Читать книгу: «Жизнь обязательно будет»

Редактор Татьяна Казанцева

Редактор Диана Тимонина

Корректор Ирина Суздалева

Дизайнер обложки Ольга Третьякова

Более современные фото Арвид Эйхгорн

© Эльвира Юдина, 2025

© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0064-8769-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Они выстояли, словно ветви деревьев, которые сильный, холодный ветер с дождём нещадно клонил к земле, не позволяя им подняться. Там, у земли, эти ветви начнут свою новую жизнь. Эта жизнь будет совершенно другая, но она обязательно будет.

Эльвира Юдина

Память. Что это? Думаю, многие задаются подобным вопросом. Память хранит всё: чувства, эмоции, сцены из жизни — яркие и тусклые картинки, воспоминания из детства. Предаваться воспоминаниям – словно смотреть многосерийный фильм, в котором ты сценарист, актёр и зритель одновременно.

Память. Как же с ней поступить? Что же делать с этими воспоминаниями? Помнить или лучше забыть? Иногда хочешь забыть — всё, что ранило, приносило слёзы, горе, душевную боль и разочарование — но не можешь. Стараешься вспомнить радость, тепло, нежность любимых рук, смех детей — но эти воспоминания тревожат душу до слёз, и порой даже нет желания бередить свою память. Ведь от радостных воспоминаний горечь утрат, потерь и разлук становится ещё сильнее. Ты вспоминаешь о тех родных, друзьях, знакомых, которые сегодня могли бы жить, любить и радоваться. Но им уже не суждено.

Почему-то всё в этой жизни делится пополам. Дана была долгая жизнь — но в ней не было любви и радости, дана была любовь — но жизненный путь оказался слишком коротким, чтобы ею насладиться. Наверное, каждому своё. У каждого человека свой путь, каждый несёт свой крест. Но ещё человек несёт с собой по жизни эту уникальную копилку под названием «человеческая память». Она порой бывает такой жестокой и тяжёлой, что многие люди пытаются её выбросить в пути; всё забыть, стереть. Для этого уезжают в другие страны и города в надежде убежать от себя и начать совершенно новое жизненное путешествие. Некоторые же уходят в себя, пристращаясь к пагубным привычкам, лишь бы спастись от болезненных воспоминаний. А причин для этого иногда более чем достаточно. Одинаково память мучает тех, кто причинил боль, другому и тех, с кем поступили несправедливо.

Современные психологи убеждают нас в том, что нужно жить настоящим и будущим. Жить прошлым — это путь в никуда. А если прошлое не даёт уснуть и мучает каждую клетку твоего сознания? Всему виной память. Память обид, злости и зависти людей. Память об отношении человека к человеку. Память ощущения, что ты заперта, словно птица в клетке, а выбраться нет ни сил, ни возможности, — хочешь изменить, но не можешь. Всё тщетно. Отдаёшься судьбе и становишься невольным наблюдателем её проявлений. А твоя память всегда с тобой. Она напоминает тебе о прошлых радостях и ошибках, об обидах и прощениях. Что же нужно было пережить человеку, чтобы это осталось в его сердце и мыслях навсегда?

Так что же делать с памятью? Жить и помнить? Помнить и жить? Да, помнить и жить, исправлять свои собственные ошибки и прощать ошибки и несправедливости окружающим людям. Да, прощать! Это значит не отвечать злобой на злобу людей, самим не делать никому гадких поступков, не зависеть от мнения других; значит быть свободным в своих помыслах, не пресмыкаться. А идти своей дорогой по жизни; это значит принимать повороты судьбы с огромным терпением и всё время работать, строить, созидать, укреплять, верить, любить, рисовать, петь, шутить и смеяться. Да, всё время шутить и смеяться трудностям в лицо, гадким и подлым людишкам, смеяться и идти по жизни с высоко поднятой головой; не бояться сказать правду себе и другим. Вовремя прийти на помощь нуждающимся, никогда никому не завидовать, оставаться чистым, добрым и светлым человеком, всегда оставаться самим собой и не изменять своим принципам. Любить своих родных, близких и детей; быть как горная река — сколько в неё ни кидай грязи, а она всегда остаётся чистой и прозрачной. Таким и оставался многострадальный народ этнических немцев в России. Для многих из них наша страна стала последней пристанью в их нелёгкой судьбе. Холодной же пристанью для русских немцев, как их ещё называют, стали Алтай, Сибирь, Казахстан и Урал.

Я с раннего детства слышала немецкую речь. На немецком языке говорили все вокруг меня: бабушка, дедушка, тёти, дяди и мой папа. И я говорила на этом же языке. Только отдельными словами, фразами. Иногда вместе с бабушкой я пела фразы из песен на немецком языке. Как, бывало, затянем с ней русскую народную песню «В низенькой светёлке огонёк горит…», да на два голоса, – вот оно, чувство причастности каждого народа огромной тогда страны, Советского Союза, к своей Родине. Потому что пели русскую народную песню на немецком языке. В совершенстве я языком, конечно, не владела. Но так хотелось. Очень хотелось понимать, о чём они говорят. Смешно было слышать, как сквозь немецкую речь проскакивал русский мат. На мой вопрос дедушке, почему он матерится на русском, неужели нет таких же слов в немецком языке, он отвечал, громко смеясь: «Таких слов – точно нет».

Как ни странно, я считала своим родным языком немецкий. Хотя это мой родной язык ровно наполовину, как и русский. На русском говорили моя мама и папа. Однако папа часто общался со своими родными на немецком языке. В детстве я не понимала, почему именно в этом доме звучит другой язык, другая речь. Но когда я стала подрастать, то начала понимать отчётливо, что даже мои имя и фамилия отличаются от имён и фамилий тех, кто жил в нашем селе – Эльвира Эйхгорн, и это мне нравилось. Я никогда не стеснялась своей фамилии и своего происхождения.

В детстве я задавала родным так много вопросов, что они уставали от меня. Мне было интересно к ним приходить, общаться с ними, больше узнавать о них и их жизненном укладе, учиться у них. Мне хотелось быть похожей на этих людей. Для меня они были уникальными и очень отличались от других. Их быт, кухня и традиции – всё это вызывало у меня восхищение. Не было ни дня, чтобы я не пришла в этот, как мне казалось в детстве, большой дом. Там я чувствовала себя свободно, комфортно и спокойно.

В доме всегда царила творческая атмосфера. Все его обитатели играли на музыкальных инструментах. Дед даже писал копии картин, поэтому в доме царил стойкий запах свежих масляных красок. Он очень хорошо рисовал, занимался фотографией. Жители села Большебрусянское обращались к нему с просьбами, чтобы он нарисовал им картину, или приглашали его на семейные торжества запечатлеть на фото яркие события. Иногда школа, совхозная контора и больница заказывали у него оформление стендов и плакатов. Тогда в большой центральной комнате мне приходилось наблюдать странное сооружение: на спинках двух стульев, повёрнутых на расстоянии друг к другу, лежал деревянный стенд, обтянутый белым листом ватмана. Это дед готовил стенд к оформлению. Сначала лист ватмана смачивался водой, затем в мокром состоянии он натягивался на стенд, закрепляясь канцелярскими кнопками. Между собой листы ватмана склеивались клеем. Его изготовляли из кости животных, поэтому в комнате долго сохранялся не очень приятный запах. По сути, это был запах падали, но это не пугало меня. Я просила у деда бумагу, краски, кисть и тоже начинала рисовать. Бабушка ворчала на меня и на деда: я могла рисовать не только на листе ватмана, но и на полу. Мой наставник меня защищал и строго наказывал жене не мешать мне.

После творческой работы мы, «художники», садились поедать бабушкину вкуснятину. Перед ароматом её выпечки невозможно было устоять. Запах бабушкиных котлет с чесноком и выпечки по исключительным немецким рецептам сводил с ума. Иногда дед мог сам приготовить еду. Он отменно готовил щи с кислой капустой и свиным салом. А вприкуску с хлебом и свежим луком, который я макала в соль, получалось невероятно вкусно. Летом он делал окрошку на домашней простокваше с редиской, огурцом и зеленью. Мог натушить квашеную капусту со свининой и угощать меня. Я сидела за столом на его худых коленях и уплетала, за обе щёки. Дед, расплываясь в широкой, доброй улыбке, задавал мне один и тот же вопрос:

– Эльвирочка, ты любишь кушать?

Я отвечала ему кивком головы, потому что рот был занят вкусной едой, приготовленной самим дедом или бабушкой. Аромат вкуснятины разносился по всему дому, зазывая всех его обитателей к столу. Кухня была небольшая, там свободно могли расположиться только два-три человека. А пообщаться за едой хотелось со всеми членами семьи, и тогда все переходили кушать в большую комнату, усаживались там за круглым столом. После обеда или ужина со стола убирали посуду и накрывали его мягкой бархатной скатертью лилового цвета с кистями.

Когда растёшь в творческой семье, сам поневоле становишься творческим человеком. Я хорошо пела, рисовала, немного играла на фортепиано и маленькой скрипочке; писала детские стихи, небольшие рассказы и интересные детские истории. Это формировало моё представление об индивидуальности личности, семьи и целых народов, этносов, об их традициях, устоях и менталитете. Позднее, когда я стала взрослее, мне понадобилась помощь в изучении иностранного языка. Изучала я немецкий и помощь получала, но крики и шум при переводе слов были «до потолка». Знание языка на том диалекте, на котором говорили мои родные, совершенно не совпадал с переводом слов в учебнике. Тем интереснее было мне на уроке. Я знала несколько вариантов перевода слов и предложений, хотя со стороны учителя немецкого языка мои переводы часто подвергались критике.

Люди в моей немецкой семье были трудолюбивыми, они научили меня многому. Из рассказов бабушки Эмилии я постепенно узнала об их нелёгкой судьбе, похожей на тысячи судеб таких же этнических немцев. При любой возможности она вновь и вновь начинала рассказ о своей жизни на малой родине, в Саратовской области, до Великой Отечественной войны. Воспоминания, пересказанные дрожащим голосом, после слёз всегда заканчивались весёлой шуткой или песней. Сложные перипетии судьбы не сломали этот народ. Они так же продолжали петь, шутить, воспитывать внуков, работать на своих земельных участках, ухаживать за домашним скотом и держать в чистоте и порядке свой дом. Они сохранили силы жить с улыбкой даже после того, как их лишили этого счастья.

Дед никогда ничего не рассказывал мне о себе. О его жизни и судьбе я узнавала исключительно от бабушки, хотя он проводил со мной много времени. Он научил меня рисовать, играть на фортепиано и скрипке, учил нотной грамоте, культуре исполнения песен и музыкальных произведений на сцене. Мне очень нравилось смотреть с ним художественные фильмы по телевизору, сидя вместе на мягком диване. На протяжении всего просмотра я приставала к нему с одним и тем же вопросом: кто же из героев в кадре говорит правду, а кто обманывает? Это для меня был вопрос жизни и смерти. Даже в раннем детстве я была сторонником справедливости и честности, и в героях фильмов мне всегда нравились именно эти качества, но в силу детской наивности я не понимала, кто из них честен и справедлив, поэтому и спрашивала мнение деда. Меня мои родные часто сравнивали с дедом, считая, что я похожу на него способностями, называя меня «Арвид Яковлевич в юбке». Я родилась 16 января, а его день рождения был 14 января. Наверное, во многом это объясняло наше с ним сходство, оба Козероги по знаку зодиака.

Вообще, мне в жизни очень повезло. Я виделась, дружила и общалась с моими бабушками и дедушками. И я с огромным уважением и благодарностью вспоминаю их всех. С маминой стороны это коренные жители Урала с исконно русскими традициями. С папиной, – это этнические немцы с Поволжья. Обе семьи были интеллигентными. А люди в них образованные и порядочные, которые бережно хранили традиции и ценности своего рода. Среди них были учителя, воспитатели, агрономы и музыканты. Они походили друг на друга музыкальностью, неограниченными творческими способностями. Все мои бабушки и дедушки, как и положено творческим личностям, были очень эмоциональными. Целые сцены разыгрывались при ссоре семейных пар, с криками и размахиванием рук. Зато все всегда знали, кто и чем недоволен. Кроме этого, они привили мне очень ценное качество – это трудолюбие, а также понимание того, что ничего из ничего не берётся – только трудясь можно чего-то достичь в жизни. Обе эти стороны вложили в меня определённые жизненные принципы, главные из которых честность, открытость; не бояться сказать правду в глаза, всегда помогать людям, быть доброжелательным человеком. А самое страшное для меня в жизни – соврать, обмануть. За подобное детей наказывали в семье и объясняли, к чему может привести ложь. Бабушки и дедушки мне всегда говорили: «Ничего и никого никогда не бойся в жизни, если ты идёшь честной дорогой».

Это было давно

Арвид зашёл в учительскую после окончания четвёртого урока, поставил в ячейку классный журнал 7-го «А» класса и сел на небольшой диванчик возле окна. Тут же отдыхали между уроками несколько учителей, которые по обыкновению обсуждали проблему с дисциплиной подростков в школе. Через пару минут в учительскую ворвалась учитель математики Валентина Ивановна Кононова. Она небрежно бросила Арвиду на колени небольшую фотографию с изображением Бранденбургских ворот в Берлине. С надменным выражением лица она громко и с вызовом спросила:

– Арвид Яковлевич! Ну что, узнаёте? Вы там были, наверное, не один раз? Гуляли там, наслаждались жизнью, да? – Она села на стул и вульгарно закинула ногу на ногу.

В учительской наступила тишина. Все, кто был в учительской, остались сидеть на своих местах, внимательно наблюдая за происходящим.

– Да, я узнаю это сооружение, но я там никогда не был и никогда там не гулял, и там не наслаждался жизнью, – с едва различимым акцентом, очень спокойно ответил Арвид.

– Да ладно, что же вы отпираетесь?! – продолжала учительница математики.

Арвид встал с диванчика и очень интеллигентно вопросительно произнёс, глядя прямо на Валентину Ивановну:

– Вы дура? – И вышел в коридор, даже не хлопнув дверью.

Вообще, такое поведение Арвиду было несвойственно. Он от природы был очень эмоциональным и импульсивным, но в данной ситуации он понял, что, даже если кричать и размахивать руками, этой женщине уже не помочь – она глупа, самолюбива и способна на подобные провокации.

Арвид направился в свой кабинет на втором этаже. Пока он шёл, мысли не покидали его. Как же учитель с высшим образованием, не зная истории страны и народов, может так говорить? Если учителя не знают и не понимают, значит, и детям они не смогут объяснить, почему в Советском Союзе живут люди разных национальностей и откуда в середине XX века на Урале появились немцы. Всем казалось, что это освобождённые из плена фашисты остались жить на Урале и в Сибири. Многим Арвид рассказывал истинную историю, но говорить об одном и том же, уже устал. Обо всём, что пришлось пережить немцам с Поволжья в период войны и после её окончания, и представить трудно. Память вернула его на малую родину, на Волгу. В голове пронеслись рассказы его отца и деда.

Это было, очень давно. В середине XVIII века в Германии не хватало земель для крестьян. Особенно страдали от малоземелья, живущие в юго-восточной части Германии крестьяне из Баварии. Бавария являлась самой крупной землей Германии. Столицей этой большой части Германии считался город Мюнхен. Земли не хватало и потомственным крестьянам Силезии, расположенной вдоль реки Одра. Эта территория часто переходила из рук в руки соседних стран – Германии, Польши и Австрии. Этим и объясняется переселение в Поволжье в XVIII веке немцев и поляков. Кроме этого колонисты приехали из Бадена, Пфальца, Гессена и Рейнской области. Среди этих людей впоследствии было много смешанных браков. Колонисты переезжали так же из Австрии, Швейцарии, Бельгии, Франции и Голландии.

Баварские крестьяне и крестьяне из Силезии и Саксонии были трудолюбивы. Трудолюбием и расчетливостью в ведении хозяйства отличались немцы и из других земель. Но небольшая территория Германии не позволяла развернуть сельскохозяйственную деятельность до таких размеров, чтобы прокормить семьи. Часто в середине XVIII века в баварских деревнях возникали крестьянские волнения из-за нехватки земельных угодий. Работа крестьян для многих являлось единственным источником пропитания. Немецкие крестьяне испытывали на себе экономическое притеснение властей.

Практика переселения крестьян из европейских государств была распространена в период правления Екатерины II. Территория Нижнего Поволжья не использовалась в России, так как это была практически степь, потому и малозаселённая. Для освоения таких территорий и были в Россию переселены немцы. Первые переселенцы из Германии массово прибыли в Россию в период правления Екатерины II в 1763 году. Екатерина II была щедра к своим немецким собратьям. Через манифест «О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору» она разрешила переселяться им на любые понравившиеся территории Поволжья и закрепила за ними определённые льготы. Для переселенцев-колонистов были снижены налоги, дано было право на любое вероисповедание.

Следующая волна переселения происходила уже во времена Александра I в 1804 году. Но так называемый второй поток немецких крестьян-переселенцев был менее свободен в плане выбора пустующих земель. Однако ещё оставались территории на левобережье Волги. Там и были поселены немецкие колонии в начале XIX века. С 1918 по 1924 год на территории Поволжья была установлена Немецкая Автономная область, а затем, в 1924 году, была образована Автономная Немецкая Республика. Столицей был назначен переименованный в 1931 году город Энгельс (ранее этот город назывался Покровск). Так же в период переселения немецкие колонисты основали город Маркс в Саратовской области, который неоднократно менял свое название: Екатеринштадт, Баронск, Екатериноград. Немецкая Республика полностью обеспечивала себя сельскохозяйственным продовольствием: мясом, овощами, фруктами. Таким образом, к началу XX века был сформирован отдельный народ из потомков германских государств на территории России.

Часто приволжские степи подносили сюрпризы в виде засухи и сильных ветров. Солнце палило, убивая все растения, посаженные немецкими крестьянами. Луга высыхали, и корма́ для животных становились скудными. После частой засухи в Поволжье наступал голод. Но вскоре трудолюбивые немцы научились выращивать овощи и зерновые и в этих непростых природных условиях. Они выращивали луговую пшеницу, рожь, овёс, табак, ячмень. Особенно удавалось получить хороший урожай от бахчевых культур. В общем, немецкие колонисты жили в достатке благодаря своему трудолюбию, немецкой бережливости и льготам. Они занимались эффективным ведением сельского хозяйства. Во многом им помогала самая крупная река в России – матушка-Волга.

Волга. Красавица. Однажды мне довелось увидеть эту великую реку своими глазами. Музыка её волн навсегда осталась в моей памяти. Я стояла на берегу и взглядом охватывала речные горизонты. Противоположного края реки мне не было видно. Волны с приятным шумом бились о крутые берега. Тогда я впервые увидела всю мощь самой крупной реки нашей большой страны и поняла, почему её так любили жители Поволжья: она кормилица, а значит, и спасительница для всех людей, поселившихся на её берегах. Немцы-колонисты о ней говорили как о живом человеке. Называли её «помощницей», «подругой», «защитницей». Особенно река спасала в самые засушливые периоды, когда природа совсем забывала о дождях, когда дули жаркие сухие ветра и палило солнце. В огромных садах на Волге росли яблоки. На бахчах зрели арбузы. Из яблок делали сухофрукты, варили варенье и повидло, а арбузы перерабатывали и варили арбузный мёд. Реже арбузы солили в деревянных бочках. Кушали это всей большой семьёй за одним столом. За стол садились члены семьи, предварительно переодеваясь в чистую одежду. Мужчины одевались, как правило, в белые рубашки с отложенным воротником. Главы семьи носили жилеты, полукафтаны, сапоги и башмаки с пряжкой. Мужчины отдавали предпочтение коротким узким брюкам и шляпам с широкими полями. Но при входе в дом и когда садились за стол, головные уборы снимали. Женщины чаще всего носили одежду чёрного и синего цветов – юбки и рубашки, фартуки, или их ещё называли передниками. В моде у женщин был лиф-корсаж со шнуровкой. На голову они надевали чепец.

Немец-колонист отличался от германца. Отмечалось, что поволжские колонисты имели более жёсткие нравы и высокую дисциплину. Также они были очень набожными, исповедовали преимущественно лютеранскую, протестантскую и католическую веру. Культура быта и традиций была иной, нежели у жителей Германии. С русскими не сближались, хотя некоторые поселения в Поволжье находились рядом с русскими. Колонисты сами придумывали себе названия: Wolgakolonisten (Вольгаколонистен) и Wolgadeutsche (Вольгадойче).