Читать книгу: «Как спасти жизнь», страница 5

11. Джоэл

Это шоу – самый унизительный эпизод в моей жизни, не считая того, что в момент смерти в Лаунсе я описался, но тогда, по крайней мере, только Керри видела это.

После него моя мама тащит меня за кулисы, чтобы она могла пообщаться с телевизионщиками. Я так устал, что вынужден сидеть, точно инвалид, пока она посылает воздушные поцелуи продюсеру и режиссеру.

– Дорогой, я все еще не забыла, как мы попали в переделку с мафией, пока снимали «Отдых на Сицилии» в 1997-ом, но как было весело! – затем она передает интервьюерам свои самые искренние поздравления с их последней премией BAFTA.²⁶

После чего в такси, приспособленном для инвалидных колясок, она бесконечно жалуется на кумовство, из-за которого ее не пускают на высшие должности, в то время как мать Тима слушает в ошеломленном молчании. Телевизионный мир полон типов из Оксбриджа – таких, как мой отец, – и даже несмотря на то, что моя мать вышла замуж «на повышение», она по-прежнему считается «дерзкой северной женщиной» плюс уже есть парочка, которая монополизировала рынок больших реалити-шоу.

Но я не думаю, что это вся история. Папа как-то сказал, что у Линетт Гринуэй репутация сложного человека.

– И это на работе, Джоэл. Хотел бы я, чтобы они взглянули, как она ведет себя дома.

Такси подъезжает к The Ivy, и водитель пытается вывезти инвалидное кресло миссис Палмер, но Тиму приходится взять управление на себя. Он сильный, а я слабый, и меня это бесит.

До этих пор я не понимал, насколько неполноценна его мать, насколько вспыльчива. Это, разумеется, не оправдывает того, что он напыщенный мерзавец, но, возможно, это объясняет, почему в школе он ни минуты не смеялся.

– Ты в порядке? – интересуется Керри, пока мы ждем, чтобы войти в ресторан следом за моей мамой и мамой Керри, которая взбудоражена идеей пойти в какое-нибудь «шоубизное» местечко.

Нет. Все это слишком рано. Я выписался из больницы только три недели назад. В операции не было ничего особенного, кроме этой чертовой коробки. Я ненавижу ее, и мне приходится заставлять себя не смотреть в зеркало, когда я бреюсь. Хотя первые пару дней я не делал даже этого, потому что с трудом добирался из своей спальни до ванной. По крайней мере, теперь я могу отлить и не ложиться пластом от усталости.

Но сегодняшний день показал, как много мне еще нужно пройти. Врачи сказали, что я молод и в остальном здоров, так что должен очень быстро восстановить свою физическую форму. Может быть, их представление о фитнесе отличается от моего.

– С нетерпением жду, когда все это закончится. А ты?

Она пожимает плечами.

– Все равно уже слишком поздно. Вся эта чушь о том, что я никогда никого раньше не целовала? Не думаю, что когда-нибудь смогу вернуться в школу после этого.

Должен признаться, это меня удивило. Как и все в школе, я всегда думал, что Керри и Тим – пара, потому что они вместе пришли на седьмой год обучения, оба занудные и вообще – не разлей вода. Мысль о том, что они, в конечном счете, просто друзья…

– Люди скоро забудут об этом, – вру я.

Держу пари, это мама ее подставила. Она организовала интервью, проинформировала продюсеров обо всех деталях. Неужели нет ничего такого, что она не использовала бы для продвижения по работе?

Мы и теперь в The Ivy только ради того, чтобы она могла покрасоваться; впрочем, прямо сейчас она устраивает грандиозную сцену, потому что не может занять свой обычный столик из-за инвалидной коляски миссис Палмер. Хотелось бы, чтобы у моего дефибриллятора имелся выключатель и можно было умереть на определенное количество секунд, чтобы избавиться от смущения.

Мы наконец усаживаемся, мама заказывает шампанское и оживляется, когда понимает, что она самая известная личность в зале. Миссис Палмер бледнеет, увидев цены, но мама настаивает, что она угощает, хотя, строго говоря, все оплачено папиной кредитной картой.

Я бы предпочел поесть в Pizza Express. Ни папа, ни я не любим хвастаться деньгами, но, думаю, это потому, что у нас обоих они всегда были. Семья моего отца финансировала телевизионную компанию, которую он основал, когда ему было двадцать два года. Они вернули в десять раз больше денег, даже несмотря на то, что в конце концов его вышвырнули из его собственного правления.

Эти деньги оплачивали огромный дом, который я держал в секрете от большинства своих одноклассников, потому что они бы меня возненавидели. Мама предложила мне пойти в частную школу вместо бесплатной.

– Социалистические принципы твоего отца – это очень хорошо, но я не хочу, чтобы над тобой издевались из-за того, что ты не такой, как все.

Я сказал «нет». Я жил и так достаточно одиноко, даже не будучи разлученным с нормальными детьми, с которыми я играл в футбол в Дайк-Роуд-парке.

– За наших троих необыкновенных детей! – мама поднимает свой бокал, и мы втроем пьем за себя.

– Должна признать, что у меня бывали моменты, когда я была убеждена, что нашу Керри могли перепутать в роддоме, – объявляет мать Керри. – Остальные члены нашей семьи такие шумные болваны! Оказывается, все это время она попросту скрывала собственные звездные качества.

Керри выглядит так, словно хочет спрятаться под столом. Так вот почему я всегда чувствовал связь с ней! Я не соответствую, она не соответствует.

Или, возможно, все гораздо проще. Она мне нравится. Иногда мне кажется, что я единственный человек в мире, который когда-либо замечал, какая она особенная.

Поправка. Второй человек. Потому что Тим определенно это знает.

– Я тоже вижу звездные качества в моем мальчике, – мама толкает меня локтем. – Карьера футболиста очень коротка, но из него вышел бы блестящий комментатор. У него такая внешность…

Она всегда несет подобную чушь.

– Мама!

– Возможно, я пристрастна. Только – я права, не так ли, Керри?

Керри заливается краской и сидит, уставившись на пастушью запеканку, которую мама заказала для всех, «потому что это единственное, что можно есть в The Ivy».

– Она смотрит только на моего мальчика, – миссис Палмер подмигивает Тиму, который тоже становится пунцовым. – Красивый – это хорошо, но хочется, чтобы у мужчины были мозги.

Моя мать явно сердится.

– На самом деле Джоэл очень умен. Если бы не его футбольное обучение, он бы учился в Sixth Form вместе с вашими детьми, а потом сразу поступил бы в университет.

Для меня это новость. Я никогда не составлял запасной план, выходящий за рамки футбола, поскольку всегда знал, что именно он и есть мой план.

– О, я ничего такого не имела в виду, – спохватывается миссис Палмер, – кроме того, что я жалею, что не последовала собственному совету и не связала жизнь с уродливым, но хорошим человеком.

Какое-то мгновение мы все силимся понять, оскорбляет ли миссис Палмер меня, своего собственного сына, себя или всех нас.

Миссис Смит поднимает руку: ее рукав сползает, обнажая татуировку на запястье в виде русалки топлес.

– Так-так, дамы. Все наши дети великолепны! И когда же ты вернешься в команду, Джоэл?

– Скоро. На следующей неделе у меня начинается кардиологическая реабилитация.

– Они очень оптимистичны, – вмешивается моя мама. – Хотя, возможно, было бы легче, если бы малыш Тимми не сломал ему ребра! – и она смеется так, что становится ясно – она говорит одновременно и в шутку, и всерьез.

Я съеживаюсь, но, когда она смотрит на меня, я вижу сквозь ее браваду скрытый страх. Иногда кажется, что некоторые самые добрые частички прежнего меня не вернулись, когда вернулось все остальное.

Мне нужно постоянно напоминать себе, что они с папой прошли через ад, когда я заболел. Не могу себе представить, каково это, когда твой ребенок лежит там, а ты не знаешь, проснется он когда-нибудь или нет.

Врачи до сих пор не могут сказать, что заставило мое сердце остановиться, но это может быть что-то генетическое, переданное матерью или отцом.

Я бы не пожелал такого своему злейшему врагу, не говоря уже о ребенке. И единственный способ убедиться, что я не передам это другим – никогда не иметь своих детей.

13 апреля 2000 года
12. Керри

Восемнадцать.

Я не чувствую никакой разницы. Уже год, как закон разрешает мне водить машину, и два – заниматься сексом. А выпивать на вечеринках родители позволяли мне с пятнадцати лет.

Единственная разница между этим и другими моими днями рождения в том, что на этот раз я действительно устраиваю вечеринку. Ничего похожего на то, как было у Мэрилин четыре года назад – с маскарадными костюмами Spice Girls, водочным баром и моей сестрой, выскакивающей из праздничного торта, подобно ее тезке, и поющей «С днем рождения меня!». В этом даже не было иронии.

Теперь она врывается в мою комнату, размахивая щипцами и пригоршней средств для волос.

– Оно так тебе идет! – восклицает Мэрилин, рассматривая мое платье в стиле пятидесятых годов, с красным «русалочьим» принтом, которое мама купила в магазине в Лейнс. – Из-за этой посадки кажется, будто у тебя такие же большие сиськи, как у меня. Но ты все еще не знаешь, где будет вечеринка?

– Он пришлет за мной такси в… – я смотрю на свои новые часы, – …через десять минут, так что тебе придется действовать быстро.

Мэрилин без церемоний тащит меня за волосы к стулу и начинает вытягивать прядь. Я была ее моделью с ранних лет, когда она начала зачесывать назад мои пушистые детские волосы. Я посмеялась последней: мои волосы теперь каштанового цвета, густые и блестящие – вероятно, единственное, чему она во мне завидует.

– Он, вероятно, организовал чтение в библиотеке, – усмехается Мэрилин. Тим ее не пригласил.

– Ты просто завидуешь.

– Ну да, Кез, очевидно же, что я пропускаю вечеринку века.

Но это моя вечеринка века.

Я не дура. Я знаю, что ничего этого не случилось бы, если бы не та ночь. До этого у меня не было достаточно друзей в Sixth Form, чтобы заполнить небольшой бар, не говоря уж о пабе.

Тим не стремится заводить новых друзей, создавая вокруг силовое поле уровня «Звездных войн», когда мы вместе. Но если я одна, другие дети хотят посидеть со мной за обедом или в общей комнате. И теперь, когда они перестали обсуждать раздражающую чушь о том, что я целовалась с Джоэлом, мы болтаем о нормальных вещах: о музыке, о путешествиях и о том, почему до сих пор никого не арестовали за убийство Джилл Дандо.

– Ай! – горячие щипцы обжигают мне шею. – Осторожно, Мэрилин!

– Кто идет? Джоэл будет почетным гостем? – интересуется она певучим голосом.

– Понятия не имею.

Разумеется, я хочу, чтобы он был. Но за приглашения отвечал Тим, а он точно не самый большой поклонник Джоэла.

Вот почему я не рассказываю Тиму, что продолжаю часто навещать Джоэла. Не то чтобы между нами что-то произошло – этого никогда не случится, я совсем не в его вкусе, – но он кажется таким одиноким! Теперь они вдвоем с отцом суетятся вокруг этого огромного дома, поскольку у Линетт новый контракт на съемки программы о недвижимости в Испании.

Сначала появлялись товарищи по команде, пытаясь уговорить его провести ночь в городе, но он каждый раз отказывался, и они сдались. Выходит, все, что у него есть, чтобы разнообразить неделю – это мои с Антом визиты плюс посещение больницы и занятия с приходящим частным физиотерапевтом, помогающим ему восстановить физическую форму. Это происходит так медленно, что Джоэл расстраивается, даже злится. И я беспокоюсь, что его состояние – моя вина, потому что СЛР проведена недостаточно хорошо. Но мне не у кого спросить, потому что всему миру известно: я делала только искусственное дыхание, а всю инициативу взял на себя Тим.

Раздается звонок в дверь. Папа кричит с нижних ступеней лестницы:

– Твоя карета ждет, Керри!

Мои волосы уложены только наполовину.

– Я, пожалуй, пойду…

Мэрилин вынимает щипцы из розетки и быстро сбрызгивает лаком неуложенную часть моих волос.

– Полагаю, не стоит заставлять Непрекрасного Принца ждать.

Я улыбаюсь.

– У него было много проблем.

Моя сестра внимательно оглядывает меня.

– Ты хорошо выглядишь. И ты достойна лучшего, чем доктор Скука, вот и все, что я хочу сказать.

Когда я спускаюсь по лестнице, папа издает шутливый волчий вой, а мама ухмыляется:

– Вы только посмотрите на мою малышку!

Я целую их обоих и выхожу из дома, направляясь к такси. В окне миссис Палмер горит свет, и она взволнованно машет мне с противоположной стороны дороги. Она должна знать, куда меня везут.

Когда водитель трогается, я оглядываюсь через заднее стекло. Может быть, восемнадцать – это все-таки что-то значит, потому что по мере того, как наш дом и бунгало Тима уменьшаются, у меня появляется чувство, что я оставляю прежнюю Керри позади.

Да здравствует новая я!

Когда такси подъезжает к кафе родителей Анта, предвкушение усиливается. Мысль о том, чтобы отпраздновать здесь, приходила мне в голову. Множество школьных вечеринок, на которые меня не приглашали, поскольку я никогда не была достаточной крутой, происходили в Girasol на протяжении долгих лет.

Подвесные гирлянды между фонарными столбами раскачиваются и поскрипывают в сумеречном свете. Впереди – кажется, только для меня – мигает вывеска Дворцового пирса. Моя ночь.

– Хорошо тебе повеселиться, красотка, – кричит мне вслед водитель, когда я выхожу. Красотка? Нет конечно же, но сегодня я выгляжу сносно, а красота уже не так важна, уже нет.

Если бы не Джоэл, мне, возможно, потребовались бы годы, чтобы почувствовать себя достаточно уверенно при появлении в комнате, полной людей. Теперь, с кем бы я ни встречалась, внутри меня есть это зернышко знания, кролик, которого я могу вытащить из шляпы, если чувствую, что стесняюсь. Привет, меня зовут Керри, мне восемнадцать, я изучаю биологию, химию и физику и… о, я упоминала, что помогла спасти чью-то жизнь?

Ветер треплет уложенную часть моих волос, пора идти. Я перехожу Кингсвэй и замечаю, что в Girasol нет света, хотя мне кажется, что я вижу мерцание свечей.

У двери я медлю, внезапно испугавшись, что лучшая часть – это предвкушение.

Когда я думаю о том, как выглядело бы разочарование, у меня в голове мелькает образ переполненного зала без Джоэла.

Смущенная этой мыслью, я толкаю дверь.

Неужели я ошиблась? В кафе пусто, однако в центре зала виден единственный столик, накрытый на двоих. Пласидо Доминго поет из большого динамика, установленного на деревянной стойке, а внутри десятков стеклянных банок мерцают огоньки маленьких свечек. Я почти ожидаю, что Хью Грант выскочит с розой в зубах.

Я нахожусь не в том месте – возможно, таксист перепутал маршрут и должен был высадить меня у Sun and Canton на Шип-стрит, а не у кафе Sunflower на углу.

Кто-то поднимается по винтовой лестнице из подвала.

И это не Хью Грант, это Тим.

– Сюрприз! – восклицает он, добравшись до верха. Он одет в костюм, который не совсем ему подходит. Держу пари, он принадлежал его отцу.

– Я рано?

Улыбка сползает с его лица, но он бросается вперед, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Эм-м… нет. Я знаю, ты всегда ненавидела вечеринки-сюрпризы и маскарады. Помнишь? Ты говорила мне, что это твой худший кошмар.

– Разве?! – но это было до того, как я стала новой Керри.

Верхняя нота Пласидо настолько пронзительна, что заставляет динамик вибрировать на барной стойке.

– Прошло так много времени с тех пор, как у нас была возможность поговорить о будущем, – он наклоняется вперед, чтобы отодвинуть стул. – Мадам, ваш столик ждет.

Должно быть, это сигнал, потому что теперь из кухни появляется отец Анта, неся в ведерке со льдом бутылку. С размаху он вынимает пробку и наливает шипучее вино в два бокала, вручая по одному мне и Тиму, прежде чем снова исчезнуть за кулисами.

– За тебя, Керри, моя любимая первая помощница и самая великолепная девушка, которую я когда-либо встречал.

Его голос гремит, а слова звучат отрепетированно. Конечно же так оно и есть. Тим, которого я знаю, никогда бы не сказал нечто настолько важное экспромтом. Потому что это первый раз, когда он признал тот факт, что наша дружба переросла в нечто большее. Для него.

Я должна сказать ему, что не чувствую того же. Вот только сейчас это кажется жестоким, когда он стоит там с надеждой в глазах, а его левая рука трясется так сильно, что шампанское может пролиться, если я не придумаю, что сказать.

Я улыбаюсь ему.

– Ну, ты тоже мой любимый первый помощник.

Тим ждет, что я еще скажу, и поскольку я молчу, он коротко кивает.

– Тогда твое здоровье! Давай выпьем, теперь тебе официально разрешено.

Когда я делаю первый глоток, пузырьки щиплют в носу, заставляя меня чихнуть. Я надеюсь, что здесь есть вино, потому что мне нужно напиться.

13. Джоэл

Я делаю тосты на кухне, чтобы отнести их обратно в домик, когда кто-то стучит в дверь. В свете фонаря на крыльце Керри выглядит, словно танцовщица на крышке старой маминой шкатулки с драгоценностями.

– Могу я войти? Сегодня мой день рождения, и я не готова ложиться спать.

Прежде чем я успеваю сказать «нет», она уже в доме. Я чувствую запах чеснока и шардоне, пока она, спотыкаясь, идет ко мне, и когда я ловлю ее, то чувствую силу в своих руках, отточенный рефлекс, который помогает мне остановить ее падение.

Это хороший знак, верно? Мое тело исцеляется. Это заняло достаточно много времени. Ее лицо все еще так близко от моего, и срабатывает еще один забытый инстинкт. Я хочу поцеловать ее, но…

Она делает пируэт, улизнув от меня через холл, выложенный плиткой в шахматном порядке, на кухню. Ее ноги выглядят невероятно крошечными в серебристых балетках.

– Где все?

– Мама в Магалуфе, помогает шотландской семье найти свой дом мечты, а папа с кем-то гуляет.

Она сочувственно кивает. Я никогда не говорил ей прямо, какой он, но я сблизился с ней больше, чем с кем-либо из моих приятелей.

– Он вернется сегодня вечером?

– Скорее всего нет. Довольно часто он остается с ними на ночь.

С ней. Не с той, которую видел Толстяк Мэтт в ночь моей смерти. Девушки никогда не задерживаются надолго. Мои родители едва терпят друг друга, но они по-прежнему привержены идее быть Сильной Парой.

– Я был в садовом домике, смотрел телек. Хочешь зайти?

Керри колеблется. Я затаиваю дыхание.

– Почему бы и нет? – произносит она.

Домик был построен в саду как шикарный офис для мамы, но теперь он мой. Я сплю там, а когда приходят приятели, мы играем в видеоигры, они пьют пиво и курят травку, хотя сам я всегда предпочитал апельсиновый сок… до моей… ситуации. Теперь нет.

Сегодня я выпил больше, чем обычно, потому что знал, что у нее день рождения, и Ант рассказал мне, что запланировал Тим: этот грандиозный романтический жест.

«Это тошнотворно, и к тому же он жмот, но папа согласился из-за того, что они сделали, чтобы спасти тебя. Девушкам такое нравится».

Я пытался не представлять себе, что происходило в кафе «Задница» – такое шутливое прозвище мы дали Girasol. Я ненавижу Тима за то, что он сделал со мной: всякий раз, когда у меня болят ребра или чешется шрам, я виню его. Мысль о том, что он лапает мое тело, когда я лежу мертвый на траве, вызывает у меня желание ударить его, а я никогда никого не бил за всю свою жизнь.

– Мне нужно выпить, – говорит Керри.

– В домике есть пиво.

Я щелкаю выключателем, и дорожка загорается. Дюжина фонарей освещает путь к домику, расположенному в доброй сотне метров от нас. Дизайн девчачий, с крошечными трехстворчатыми окнами и крышей из голубого шифера с настоящим дымоходом для дровяной печи. Я приводил сюда бывших подружек, и им всем это нравилось.

– О, это выглядит так красиво!

Керри, видимо, тоже нравится, она стоит там в своем пышном платье, глаза широко раскрыты от выпитого, каштановые волосы блестят.

Не раздумывая, я беру ее за руку, чтобы отвести туда. Наши ноги задевают кусты лаванды и сирени рядом с дорожкой, и до нас доносится их аромат.

Полюбовавшись дровяной печью, мягкими зелеными стенами и бархатной кушеткой (все выбирала мама), Керри со вздохом плюхается на диван.

– Какая ночь!

Я наливаю ей пива и спрашиваю, неуверенный в том, что действительно хочу услышать ответ:

– Каково это – когда тебе восемнадцать?

Я июльский ребенок, один из самых младших в нашем классе.

Керри смеется:

– Сбивает с толку.

– Почему?

– Моя вина. Я попросила его организовать для меня вечеринку, но, очевидно, недостаточно ясно выразилась, поэтому получила… что ж, интимный ужин на двоих. Мы были единственными посетителями в Girasol. У Тима возникло много проблем…

– Но?

– Это было ужасно. Я все ждала, что появится мама Анта, исполняющая фламенко.

Я с трудом сдержал радость.

– Черт! И что ты сделала?

– Я слишком быстро напилась. А когда мы вернулись домой, – вздыхает Керри, – он попытался поцеловать меня.

Я прикидываюсь удивленным:

– Ну и что? Вы были вместе целую вечность.

Она качает головой.

– Не в том смысле, в котором все это себе представляют. Твоя мама сказала телевизионщикам правду. То, что произошло на Новый год, было моим первым поцелуем. Мы с Тимом просто друзья.

Я отвожу взгляд, потому что она краснеет.

– Но он хочет большего?

Она вздрагивает.

– Он настоял на том, чтобы проводить меня до входной двери, хотя наши дома находятся буквально друг напротив друга, и продолжал затягивать разговор, и я знала, что будет дальше, и он наклонился, и…

Она опустошает бутылку.

– Еще пива? – образ Тима, приближающегося к Керри, заставляет мои кулаки сжиматься.

Она кивает.

– Сначала мы столкнулись носами, а потом он вцепился в меня, и все, о чем я могла думать – это присоски, которые бывают на щупальцах осьминога, и… о, и наши зубы помешали! Если бы у нас были скобы, понадобилась бы пожарная команда, чтобы расцепить нас.

Керри замолкает. Я открываю дверцу мини-холодильника.

– Что случилось потом?

– Я так сильно хотела избавиться от него… Хотелось влепить пощечину или пнуть его. Но я притворилась, будто услышала, как мой отец подошел к двери, поблагодарила Тима за незабываемый день рождения и буквально вбежала внутрь. Родители и Мэрилин ждали меня на кухне, пихая друг друга локтями и подмигивая. Фух… – она вздыхает. – Я знаю, это подло с моей стороны. Он старался изо всех сил, однако…

– Что заставило тебя прийти сюда?

Она задумывается.

– Обычно, когда что-то происходит, я говорю об этом с Тимом, но на этот раз такое невозможно. К тому же ты, должно быть, целовался со многими девушками. Возможно, у некоторых это не получается? Есть же люди, которые неспособны петь в унисон или провести прямую линию?

На мгновение я задаюсь вопросом, не просит ли она меня поцеловать ее и дать знать, хороша ли она.

Нет. Я веду себя как идиот. Умные люди всегда морочили мне голову, особенно с тех пор, как я умер. Все, что они говорят – загадка. Мне никогда не нравилось встречаться с девушками в клубах, но, по крайней мере, они ясно давали понять, чего хотят.

Я несу два свежих пива к дивану и ставлю их на марокканский латунный столик. Я хочу поцеловать ее. Я хотел поцеловать ее с тех пор, как впервые увидел.

А еще я хочу, чтобы она знала, какая она красивая. Я сажусь рядом с ней и поворачиваю ее лицо к себе.

– Никто не плох при поцелуе с правильным человеком.

Я наклоняюсь к ней, чувствуя запах дрожжевого пива в ее дыхании, и наши губы встречаются во второй раз за все время.

По крайней мере, на этот раз я не сплю.

От ее лица исходит жар, как от костра. Я осторожно раздвигаю ее губы языком, молясь, чтобы это было ей приятно. Она судорожно вздыхает и начинает целовать меня в ответ. Я провожу руками по ее густым волосам и чувствую запах кокоса.

На мгновение я отстраняюсь.

– Просто хочу уточнить, Керри, – шепчу я, глядя ей в глаза. – Ты испытываешь желание пнуть меня, или дать пощечину, или…?

– Пока нет, – она качает головой. – Я что, дерьмово целуюсь?

– Полагаю, ты уже знаешь ответ на свой вопрос.

На этот раз она целует меня. Я не прикасался ни к одной девушке с 1999 года. Я не хотел этого делать. Что, если я приведу кого-нибудь домой, а мое тело вызовет у нее отвращение? Металлическая коробка находится в левой части моего живота, над кишками; провода, точно змеи, движутся по грудной клетке под кожей.

И вопрос века: что будет с моим сердцем во время оргазма? Я даже не осмелился подрочить – настолько боюсь, что у меня сработает дефибриллятор.

Но с Керри я в безопасности. Она девственница, так что большего не случится. Это просто для того, чтобы заставить ее почувствовать себя хорошо. Я расслабляюсь в поцелуе и чувствую себя так, словно мне тринадцать или что-то в этом роде. Никакого давления, никаких ожиданий.

За исключением того, что ее рука движется по груди, стягивая платье с плеч…

– Керри, ты слишком много выпила. Мы целовались, и этого достаточно.

– Нет! Я и так чертовски долго ждала… – ее голос похож на шорох. Она тянется к моим джинсам и пытается расстегнуть их.

– Притормози-ка! Тебе следует дождаться того, в кого ты влюбишься, – но я не уверен, что смогу долго протестовать.

– Ты мне понравился с тех пор, как я впервые увидела тебя, Джоэл. Ты мне не веришь? – она берет меня за другую руку и отодвигает свои трусики в сторону, чтобы я мог прикоснуться к ней. Выражение ее лица заставляет меня чувствовать себя… ну, как бог, а не трагичный пациент-сердечник.

Она не будет шокирована моим изуродованным телом: ночью после операции я показал ей линию швов и проводов.

Керри хочет меня, несмотря ни на что.

И я хочу ее.

Я беру ее за руки, чтобы помочь ей подняться с дивана. Она слегка спотыкается.

– Ты уверена, что не пожалеешь об этом?

Она снова целует меня, и я тянусь к ней, чтобы расстегнуть молнию на ее платье, которое на вздохе падает на пол. На ней светло-розовый бюстгальтер с бутоном розы между грудями и трусики в тон. Ее кожа выглядит золотистой в свете дровяной горелки. Я хочу ее сейчас, но стараюсь все замедлить. Снимаю джинсы, расстилаю постель на деревянном полу и притягиваю ее к себе, так что мы стоим на коленях лицом друг к другу – люди так обычно молятся.

Я целую ее губы, шею, ключицу, расстегивая лифчик. Мои губы движутся вниз к ее соскам. Я слышу биение ее сердца – и своего собственного.

Я беру ее руку и провожу ею по своей грудной клетке, прослеживая линию проводов вниз к дефибриллятору. Кожа все еще болит большую часть дней, но не сейчас.

– Все будет хорошо? – спрашивает она меня. – Это безопасно?

– Надеюсь.

Но на самом деле мне все равно.

Я передвигаю ее руку с коробки вниз, через мой живот и ниже. Она прикасается к моему члену. Будет ли это нагрузкой на мое сердце?

К черту. Я тянусь к ящику, где храню презервативы.

– Ты такая красивая, Керри… Я не причиню тебе боли. Обещаю.

Она улыбается в ответ.

– И я обещаю, что тоже не причиню тебе вреда.