Читать книгу: «S-T-I-K-S. Начни сначала», страница 5

Акт 1. Сцена 6. Антей

Дождь то прекращался, то усиливался. Уже через восемнадцать часов после перезагрузки Полигон обзавелся развалинами, пожарами в высотных домах, покорёженными машинами, урчащими толпами пустышей. И внутри этого безобразия жили своей обычной жизнью жители Улья: убивали друг друга и заражённых, насиловали, грабили, а кто-то выводил с кластеров новичков. Все участники акта перезагрузки были заняты. А мы просто ждали. Я даже успел вздремнуть на своей точке целых три часа, пока мои парни убрались в укрытие. Роскошь в условиях агонизирующего обломка другого мира, занесенного в Стикс.

Ночью загрузился Цех. Находиться в пятидесяти метрах от новой загрузки всегда бодряще. Все эти всполохи, потрескивания, клубы тумана – величественная магия Улья. Мне иногда кажется, что когда идёт перезагрузка вокруг нового кластера всё замирает, не только иммунные, но и зараженные. И я не спал, сверялся со временем предсказанной загрузки и радовался, что Улей забросил ночной кластер, а это значит, что принесло в мутные воды Стикса не так много людей, как принесло бы, если бы кластер загружался днём. Но это означало, что боевые действия на ближайшие двенадцать часов перенесутся в пустой Цех. Уплотнятся ватаги рейдеров, чтобы со следующей загрузкой рвануть в Учебку. Вот тогда мы выдвинемся с волной рейдеров и зараженных к третьему кластеру Четвертака, чтобы на берегу Меридиана, куска очередной неизвестной реки, пересесть на катер. А по дороге запастись всем необходимым, так как до следующего домена нам пробиваться целую неделю, и по дороге раздобыть продукты, топливо будет просто негде. Да, тропа, или, лучше сказать, путь, – развлечение то ещё.

Как только отгремело и отсверкало чудо перезагрузки, хлынули толпы страждущих иммунных в Цех, за ними потянулась урчащая на все голоса орда заражённых. Однако не стоило расслабляться и думать, что теперь, на уже раскрученном Полигоне, наступит счастье тишины и покоя. Колонна внешников всё так же призывала людей прийти на “эвакуацию”, то там, то тут слышались выстрелы. Изворотливые и умные элитники продолжали охотиться на людей. Обычная жизнь мира Улья в агонизирующем кластере. А для нас еще несколько часов ожидания, уже настороженного и в то же время нудного, пропитанного окружающими эманациями смерти. Но по крайней мере одному из моей команды скучно точно не было.

Дарвин, биолог наш институтский, занимался любимым делом: вёл учёт поголовья заражённых, миграций и биоценоза удивительного мира Улья. Добывал сведения, между прочим, секретные, безусловно, полезные не только для сотрудников института или руководства дружественных Институту альянсов людей, но и для любого рейдера, если, конечно, последний хотел бы повысить, так сказать, свой профессионализм.

Дарвин – талантище! Талантище с пылким сердцем, пытливым умом и неуёмным фанатизмом в глазах. В своём старом мире таким был и тут остался тем же биологом-экологом, защитником теперь уже своего нового мира. Попал он в Улей в лесостепном кластере, в осколке своего мира, где на тот момент находился в научной экспедиции и изучал каких-то эндемичных сусликов. Его кластер загрузился ночью, а утром, просматривая, что наснимали камеры, выставленные у сусликовых нор, он увидел вместо шустрых зверьков кочующего рубера. Сначала его обросшие костяными наростами лапы, а затем красавца в полный рост. И вы думаете, он испугался? Заметил, что окружающий горизонт изменился? Нет! Этот ученый фанатик, увидев в камере чудовище, пошёл к месту съемки, отснял следы рубера, записал свои думы и… пошел по следу “уникального” зверя, нисколько не задумываясь о том, что оставленные вмятины от когтей и лап явно принадлежат хищнику, о гастрономических предпочтениях которого ученый ничего не знал. Он шёл по следу, изучал экскременты хищника, его лежки, остатки трапезы и вышел под мой выстрел, на точку, где закончил свой путь изучаемый объект.

Увидев тело рубера, двух мужиков, обвешанных оружием и ковыряющихся в туше, Дарвин подошёл, начал осматривать и фотографировать экспонат, как ни в чём не бывало, допрашивать нас о том, что мы можем сказать об этом уникальном объекте. А у нас отвисли челюсти, первые минуты мы просто смотрели на увлечённого новичка, который сыпал терминами, чесал затылок, вдохновлённо щупал когти, заглядывал в пасть руберу, удивлялся броне, рассказывал о своих выводах, которые он сделал по помёту данного экземпляра. А попутно выдвигал теории, как такое вообще могло вырасти, и чем, согласно теории Дарвина, это могло быть вызвано.

Оценив новичка, я хлопнул его по плечу, хмыкнул:

– Теория эволюции, говоришь? А ты в курсе, где находишься, что это за место или… хм, зверь? Дарвин, блин.

Мы рассмеялись, и я, протянув руку, представился:

– Здорово, Дарвин, я – Антей. Добро пожаловать в Улей, биолог.

А дальше мы просто шли через Стикс, удивляясь, как легко вошёл в наш коллектив этот увлечённый учёный. Его не пугал новый мир, его законы, он восторгался огромным полем деятельности, записывал, фотографировал, уточнял и при этом был человеком, знающим, как ходить на охоте, стрелять. Через неделю, когда мы дошли до большого стаба на западе домена, я уже точно знал, что предложу Дарвину институтскую должность и место в своей команде.

Вот и сейчас, принимая решение о том, когда выдвигаться к следующему кластеру, я опирался на исследования Дарвина. А исследования говорили, что толпа, перекинувшись в другой кластер, унесла с собой не всех тварей, наиболее умная элита заражённых и их хорошо слаженные боевые стаи остались здесь, планомерно и спокойно истреблять остатки биомассы, оставшейся в запертых квартирках, испуганной, иммунной и очень вкусной. И именно теперь моей команде стоило озаботиться мерами повышенной осторожности.

Как только колонны рейдеров перестали проезжать мимо моего поста, я дал команду Бастарду выдвинуться в город, инкассаторский броневичок подогнать к магазину охотника и рыболова, спаренного с продуктовым отделом, и начать процесс сборки всего необходимого для нашего рывка к меридиану. Вода, еда, газовые баллоны, подвесной лодочный электромотор, спасательные жилеты, несколько многометровых бухт репшнуров – это для нас, и что там ещё может понадобиться Печкину, так как я собирался расстаться с ним у реки. У него свои задачи и путь, у нас свой.

Пока парни подтягивались к намеченной точке, я приготовился эвакуироваться со своего наблюдательного пункта на соседний дом, оставив на крыше приготовленные для отвлечения внимания самых опасных заражённых сюрпризы.

Дислокацию фишки менял не просто так. Во-первых, с текущей не просматривался коридор и подходы к нему, по которому нам придётся продвигаться, а также пятиэтажка, в котором находились два магазина, где затаривались парни, так что прикрыть со своего насеста я их просто не мог. Во-вторых, нам нужно полноценное убежище на следующие восемнадцать часов. Убежище, которое имеет много путей отхода, хорошо защищено и легко покидаемо в случае всякого нехорошего.

Поэтому я приготовил спортивный арбалет с бухтой тонкого репшнура, отстрелил подвес на соседнюю многоподъездную девятиэтажку, которую местные называли Пентагоном за длину и конфигурацию. Почти полкилометра крыш. Замечательная хозяйственная будка, отличные целых четыре пожарных лестницы и две пожарные цистерны с водой, уже разогретые теплым воздухом Улья. Пентагон возвышался над старыми пятиэтажками и разворачивался к границе Цеха торцом, у подножья была чистая автомобильная стоянка и удивительно свободный проезд через проспект Ленина. И что самое приятное – Улей пристыковал к перекрёстку широкое асфальтированное шоссе Цеха, которое из-за ночной перезагрузки радовало полным отсутствием машин. Рейдеры этот перекрёсток не очень уважали, так как он не примыкал ни к каким широким сквозным магистралям Полигона. Не нравятся большим колоннам перекрёстки и закоулки, резкие повороты, поставляющие технику под бортовой обстрел или под засаду. А вот нам с одной единственной машиной, взятой в этом кластере, этот путь в самый раз. Осталось только собраться всем на точке, переждать, отдохнуть и тронуться в путь, как только загрузится третий кластер Четвертака.

Я в последний раз оглядел крышу двенадцатиэтажки, достал из рюкзака альпинистское снаряжение, обвязался, прицепил карабин к репшнуру, навьючил своё барахло и скользнул вниз к крыше Пентагона. Дотянулся до козырька балконной крыши последнего этажа, перелез через поребрик и пошёл по крыше длинной девятиэтажки к торцевой части, где громоздилась одна из пожарных цистерн. Шёл, заглядывая в шахты выхода из подъездов, ставя растяжки с сюрпризами и сигналками так, чтобы, если полезут из подъезда заражённые, надстройка рухнула вниз, заблокировав проход. Привычное занятие, отработанное со спецами-подрывниками из Института, когда проходил обучение в качестве специалиста разведки и сбора информации. А по сути учился на диверсанта с упором на повадки заражённых и, конечно, повадки людей. Вот чем Улей хорош: если ты будешь упорен – станешь кем захочешь. И времени на это Стикс даёт сколько унесёшь, то есть сумеешь выжить. Вот приспичило мне стать снайпером, подрывником, альпинистом – и стал. Хотя последнее занятие не очень нравится, если честно, так же как прыгать с парапланом в условиях городской застройки. Этому тоже пришлось научиться, так же как моим парням. Был у нас один такой рейд в Пекло.

Что это меня сегодня на воспоминания да на философию тянет? Никак Стикс о чём-то намекает? Прислушаться бы и понять. В хозяйственной будке из профнастила я начал подготавливать место под отдых. Всех дел – кинуть свой рюкзак. Достал ещё один комплект альпинистского снаряжения, включая легкую, но удивительно прочную люльку для подъема раненых альпинистов. Она нам заменит подъемник на крышу. И только успел закрепить снасти на торце дома, как ожила гарнитура, – парни уже подъезжали к Пентагону. Дальнейшее дело было привычным, отработанным до мелочей и ролей в этом самом деле. Броневичок подогнали к торцу дома вплотную, только чтоб дверь пассажира распахнуть на две трети. Открыли задние двери, вытащили шнур на крышу фургона, чтобы открыть двери сразу, как только спустимся. На крыше подготовили пакет сюрпризов для защиты от зараженных, если таковые будут докучать при эвакуации. Водитель оставил ключи на “тайном месте”, так чтоб одним движением вытащить и сразу завести машину. В общем, все для отработанной быстрой эвакуации. Последний штрих добавил Бастард: выгрузил из фургона легкий мотокросс и привалил его к дому, с ключом зажигания в замке. Это возможный путь для меня, так как прикрывать эвакуацию группы – моя задача, они выдвигались непосредственно на броневичке, я же буду отстреливать помехи и только потом улепетывать сам. Кроме этого, Дарвин побрызгал и фургон, и следы нашей группы мятно-горчичным раствором, отпугивающим зараженных и делающим для них наши средства передвижения неинтересными. А то бывает, зараженные запросто так гробят технику, только из-за того что она пахнет свежим иммунным. Затем по периметру парковки заложили хлопушки-фейерверки, тоже для той же цели – отвлекать от нас и привлекать к светопредставлению, пока мы сматываемся. Я, как обычно, выцеливал опасности, пока команда с пассажирами и покалеченным Печкиным поднималась наверх. Разместились мы с определённым комфортом. Мендель принялся готовить то ли обед, то ли ужин – греть то, что было взято из какого-то ресторана. Бастард расставил камеры, зарядил маленький беспилотник, поставил датчики на звук и движение по периметру, сунул планшет управления с боксами подзарядки мне в руки и ушел первым на фишку, бдить пространство, беречь наш покой. Хотя тоже вся эта охранная система одноразовая, на выброс, если придется эвакуироваться из убежища. Пока ели, лениво переговаривались, в общем-то ни о чём. А после я отозвал бледного Печкина в сторону, расспросить, что он собирается делать и где его команда, и поделиться, куда делась его знаменитая винтовка. Мой рассказ о странном шарике с котом, умыкнувшем его оружие, у Печкина вызвал странную радость.

– Заберу на обратном пути со стрелки, если, конечно, этот новичок там окажется. Думаешь, он иммунный, Антей?

– Скорее всего да, ты же знаешь, животные точно знают, кого стоит бояться, а кому доверять. Кот не пошёл бы рядом с будущим зараженным, да и времени прошло после перезагрузки достаточно.

– Лады, – вздохнул Печкин, – заберу. Продержится поди несколько дней с моим живцом и литературой о Стиксе. А то мне ещё отработать Полигон надо: собрать новичков, кто остался и до кого дотянусь, отконвоировать к яхт-клубу на берегу с Учебкой, там нас подберут мои парни, они катером должны обзавестись и припасами. Ржевский нехорошо ранен, и Семен Семеныч тоже. – Ты ж без оружия, Печкин, после ранения. Куда бродить одному в разграбленном кластере? – удивился я.

Печкин пожал плечами:

– Мендель подлатал, я на ногах, оружие – не вопрос. Частично амуницию подобрал с твоими ребятами в магазинах. Не пропаду, не впервой. За помощь вам спасибо, должен буду.

Я усмехнулся:

– Печкин, какое должен? Ты ж половине моей команде крестным будешь. Это я тебе за них должен, – рассмеялся я, – когда думаешь отправиться?

– А вот как Учебка загрузится, и отправлюсь, с вами эвакуируюсь.

– Принял, – кивнул я, – пойдём пока отдыхать про запас, и Мендель тебя ещё подлечит, да и живцом тебя надо обеспечить на первое время.

– Лады, – снова вздохнул Печкин, – я к крестнику пока присоединюсь, помониторю окрестности.

Я согласился и пошел выспаться впрок. От вахты меня освободили, так как я основное прикрытие при отходе. И делать было нечего, спать и спать, пока Стикс даёт.

В этот раз Учебка загрузилась ночью. Загрузка сопровождалась грозой, причем гроза шла как внутри загружаемого кластера, так и снаружи. Интересно, кластеры Четвертака грузятся с одинаковым интервалом – раз в полтора месяца, а скорость заражения разная. И это противоречит общей теории, что скорость заражения зависит от частоты загрузки кластера. Философствую.

Пока мы ждали рассвета, задал этот вопрос. Мендель и Дарвин тут же начали сыпать терминами, но неожиданно пришли к общему выводу, что последовательная загрузка подряд кластеров с большим числом биомассы повышает количество спор в данной конкретной территории. Они тут же принялись составлять чек-лист, как проверить свою теорию на ДОСе, который загружался последним.

Свои научные изыскания моя команда любила обсуждать. Кто-то на привале обсуждает рейды, свои приключения или баб, а мои орлы – теории и предположения. Действительно, поговорить о нашей работе на Институт в стабе нельзя, разве что на базах института. Остается только своей командой в рейдах. И хотя сегодня мои бойцы обсуждали не особо ценный эксперимент, я краем зрения увидел, как насторожились наши пассажиры. Им было интересно, а еще они старались не смотреть друг другу в глаза и делали вид, что не знакомы. Обычно незнакомые люди присматриваются к нечаянно организованной группе, задают вопросы, даже просто бытовые движения, жесты и просьбы. А эти – молчали, причем молчали и настолько не контактировали друг с другом, что с головой выдавали свою командную слаженность. Снова заскреблось нехорошее предчувствие, поднялась личная паранойя, и я, выходя проверить, как там дежурит на фишке Бастард, попросил его поставить прослушку на наших пассажиров и присмотреться. Мимоходом обсудил с Печкиным план прохода к горлышку перехода на соседний домен по воде. Он передал мне отзыв для контакта с остатками его команды в яхт-клубе, а также целевые указания для них.

Поехали!

Акт 1. Сцена 7. Юрка

За стеной летней каюты компании в старейшем яхт-клубе Урала, в богом забытом городке, уже распевали песни. Пели нескладно, но зато с большим душевным рвением на несколько луженых и, естественно, смазанных спиртным глоток. Я, выбивший себе право ночевать в старом эллинге, а не уехать в гостиницу со всеми участниками соревнований, неоднократно об этом пожалел. Три недели назад дал зарок не пить. Хватит уже, допился так, что чуть не женился. Скоропалительно и очень глупо. И вот лежу, злюсь на этот хор имени Пятницкого. И опять на себя, вот зачем поехал? Зачем остался при эллинге? Почему я такой… дол… Черт, да слов нет. Опять сглупил.

На эти соревнования уговорила меня моя бывший тренер. Как раз сразу после того, как я чуть не женился. Или лучше сказать, сразу после похмелья, которое плавно переросло в трагикомедию с моим непосредственным участием в качестве лопуха, шута, и просто дол… приличных слов так и не нашлось, чтобы себя обозвать.

Утром того похмельного дня одна из вертихвосток, что ночевали на яхте, порадовала меня двумя полосками на тесте и претензиями на моё отцовство. Честно, даже мысли не возникло, что отцом мог быть не я. Тфу, девушка красивая, неплохая, правда, пару недель назад была подругой моего друга, но они же расстались? Я такой: с яхтой, с открытой душой. Утром две полоски и разговоры о скорой свадьбе. Я ж сын офицера. Благороден и всё такое. Не стал думать, раз две полоски предъявили, значит, жениться надо. Тут же порадовал отца и мать. Все в шоке, невеста на пьедестале местных подмостков трагедию отыгрывает. Сижу я благородный на деревянных ступеньках к эллингу, отравляю перегаром свежий воздух. Жизнь то ли кончилась, то ли началась.

Елена по утру обозрела всю нашу честную компанию, на мать посмотрела, и ко мне подошла. Похлопав по плечу, отмахнулась от перегара:

– Ты с чего это, Юрка, такой бледно-зеленый, гриву повесил?

– Женюсь, – ответил я кисло.

– О, дело хорошее, жениться-то, только морда у тебя кислая. А случаем невеста кто у нас? Ну я и рассказал и гривой кивнул на счастливую невесту. Елена хмыкнула, посоветовала на солнце в таком виде не сидеть, о мечтах своих про море подумать, и ушла. Через два часа трагикомедия подошла к завершающему акту. Елена как-то незаметно переговорила со всеми участниками действа, и дело внезапно разрешилось: невеста отошла к нужному жениху, мать оставила валерьянку в сторону, отец, правда, уже набрался коньяка, но был важен и явно мной гордился. А Елена дала мне заслуженный подзатыльник со словами:

– Учи матчасть, жених. То есть физиологию женщин и, блин, календарь что ли заведи, пьянки свои отмечать. А то так придется сразу на всех жениться. И чему я тебя такого взрослого и красивого научила? Явно не жизни.

Через пару дней снова выловила меня в нашем яхт-клубе и предложила поработать помощником тренера, то есть её помощником, хотя бы пару недель.

– Вот поработаешь с пацанятами, глядишь, поймёшь про жизнь хоть что-нибудь. И я за тобой, хм-с,… присмотрю.

Елена вообще классная тётка, если бы она была помладше или я постарше. Эх, вот точно бы женился. Меня к ней отец привёл в одиннадцать лет. Ей было тогда двадцать. Привёл, сдал со словами: – Вот, Елена, прошу, научи парня понимать ветер. Разрешаю, если тугой к науке будет, учить по-боцмански. И Елена научила. Незаметно как-то, легко, мягко. Так что я твёрдо решил, как окончу институт, пойти в кругосветку на парусной яхте, хотя бы просто матросом. И вот так оказался сначала в роли помощника Елены и приехал сюда с десятком её воспитанников на соревнования. Так сказать, начал путь к кругосветке. Певцы за соседней стенкой угомонились далеко за полночь. А после разбушевалась гроза. Ливень хлестал по металлической кровле эллинга громко и гулко, заглушая раскаты грома. Внутри пахло детством: парусиной, пенькой, деревом. И паруса уже давно не шьют из хлопка, а всё из дакрона и лавсана, и концы из репшнура, а не из пеньки, и корпуса пластиковые, а в эллинге всё равно пахнет ветром и лодками. Загадка. “Пахнет ветром”, – говорила Елена, когда мы учились собирать паруса: “Ветер всегда разный, но всегда приносит запах моря, даже если ты где-нибудь в центре континента и до моря этак две-три тысячи километров. Не веришь, Юрка? Вот будешь ходить на каком-нибудь катамаране, вспомни мои слова: ветер всегда пахнет морем и тем, где он пролетал”.

Мне нравился этот запах, нравился шум дождя, даже гроза нравилась. Но я не выспался совсем. Как только первые лучи раскрасили небо в винно-розовый цвет, я выбрался из старого эллинга. Собрал свои вещи в рюкзак. Сегодня предпоследний день соревнований, и в следующую ночь точно поеду в город ночевать. Ну их, певцов этих. Пить я не буду, в компанию не вписываюсь, да и мучиться с похмельем, когда надо собирать пацанят в обратную дорогу, таскать лодки, мачты, закреплять это всё в машине. С больной головой и тошнотой да на жаре не стоит этого делать. Как этим господам тренеры будут заниматься с похмелья, не знаю. Я точно пас. Закончив упаковывать личные вещи, выбрался на слип. Сегодня, кроме заключительной гонки пацанят, ещё одна гонка для тренерского состава и тех, кто на разряд сдаёт. Они, наверное, специально бухают перед гонкой, чтобы их питомцы точно разряд получили. Хочешь первый взрослый? Надо обогнать мастера или пару первых взрослых. Точно из-за этого пили и песни пели. А мне, как участнику, надо набросать план, посмотреть, как тут ветер рождается, подумать. Хотя Елена всегда смеётся: “Ты, Юрка, не понимать и рассчитывать должен, а чувствовать. Яхтинг – это тебе не только и не столько расчёт, а сколько умение сливаться с парусом, с водой, с ветром. Вот птица летит – она же не рассчитывает, как крыло повернуть или сколько взмахов делать, для неё это естественный процесс, полёт. Вот так и твои знания и прикидки. Хорошо, что головой думаешь, но пока твой парус и лодка не станут частью твоего тела, никуда ты не полетишь, сокол ясный.” Вот ведь королева штиля. Она может с ветром и водой договориться, все соревнования выигрывает. Иногда в шоке: все еле тащатся, а её яхта впереди, как с мотором. Даже пытались бить и ругались на неё страшно. Но Елена – это Елена, ей пофигу. Она и вдарить может, и обозвать, и напинать. Да и подзатыльник. Да, вот вспомнил про подзатыльник. Пойду попробую дзен ловить, ветер прочувствовать, с водой договориться. Над водохранилищем стоял плотный туман, что обычно бывает после ночной грозы. Пахло чем-то едким. Хотя чего удивляться, тут металлургических и химических производств вокруг – море. Скинули под грозу что-то, и туман прижал запах к земле. Сел рядом с выигранным в лотерею “финном”. Корпуса спортивных яхт среди участников распределяют, а такелаж и паруса свои. Достался мне розовый пластиковый корпус с "чётким" названьицем: “Пряник”. У кого “Синий сокол”, “Белая ласточка”, а у меня “Пряник розовый”. Судьба отжигает.

С воды потянул легкий утренний бриз. Пожалуй, стоит спустить "Пряник" на воду, вооружить и прогуляться по будущей акватории гонок, всё равно делать нечего. Заодно и с ветром договорюсь, если получится. И следующие полчаса потратил на то, чтобы поставить мачту, заправить парус в гик, полирнуть перо руля, заправить шкоты. Закинул ещё в кокпит фляжку с водой, завтрак и мультитул с инструментом. Проверить блоки, оттяжки, стопора – вдруг что подтянуть надо? "Пряник", чувствую, тут в отстойнике в основном стоял, не ласточка, как-никак. Следующие два часа я доводил розовый "Пряник" до ума. Поворачивал, ловил ветер, виснул на ремнях, подтягивал под себя. Не люблю "финн". Конструкция, конечно, классическая, временем проверенная и всё такое, но, во-первых, экипаж нужен весом от девяноста и выше на сильный ветер, а я так, если до семидесяти дотяну, и ладно. А во-вторых, гик низко, парус низко, и подлостью это грозит на полных курсах, особенно на фордевинде. И это тебе не какой-нибудь там современный "луч" или "лазер". Если прилипнет к воде парус – хрен я со своими маслами его за пару минут оторву от воды. Мне показалось, что днем поднимется ветер, и я решил сменить дакроновый парус на старый лавсановый. Елен бы точно "настоятельно рекомендовала". Пока я возился, яхт-клуб оживал. Уже заправили катера, приготовили знаки для соревнований, умылись и привели себя в порядок тренеры. Вот-вот должны приехать из гостиницы пацанята и Елен. Обязательно пожалуюсь ей на жизнь, на утро, на ветер, на этот розовый "Пряник". Знаю, что обсмеет, но и дельное подскажет. Азарт перед гонкой разгорается, хочу выиграть. Время шло к девяти утра, а автобус из города не ехал. Меня это не волновало, уж за Елен с компанией волноваться точно не стоило. Я пока проверял лодки пацанят. Затем отвел свой розовый "Пряник" к понтону, ошвартовался и пошёл к живописной группе похмельных тренеров узнать, в чём задержка. Тренеры были хмурыми. – Да черт его знает, электричества нет, телефоны не работают. Надо сгонять до гостиницы, может, автобус сломался? Вот ты, Юрка, как самый молодой и здоровый, и сгоняй. Права-то есть? Я кивнул. Права были, а вот особого опыта не было, сдал на права два месяца назад. Тащиться в незнакомый город никак не хотелось. Но эти хмурые рожи настаивали и уговаривали:

– Нам, Юрка, никак нельзя, ты ж чуешь, какой перегар? Так мы еще с утра подлечились. Так что только ты в строю.

Я отнекивался, мол, в страховку не вписан. Ключи у меня только от микроавтобуса Елен, а она, сами знаете, как относится к своему старому "Фиату". Распустит на ленточки. Да и там куча хлама всякого – от парусов, спасжилетов и инструмента до канистр с бензином – куда все девать?

– Если попадёшь на штраф, мы заплатим. Не ссы, Юрок. Елен тоже все объясним. Вещи выгрузим в прицеп. Канистры еще возьмешь, бензина на заправке закинешь. Да и лекарства нам купишь, у тебя ж паспорт есть?

Мне совсем не нравилась перспектива таскаться по городу, покупать бензин, искать, где выпить, закусить. И, естественно, огрести от Елен. Та точно не обрадуется, что меня сделали молодым на побегушках, затащили водителем в её бусик и вытащили все вещи из него. Сейчас вытащили, а кто потом назад складировать будет? Правильно, я, или она, или пацанята. Тьфу. Но через двадцать минут бусик выруливал со стоянки, я пыхтел за баранкой, сумочка раздувалась от бабла, из которого я мог потратить на свои хотелки аж две штуки. Компенсация за всё, что ещё получу от Елен.

Город встретил меня сумятицей. На первой попавшейся заправке я заполнил канистры, хотя тётка в будке ругалась – после грозы пришлось запускать резервный генератор. Закупил в магазинчике пойло и закуску. Там покупателям рады, особенно если с наличкой. Не с Елен же потом заезжать, она не даст тратиться на алкоголь. Светофоры не работали, не работал и навигатор на телефоне, так что пришлось узнавать путь к гостинице у редких прохожих. Снулая тётка на перекрестке махнула рукой «туда», такой же снулый недружелюбный мужик через два светофора махнул направо, и потом налево: «там проедешь частный сектор и увидишь бизнес-центр и башню гостиницы». Через пару кварталов частного сектора я уперся в шоссе, за которым не было никакой офисной застройки и гостиницы – стояли корпуса завода. На кольцевом перекрестке авария: гаишник в жёлтой жилетке о чём-то спорил с тремя водителями. И никого ни справа, ни слева. Я сдал назад, припарковал бусик в кармане автобусной остановки, включил аварийку и поплёлся к застывшим на кольце машинам.

Разговор мне не понравился. Люди друг на друга кричали. Ладно бы ругань затевалась между участниками аварии, там станется, и морду друг другу набьют. Но эта троица ругалась с гаишником. Со стороны речь казалась непонятной, больше походила на рычание. Я подошел ближе к стражу порядка. “Вежливость и уравновешенность – это наше всё”, – внушала мне Елена. “Тихой и вежливой просьбой можно добиться гораздо больше, чем матом и кулаком. Не всегда, конечно, но, как правило”. И вот, следуя этому правилу, я спросил:

– Здравствуйте, могу ли я прервать ваш спор на пару минут? – и, увидев, как собравшиеся спорщики замолкают, обратился к гаишнику, повысив его в звании: – Товарищ капитан, не подскажете, как мне добраться до гостиницы “Нептун”? Что-то я заблудился.

Вместо капитана ответила растрепанная тётка – водитель старой Audi, поигрывая брелоком с логотипом:

– Заблудился он! Мы тут все заблудились. Нет твоей гостиницы.

– Как это нет? – удивился я. – А вот так. Была, вместе с моим кафе, а теперь это, – она широко обвела рукой панораму завода.

– И от этого, – ткнула пальцем в гаишника, – тоже толку нет. Объяснить не может, с какого это кольца завод, придурки вот эти, – тётка зло пнула по обломку бампера на дороге. Мужик, стоящий рядом, заворчал что-то нечленораздельное. Гаишник вытер потный лоб, и я заметил, что бисеринки пота есть у всех участников ссоры, хотя на улице и не жарко.

– Нету гостиницы, полгорода исчезло, а это вот – не наше совсем. И шоссе не наше, у нас тут две полосы, а не шестиполосная трасса с отбойниками. И кольца тоже не было. Но это не повод тут орать, дистанцию надо соблюдать, – махнул он в сторону участников аварии, повышая голос: – Давайте свои права.

Тётка, которая последней въехала в корму Газели и явно несла убытки перед остальными, снова заверещала, что вины её нет нисколько, кольцо и это безобразие она оплачивать не будет. Я отошел от ругающихся в сторонку, раздумывая о том, что мне делать. В этот момент увидел, как водитель Газели, который бурчал что-то невразумительное, распахнул дверь своей машины и вытащил монтировку. Следующее, что он сделал, – треснул орущую тётку по голове и заурчал. Монтировка выпала из рук, тётка осела, урчащий мужик встал на карачки и, нагнувшись к тётке, укусил. Гаишник задергал кобуру пистолета, крича:

– Руки за голову, стрелять буду! Но водителю Газели было наплевать – он рвал зубами тётку. Урчал, обмазался кровью и вырывал куски с тёткеного плеча. Меня вывернуло. Железистый и какой-то кислый запах крови, урчание, крики гаишника, выстрел. Из распахнутой двери первой машины вылезла молодая женщина. Медленной, шатающейся походкой пошла к развернувшейся сцене и тоже тихо урчала. Я попятился к обочине, прикидывая, как мне добраться незаметно до бусика. Между тем молодая женщина дошла до жрущего мужика, плюхнулась на колени и потянулась к телу. Заторможенный водитель первой машины вскрикнул жалобно:

– Настя, ты что? Настя, прекрати немедленно! Настя! – бросился к ней, пытаясь поднять на ноги и оттащить от трупа.

Бывшая Настя развернулась к своему бойфренду и вцепилась ему зубами в руку. Он заорал, пытаясь то ли оторвать её от себя, то ли успокоить. Водитель газели с окровавленной рожей привстал и бросился на гаишника, сбивая с ног. Пять тел оказались на земле: один уже поеденный труп тётки, урчащая дама, взвизгивающий под ней мужик, пара извивающихся в непотребной позе мужских тел, одно из которых пыталось оттолкнуть окровавленную рожу, параллельно пытаясь подставить трясущейся левой рукой пистолет к голове нападавшего. Выстрел. Голова разлетелась как арбуз, брызнув красным. Гаишник с трудом отвалил тело, пополз на четвереньках в сторону. Встал, шатаясь, побежал к моему бусику, подальше от затихающего мужика с тёткой, которая добралась до его шеи и вырвала кусок. Ужас придавил меня к двери фиата, я дёргал ручку в попытке открыть. Гаишник орал мне: – Заводи, бля, скорей!Я втиснулся в кабину одновременно с ним. Повернул ключ. Бусик фыркнул, загудел басовито. Посмотрел с ужасом на гаишника. Одежда на правой руке разорвана, льётся кровь. В левой – пистолет, измазанный кровью и кусочками серого, желтая жилетка, трясущееся тело, пот на лице, ужас в глазах, шепот: