Читать книгу: «Чёрный юмор серых будней»

1. Кому не спится в ночь глухую

Бабка позвонила во втором часу ночи. Матвей спросонья подумал, что это его тётка из посёлка Богуславка, невесть каким образом прознавшая номер рабочего сотового. Пока врубался, пока, чертыхаясь, прыгал по комнате, не попадая ногами в штанины, а руками – в рукава, бабка продолжала зудеть в трубке, как писклявый до зубной боли комар-одинец. Вообще-то, зудела бабка по делу. На кладбище, возле которого стоял бабкин кособокий дом, только что, крадучись, пробрался человек с лопатой.

В их городе, не особо большом, но и не сказать, что совсем уж захудалом, имелось два кладбища. Одно, старинное, ещё со времен первопоселенцев, с каменными беседками и облупленными дородными ангелами, было уже давно закрыто, вокруг него, не пугаясь соседства, стояли дома частного сектора. Второе, современное, расположилось почти на окраине. И в последнее время на обоих кладбищах происходила какая-то чертовщина.

Акты вандализма, конечно, в городе совершались и раньше. Матвею рассказывали жуткие истории про свихнувшегося от горя мужика, у которого жену и ребёнка насмерть задавил большегруз, а он потом их выкопал и домой принёс; про разрытые могилы местных богачей. Но это всё были единичные случаи, и гробокопателей обычно быстро ловили: чаще всего ими оказывались местные бомжи или подростки. Теперешняя ситуация была совсем другой.

Могилы вскрывали обычной лопатой, гробы – ломиком. Тела умерших аккуратно извлекали, а потом так же аккуратно закапывали обратно. На этом аккуратность заканчивалась. Поваленные кресты и памятники через раз оставались валяться на тропинках между могил, среди разбросанных цветов и венков. То, что тела из могил и гробов извлекались, подтверждали родственники, присутствовавшие при эксгумации – другое положение тел, смятая одежда. Но никаких отрезанных носов и прочих непотребств – выкопали, повертели, закопали обратно. Странные какие-то вандалы. Или вандал. Осмотр нескольких таких распотрошённых могил позволял почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что раскапывал могилы и тревожил покойников один человек, судя по отпечаткам обуви – не особо крупный и тяжёлый. Подросток какой-нибудь. Вот только для чего он это делал?

На Матвея, как на самого молодого в отделе, сгрузили все безнадёжно зависшие бытовухи. Он не протестовал – по складу ума и характеру Матвей был больше дознаватель, чем оперативник. Что совершенно не вязалось с его внешностью: вымахал Матвей ростом под два метра и обладал внушительной мускулатурой. Но вот парадокс: при таких физических данных был он человеком до крайности добродушным, драться не любил, хотя и умел, а от тщательных кропотливых поисков причин и следствий приходил просто в экстаз. Готов был часами сидеть над документами, вычерчивать схемы, строить догадки. Любил вызывать свидетелей на откровенные разговоры и умело наводил их на нужные воспоминания. За время работы в отделе эту его особенность оценили все, и без стеснения спихивали на лейтенанта Карпухина случаи с пропавшим с чердака бельём и угнанным со двора «Запорожцем» без колёс. Вот и гробокопателя сгрузили, ибо было это дело хоть и неприятным, но тихим, смертью никому не грозило, а родственники шум не поднимали, ждали, а что им ещё оставалось? Ведь те, кого надо было защитить в этой ситуации, уже и так были мертвы.

Машиной Матвей пока не обзавёлся, вызывать дежурную не стал, положившись на свои тренированные длинные ноги. И правильно сделал – к старому кладбищу от Матвеева дома было сподручнее добираться по переулкам, где только боком и протиснешься. Через четверть часа после звонка своей осведомительницы Матвей уже стоял перед коваными воротами, выравнивая дыхание и проверяя, на месте ли фонарик и служебный пистолет. Всё было при нём, предполагаемое место очередного акта вандализма ярко освещала полная луна, и Матвей решительно полез через ограду, потому как на воротах висел внушительный ржавый замок.

Блуждать ночью среди могил даже с оружием страшновато, но Матвей в привидения не верил, хотя не отрицал возможность реинкарнации. Иначе как объяснить, что его нынешний начальник ну просто вылитый бабушкин давно почивший с миром кот – по своей манере съедать за раз литр сметаны? С одной лишь разницей – начальник сметану ел с хлебом, а бабушкин кот просто так. Но оба делали это с невероятной скоростью. И масти были одной – рыжей.

В размышлениях о котах, начальниках и переселении душ Матвей добрёл до западного края кладбища и замер. Впереди, буквально в нескольких шагах, горел огонёк, и отчётливо слышалось шуршание и сопение. Вандал трудился в поте лица и явно не ожидал от тихого кладбища никаких подлостей в виде верзилы-полицейского. Матвей не стал его пока разубеждать, а решил подобраться как можно ближе и понаблюдать за процессом.

Источником света оказалась толстая свечка чёрного цвета, горевшая на удивление ярко и ровно. Самого гробокопателя не было видно, он уже выкопал солидную яму в земле и сейчас возился там, судя по звукам, отдирая крышку от гроба. Матвей бесшумно скользнул к лежащему на боку памятнику с могилы. Нестерова Анастасия, двадцать четыре года, скончалась в начале весны. Видно, на старом кладбище были захоронены её предки, если разрешили хоронить здесь, в черте города. Матвей огляделся. Так и есть. Вот ещё Нестеровы, целая аллейка памятников, даты рождения и смерти чуть ли не позапрошлого века. Так рано покинувшая этот мир девушка Анастасия смотрела на Матвея с фотографии с немой грустью – что ж такое делается-то, господин полицейский? И за последней чертой покоя не найти? Матвею стало не по себе, он уже приготовился гаркнуть на вандала, чтобы вылезал, но тут одновременно произошло несколько вещей, от которых Матвей временно потерял не только дар речи, но и способность связно мыслить – тоже.

Чёрная свечка, культурно пристроенная на маленькой скамеечке в банке из-под сгущёнки, выбросила толстый язык пламени, загудев при этом не хуже сварочного аппарата. Моментально стало светло как днём, и над вырытой ямой в воздух взмыло тело. При жизни, судя по фото, усопшая Анастасия была красавицей, но время, проведённое в земле, красоте её на пользу явно не пошло. У парящего над могилой трупа было мраморно-белое лицо с глубокими фиолетовыми впадинами вокруг закрытых глаз и длинные белые ногти. Крутанувшись разок в воздухе, труп плавно опустился на край могилы и замер, слегка покачиваясь, а из ямы полез сам искомый вандал. Матвей видел всё как в замедленной съёмке— мозг начисто отказывался верить глазам и грозил вот-вот вскипеть от нереальности происходящего.

Вылезший на край могилы вандал оказался не подростком, а субтильной девушкой лет двадцати пяти на вид, с русыми волосами, собранными в неопрятный короткий хвост. Картину довершали драные джинсы и чёрная футболка с белой надписью MEMENTO MORI. Очень символично, как-то отстранённо подумал Матвей. О чём ещё помнить на кладбище-то? Девушка выбралась окончательно, отряхнула запылённые джинсы и уставилась на труп. Труп продолжал покачиваться. Чёрная свечка потихоньку сбавляла обороты, и пламя гудело всё тише.

– Ну, говори! – приказала девушка трупу. Тот закачался сильнее.

– Говори, кому сказано! – гробокопательница как-то по-хитрому сложила пальцы и взмахнула рукой прямо перед лицом трупа. Из фиолетовых впадин блеснули открывшиеся незрячие глаза.

– Ы-ы-ы! – от нутряного замогильного воя у Матвея зашевелились волосы на голове и заныли зубы. – Ы-ы-ых-ха!

– Или говори нормально, или проваливай обратно, у меня ещё дел полно. – Девушка снова взмахнула рукой, и труп приподнялся над землёй на десяток сантиметров.

– Ты-ы-ы поможеш-ш-ш-шь мне? – мёртвая протянула руки с длинными ногтями к девушке. Матвей готов был поклясться, что на застывшем лице трупа появилось умоляющее выражение.

– Помогу. Только быстрее говори, свеча догорает.

Матвей машинально посмотрел на чёрную свечку. Она действительно догорала, таяла прямо на глазах.

– Вс-с-сё напис-с-сано в моём-м-м дневн-н-нике. Он-н-н у н-н-него дом-м-ма. С-с-спрятала в кладо-о-о-овке. Где с-с-старые обои. Ящ-щ-щик. Н-н-найди.

– Как его зовут и где живёт?

– Паш-ш-ша… Павел-л… Л-л-лесная… тр-р-ридца-ать дв-в-в…

Свечка затрещала, и её пламя стало совсем маленьким. Труп затрясся и начал заваливаться обратно в могилу, выламываясь совершенно немыслимым образом. Матвей судорожно вздохнул, и тут тёмное ночное небо с полной луной завертелось у него перед глазами, вперемешку с чёрными стволами кладбищенских деревьев и изумлёнными широко распахнутыми глазами под перепачканной землёй русой челкой.

***

– Эй! – Матвей наугад ткнул кулаком, чтобы трясущий его Егорка прекратил уже свои издевательства. Тут такой сон, понимаешь, никакие ужастики не нужны, а этот мелкий зануда… Но трясущий Матвеево плечо засранец ловко увернулся и чувствительно хлопнул Матвея по щеке. – Эй, ты, очухивайся давай!

Стоп. Это не Егоркин голос. И это не мягкий продавленный диван в их двухкомнатной квартире. Лежать было жутко неудобно и жёстко, а ещё в нос лезли странные запахи – сырости, зелени и свежевскопанной земли. Земли… Кладбище! Матвей разом вспомнил летающую мёртвую Анастасию и попытался встать. Не тут-то было – он был связан по рукам и ногам, причём довольно грубо, конечности уже начали затекать.

– Ты мент? За мной следил? Кто тебя навёл? – давешняя хулиганка в футболке с красноречивой надписью светила в лицо Матвею его же фонариком, да так ловко, что её собственное лицо совершенно терялось в тени.

– Мент. За тобой. Бабка одна позвонила, она тебя в окно увидела, у неё дом напротив кладбища, – в тон вопрошательнице ответил Матвей, стараясь не слишком заметно дёргать руками. Одно запястье было уже почти свободно.

– И что мне теперь с тобой делать? – девушка длинно вздохнула и еле слышно выматерилась сквозь зубы.

– А ничего не делай.

– А ты меня арестуешь и в тюрьму посадишь. А мне в тюрьму нельзя, я свободу люблю.

– А кто ж её не любит, свободу-то? – ещё пара секунд, и Матвей вытащил из верёвочной петли левую руку. И тут же застыл, глядя прямиком в чёрное дуло наставленного на него собственного шестизарядника.

– Не надо лишних движений, я немного нервная сегодня. Оживить по-настоящему всё равно не смогу, если прихлопну.

– Как это – по-настоящему?

– А чтоб душу в тело насовсем вернуть. Не потяну.

– Что так?

– Сил маловато, – не видимая за кругом света гробокопательница усмехнулась. – А ты что, уже совсем не боишься? Чего тогда в обморок грохнулся, как тургеневская барышня?

– Чёрт его знает. Инфу переварить надо было, вот и пошёл на перезагрузку.

– Смелый коп, гляди-ка. Другие на твоём месте полные штаны накладывали без всякого слабительного.

– А что, были и другие, кто видел… это?

– Были, ясен пень. Заказчики. Я ж не просто так жмуриков поднимаю. Только тех, кого расспросить хотят.

– А эту… Анастасию, кто заказал? И где заказчик?

– Вот этого я тебе, милый друг, не скажу. Секрет фирмы. Мы клиентов не выдаём.

– Мы? Так ты не одна такая?

– Я такая – одна-единственная, другие – они другие. Так что делать-то будем, а?

– Развяжи меня. Ничего я тебе не сделаю. Ноги затекли, отнимутся сейчас.

– Ладно.

Девушка ловко распутала ей же навязанные узлы, и Матвей принялся с кряхтением растирать онемевшие лодыжки. Мелкая копия Лары Крофт тем временем споро навела порядок – могила была уже закопана, оставалось только поставить на место поваленный памятник, но подобной мелочью гробокопательница утруждать себя не стала, закинула в сумку консервную банку с огарком свечи, подхватила инструменты и подошла к Матвею.

– Нормально всё?

– Ага. Оружие верни.

– У себя в кармане посмотри.

Матвей сунул руку во внутренний карман куртки – пистолет лежал там, будто и не покидал никогда своего законного места. Рядом с собой на земле Матвей нашарил фонарик. А когда поднял глаза, чтобы спросить эту странную девушку, кто же она, черти её дери, такая, перед Матвеем никого не было, и только ветка дерева на могиле кого-то из клана Нестеровых подрагивала, словно вслед порыву промчавшегося мимо ветерка.

2. Верю – не верю

– Егор…

– Чё?

– Ты в зомби веришь?

– Не.

– А в некромантов?

– Не верю. Хня всё это.

– А во что веришь?

– В то, что если ты сейчас не отстанешь от меня, я точно контрошу по физике завалю. Дай параграф дочитать нормально, а?!

– Ну, извини…

Про свои ночные приключения Матвей никому докладывать не стал, справедливо полагая, что после такого рапорта его прямо из-за рабочего стола в психушку и отправят. Тем более доказательств реальности того, что произошло, у Матвея нет. Ни фотографий, ни показаний свидетелей, только личные воспоминания, напоминающие сюжет дешёвого ужастика, и поваленный памятник на кладбище. Да и про осквернение могилы Нестеровой Анастасии заявления от родственников не поступало. Матвей ждал этого заявления на следующий же день, но прошла уже неделя, а всё было тихо. Постепенно Матвею и самому начало казаться, что ничего не было, а приснился ему кошмар настолько реалистичный, что даже синяки от приснившихся верёвок остались. И Егор, племяш его многомудрый, тоже вот в зомбяков со всякими чародеями не верит. А верит в науку физику, и надо бы Матвею по его примеру выбросить из головы всю эту чертовщину и заняться текущими делами.

Приняв такое решение, Матвей повеселел, крикнул Егору, чтоб к ужину его ждал с вычищенной картошкой, рассовал по карманам ключи-документы-мобильник и вышел из дома, под яркое летнее солнце. Прогулка до родного отделения по зелёному скверу, полного гуляющей ребятни и их симпатичных мамочек, подняла Матвею настроение ещё больше, а при виде горы папок с новыми делами, подброшенных заботливыми коллегами, пекущимися о его, Матвеевом, профессиональном росте, летающие трупы и хвостатые некромантки окончательно исчезли из головы лейтенанта Карпухина.

Когда от горы папок остался пологий, радующий глаз пригорочек, в отдел вернулись Гончие Псы. Так за глаза называли оперативников, первыми выезжающих на криминал. В Матвеевом отделении их было трое – толстый флегматичный Иван, юркий, как воробей, Шурик, и Николай Степаныч, следователь старой школы, ещё помнящий, как оно всё было при советской власти. По какому принципу эта троица дежурила, Матвей никогда не мог понять, но стоило случиться чему-то действительно из ряда вон выходящему, Гончие возникали как по мановению волшебной палочки. Работали оперативники слаженно, у каждого была своя манера вести следствие и свой круг обязанностей, но вот писать рапорты никто из них не любил. Поэтому, с молчаливого одобрения шефа, они сгружали свои каракули на самых разных бумажках – от салфеток до сигаретных пачек – Матвею, а тот их разбирал и приводил в читабельное состояние. Точно так же сыскари поступили и сейчас – свалили на стол Матвею разнокалиберные блокноты, а сами расползлись по углам, пить кофе и терзать телефоны. Матвей раскрыл первый блокнот – оказалось, Шурика, у него и почерк такой же мелкий, как он сам. И первые же строчки заставили Матвея вздрогнуть, а на затылке сами собой встопорщились недавно подстриженные волосы: «Убитый, Земцов Павел Васильевич, проживал по адресу улица Лесная, дом 32…»

Разбирая записи, Матвей постепенно уяснил, что произошло. Этот самый Павел Земцов три года назад перебрался в их городок из мегаполиса и за короткое время снискал себе славу Казановы районного масштаба, хотя внешностью покойный не блистал, был, по словам свидетелей, «обычным, как все». Жил один, постоянно приводил к себе разных девушек, иногда и нескольких сразу. В доме Земцова часто происходили стычки между его пассиями, а ещё заглядывали дружки девушек, начистить чайник разлучнику. Только Павел был не из пугливых, язык имел хорошо подвешенный и от конфликтов худо-бедно уклонялся. Доставалось от дружков их неверным подружкам, на чьи истошные крики соседи не раз жаловались в местный участок охраны правопорядка, на какое-то время малина затихала, а потом всё начиналось заново. При этом Павел вполне успешно трудился в автомастерской, был там на хорошем счету, имел постоянных клиентов и планировал взять автокредит на собственную тачку. В какой-то момент Павел даже ненадолго забросил свои любовные похождения и встречался только с одной девушкой (тут у Матвея мороз пробежал по коже), Анастасией Нестеровой, скончавшейся впоследствии от болезни. Незадолго до смерти Анастасии, Павел, по словам всё тех же всезнающих соседей, завёл шашни с официанткой из бистро рядом с мастерской, и по этому поводу у него с госпожой Нестеровой произошёл грандиозный скандал с битьём посуды, окон и выбрасыванием личных вещей на улицу. Вещи летели женские, следом за ними вылетела их хозяйка, собирать тряпки-туфли не стала, а, вся в слезах и размазанной по лицу косметике, тормознула такси и уехала прочь. Вскоре стало известно, что Анастасия тяжело заболела и скоропостижно скончалась, а в ночь со вчерашнего на сегодняшний день Павел умер в автомастерской, и обстоятельства смерти таковы, что толковать его гибель можно двояко – то ли убили его, то ли сам на себя руки наложил. Задохнулся Павел в запертой машине со шлангом в окне от выхлопной трубы. Похоже на самоубийство. Но оставил записку на капоте, одно торопливо нацарапанное предложение: «Она меня никогда в покое не оставит».

Свидетельских показаний набралась тьма, из которых следовало, что подозрительных типов в тот день в мастерскую приходило чуть ли не пару сотен, врагов и врагинь за свою развесёлую жизнь погибший нажил немало, и по всему выходило, что дело будет нудным, долгим, с опросом множества знакомых жертвы, неполный список которых занимал в Шуриковом блокноте три с половиной страницы. Матвей аккуратно перепечатывал данные для рапорта, а в голове у него крутились, как пазлы, воспоминания о недавнем событии на кладбище, и Матвей никак не мог понять, куда их приткнуть в деле Земцова.

– Шурик… – увидев, что оперативник закончил говорить по телефону и устало откинулся на спинку стула, начал Матвей. – Вопрос можно?

– Давай.

– А этот случай… это не может быть местью?

– Может, – Шурик зевнул и потер покрасневшие от бессонной ночи глаза. – Этот Павел кобель был самый натуральный. Вполне возможно, что его прихлопнул кто-то из рогачей, у которого он бабу увёл.

– А вот эта девушка… Анастасия Нестерова… у неё кто из родственников остался, не в курсе?

– Сестра да бабка. Родители умерли, когда девчонки ещё маленькими были, их бабка вырастила. Сестра школьница. А что?

– Да так… Не возражаешь, если я их опрошу?

– Только рад буду! Мне завтра и так полгорода оббегать придётся и тонну повесток написать. А с чего вдруг такой интерес?

– Сам пока не пойму. Но есть одна зацепка… Как точно всё выясню, расскажу, ладно?

– Договорились. Тогда родственников Нестеровой записываем на тебя, адрес там в списке глянь.

– Хорошо.

***

К Нестеровым Матвей отправился прямо с утра. Погода испортилась, ещё вчера сиявшее яркой синевой небо затянули серые хмурые тучи. Матвей зябко кутался в абсолютно не греющую ветровку и основательно продрог, пока разыскал наконец пятиэтажку, в которой проживали Марья Евграфовна и Светлана Нестеровы.

Младшей Нестеровой дома не оказалось, приняла нежданного гостя высокая сухощавая бабушка сестёр, в прошлом библиотекарша. Слушая её негромкий, спокойный рассказ о несчастной любви Настеньки к Павлу, Матвей украдкой осматривался. В этом доме прочно поселилось горе – молчаливое, потаённое, но явственное. На стене висел большой портрет Анастасии с чёрной лентой поверх рамки.

– А Настя не говорила вам, из-за чего поссорилась с Павлом?

– Как же не говорила? Она вообще ни из чего тайны не делала, сразу всё выкладывала – не мне, так Свете. Она так сильно любила этого… Павла, что готова была даже терпеть его вольный образ жизни! Но любому терпению рано или поздно приходит конец, согласитесь, Матвей Игоревич? Вот и Настенька не выдержала… Почти сразу, как порвала с ним, болеть начала, и никакие врачи не помогли, сгорела, как свечечка…

Марья Евграфовна тихо заплакала, а Матвей никак не мог подобрать слова, чтобы утешить старую женщину. Да и как тут утешишь? Слишком свежа ещё рана на сердце. Положение спасла Светлана, вернувшаяся с рынка. Увидев дома незнакомца и узнав, что он из полиции, девушка вначале растерялась, а потом заметно напугалась. Чутьём следователя уловив такую реакцию Светланы, Матвей мигом предложил ей пройти прогуляться, благо, и на улице распогодилось.

***

Вначале шли молча, и Матвей всё больше убеждался в правильности своей оценки ситуации – девушка что-то знает о смерти Павла Земцова и явно напугана, вот-вот ударится в панику. Давая Светлане время немного прийти в себя, Матвей начал расспрашивать её о школе, об экзаменах. Оказалось, они с Егором в одной школе учатся, только Егор на год младше. Светлана немного расслабилась, даже начала улыбаться шуткам Матвея, и тот решил, что подходящий момент настал.

– Ты свою сестру очень любила, Света?

– Очень. И сейчас люблю. Всегда буду любить.

– А если бы она попросила тебя сделать для неё что-то… не очень хорошее, ты бы согласилась?

– А? – Светлана опять напряглась. – Ну, смотря что.

– Например, сказала бы, где в чужом доме лежит нужная ей вещь, и попросила бы тебя забраться в этот дом и найти её? Сделала бы?

– Что?..

– Очень нужная ей вещь. Например, личный дневник…

Матвей впервые видел, как человек бледнеет до синевы прямо на глазах. Светлана покачнулась, и Матвей еле успел подхватить её под локоть, чтоб не упала. Подвёл девушку к скамейке, усадил, присел рядом. Было заметно, что Светлана на волоске от обморока из-за охватившего её страха.

– Откуда… Откуда вы узнали?

– Я ничего не знаю, Светлана. Я просто спросил.

– Она же обещала, что никто… никогда…

Пока Светлана всхлипывала и бессвязно бормотала, сидя на скамейке, Матвей сбегал до ближайшего ларька, купил бутылку минералки без газа, и, подумав, пачку сигарет с ментолом. Последнее оказалось кстати, пить воду Светлана отказалась, а вот в сигарету вцепилась, как утопающий в спасательный круг. Матвею пришлось сбегать к ларьку ещё раз – как человек некурящий, он даже не подумал купить сразу и зажигалку.

Подавив в себе желание прочитать симпатичной школьнице лекцию о вреде курения, Матвей терпеливо ждал, пока Светлана придёт в себя настолько, чтобы рассказать ему, кто такая таинственная «она» и что именно «она» ей обещала.