Читать книгу: «Как быть папой, а не отцом. Искусство воспитания», страница 3

Другой я в моём сознании

Я переживаю, когда вижу детей без сопровождения взрослых. Особенно если ребёнок идёт один по переулку или бродит по району в сумерках. Иногда я следую за ними, чтоб убедиться, что они спокойно добрались до дома.

Более десяти лет я думал, что так проявляю сочувствие к детям, что обделены родительской заботой. Мне было трудно смотреть на них, поэтому порой я делал вид, что ничего не заметил.

На сеансе с психологом я осознал, что видел в этих детях себя. Себя, что ждал маму с работы не раньше восьми вечера. Я снова видел в этих детях гнетущее одиночество из моих подавленных воспоминаний. Это моё бессознательное каждый раз давало о себе знать. Противостоять ему я был не в силах. Вот почему было так тяжело.

Я не доверяю психологам. Они лишь пробуждают воспоминания о детских травмах и перекладывают ответственность за все проблемы на родителей.

Одна из моих пациенток очень сердилась всякий раз, когда начинала плакать. Мол, зачем я задаю ей все эти вопросы о детстве? На самом деле я этого не делал. Эта тема всплывала сама собой по ходу нашей беседы. Пациентка просто отвечала на мои вопросы, и вдруг находился повод для слёз. Это путешествие в бессознательное открыло ей, что «прошлое» – всё ещё важная часть её жизни.

Я не придерживаюсь мнения Фрейда о том, что «настоящее является продуктом прошлого» и что прошлые травмы связаны с настоящим. Честно говоря, я не настолько хорошо знаком с самим Фрейдом, чтоб называть себя фрейдистом. Но чем больше мы с пациентами пытаемся найти путь к восстановлению и чем сложнее и болезненнее он становится, тем чаще сталкиваемся лицом к лицу с детством. Иногда это смутные воспоминания, иногда очень яркие картинки из прошлого. Детство тесно связано с нашей болью и травмами.

Для младенцев, а также трёх- и четырёхлетних детей, которые зовут маму, чтоб напомнить о себе, единственным островком безопасности представляются родители. Дети такого возраста неразрывно связывают их с самим выживанием. Это объясняется тем, что стиль родительского воспитания неизмеримо влияет на ребёнка. Дети реагируют на поведение родителей по отношению к ним, и так по кругу. В итоге формируется собственный инструмент выживания. Его уже не так легко сменить в зрелом возрасте.

Неожиданное появление «незнакомого я»

Другой мой пациент, Кёнсу, руководствовался принципом «послушания». В детстве он усвоил, что оно влечёт за собой вознаграждение. Необязательно прислушиваться к собственным желаниям.

«Если ты будешь вести себя тихо, мама даст тебе…», «Хорошие дети сначала делают домашнее задание», «Папа считает, так будет лучше»… Может показаться, что это не такое уж большое дело, но требование «послушания» даже в таких незначительных масштабах, а также материальное и психологическое вознаграждение за него принуждают ребёнка внимательно следить за желаниями родителей. Это заставляет вас выбирать не «то, что хочу я», а «то, что хотят от меня другие». Потому что только так вас признают и поощрят.

Поэтому Кёнсу даже не пытался следовать своим потребностям. Он считал, что счастье в том, чтобы исполнять желания других. Но счастье других не означает ваше счастье. Можно убеждать себя в обратном, но с подобным отношением к жизни «счастливый конец» обойдёт вас стороной.

Осознание приходит из ниоткуда. Возникает вдруг, когда вы ещё учитесь в школе и находитесь в самом разгаре полового созревания, когда в свои 20 блуждаете по жизни, когда недавно женились, когда находитесь в середине жизненного пути или даже в его конце. Наступает момент, когда то, чего действительно желает ваше «я», поднимается из глубин души и обнажает всю несправедливость. Когда этот момент наступает, мы озадачены незнакомым вызовом своего «я» и инстинктивно ищем что-то новое.

Так человек становится обузой для окружающих, особенно членов семьи и коллег. Им неприятна эта метаморфоза покорного и добродушного существа. Будь то старшеклассник, с криками хлопающий дверью, или студент-прогульщик, легко теряющий самообладание, а может быть, человек среднего возраста, принявший решение развестись, или уже пожилой, – всё это результат вызова незнакомого «я». С этого момента уже не вернуться к привычной модели послушания.

Какой у меня инструмент выживания?

Я вовсе не хочу сказать, что инструменты, которые приобрели Суён и Чжунхо, Ёвон и Кёнсу, стали результатом событий их детства. Вполне возможно, что на это повлияли и другие факторы. Это всего лишь моя точка зрения как психолога.

Существуют десятки причин выкидыша, которые могут превратить такое радостное событие, как беременность, в нечто душераздирающее, и тысячи причин рака, который даже в век продвинутой медицины является бичом современности. Но отказ от алкоголя и курения, полезный для здоровья роженицы и ребёнка, воздержание от еды, что может вызывать рак, кажутся вполне здравыми мыслями. То же применимо и к идее о том, что настоящее – продукт прошлого. Я хочу сказать, что такой подход к жизни также заслуживает внимания. Я лишь смотрю на мир и людей с этой точки зрения и пытаюсь помочь своим пациентам.

Обоснованная родительская реакция помогает детям почувствовать себя в безопасности. Затем они используют эту безопасность как инструмент для создания здоровых отношений с другими.

Но родительское пренебрежение, жестокость и агрессия заставляют ребёнка почувствовать угрозу и что-то сделать с субъектом этих действий. Формируются определённые реакции: преувеличение значимости проблем, излишняя рискованность, потребность в опоре и покорность. Это не хорошо и не плохо. Все мы используем эти реакции как ключевой инструмент в формировании отношений.

Если вы думаете, что цель сеанса с психологом – выявить ошибки родителей и предоставить решение, то у вас неверное понимание этой области. Настоящая цель состоит в прояснении инструментов, которыми пользуется пациент, и их истоков. Люди применяют эти инструменты «бессознательно». Мы избегаем конфликтов, бессознательно полагаясь на кого-то, бессознательно зацикливаясь на балансе, бессознательно влезая в неприятности и бессознательно принимая других. Работа со специалистом призвана сделать эти инструменты, глубоко скрытые в бессознательном, доступными сознанию.

Осознание себя – «Я со всем безоговорочно соглашаюсь», «Я ввязываюсь в неприятности, чтобы привлечь внимание к себе», «Я постоянно анализирую поведение других», «Я всегда была зависимой от окружающих» – первый шаг к определению своих инструментов. Второй шаг – выяснить, откуда они взялись, а это значит встретиться лицом к лицу с собой в детстве. Это требует большой смелости и профессионального сопровождения, потому что человек бессознательно избегает столкновения с обидами, страхами и травмами детства.

Этот ответственный момент, когда во время сеанса папы набираются смелости взглянуть в лицо своему детскому «я», – очень значимый опыт как для психолога, так и для пациента. Столкновение с болью пациента от материнского пренебрежения и отцовского равнодушия не призвано вызвать гнев в сторону родителей и переложить на них ответственность. В ходе этого процесса возникает более глубокое понимание родителей, что может привести к изменениям в отношениях с ними. Иногда люди выпускают гнев, но он направлен на того родителя, что «неправильно» поступил с ними в детстве, а не на нынешнего. Они не должны были так себя вести, однако, преодолевая этот гнев, пациент может лучше понять родителей, у которых не было другого выбора. В итоге этот процесс приводит к новому осознанию нынешнего себя и формированию безграничной тяги к жизни. А она – отправная точка для трансформации отношений с окружающими.

Почему родительская реакция по отношению к ребёнку должна быть обоснованной

Совершенно ясно, что ребёнок, блуждающий один по ночному переулку, – зрелище, на которое я не могу нормально смотреть из-за собственной боли, – отражение моего «я». Иногда этот ребёнок – мой сын. Вот почему бывает, что папы не воспринимают своих детей так, как их матери, бабушки, братья, сёстры и другие родственники. Всё потому, что они вдруг видят в них себя. Если дело в душевных ранах отца и его обидах, они обязательно повлияют на его отношение к ребёнку. Он и сам не знает, что это за внезапные чувства.

Например, представьте, что ребёнок играет с младшими или старшими братьями/сёстрами. К некоторым из них папа чувствует бόльшую привязанность, а значит больше беспокоится, к другим наоборот – бόльшую отстранённость. Об этом знают и папа, и мама.

А что дети? Они это понимают? Отец рассматривает своё поведение как некую миссию во имя ребёнка и семьи, за счёт чего старается не замечать боль глубоко внутри него самого.

Если в какой-то момент ваш ребёнок просто играет, а вам захочется «исполнить свою миссию», я желаю вам встретиться с детским «я», что живет внутри вас. Это нелегкий путь, но именно он станет самым важным компонентом для здорового развития в роли отца.

Я больше не испытываю грусти при виде гуляющего в одиночестве по переулку ребёнка. Он в безопасности. Он не «я», а чьё-то драгоценное дитя. Одно дело – видеть ситуацию, как она есть, и совсем другое – смотреть на неё сквозь призму чувств, скрытых глубоко в бессознательном. Теперь я вижу спокойные и счастливые лица детей. Я больше не вижу в них «спроецированную версию себя», созданную моими бессознательными чувствами. Я нахожу себя в себе, а не в незнакомом ребёнке.

Делать вместе, а не обучать

У меня не было отца. Точнее, он был, но не то чтобы его можно назвать моим отцом. Звучит странно, но так и есть.

Отец ушёл к другой семье, когда мне исполнилось два года, так что можно считать, что его и не было. Немногочисленные воспоминания о нём строились на редких моментах наших встреч, когда он обучал меня чему-то.

Из-за отца матери пришлось покинуть дом свёкра и свекрови с двухгодовалым ребёнком на руках. С тех пор она воспитывала меня одна, а на каникулах отправляла в дом дяди или отца. В то время не было ни мобильных, ни стационарных телефонов, поэтому я просто неожиданно объявлялся у отца на работе, а он забирал меня к себе. В его доме я проводил месяц или около того, а потом возвращался обратно.

Видели? Это мой папа!

Есть у меня об отце и хорошие воспоминания. Я тогда учился в четвёртом классе, и отец пришёл в школу поговорить с классным руководителем. С собой он принес 50-томное «Собрание мировых шедевров детской литературы». Я был преисполнен гордости. Все дети смотрели на меня и, казалось, завидовали. Я вышел из класса, держа отца за руку. Неописуемый восторг, что я тогда испытал, был настолько ошеломляющим, что я до сих пор, спустя 40 лет, отчетливо ощущаю его.

Видели? Это мой папа!

Будучи учеником младшей школы, я почувствовал, что нахожусь в надёжных руках, когда отец тянул меня за собой на глазах у всех одноклассников. Это было скорее разовое событие, но оно надолго осталось в моей памяти. Как ни странно, этот опыт стал прочным эмоциональным фоном, который не позволил мне отчаяться и опустить руки в комнатушке, где мы жили с мамой. Удивительно.

В реальности же это была не более чем детская фантазия. Интересно, ощутил бы я ту же гордость, если бы не отец, а директор вышел со мной за руку из класса или богатый дядя с личной машиной? Вдруг появиться и разок взять ребёнка за руку не значит быть отцом.

Ребёнок растёт, наблюдая за отцом

Давным-давно З. Фрейд выдвинул концепцию, которая потрясла всех, – эдипов комплекс. Этот феномен, объясняющий социализацию мальчиков и формирование супер-эго, впервые был представлен в книге «Толкование сновидений» (1899). Согласно ей, мальчики в возрасте от 4 до 6 лет, находящиеся на фаллической стадии, представленной желанием доминировать над матерью, вступают в неизбежную конфронтацию со своим отцом. Несмотря на многочисленные споры и разногласия вокруг этой концепции, все ученые сходятся в одном – в необходимости «благополучного преодоления» эдипова комплекса.

Ребёнок понимает, что конкурентная борьба с отцом за мать – в итоге бессмысленна, и отказывается от неё. Этот отказ приводит к «отождествлению с отцом». Объект, который был сильнейшим врагом, превращается в объект сильнейшего поклонения. Это очень важная отправная точка в процессе выживания и развития мальчика в социуме. «Отождествление с отцом» – основа обучения для здорового существования в обществе.

Через отца ребёнок усваивает общественные нормы, перенимает негласные, но строгие социальные обычаи и уклад жизни. Сын ходит как отец, ест как отец, говорит как отец, и ведёт себя как отец.

Даже если вы не знакомы с теорией З. Фрейда, то все равно одобрительно кивнёте: сын подражает отцу в повседневной жизни. Чтобы ребёнок мог вписаться в общество, в котором родился, отец должен «быть вместе» с ним, чтобы тот мог у него учиться. В действительности многие вещи, которым, как нам кажется, мы должны «научить», ребёнок усваивает посредством наблюдения за «жизнью отца», раскрывающейся через его поступки и манеру поведения. Это то, чему нельзя научить словами.

Поэтому папа должен не учить, а показывать. Само его существование становится для сына уроком, образцом для подражания, демонстрацией обязательных жизненных ценностей, а также дорогой преодоления бесчисленных трудностей, встречающихся на жизненном пути. Человек развивается не путём обучения, а путём непосредственного примера. Чаще всего таким примером выступает фигура папы.

Самая большая трудность для таких людей, как я, переживших эдипальный период без отца, – это отсутствие объекта отождествления. Работа с пациентами убедила меня в этом. Важнейшим условием отождествления является «совместное действие». В моё время, да и сейчас, с развитием Интернета и различных СМИ, всегда существовало место для обучения, помогающего людям адаптироваться к обществу, в котором они живут. Эту роль выполняют не только государственные образовательные заведения, такие как школа, но и религиозные учреждения – церкви, соборы и буддийские храмы. Людей, неспособных к обучению, следовательно, не приспособленных к социуму и создающих проблемы, не так уж много.

Нужно не учить, а быть вместе. Это «совместное действие» ещё более необходимо для детей при переходе от младенчества к детству.