила, что именно это за место. Несмотря на хороший внешний вид интерьера, не получалось отделаться от ощущения старины. Промелькнули кадры, как он раз за разом приходил сюда в глубочайшем одиночестве, снимал обувь, и в подавленном настроении у него резко отпадало малейшее желание что-либо делать, а зайдя в большую комнату, он подумал о смерти. В дальнем углу комнаты вновь пробежал блик, и в глазах слегка зарябило.

Перед финальной остановкой Алексей с Софроном заехали в ортопедический магазин, надели корсет и зашли в продуктовый купить самое необходимое. Всё это время Софрон блуждал, оглядывался по сторонам, рассматривал полки, словно завороженный. На его лице расплылась, казалось, не спадающая улыбка искренне заинтересованного человека. Всё это разноцветное, разносортное многообразие отсвечивало, и непривычное обилие бликов вновь заставило Софрона «поплыть», как будто глаза намокли от воды или слёз. Он с радостью угадывал, что для чего нужно: вот масло – смазать сковороду; вот яйца – сделать яичницу; вот сыр – добавить туда же. Часть навыков и знаний то ли незаметно возвращалась, то ли и не была утрачена, просто несколько дней была не востребована.

Однако, кое-что он всё же забыл. Каждый второй раз, когда брат спрашивал, будет ли он то, или это, Софрон надолго задумывался, и без сожаления полагался на его вкус. Хотя сам с радостью бы сожрал здесь буквально всё.

Алексей набрал полторы корзины всякой всячины, и дал ещё немного денег на пару дней. Можно сказать, к Софрону возвращалось то, что он перечислил брату на свои похороны. Только Лёша дал наказ, чтобы Софрон не пил и не курил хотя бы несколько дней. У того и в мыслях не было: во-первых, он слабо помнил, зачем это нужно; во-вторых, частичная слабость отбила желание принимать что-либо отвратное; и в-третьих, приступ любви к жизни позволял довольствоваться другими вещами.

Хотя Алексея нелегко провести, и он до сих пор допускал, что Софрон притворяется. Но даже его немного беспокоило и удивляло нынешнее поведение, разительно отличавшееся от всего, что он видел ранее. С одной стороны, Софрон и раньше, заигравшись, порой вёл себя немного по-детски, излишне прямо и наивно. А с другой – нынешний человек существенно отличался от известного ему брата. Они оба знали, как выглядят люди, например, с деменцией или старческим маразмом, и Лёшу беспокоило, что травма для Софрона могла иметь необратимые последствия.

Как бы там ни было, они с баулами пришли к Софрону в квартиру. Дом, милый дом. Пока Софрон обходил владения и рассматривал, Лёша варил рис и жарил котлеты. Он решил сготовить сам от греха подальше – Софрона он боялся подпускать к плите. А ещё он сказал брату не выходить на балкон. Тот был не остеклён. Софрон с любопытством глянул через дверь и увидел свороченные перила.

«В самом деле, – подумал Софрон, – тут же легко навернуться. Хм, „навернуться“ – забавное слово, – откуда я так много знаю?».

Потом он с интересом посматривал, как готовит брат, и сам помогал фильтровать воду, резать сыр, и даже открыл банку с солёными помидорами.

«Ого, что я умею! Да я, оказывается, вообще молодец!».

Они откушали, и брату показалось, будто Софрона несколько недель продержали в плену. Тот с таким умилением ел и пил обыкновенную, по мнению Лёши, жратву, что ему даже стало немного завидно. Они смотрели друг на друга, и чуть не смеялись.

Брат решил, что Софрона можно оставить на денёк для проверки, постелил на полу одеяло, сказал пару ночей спать на ровной твёрдой поверхности и пообщаться с друзьями. Ему всё ещё хотелось поговорить по душам, но он понимал, почему Софрон так поступил, и не знал, какой ответ он хотел услышать.

«Главное – что хоть жив, здоров, – думалось Алексею, – а если опять захочет повторить, его всё равно не отговоришь, и вечно с ним сидеть тоже не смогу. И в психушку сдавать – предательство, на которое я не пойду. Тем более, это ещё большой вопрос – что лучше…».

Софрон тем временем принял первое самостоятельное решение – снять к чёртовой матери этот бесящий корсет.

«Накой он мне, если всё равно на полу спать буду, как бездомный?» – усмехнулся он. Проходя мимо зеркала, он решил вновь осмотреть себя. След от верёвки уже был едва заметен. Софрон погладил свою шею с улыбкой, – приятно было ласкать себя, – ему вновь вспомнилось, какая забавная вещь человеческое тело. Казалось бы – такое стандартное, и в то же время, – необычное и живое. Каждая клеточка, каждая молекула, каждая точечка живая.

Затем он осмотрел всего себя снизу доверху, и вспомнил, что в члене кроется гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, и потрогал себя, решив это проверить чуть позже. Затем его внимание привлекло пузико, по которому он со смехом побарабанил ладошками, наблюдая за небольшими волнами и прислушиваясь к звуку. Потом он стал играться мускулами, и осознал, что все кости с лихвой обтянуты мясом, и он должен обладать недюжинной силой.

Его внимание привлекла и волосатая грудь, которая тоже вызвала некоторый смешок из-за возникшей аналогии с животным. Как только он увидел и потрогал растительность на лице, он сразу же хотел побежать бриться, но какое-то странное ощущение остановило его. Софрону захотелось вглядеться в глаза.

Они были прекрасны и чарующи, казалось, будто он гипнотизирует себя собственным взглядом. Софрон смотрел целую минуту, не шелохнувшись. И лишь после он стал резко отворачиваться, поглядывая в зеркало исподтишка, пытаясь подловить отражение. Он знал, что и он Софрон, и вместе они – Софрон, но почему-то верилось, что парень по ту сторону зеркала – не на сто процентов Софрон… Долго он игрался, действуя и так и сяк. Ему даже показалось, что вот-вот, мужику в отражении надоест, и он злостно усмехнётся Софрону. Но, слава Богу, этого не случилось.

От захватывающего самосозерцания его отвлёк телефонный звонок. Софрон с любопытством побежал в комнату ответить.

«Я кому-то нужен», – пролетело у него в голове.

– Да?

– Что ты хочешь? – только и услышал он тихий, едва различимый голос. Через пару секунд повесили трубку.

Софрон удивлённо посмотрел на телефонный аппарат, и, убедившись, что номер телефона никак не записан, подумал, что не туда попали. Однако ему пришла в голову мысль, что человека нельзя оставлять без помощи, и он перезвонил. Никто не ответил, и Софрон, пожав плечами, решил записать контакт под именем «ЧТыХоч».

Ему хотелось сделать очень много, и не знал, за что сперва взяться. Но раз с телефоном подали идею, – следовало дать знать друзьям, что ему уже лучше, и что его выписали из больницы.

В первую очередь Софрон включил компьютер и изучил, с кем он чаще всего переписывался. И где вообще это было. Затем обзвонил всех, кого узнал, и с кем, судя по манере переписки, в данный момент хотелось поговорить. С Сергеем получилась беседа следующего содержания:

– Опа, Софрон Васильевич, здорова. – Оба сразу заулыбались.

– Здравствуй, друг. Как дела, как поживаешь?

– Да пока не родила. Всё также – по островам летаю, с парашютом прыгаю, с порноактрисами куролешу… А ты почему ещё не пьяный?

Софрон засмеялся:

– Я что, правда алкашом был?

– Не, вообще спортсмен. Мастер спорта международного класса… По литрболу. – В этот раз уже засмеялся Сергей. – Что тебе, денег отсыпать?

– Для чего? – удивлённо спросил С..

– Что значит, «для чего?». Для того же, для чего и обычно.

Софрон понял, что раньше у него дела не всегда шли хорошо, и вежливо отказался. А вообще, весь разговор прошёл очень весело и поднял настроение Софрону, хотя он в этом и не нуждался. Но надо же с друзьями разговаривать, – уже минимум три дня, видимо, не общались.

Друг Андрей спросил, как у него дела, и Софрон ответил:

– Да вот, из больницы вышел. Уже дома.

– А что случилось?

– Говорят, повесился.

По голосу Андрея Софрон понял, что тот весьма обеспокоен. Так что он поспешил заверить, что чувствует себя прекрасно, и решил больше не рассказывать это, чтобы не тревожить остальных друзей понапрасну.

В переписке Софрон спросил, кто где находится, и когда можно будет увидеться, и, не дожидаясь ответа, пошёл проводить водные процедуры.

Стараясь обрить лицо до идеальной гладкости, он в нескольких местах порезался, но всё равно был неимоверно доволен. Его поражало, какое же это чудесное и простое занятие – элементарные движения, а какой эффект!

«Слава Богу, что на лице растут волосы, – подумал Софрон, – их так приятно сбривать!». Ну и, разумеется, он не смог отказать себе в полном омовении, на которое отвёл минут сорок. Он вылил на себя столько воды, что, наверное, можно было обойтись и без шампуня с мылом.

Затем он вновь полюбовался перед зеркалом, чтобы сравнить, насколько чище и красивее он стал. После этого он принялся изучать свой гардероб, чтобы обалдеть ещё и от чистой одежды. Софрон собирался выйти этим поздним весенним вечером прогуляться, чтобы насладиться на этот раз цветами и звуками ночи и ещё более свежим воздухом. Но процесс примерки каждой шмотки, что он находил, через полчаса его заметно утомил. Так что он слегка изменил свой же, когда-то продуманный, порядок вещей, переложив часть из них по-другому, и прилёг на пол. Разумеется, он тотчас же отключился.

Софрону вновь приснился очень странный сон. Поначалу он блуждал в кромешной тьме, которая не была столь спокойна, как в квартире, когда выключаешь свет. Всё словно вращалось, раздавались загадочные «подвальные» звуки, как будто кто-то постоянно скрёбся и бил по металлу. Часто возникало ощущение, что он смотрит в объектив фотоаппарата, который то закрывался, то открывался. Порой он видел родных и близких, но они проходили мимо, лишь изредка удостаивая его мимолётным взглядом. Они шли из стороны в сторону отрешённо, словно зомби. Но самое страшное случалось, когда их лица внезапно менялись на совсем уж нечеловеческие: их резко искажали гримасы бешенства, а глаза приобретали то красный, то жёлтый, то оранжевый блеск.

Софрону стало жарко, он почувствовал сквозь сон, что рядом кто-то есть, и проснулся. Взмокший, он включил свет, осмотрелся, и стал прислушиваться. Но уже через несколько секунд к нему вернулось его обычное легкомысленное настроение. Он вытер ладонями пот с шеи и опять лёг спать, как ни в чём не бывало.