Читать книгу: «Мертвые, но Живые 2»

Плейлист

1. LUANA – Por Ti

2. Letra {Mirka Official} – Nadie Me Salvo

3. GROSE – Tutto Sul Piano

4. Maluma, Becky G – La Respuesta

5. Carmen DeLeon, Cali Y El Dandee – Pasado

6. Lu Decker, Dudi – La Carta Que Nunca Te Escribi (Remix)

7. Pau Laggies – Hoy te Dejo de Soñar

8. LUANA – Con ella y no Conmigo

9. Lana Del Rey – Blue Jeans

10. Carmen DeLeon – Besame Bonito

11. Madalen Duke – How Villains Are Made

12. Тима ищет свет – Бык.

13. Dorian – La Tormenta De Arena

14. Nicki Nicole – Plegarias

15. Beret – Aun me amas

16. Ruelle – Monsters

17. Rebelde la Serie, Andrea Chaparro, Alejandro Puente – Lo Siento

18. Maria Becerra – Episodios

19. Carmen DeLeon – Mariposas

20. Karla Martss – Solo Fui Yo

21. Brisaa, ONE SOUND, POLTAMENTO – Mi Culpa

Глава 35. Амбар

Через пять минут или двадцать пять, отчаянно дыша, рукой наваливаюсь на стену незнакомого дома. На глаза попадается зажатый в пальцах телефон, и я ругаю себя, что не додумалась позвонить раньше. Экран слепит в глаза. 22:07. Подрагивающими пальцами нажимаю на номер и с замершим дыханием слушаю гудки, боясь пропустить его голос.

– Амбар, почему ты звонишь так поздно?

– Марио! Марио, забери меня! Пожа-алуйста-а.

– Где ты? – мгновенно спрашивает он, почти зло, обеспокоенно.

– Забери меня, я непонятно где, – повторяю истерично, прижавшись спиной к стене и постаравшись слиться с тенью ночи. – Не знаю. Мне страшно. Он хочет убить меня.

– Что… кто… он далеко от тебя?

– Я не слышу… мотора. Минуту назад свистели его шины. А вдруг он вышел из машины и где-то затаился. Прямо сейчас идет к..

– Амбар, слушай меня внимательно.

Его голос зазвучал тверже. Он знает, что делать! Я киваю. Тупо. Но он будто видит меня.

– Загляни в геолокацию и скинь мне свое местоположение. Я найду тебя.

– Я… сейчас… Я не могу найти… да где же… Нашла! Нашла.

От нервов я плохо соображаю и не могу справиться с этой дурацкой моделью телефона.

– Я скинула, – торопливо отзываюсь я. – Ты видел?

– Да, – мягким тоном отвечает мужчина. – Я недалеко от тебя. Оставайся на месте. Спрячься и ни звука, поняла? Помнишь, как в супермаркете? Найди нишу в стене или куст, что-нибудь. Я еду.

Я снова киваю.

– Только не бросай трубку.

– Не брошу. Ты только никуда не уходи.

Я делаю шумный вдох, и Марио с волнением спрашивает:

– Ты еще там?

– Да, – шепчу я, смотря по сторонам. Я будто срослась с этой стеной. Боюсь искать что-то новое. Кажется, здесь и нет того, о чем говорил Марио. Ни одного куста или углубления в стене.

Я оказалась на незнакомой улице, убегая от неизвестного преследователя. Я не была в этой части города никогда. Но Марио мчится за мной, он спасет меня. Как же сильно тарабанит сердце… громче голоса сознания. Мысли не задерживаются в моей голове из-за этих бешеных скачков пульса… Черт, он обязательно вытащит меня отсюда. Доберется до меня раньше, чем этот псих.

Ради всего святого, не опоздай, Марио. Только не опоздай.

– Я близко. Амбар, дыши спокойнее.

– Ты слышишь, как я дышу? – сипло спрашиваю я, стараясь это делать ровнее.

– Как слон, – невозмутимо произносит учитель.

Я хрипло усмехаюсь.

– Ну как ты? – мягче произносит он.

– Еще пару таких шуток, и будет вообще класс.

– Ну, тогда слушай, милый мой гиппопотам…

Три минуты. Справа, вверх по улице, виднеется большой мужской силуэт, и я испуганно подношу губы к телефону:

– Марио, это ты? Там… справа. В конце travesia¹.

– Да, я… – неуверенно отвечает он, а когда я делаю осторожный один шаг от стены, выходя из тени домов, облегченно выдыхает на том конце: – Хорошо, я вижу тебя.

Теперь он движется ко мне быстрее.

– Господи! – Не выдержав, я от радости бросаюсь к нему.

И даже высокие каблуки и ушибленное колено мне не мешают преодолеть это расстояние. Я налетаю на него с разбегу и обнимаю за шею.

– Ну что ты расплакалась? – Он прижимает меня крепко и поглаживает по голове.

– Я испугалась. Кто-то пытался задавить меня на машине. – Касаюсь губами его воротника и понимаю, что… – Ты в белой рубашке… и классическом костюме. – Я недоуменно поднимаю голову. – Ты будто с важного ужина.

– Был на художественной выставке, – бросает он без сожалений и прижимает ладонь к моему лицу. – Кто это был? Ты его разглядела?

Я качаю головой в ответ, а сама пытаюсь осознать, где он был.

– На художественной выставке? Ты там был? Я тоже оттуда.

Марио поднимает брови.

– Йон пригласил.

– Ясно, – он опускает глаза.

– Мы друзья, – неловко объясняю я, сморгнув слезы. – Он сказал, билеты ему дал ты. А сам остался без приглашения.

– Ты удивишься, но для фамилии Калеруэга в этом городе нет закрытых дверей. Достаточно назвать свое имя, и тебя пустят без приглашения, куда угодно, и даже под конец вечера, – печально улыбнувшись краешком губ, Марио смотрит прямо мне в глаза. – Ты уверена, что преследовали именно тебя?

Я отвечаю ему тем же проникновенным взглядом.

– Я не параноик, Марио.

– Ладно. Идем. – Обняв меня и настороженно оглядев всю улочку, он ведет меня к своей машине.

Обхватив его талию руками, я кладу голову ему на плечо. Как же с ним спокойно. Но когда он замечает мою хромоту и больное колено, молча подхватывает меня и дальше несет на руках.

– Больше не ходи по ночам, – строго просит он, будто не замечая, как горит моя кожа под его голой ладонью.

– Но выставка…

– Не ходи одна, – повторяет учитель с поправкой.

Я сглатываю: ощущения нарастают.

– Ты это чувствуешь?

– Что? – Он делает вид, что касания его не будоражат.

– Мурашки на моем бедре.

Марио делает шумный вдох.

– Спрашиваешь, не хочу ли я тебя прямо сейчас? – раздраженно отзывается он, но как, черт возьми, прямолинейно и жестко! – Нет, не хочу. У меня есть голова, и она говорит мне, что ты не в себе от перенесенных потрясений. Амбар, это не ты. Ты этого не хочешь. Обычный психический откат.

– Почему ты переводишь стрелки?

Он молча усаживает меня на пассажирское сиденье. Задерживает взгляд на моих бедрах и коротком ажурном платье. Застыв в согнутом положении, всего на мгновение, странно смотрит на кружевной подол. Словно то, что я ношу подобные вещи, стало для него неожиданностью. Потом резким, дерганным движением, коротко мазнув пальцами по обнаженному бедру, поправляет светлую ткань, пряча под ней верхний участок бедра, и захлопывает дверь.

Его касания – черт, это просто невыносимо! – настоящие ожоги. Приятные ожоги, из-за чего не столько кружится голова или просыпается желание, сколько в груди шевелится что-то теплое, в которое я боюсь поверить.

– Марио, – настаиваю я, повернувшись к нему, когда он запрыгивает в водительское кресло.

– Напомнить тебе, чем кончилось всё в прошлый раз? Ты расплакалась прямо у меня на глазах.

И я вижу, что это его задевает.

– Но дело не в тебе… – возражаю я, не зная, как объяснить.

– Дело в другом мужчине, я как-то догадался, знаешь ли.

– Но ведь и ты не можешь отпустить бывшую жену! – Я не то чтобы кричу или обвиняю, но… да, я обижена. Чуть-чуть.

Он смотрит на меня удивленно.

– Нет?.. Не она? – я растерянно рассматриваю его лицо.

– Это не та тема, которую я готов обсуждать с тобой, Амбар. Не лезь туда. – Марио отводит глаза и запускает двигатель.

Несколько минут мы едем в тишине.

– Ладно. – Я делаю тоскливый вдох. – Будем друзьями?

Калеруэга бросает короткий взгляд в мою сторону и продолжает невозмутимо вести машину.

И что это значит? Нет? Да? Он даже не дает ответ на такой простой вопрос. Мы что, вообще никто друг для друга?

Он подвозит меня домой, и к этой минуте, секунде я уже жалею, что задала ему тот глупый вопрос. Как же я благодарна, что он на него не ответил. Пусть неопределенность, «друзья» было бы хуже.

– Спасибо, Марио. Ты спас меня сегодня. – Я наклоняюсь к учителю и тихонько целую в колючую щеку.

– Обработай колено и запрись на ночь, – хрипло произносит он, оставив мое нежное действие без комментариев.

– Гладковыбритым ты мне нравишься больше, – говорю я с шаловливой улыбкой, большим пальцем протерев свою помаду на его щеке и игриво скользнув пальчиками по сильному подбородку.

Выходя из машины, я замечаю, с каким ошеломленным лицом он провожает меня. Что? Я не каждому мужчине такое говорю. Ты второй. Я отправляю ему воздушный поцелуй и, пока он не отъехал, бегом, хромоногая, заскакиваю на лужайку, а потом и в дом. Нет желания столкнуться со своим убийцей лицом к лицу.

Теперь страх вернулся. Когда Марио нет рядом, сердцебиение четко выдает ужас. Я на дрожащих ногах поднимаюсь по лестнице. Большой дом, кругом пустынно и темно, и тут вдруг – звонок в дверь. Я подскакиваю на месте и, почти не дыша, поворачиваю голову. Затаившись, прислушиваюсь к звукам.

Убийца же не станет звонить в дверь? А кто будет это делать ночью?

Я медленно спускаюсь и встаю перед дверью.

– Кто там? – спрашиваю громко и грубо.

– Доставка.

– Кому?

– Амбар Кабрера, – раздается с другой стороны.

Пытаюсь вспомнить, что заказывала, и кое-что на ум приходит.

– Почему так поздно? Разве вы работаете в это время?

– Приношу извинения за задержку. Днем я не смог по личным причинам. Не снижайте оценку на сайте, у меня правда обстоятельства…

– Хорошо-хорошо.

Я с опаской открываю дверь, и на пороге действительно всего лишь доставщик моей новой гитары, сразу в чехле. Парнишка снимает ее с плеча и отдает мне. Я быстро достаю деньги и впихиваю ему в ладонь.

– На личные расходы, богачи не все сволочи, – объясняю я, встретив растерянность в его глазах, и, нервно осмотрев лужайку перед домом, немедленно запираюсь на замок.

Уже в комнате, настраивая гитару, я со вздохом падаю головой на подушки. «Друзья» было бы лучше.

Глава 36. Амбар

28 ноября, Понедельник.

С самого утра льет сильный дождь. Я откидываю одеяло только спустя час после того, как проснулась. Настроения вставать и куда-то идти нет совсем, и мне немного тревожно от той гонки пятничным вечером, что устроил для меня тот псих в машине. Ну что за черт?! Я не разглядела ни лица, ни номера, ни марки автомобиля. Просто темнота, слепящие фары и шум мотора. Господи, я все выходные безвылазно просидела дома. Что-то я сильно начала бояться смерти в последнее время.

Нет, черта с два ты меня запугал, придурок!

Я выключаю кран в ванной и начинаю сушить волосы полотенцем, а потом феном. Масло для волос, свежая укладка, школьная форма. Схватив рюкзак с малинового кресла, я распахиваю дверь и на пороге своей комнаты наталкиваюсь на Лино.

– Я уже спускаюсь, ты чего? – улыбаюсь я, в замешательстве от того, как неестественно он застыл передо мной. Руки за спиной, глаза стеснительные. – Что ты там прячешь? – весело поддразниваю. – Еще одну бомбу с более громким тикающим таймером? Прошлая твоя игрушка пролежала под моей кроватью две ночи. Я думала, что в моей комнате слишком громко тикают часы, – задумчиво хмыкаю я, ведь это чистая правда. – Но спать они не мешали. Спасибо за колыбельную, это было мило.

У него на лице появляется кривая удовлетворенная улыбка: ему вроде бы и стыдно за тот раз, но и смешно; в конце концов то, что должно было меня напугать, было вовсе мной не обнаружено. "Вот дурочка, а если бы бомба была самая настоящая? От твоей комнаты остались бы одни щепки и куски твоей любимой помады", – со смеху умирал он, доставая муляж-устройство из-под моей постели.

Но сейчас это не бомба, нет. Лино робко и неуверенно протягивает мне небольшой портрет незнакомки в очень милой рамочке. Рюкзак медленно сползает с моего плеча, и я с нелепым видом это беру, не зная, как должна реагировать на такой оригинальный подарок. Картина будто склеена из мелких полос.

– М-м… – тяну я неуверенно, старясь изобразить восхищение.

– Тебе нравится? – спрашивает он неловко. – Ты перестала рисовать, но я подумал, что портрет мамы тебя обрадует.

Портрет мамы? Ну конечно!

– Ну конечно, – мгновенно выпаливаю я и чуть не ляпаю: ты сам нарисовал это чудо? Потому что младший брат вдруг добавляет:

– Когда папа разозлился и пропустил твой рисунок через шредер, я собрал всё, пока он не видел, и склеил все кусочки. С днем рождения, сестра. – Он улыбается мне шире.

– О-о-о, – тяну я с умилением. – Боже, как это мило. Ты кропотливо склеил все полоски… Это же куча времени.

Мальчишка с утра готовит сестре сюрприз на день рождения, о котором я даже не имела понятия! Вопреки страху не угодить с подарком. Потому что я, резко для него, решила держаться подальше от искусства. Смело.

Я благодарю братишку за… нарисованный сестрой же портрет мамы, который в гневе, возможно, в пьяной горячке их отец пропустил через измельчитель бумаги, и, не отходя далеко, ставлю портрет на полку возле двери. Лино очень рад, и звонко смеется, когда я поднимаю мальчика на руки и расцеловываю всё его лицо.

– Спасибо, спасибо, спасибо, – говорю я ему.

– Ну, хватит этих нежностей, я не девчонка! – вопит он, не слишком-то оказывая сопротивление при аресте.

– Иногда можно побыть девчонкой. Когда никто не видит, а? – Я подмигиваю ему и шлепаю по попе, когда он соскакивает вниз и со смешком удирает от меня.

Чудесный ребенок.

***

– Собрание на антибуллинговую тему перенесли на три часа дня, – сообщает мне Дилан после урока истории философии.

– Окей, я не опоздаю, – обещаю я, тоже выходя из класса, но направляясь в совершенно другую сторону.

Пока дождь за окном стих, я надумала ненадолго вырваться из школы. На крыльце меня неожиданно догоняет Консуэла и через локоть обхватывает мою руку.

– Привет, – с сомнением говорю я ей второй раз за утро, удивляясь, с чего бы нам спускаться по ступенькам а-ля неразлучные подружки, если она со мной не разговаривает.

– У тебя день рождения, и я решила тебя простить, – спокойно отвечает она на мой невысказанный вопрос. – Давай в кафе. И да, у меня есть для тебя кое-что, – она с непринужденным видом лезет в свой розовый рюкзачок и в бесцеремонно-нахальной манере хлопает меня по ладони.

Когда она убирает руку, я вижу в своей маленького енота.

– Брелок тебе в машину, – почти равнодушно объявляет она. – Заметила, у тебя его нет. Остальное и сама купить можешь.

– Спасибо, обязательно приговорю к повешению. – Я прячу в уголках лукавую улыбку, сжимая в пальцах игрушку. Такая мелочь, а приятно.

Закидываю подарок в сумку; мы переходим дорогу и заходим в ближайшее кафе перекусить. А заодно отпраздновать мой день рождения, по ее словам. Я выбрала знакомый столик напротив окна. Нам приносят по чашке сладкого кофе и испанских вафель.

Консуэла что-то печатает в телефоне, который скоро откладывает на край стола, и берет яичный рулет из своей тарелки.

– Недурно, но мой отец готовил лучше, – бросает она сухо, а выглянув из-за моего плеча, начинает хитро улыбаться.

– Что там такое? Ты созвала народ и приготовила мне сюрприз-вечеринку? – строю я шутливые предположения, прежде чем обернуться.

– О, не мечтай, сучка, – весело бросает она, напрашиваясь на хороший дружеский подзатыльник.

– Я так тебя люблю, – сочно выдавливаю я сквозь зубы, говоря с картинным сарказмом, и смотрю назад. – Не-е-ет, – хохочу я. – Что это? Каталонский крем?

– У них не было торта, так что… ешь и не беси, – смеется Эла.

Я с игривым недоверием наблюдаю, как официант несет к нам традиционный десерт испанской кухни с единственной зажженной именинной свечкой и ставит этот великолепный тортик на середину стола.

– Спасибо, такого в моей жизни еще не было, – с ироничной ухмылкой отвешиваю я комплимент смелому официанту.

– Не слушайте её, – нагло заявляет моя подруга, махнув на меня небрежно. – Она в первый раз получает что-то подобное. Все остальные дни рождения эта пьяница провела под столом или стоя на краю моста. Настоящего торта моя подруга сто лет не видела. Я её пожалела. Попробовать ваш крем было ее мечтой.

Шутка или нет – не хочу знать. Поэтому просто испепеляю взглядом, чтобы этой заразе стало хоть немного совестно. Консуэла, озорница, весело пожимает плечом.

– Спасибо вам, – говорю я терпеливому мужчине с сединой на висках.

– Мои поздравления имениннице, – кивает он с теплым выражением и возвращается на кухню.

– Ну что, скорее загадывай свое желание, и я заберу свою половину.

Смотрю на нее с прищуром и, наклонившись, задуваю свечу. Пусть Илья окажется жив.

– Что загадала? – спрашивает она без выражения, нагло вламываясь ложкой в мой торт.

– Да так… – Я кидаю на нее растерянные взгляды.

– Чего смотришь? Нападай, – кивает она на большой круглый десерт с вмятиной.

Вздохнув, я втыкаю в него ложку и задумчиво смотрю на нож.

– Принесите воду, пожалуйста, – громко прошу я, когда замечаю вышедшую к гостям официантку.

– Сейчас.

Когда мне ее приносят, я чуть отодвигаю от себя тарелку и проливаю на стол немного воды из стакана. Эла что-то мне говорит, но мыслями я далеко: меня мучают воспоминания о собственном забеге в пятницу. Она замечает, что меня тревожит некая беда, и раздраженно вздыхает.

– С тобой происходит что-то, Амбар. Спрошу только одно. Мне пора волноваться?

Я беру нож и методично разделяю на столе большую каплю воды, отстранённо рассказывая ей о том, что меня недавно кто-то пытался переехать на машине.

– Тебя пытались убить.

В голубых глазах стоит такой ледяной ужас. Вот и ей не чужд шок. Барби он больше к лицу, чем обычная сухость и равнодушие. Наконец-то я сорвала с нее маску. Она любит меня куда больше, чем хочет показать.

Глава 37. Марио

Мы с Хуаном решили перекусить и в дверях кафе столкнулись с Консуэлой и Амбар.

– Профессор Хуан, Марио, – девушка, которая сводит меня с ума, прямо в эту секунду выдавливает улыбку. Этого не может быть. Я заглядываю ей в глаза и вижу рассеянность. Кто ее довел до такого состояния? Допустим, я в курсе. Но кому понадобилось ее убивать? "Тому же, кто грохнул Бланку", – беззвучно выругался я.

– Что посоветуете, девчонки? – спрашивает дружелюбно Хуан, придерживая спиной дверь и смотря на дочь своей жены. – Наверняка в этом месте есть что-то особенное, раз вы обе сюда ходите. Мы с Марио, как пришли первый раз, изучили всё меню, но, может быть, что-то и пропустили. Подскажите, чем нынче балуют себя две прекрасные девушки.

– Каталонский крем неплох, – выразительно посмотрев на молчаливую подругу, отвечает Амбар. – Советую попробовать. Мне его вообще преподнесли в качестве именинного торта.

– О, так у тебя день рождения, Амбар! Поздравляю.

– Что-то типа того. День как день, ничего особенного, – бросает она уклончиво и, будто смутившись меня, быстро толкает Элу на улицу.

Две подружки уже собрались уходить, но что-то заставляет меня окликнуть девушку:

– Амбар, подожди.

Она поднимает брови.

– С совершеннолетием, – выговариваю я, не найдя ничего умнее.

– Спасибо, – кивает она и хватает подругу за локоть, словно ей не терпится сбежать.

Я хмурюсь и в раздумьях поворачиваюсь к залу. Свободный столик только один. Тот же самый, что в прошлый раз.

Но стоит сесть – я обнаруживаю прямо на столе мелкие капельки воды рядом с неубранными еще тарелками и ножом. Снова. Я ошеломленно моргаю и бросаю беспокойный лихорадочный взгляд через окно. По ту сторону стекла стоят Амбар и Консуэла и о чем-то спорят.

Кто из них? Кто? Неужели Амбар?

Кати делала так же: разделяла ножом одну большую каплю на множество водяных бусин, когда что-то причиняло ей страдания или ей нужно было разложить гнетущие мысли по полочкам. Мысли, о которых я не знал: она не говорила.

Я начинаю к ней присматриваться. Её жест рукой, когда она убирает непослушные волосы назад, – ВОТ ЧЕРТ!

Я соотношу последние данные о ней: по словам очевидцев, Амбар сильно изменилась. Стала мягкосердечнее и внезапно сострадательной к другим.

– Марио, ты чего уставился на них?

Я перевожу взгляд и качаю головой.

– Ничего. Делай заказ. Каталонский крем, хочу попробовать, – быстро кидаю я и снова смотрю на Амбар. Она переходит дорогу на зеленом светофоре и, когда с неба резко обрушивается дождь, с подружкой бежит к школе.

– Ладно… – Алькаиде выдерживает паузу, перечисляя заказ. – Марио, я жду, что ты расскажешь, куда ты в очередной раз влип. Что происходит между тобой и Амбар?

– Хуан, это не твое дело, – грубо посылаю я его, к досаде обнаружив, что стол уже вытерли, а грязные приборы убрали.

Вот и докажи самому себе, что не привиделось.

– Ты начинаешь повторяться, – с осуждением качнув головой, невозмутимо произносит коллега. – В прошлый раз ты говорил мне то же самое, когда бегал за этой девушкой, а она вертела тобой, как хочет. А потом тебя обвинили в растлении несовершеннолетних. Хоть Кармен и было на тот момент восемнадцать, тебя это не спасло. Потому что шестнадцатилетняя Амбар ничего не стала отрицать. Вот кому было по-настоящему плевать на твою бедовую задницу.

– Она повзрослела, не говори о ней так.

– Ну конечно. Ей восемнадцать, и это многое меняет, да? – отзывается он с ироничной издевкой. – Глупец, не становись жертвой ее новой игры. Это плохо для тебя закончится.

У меня внутри что-то переворачивается, я сжимаю пальцы в кулак.

– Мой отец всё утряс, или я что-то не догоняю? Хуан, не читай мне нотаций. Мне и без всего этого дерьма хреново. Вся моя жизнь на пересчёт! Я уже сыт по горло этими правилами. Ты-то должен меня понимать, как чудно я живу.

– Я сочувствую, приятель. Серьезно. Но взгляни на Бланку. Где она? Хочешь для себя такого конца?

– Да при чем тут она? – раздражаюсь я, потирая переносицу. Мне нужно как-то уберечь Амбар.

– Без морального облика тебя ждет то же самое, да как до тебя это не доходит?

– А что не так с моим моральным обликом? – вскипаю я. – Мне не может понравиться девушка? Может, я женюсь на ней, а ты на мозги мне капаешь.

– Ты? Женишься? – Его голос пропитан скепсисом. – С тобой это было один раз и то по чистой случайности. Вегас, и все дела. Да ты даже не помнишь, как женился. А тут на трезвую голову. Чувства юмора у тебя, Марио, заметно поубавилось. Шутка самая дебильная.

Я со злостью беру ложку и втыкаю в молочный пирог.

– Что это?

– Каталонский крем, как и просил, – громко фыркает Хуан, глядя на мое скривившееся выражение лица.

– Надеюсь, он хоть на вкус приятнее, чем на вид, – бурчу я и напоминаю себе, что это ела Амбар.

А на вид чистый омлет.

– Ну как? Отрава?

– Необычно, – киваю я, смакуя на языке сладкий молочный десерт. – А, слушай, это вполне себе съедобно. Не скалься, с тобой я не поделюсь, – мои губы изгибаются в коварной ухмылке.

– Эй, – он пытается достать ложкой до моего пирога, но я отклоняюсь на спинку, забрав тарелку со стола.

– Даже не думай. Я тебя не знаю. Кто ты такой, чтобы я делился с тобой едой?

– Значит, вот как.

– А ты как хотел? – издеваюсь я, демонстративно наслаждаясь нежным кремом.

– Дай, хоть на горячее проверю.

Черт, а ведь сам я забыл. Пока я заторможенно двигаю челюстью, с подозрением обращаясь к собственным ощущениям, этот хитрец уводит у меня из-под носа тарелку.

– Не сгорел твой язык, расслабься, – хмыкает Хуан, налегая на сладкое.

– Не шпарит, я погляжу, – выцеживаю я сквозь зубы. – А ну, отдай.

Я тянусь к нему через весь стол и возвращаю себе свой крем.

– Не посягай на то, что мое. Я предупредил, – с шутливой угрозой наставляю я на него палец.

– Похоже, ты влип, – трагично вздыхает Хуан.

– Мне просто нравится этот крем. Не ищи дурацких симптомов моих нездоровых отношений с Амбар.

– А кто говорил о ней? Ты сам до этого додумался. У тебя ею голова забита – хуже диагноза быть не может.

– Да пошел ты, – с губ срывается раздраженность. Этот Хуан меня нервирует похлеще упертого Яна.

– Я-то пойду, только кто, кроме меня, будет терпеть твой темперамент? Подумай над этим, когда отправишься на ярмарку леденцов и новых друзей. Долго придется искать, а покупка дорого тебе обойдется. Таких денег даже у тебя нет.

Да он издевается надо мной. Я не Марио, я такое терпеть не стану.

– Я не говорил, что твоя заботливость слишком уж наглая?

– Говорил, что родительская, женская, бесячая, ненужная, пустая, бесполезная. "Ах, как же ты меня достал, сукин ты сын!" Но наглая – серьезно?

– Серьезно. – Мой взгляд охлаждается до отрицательных температур. – Не лезь в мою личную жизнь. То, что между мной и Амбар, – только МЕЖДУ МНОЙ И АМБАР, это ясно? Хочу – грешу; тебя это никаким боком не должно касаться.

Он смотрит на меня долго и пристально, прежде чем спросить аккуратно:

– Не боишься, что всё может повториться?

– Я ничего не боюсь, – мрачно говорю я и добавляю про себя: "Только позволить себе полюбить вновь, если окажется, что выжил всё-таки я один".

***

– Теперь пусть каждый напишет одно свое правило, которое бы отвечало на ваше требование, как к вам нельзя относиться, – даю я задание старшеклассникам и классам помладше, когда Дилан завершает показ слайдов, где ярко представлены эпизоды школьного буллинга и их последствия.

Студенты собрались в зале школьного театра, чтобы мест хватило всем.

– Что-то довольно простое. Например, мне нельзя грубить, – дополняет Амбар, уверенно держась в роли спикера и руководителя по связям с общественностью. – Или нельзя видеть во мне толстосума с деньгами. Или же со мной нельзя поступать как с вещью. Что-то вроде насмешек, подножек в столовой, ледяных пыток в душевой. Всё, с чем вы когда-либо столкнулись в нашей школе. Можете написать, что никакой мерзкий сопляк, бездомная крыса, убогий стипендиат не может ни смотреть на вас, ни прикасаться. Это станет общим правилом, и вы не сможете ни смотреть, ни прикасаться к этим людям в ответ.

Вот хулиганка. Спрятав усмешку, я киваю, полностью поддерживая Амбар:

– Таким образом, мы составим свод правил, применимый ко всем. То есть, записывая правило, рассчитывайте на то, что и вам придется неукоснительно ему следовать.

Унылые рожи, глухие вопли и сморщенные носы – ничего другого я и не ожидал.

– Распоряжение директора, – заканчиваю я нахально, и эти избалованные отпрыски с трагическим видом принимаются заполнять пустые бланки.

– Ну хорошо, – по одному взгляду на Эстер Мастронарди понятно, что ей эта затея не зашла. – Я напишу «В этой школе, черт возьми, нельзя убивать!», и что, меня кто-то послушает?

– Эстер, закрой свой рот и делай, что велено, – угрожает девушке Дилан, тяжелым взглядом пригвождая к месту.

– А может, ты будешь со мной повежливее? – язвит она, и у парня тут же находится превосходный ответ:

– Нет. Пока ты внесла это в свой гребанный бланк.

– Эстер, – встреваю я, всё же вопрос был адресован мне. – Убийство само по себе явление крайней жестокости. Следует ли мне говорить о том, что убийца – личность вне моральных правил и не тот человек, кому мы можем сказать "не убивай"? Он зло. От нас тут мало что зависит. Дам дельный совет, сеньорита. Не дерзите и воздержитесь от громких фраз, подобной вашей. Убийцы этого не любят. Насмешка, любое оскорбление в их адрес – лишь вызов и повод совершить новое преступление, помните об этом. К счастью, вы ничего такого не имели в виду, я прав? – с нажимом настаиваю я, и студентка вынуждена пересилить свой нрав, чтобы ненароком не разозлить нашего школьного дьявола:

– Разумеется.

– Вот и отлично, – киваю я, неосознанно переводя взгляд на Амбар.

Почему она? Почему из всех девушек убийца нацелился на нее – и повторит ли покушение?

После собрания я оставляю девушку на серьезный… душевный разговор. Надо кое-что выяснить.

Я подхожу ближе и словно невзначай касаюсь плеча. И когда она, ударив меня волосами, резко оборачивается, я протягиваю ей батончик из торгового автомата.

– Поешь, – велю я и незаметно вдыхаю аромат ее волос.

Да, мне не показалось. Тогда, в темном переулке. Я нес ее на руках и всю дорогу чувствовал этот восхитительный запах. У меня чуть не поехала крыша, клянусь. Но теперь я готов признать, что столько совпадений даже для романтичной судьбы великовато.

– Мюсли, – у нее радостно загораются глаза. – Как ты угадал? Погоди, ты захватил его специально для меня или отдаешь из своих запасов? – Она так прямолинейна и честна, что я не могу не ответить улыбкой.

Я собираюсь спросить у нее: "Каталина? Это ты?" Вот сейчас.

Я открываю рот и… струсив, просто киваю:

– Для тебя. Подумал, после собрания ты точно будешь голодна.

Это пока лишь догадки – объясняю я свою нерешительность.

Нет-нет, вот сейчас я у нее спрошу. Но меня всего на секунду сбивает с мысли ее очаровательная улыбка, а потом она уже не замолкает:

– Знаешь, мой Лино тоже обожает эти мюсли. – Амбар разворачивает блестящий фантик и очень бодро откусывает. – Тащит их домой пачками и прячет в моей комнате. Я тихонько ворую и выгораживаю его перед Карлой. Она ругает его, жалуется нашему отцу. Но он слишком любит сына и журит так, для показухи. Пожалуй, Карла пытается быть для нас матерью. Особенно для Лино. Ну, понимаешь, быть строгой, воспитывать его хорошим человеком, окружить материнской любовью…

Или не сейчас.

Когда она так складно говорит, я начинаю сомневаться. Похоже, Амбар обожает своего младшего брата и ведет себя вовсе не как чужая в семье Кабрера. Я спугну и сильно обижу, если назову её именем бывшей.

– А недавно он склеил мой старый рисунок. Ты ведь в курсе, как работает чертов шредер? Он склеил всё, представляешь? Не перестаю им восхищаться. У меня под крышей живет чудо, гений, само обаяние, а не девятилетний ребенок. Ты чего так смотришь на меня? – Она замолкает, напоровшись на мой въедливый взгляд.

Я растерянно мотаю головой и потираю лоб.

– Ты извини, я должен идти.

– Подожди, – ее рука останавливает меня. – Ты же сам просил остаться. Для чего-то важного, верно? Не просто же так. Для чего я тут разряжала обстановку? Эй.

Амбар проникновенно смотрит мне в глаза.

– Ты передумал? В этом дело? – задает она наводящие вопросы, не желая со мной прощаться.

– А что я должен был передумать? – мой голос спокоен, хоть мне это и трудно дается.

– Мы друзья? – едва слышно шепчет она, скомкав побелевшими пальцами остаток мюсли.

Видимо, я должен ответить. Дальше тянуть нельзя.

– Да, наверное, так будет правильнее всего.

В ее глазах больше нет улыбки, и она не мигает.

– Но ты ведь собирался мне сказать совсем другое, – наконец произносит Амбар. Как всегда проницательно.

– Вовсе нет.

Она медленно кивает.

– Отлично. Ладно. – И натягивает улыбку. – Друзья тоже неплохо. Поговорим по-дружески. Марио, необязательно сейчас уходить, если у тебя нет важных дел, – девушка выразительно сверлит меня взглядом, и я думаю, что хотя бы тут могу уступить ей.

В конце концов, мое поведение некрасиво до омерзения. С Каталиной всё было проще. Никаких сложностей и перипетий, а тут колеблюсь как семнадцатилетний пацан, причиняя неудобства и себе, и ей – Амбар. Но тогда, на момент нашей с Кати встречи, у меня в мыслях не было никого. Я мог думать лишь о ней: Каталина вошла в меня легко, гладко, просто свернулась теплой кошечкой у меня в сердце, и я захлопнул собственный дом, занавесив все щели и окна, чтобы никто нам не мешал. А с Амбар так не получается. Пушистая шерсть Каталины повсюду, она во мне: она разбросала его на диванах, ковре, кровати – мне никак ее не собрать всю и не выбросить в разбитое окно, в котором сама она давно исчезла.