Дело всей моей смерти

Не буду рассказывать, каких трудов мне стоило направить её не в ту маршрутку. Задремала, уехала на конечную рядом с моим домом. Именно в ту "газельку", на которой поедет сын. Он вошёл и сел рядом. Карина повернулась к нему, схватила за руку и заговорила.

– Дмитрий!.. Вас же Дмитрием зовут?

– Ну, допустим, – сын ухмыльнулся. Подумал, очередная влюблённая девка на него вешается.

– Мне надо вам сказать… Надо передать…

– Слушаю внимательно, – сынок в своём репертуаре – планы на девчонку начал строить.

– Вам не надо знакомиться с девушкой по имени Яна. Если познакомитесь… Вы умрёте.

– Что за бред? С чего ты взяла? – сын оторопел.

– Мне сказали. Мне велели передать.

– Кто?

– Ваш папа.

Сын, похоже, сильно озадачен. Только бы поверил!

– Откуда он знает? И когда он это сказал?

– Вчера.

– Девочка, ты в своём уме? Мой отец умер пять лет назад.

– Понимаете, я его видела вчера, и он очень просил…

Сын отшатнулся, на лице страх, смешанный с отвращением. Сорвался с места, выскочил из маршрутки. Карина обмякла и заплакала. Ничего не вышло.

***

Я хочу пробиться к сыну. Я хочу этого так, что чувствую в себе силы передвинуть горы и осушить моря. Но я только кажусь себе всемогущим. Все силы, потраченные на Карину, ушли впустую. Сын ей не поверил, принял за сумасшедшую.

Я не могу остановиться. Я не могу оставить сына на произвол судьбы и наблюдать, как с каждым шагом он приближается к гибели. Отчаяние моё в тысячу раз сильнее, потому что знаю – вина в том моя, и только моя. Думаю, думаю, думаю, ничего не могу придумать. "Ковровые бомбардировки" продолжаю. Всё тщетно, всё без результата. Никто из живых не готов мне помочь.

Когда отчаяние моё дошло до предела, я в тысячный раз прошёлся по всем, кого знал, кто ещё жив. И наткнулся на Ладу.

Лада теперь пишет – пробует себя, как писательница. Конечно, не Лев Толстой, и даже не Дарья Донцова. Но главное не это. Главное, что она – открыта. Она пока не готова меня услышать, но во сне я могу к ней прийти.

Две недели я снюсь ей каждую ночь. Просто встаю перед ней и смотрю. Она беспокоится, но не боится меня. Она вообще не боится мёртвых. Многое про неё узнал. Похоже, она – мой последний шанс. Времени почти не осталось.

Лада пишет рассказ обо мне. Я посылаю ей слова и образы, она набирает на компьютере текст. Она хорошо меня слышит, канал устойчивый, широкий, чистый. Она пишет мою историю, моё покаяние перед женой и детьми. Конечно, Лада переводит послание на свой язык. Это не важно, главное понимаю: на портрете, который она рисует словами, меня легко узнать. Я не могу передать через неё предостережение сыну прямым текстом. Но моя исповедь может достучаться до его сердца. И тогда возможно чудо, я верю в это изо всех сил. Он поймёт, увидит, что мой путь – плохой путь, и идти за мной след в след не надо. Он поймёт, как глубоко, как сильно я сожалею о своих ошибках. Он не выберет роковой поворот, свернёт в другую сторону, не даст Яне увести себя в нелепую смерть.

Лада выложила рассказ в интернет. Я вычерпал все силы, что назначены мне родом, до самого донышка, и… Сын серфил в сети, наткнулся на рассказ.

Мой сын Дмитрий читает. Он почти сразу понял, что этот рассказ – обо мне. Когда понял, бросил читать, закрыл текст и больше к нему не возвращался. Он меня не простил. Ему не интересна моя исповедь. Он не хочет ничего обо мне знать. Он хочет меня забыть.

Обратный отсчёт давно идёт. Каждая секунда неумолимо ведёт к точке, после которой уже ничего нельзя будет исправить. Три, два, один. Навстречу Дмитрию идёт Яна.

Я бессилен. Будущее сына прояснилось и стало однозначным, голограмма застыла и больше не меняется. Мне остаётся только смотреть, как умирает мой ребёнок, как вместе с ним гибнут надежды рода на тех, кто мог бы родиться, прийти в мир живых. Но уже не придёт никогда. Мне остаётся только наблюдать, как мой сын, моё продолжение на Земле, моя плоть и кровь, шагает к смерти.

Теперь я знаю, что такое ад.

Пензенская область, 2018-2020 г.г.

Автор изображения на обложке Елена Калугина.