Читать книгу: «Чайная церемония. Часть 1», страница 2

Чан Сяолун собственной персоной! Мрачный и величественный чайных дел гуру, а на самом деле просто (или не просто) Сергей Лунев – своеобразный, очень большой, накачанный, черноволосый, коротко стриженный молодой мужчина, владелец чайной «Хуанганшань» – заведение, что в стеклянном пентхаусе около площади Горького – и крутых апартаментов рядом. Чан редко покидал пентхаус. Должно было случится что-то невероятное, чтобы он решился выбраться на волю, да еще принес свое бесценное тело в дешевый бар.

Чан Сяолун спросил что-то у бармена, обернулся в нашу сторону и на его лице заиграла ленивая улыбка.

– Сегодня чабань совсем высох без чайных слез, – изрек он, приближаясь, – Не желаете ли покинуть убогую нору, о недостойные меня людишки, и переместиться под небеса и звезды?

Чан Сяолун поддерживал высокопарный стиль речи, подчеркивая свою избранность и значимость.

– Эту ночь мы посвятили Бахусу, Серега! – ответил Сеня в тон, приветствуя гуру поднятым стаканом, – Если хочешь – присоединяйся. Нет – вали к себе под небеса.

Чан укоризненно покачал головой, не принимая предложения, посмотрел на меня.

– Разве очаровательной Чанъэ подобает опускаться до плебейского напитка? Разве сияющий свет больше не бередит ее сознания? Пойдем со мной. Лунная дорожка расстелилась до небес, я отведу тебя по ней к сверкающим вершинам.

Меня все вокруг называют Ник; Аленка – Ника. Только Лекс зовет полностью – Вероникой, выговаривая длинное имя ласково, перекатисто, словно камешками в речке шевелит. (Зачем же я опять о нем вспомнила?) А вот Чан с тех пор, как мы подружились пару лет назад, предпочитает звать Чанъэ, лунной феей.

Чан Сяолун хороший, заботливый и внимательный. Ребята подшучивают над ним за его неумеренную тягу к китайской культуре, за немного барскую манеру поведения, за агорафобию, но вообще-то прекрасно понимают, что он настоящий друг – в беде не оставит, если что. У него можно заночевать, припозднившись на Верхушке. Ему можно поплакаться о чем-нибудь – Аленка постоянно так делает, изливая душу, когда расстается с очередным бойфрендом. Макс приходит «очищаться» после крутых запоев – Чан приводит его в норму, отпаивает крепким Шеном. Оленька занимает денег и забывает отдавать. Чан не сердиться, всегда дает еще. Оленька окружен многочисленными подружками, денег ему катастрофически не хватает. Сеня, собственно, как и я, крепко пристрастился к китайскому чаю. Чан по дешевке продает нам обоим, заказанный для его чайной товар. Со мной вообще отдельная история. В доме, где я прежде снимала квартиру, больше месяца назад взорвался газовый котел. Прямо подо мной через этаж. Случилось это ночью, было очень страшно. Всех эвакуировали на улицу. Я дозвонилась только Чану. Он сам в мою даль, через Оку, не поехал (все-таки его болезнь сущее наказание), зато немедленно подрядил знакомого с ГАЗелью, который перевез меня в апартаменты возле «Хуанганшань». Я пользовалась гостеприимством Чана целую неделю, а потом он отыскал для меня очень хорошенькую квартирку на Ильинке, с видом на Вознесенскую церковь, гораздо просторнее и светлее той, подорванной.

Мы с Чан Сяолуном вполне могли бы стать парой, после нашего совместного, недельного проживания в пентхаусе. Он тогда принялся неоднозначно, всерьез, подкатывать ко мне, но потом словно испугался, резко отдалился и выслал меня на Ильинку. Все-таки крепко оберегал свое возвышенное, неприкосновенное одиночество. Я всерьез расстроилась. Как глупо! Теперь даже думать странно про себя и про Чана. Впрочем, нашу крепкую дружбу не нарушило его отступление. Чан по-прежнему относится ко мне особенно внимательно, что не может не бросаться в глаза окружающим.

– Я же говорил! – значительно молвил Макс, – Они точно встречаются. И вот вам «колесо фортуны» и «башня» в наглядном действии. Разрушено -нарушено наше ночное бдение. Ник, превращенная в Чанъэ возносится на вершину Хуанганшань. Оттуда ближе до Луны. Не так ли, Ник?

– Я не пойду с тобой! – сказала я, Чан Сяолуну, проигнорировав вопрос Макса, – Сегодня мне хочется пить и ни о чем не думать. Лунная дорожка заросла сорной травой, по ней невозможно подняться, не испачкав ног.

Глаза Чана внимательные, черные, оказались очень близко. Он вынул из моей руки стакан, поставил возле Оленьки.

– Идем! Тебе нельзя пить ничего крепче воды! Твои вибрации снижаются, а это очень плохо.

Он сказал сущую глупость. Я пришла сюда именно затем, чтобы глушить ненужные вибрации напитками гораздо крепче воды. Но у него прозвучало, как повелевающий глас бога, и я, непонятно зачем, подчинилась, закинула твидовую куртку на одно плечо.

Мы вышли из бара на улицу. За нами вослед понеслись веселые насмешки друзей, полностью уверенных в том, что король кубков только что обнаружился. Яркие фонари бросали на тротуары слишком много света. Глазам сразу стало непривычно больно. Черная большая тень, окружавшая Чана, заколыхалась под фонарями, визуально расползаясь по брусчатке, подобно пузырю, растекающемуся под новой телефонной накладкой. Все-таки он очень большой, Чан Сяолун! Слишком большой, для меня – невелички.

Мне вдруг с необыкновенной ясностью представились зеленые, глубокие глаза Лекса, его проникновенный, музыкальный голос. Я вспомнила, что бросила его сегодня в неизвестности, не пришла на обещанную встречу и мне стало грустно. Что за игра настроений в самом деле?

– Я не пойду с тобой! – остановилась я у края проезжей части, в отдалении от подъехавшей за мной и Чаном серебристой Аrkana, – Я хочу домой.

– Отлично! – он кивнул, – Отправляйся на луну, прекрасная Чанъэ. Тебя заждался твой нефритовый кролик.

Чан не мог ничего знать, однако мне показалось, что он смотрит на меня значительно и немножко с сожалением, словно угадал за моим отказом другого мужчину.

– Хочешь подвезу?

– Не стоит. Я привыкла гулять пешком.

– Тогда сладких тебе снов, Лунная фея.

– И тебе Повелитель Хуанганшань.

Дом встретил меня тишиной. С улицы в комнату проникал лунный свет, квадратами ложился на деревянные половицы. Я постояла немного в замешательстве посреди лунного квадрата, пытаясь сообразить, зачем, от чего сегодня убегала? Куда, к кому стремилась попасть? Потом включила термопод, еще утром залитый водой, нашарила спички, подожгла фитиль свечи, обмакнула благовоние в робкий язычок пламени. Села на коврик, поджав под себя ноги, погладила темную поверхность чайной доски. Какая же я глупая! Лекс давно спит, ничего не дождавшись от этого вечера. Его свечи и ароматические палочки бесполезно прогорели несколько часов назад. Бессмысленно разгонять мрак огнем и благовониями, бессмысленно заваривать душистый чай. Тем не менее я зачерпнула из банки горсть ферментированного в Кугуа (сушеная тыква, особый сорт) Те Гуань Инь. Мне не хватало спокойствия, а что лучше сладковато-пряного напитка, собранного в Анси, может успокоить ноющее сердце?

Мои руки дрожали, когда я заваривала чай.

Что если никогда… Что если тот, кто управляет механизмами во вселенной, больше не позволит нам увидеться? Нет! Такого просто не может быть. Пожалуйста! Пусть это будет не так!

Древесно-шоколадный вкус мягко прокатился по языку, пар от двух, привычно залитых чашек, завиваясь кольцами, побежал к потолку.

Темнота передо мной словно стала гуще, непроницаемее, заставляя окончательно отчаяться, и вдруг… Заряженная разноцветьем радуга растеклась, побежала по воздуху, зашипела, завибрировала. Слабый образ проявился сквозь ее неясность и постепенно принял четкие очертания человека. Комната озарилась светом множества свечей. Там, на той стороне реальности я увидела, что свечей невероятное количество, словно мужчина напротив меня вознамерился устроить пожар. Он держал чашку с чаем двумя руками, длинные, орехового цвета волосы качались над чабанем, зеленые глаза смотрели устало и выжидательно. Едва его взгляд сфокусировался на моем лице, улыбка вспыхнула на мягких губах.

– Наконец-то! Я ждал целую вечность!

Глава 3

Лекс освободил часть купола Юпитера от металлизированной пленки, позволив солнечным лучам беспрепятственно проникнуть в просторный кабинет. Сквозь прозрачный амфитрит и мерцающий флер, небо казалось нереально синим, глубоким. Гораздо синее и глубже, чем было на самом деле. Белые облака тоже выглядели неестественно яркими, словно подсвеченными изнутри. Конструктор налил в голубую чашечку с алой рыбкой густого пахучего шу. Рыбка тотчас спряталась под непроницаемо-кофейной, горячей жидкостью.

Старая магнитола, найденная среди ненужного барахла в чулане, на даче у матери, заботливо отреставрированная и торжественно водруженная на малахитовый секретер под пальмы в кабинете, издавала негромкие, мелодичные звуковые вибрации. Моцарт. Концерт для фортепиано с оркестром номер один. Пальмы покачивали в такт мелодии зелеными листьями, пылинки танцевали в солнечных лучах. Лекс улыбался. Нет ничего лучше хрипловатого звучания старой магнитолы. Современная сверхтехника, позволяя услышать все нюансы частот реального оркестра, лишена очарования искусственности, она слишком идеальна, чтобы не раздражать.

Легче всего идти к ядру познания насытив душу и тело гармонией. Спокойный, поступательный процесс продвижения к цели увлекателен. Мысль, напитанная энергией чая, уносится в пространство с волнами музыки, не торопясь витает в непроглядной тьме и вдруг подхватывает жемчужину, вспыхнувшую в луче озарения. Однако, если все идеально, озарение никогда не придет. Нужно чтобы сознание цеплялось за что-то, вздрагивало и стремилось преодолеть.

Постоянно обращаясь за помощью к тонким сферам нематериальных, возвышенных энергий для изучения свето-энергетических частиц, вычисления и замены заложенного в них кода, конструктор лучше многих понимал, что мировое Хранилище Информации, сокрытое в тайниках Вселенной – живое, одушевленное, чувствующее. Оно может остаться глухим к любым стремлениям и желаниям, если сочтет, что цель недостойна Великого Откровения и наоборот, мгновенно пойдет навстречу тому, кто чист душой, достаточно подготовлен, смел и устремлен к свету.

Суть всего сущего – информация, жизнь всего живого – энергия. Остальное – оболочки и множественные разнозаряженные поля, где-то уплотненные, где-то истонченные. Время – иллюзорно и непостоянно. Материя – недолговечна и обманчива. Окружающая реальность – видимая аура информационов – моментов замирания хаоса.

Когда-то подобная картина мира вызывала ужас и не поддерживалась официальной наукой Неизменности и Незыблемости. Воспринимать вселенную как внезапно упорядоченный на короткое мгновение хаос, а человека частицей Великой мысли, явившейся в идеальном, но зыбком облике на Землю, большинству простых обывателей казалось сложным даже теперь, в век Бесконечного Движения. Основная масса людей, с удовольствием пользуясь благами новых световых технологий, старалась не вдаваться в экзистенциальную суть бытия, не заглядывала за грань личной видимой ауры, не задумывалась о механизмах, сделавших исключительно простым и приятным пребывание под Солнцем.

Открытие информационного кода света, выделение аквафира из воды, и проникновение в их матрицу, позволило создавать в неограниченных количествах высокопрочный амфитрит и его комбинации с металлизированными частицами, утилизировать скапливающийся мусор, превращая его в ничто – испепеляя, как по старой привычке называли этот процесс. Для передачи на расстояние информации любого плана – визуальной, голосовой, текстовой – перестали требоваться специальные средства. Осталась только маленькая коробочка-модулятор, заполненная аквафиритовой субстанцией. Включаясь, модулятор усиливал и концентрировал свето-информационное поле человека. Мысль, формируясь в насыщенном поле, обретала нужное направление и форму. Точно также, требуемую информацию можно было получать и визуализировать из эфира. Когда пришло понимание, что любое тело, состоящее из живой или неживой материи, тоже представляет собой сгусток свето-информационных энергий, стало возможным мгновенное перемещение на расстояния не только мысли, картинок и слов, но предметов, животных и даже людей.

Концентрация свето-информационных полей и их проникающая способность, неожиданно приоткрыли завесу видимого мира, позволив исследователям вселенной подтвердить некогда спорную теорию множественных и параллельных реальностей. Оказалось, что время одних реальностей (моментов замирания хаоса, информационов) течет приблизительно одинаково относительно друг друга, иные сильно отставали, третьи уносились в своем развитии далеко вперед. Между родственными информационами или ответвлениями видимой реальности, можно было перемещаться почти без помех с риском лишь запутаться, заблудиться и не выйти на правильный откатывающий светопуть. Параллельные информационы настолько походили друг на друга, что порой самопроизвольно перетекали один в другой, сливались в некое единство, делились, множились… Переходы между родственными и параллельными информационами также, как и переходы в пределах одного пространства, были безопасными, так-как получались мгновенно. Тело успевало сохранить нужный для обратной сборки код.

Другое дело противостоящие реальности, чьи временные и материальные параметры критически не совпадали с настоящим моментом замирания. Переходы в такие информационы грозили серьезными последствиями. Основная проблема заключалась в изменчивости и стремлению к хаотичности свето-информационных полей при перемещении их по длинным временным и пространственным спиралям. Обратная сборка могла привести к чему угодно, вплоть до полного уничтожения перемещаемого предмета или живого существа. Для путешествия в такие информационы требовалось изобрести что-то принципиально новое. Именно такую задачу поставило перед Институтом Света Министерство.

Изыскания и опыты велись уже почти год с переменным успехом. На данный момент без разрушительных последствий удавалось перемещать в критические информационы только неодушевленные предметы, свето-информационные поля которых были более устойчивыми. Любые опыты с животными приводили к плачевным результатам.

Не так давно Лекс наконец нащупал верный путь. Изменчивость поля можно было затормозить соединением правильно закодированных аквафиров живого существа со световыми фракциями Солнца, одного для всех возможных реальностей. Впервые крыса, возвращенная с той стороны, хоть и немного трансформировалась при перемещении, осталась жива, подвижна и весела после опыта. Это вселяло надежду, что в ближайшем будущем код для перемещения будет усовершенствован окончательно. Кажется, делегация, некоторое время назад явившаяся в НИК «СВЕТ» с проверкой, уехала удовлетворенной результатами.

Для Лекса исследования представляли особый интерес. И дело было не в министрах, не в проверках, не в новых невероятных возможностях для всего человечества. Как бы он ни убеждал себя, что работает на благо мира, его мечты были прежде всего о девушке, которая однажды вечером, пришла к нему в дом из той самой, почти недостижимой противостоящей, критической реальности. Лекс наслаждался чаепитием, попутно просматривая данные эфира обо всех известных далеких информационах, выбирая наиболее близкие по звучанию для дальнейших опытов, и неожиданно увидел ее, как будто сидящую на его, Лекса, подоконнике. Перед ней стояла маленькая чайная пиала, она держала в руке круглый глиняных чайник, задумчиво смотрела на высокую надкушенную луну, мирно озаряющую ночные улицы. За распахнутым окном – чужой, тихий смех, призрачно-печальный колокольный звон и ветер, путающий короткие пушистые волосы, ненароком бросающий беспорядочные пряди на белое лицо, на сверкающие звездные глаза. Короткое синее платье едва прикрывало ей ноги.

Лекс удивился. Еще ни разу визуализация далеких миров не входила к нему в дом с такой потрясающей, почти материальной точностью.

Наблюдать личную жизнь людей, находящихся по эту или по ту сторону грани было строжайше запрещено, следовало немедленно переключиться на другую линию эфирного поля, но Лекс не мог оторвать от девушки глаз. Он все смотрел, сквозь пар и дым курильниц, как она поднимала руки, наливая себе чай, как пила маленькими глотками, прижимая пиалу к мягким губам, как откидывала черные волосы со лба, как шевелила ногой в такт колоколам за окном. Потом она спустилась с подоконника и вдруг замерла, прямо уставившись на мужчину перед собой. Она увидела его, что было еще более странно. Критически противостоящий информацион мог выдать картинку только для Лекса, но видимо что-то пошло не так.

Модулятор позволял добывать информацию, не обнаруживая себя. Если бы конструктор в данный момент наблюдал параллель, текущую поблизости с его параллелью, в ненарочитом перемещении он не усмотрел бы ничего особенного. Лекс знал известные случаи, когда, Мысль сбивалась и выдавала такие ошибки присутствия. Правда, самому Лексу ошибаться не приходилось еще ни разу. Он слишком хорошо владел информационно-световым полем. До сих пор.

Ошибка кода! Лекс должен был расстроится, но мог лишь благодарить Вселенную, позволившую ему так ошибиться, и в результате увидеть и узнать Веронику. Здесь, в своей реальной жизни, он встречался с разными девушками, проводил с ними немало времени, пытаясь почувствовать что-то, но ни одна из них, настоящих, не смогла проникнуть в тайники его сердца, мгновенно раскрывшегося для далекой Вероники.

Старая магнитола хрюкнула и оборвала Моцарта на полуноте. Лекс вздрогнул, вынырнул из грез. Подумал, что надо еще раз прочистить считывающие головки на досуге. Поднялся, отставил чайную доску с приборами в сторону. Пора в лабораторию. Новый, дополненный код должен сработать. Сегодня, обязательно должен. После вчерашних вполне удачных опытов над перекодированными в различной степени крысами, где лично присутствовал Генеральный, Лекс заново обработал свето-информационное поле тех животных, которые трансформировались в меньшей степени. Нужно снова попробовать запустить несколько экземпляров в пространство с новыми показателями.

Едва мысль о вчерашнем, воодушевляющем разговоре с руководителем Института коснулась сознания Лекса, как сам руководитель, Михаил Валентинович Доброходов, ворвался в кабинет Главного конструктора. Всклокоченные белесые волосы над узким, покрытым нервной испариной лбом. Страдальческая складка промеж бровей. Сытые щеки, неестественно бледные. Из-под неряшливо распахнувшегося черного кимоно проступает великолепно-значительный животик. Длинный пояс, двумя узкими, нервными змейками волочится по полу. За Генеральным вприпрыжку прискакала встревоженная Благоуханная с бумажным блокнотиком и шариковой ручкой, которые ни за что не променяла бы на новейший эфирограф, также как Лекс никогда не променял бы старую магнитолу на аудиофир. Позади Генерального и Сонечки маячил подавленный качественник, а за ним еще три человека в белых лабораторных халатах.

– Что случилось? – невольно поддаваясь состоянию общей паники, взволнованно вымолвил Главный конструктор, направляясь навстречу к Доброходову.

Генеральный редко без причины покидал свои апартаменты в Гелиосе, тем более не перемещался между корпусами-сферами, если этого не требовали важные обстоятельства.

– Крысы! Мне только что доложили, что все они сдохли! Все! Вы понимаете, Александр Игоревич, что это значит?

Лекс качнул головой, чувствуя, как его покидает хорошее расположение духа. Мысль сразу принялась искать причину случившегося, анализировать вчерашние события, коды, поля… Такого просто не могло совершиться. Та, первая «удачная», хоть и трансформировавшаяся крыса все еще жила в клетке под пальмами возле магнитолы. Лекс специально обернулся, чтобы взглянуть на нее. Вон она, и теперь шуршит за решеткой орешками, смотрит на людей голубыми глазами-бусинками. Даже если у девяти из двенадцати вчерашних крыс что-то разладилось, остальные три должны были выжить. Их коды абсолютно совпадали с кодом Голубоглазки.

– Пойдемте, Михаил Валентинович! – тревожно изрек Главный конструктор, – Мне самому надо взглянуть.

Он вдруг вспомнил, как пару дней назад, вечером, Вероника долго не проявлялась в его реальности, как мучительно тянулось время, как опадали пеплом ароматические палочки на деревянные подставки, как бесполезно оплавлялись свечи, остывал чай. Тогда он почувствовал панику, настоящую, бесконтрольную. Он впервые задумался о том, что ему не все подвластно, и может так случится, что девушка с той стороны однажды совсем не появится, уйдет, пропадет, раствориться в своем информационе. Сделать возможным перемещения между критическими реальностями необходимо, но что, если… Нет! Он справится! Иначе вообще не стоит никуда двигаться! У каждого свое предназначение. У него, Лекса, предназначение совершить переворот в проникающих свойствах веществ.

– Это еще не все! – воскликнул между тем Доброходов и в нервном возбуждении топнул короткой, толстой ножкой по разноцветным мозаичным панелям, составляющим замысловатый рисунок на полу, – Здесь комиссия! Опять! Они узнали, что вчера состоялся массовый опыт… Они хотят посмотреть, как вы перемещаете животных в критические реальности!

– Как они узнали? – удивился Лекс и тут же вздохнул, догадавшись по промелькнувшей по лицу Генерального смущенной тени, кто разболтал Министерству об опытах.

– Значит, мы сделаем это, переместим для них животных, – стараясь казаться спокойным сказал Лекс, – Сразу еще ни одна крыса не умерла. А по поводу вчерашних – я сегодня же разберусь в чем дело!

– Сделайте милость, Александр Игоревич! Выручайте!

В голосе Генерального проскользнуло раздражение. Он сверкнул глазами, развернулся на высоких каблуках и переваливаясь с боку на бок побежал вон из кабинета.

Прежде, чем устремиться вослед за своим непосредственным начальником, Сонечка метнулась к Лексу, прижалась к его боку выпуклой грудью, сочувственно махнула длинными ресницами.

– Что станете делать, Сашенька? – спросила она тихо, – Как же так могло выйти?

– Я разберусь, – повторил Лекс уже сказанное Генеральному, мягко отодвинул Сонечку и пошел к выходу вперед нее.

Ахмади ухватил Главного конструктора за плечо на пороге. Усики-тараканы возмущенно двигались из стороны в сторону.

– Что-то здесь не то! – зашептал он, приблизив свое лицо к лицу товарища, – Перемещаемые погибают иначе – просто испепеляются, лишаются важной части тела, каменеют… А наши крысы просто сдохли и все, как будто от старости или яда. Состариться разом они не могли, остается яд. Их кто-то траванул!

– Состариться разом… А вот об этом-то как раз и стоит задуматься, Зульяр Миладович – вымолвил Лекс, задумчиво хмурясь, – Мы отправляем их в иные реальности, где время может течь совершенно по-другому. Пойдемте, сейчас надо устроить показательное выступление для министерских, а потом я посмотрю, где ошибся.

– Их кто-то траванул! – упрямо настаивал Ахмади, – Твой Виджай скажет… Чандра, пойди сюда! Говори, что сказал мне! Быстро.

Виджай Чандра, молодой помощник Лекса, ведущий инженер-конструктор, наблюдающий за изменчивостями информационов, шагнул было к Лексу, но тот остановил его.

– Потом, Виджай, потом, Зульяр Миладович! Сейчас у нас задача поважней!

Он оторвал от себя Ахмади, сказал ему несколько успокоительно-утешительных слов и велел Чандре немедленно следовать в лабораторию, готовить опыт.

Бывают дни, когда все идет не по плану – валиться из рук, бьется, ломается, не складывается. Возникают препятствия, о наличии которых, никогда не задумывался прежде, предают обстоятельства или люди, казавшиеся надежными. Видимо сегодня как раз оказался такой день. Вселенная решила повременить с помощью Главному конструктору, отступила, желая посмотреть, что будет, как он справится без подсказок и поддержки.

Он не сразу сообразил, что именно сегодня ему следует быть осторожнее, не давать лишних обещаний, не совершать необдуманных действий. Ему бы вспомнить заглохшую магнитолу, которая до сих пор работала безукоризненно. Однако он совсем не подумал про оборвавшийся концерт Моцарта.

Комиссия во главе с веселым, нагловатым молодым министром, состоявшая из важных докторов наук и убеленных сединами академиков, была настроена вполне благожелательно по отношению к сотрудникам Института Света. Министр шутил не очень тактично, сам смеялся своим шуткам. Генеральный смеялся в такт руководителю. Доктора и академики хмурились, считая ниже своего достоинства поддерживать невоспитанность молодого выскочки.

Демонстрацию перемещения подготовили и провели гладко, без сбоев и сложностей. Настроили визуализирующее поле, чтобы можно было следить за грызунами на расстоянии, подключили аудифиры для звукового сопровождения опыта. Закодировали и настроили свето-информационные поля грызунов. Все крысы, отправленные в критическую реальность, пробыли там около часа и благополучно вернулись назад. Лекс рискнул воспользоваться новыми наработками, чтобы улучшить эффект, а заодно протестировать измененный код. Пять крыс из десяти оказались абсолютно целыми и визуально не изменившимися при возвращении, что действительно внушало надежду на полный успех.

Казалось бы, опыт удался. Следовало поскорее выдворить проверяющих, чтобы крысы (если бы с ними приключилась такая же внезапная, непонятная беда, как с их предшественницами) могли спокойно трансформироваться и умирать вдали от чужих глаз. Генеральный уже расслабленно приглашал высоких гостей в свои апартаменты на «чай с тортиком», Зульяр Миладович предлагал угостить шутника-министра иранским кофе с перцем, доктора и академики со знанием дела общались с персоналом, восхищаясь масштабами, проделанной работы, и вот тут-то совершилось неладное.

Страшное!

Молодой министр, впечатленный проведенным на его глазах чудесным экспериментом, вдруг страстно захотел переместиться туда, где только что побывали крысы. Он был полон бесшабашного энтузиазма, восторга первопроходца. Его не могли остановить никакие весомые доводы, казавшиеся ему пустыми отговорками. Министр привык перемещаться между разными точками Земли по нескольку раз в день, бывал в параллелях с дружественными визитами. Ему думалось, что нет ничего особенного и сверхнеобыновенного в точно таком же перемещении, просто немножко подальше.

Академики и доктора наук попытались погасить горячность министра уговорами, Генеральный выдал очень убедительную речь, обещая послать молодого Руководителя в неизведанное, когда это неизведанное достаточно хорошо изучат подготовленные люди, и безопасность неприкосновенной особы высокого руководителя можно будет стопроцентно гарантировать. Лекс наотрез отказался выдать министру закодированный модулятор, напрямую заявив, что такие перемещения в настоящий момент крайне нежелательны и чреваты последствиями.

Министр побледнел, насупился, рассердился, попытался настаивать на своем, но быстро понял, что ему никто не уступит, даже если он издаст Директиву о собственном перемещении. Он сильно напомнил Лексу в этот момент мальчишку-хулигана, которому отец не позволяет безобразничать. Министр отступил, но было понятно, что внутри него зреет злоба на тех, кто не разрешил ему совершить его маленькое, восхитительное приключение. Министр отвернулся к выходу. Лекс выдохнул, считая спор исчерпавшим себя, обернулся к помощникам, приказывая убрать технику и животных. Генеральный подскочил к гостям, опять завлекая необыкновенно воздушным, кремовым тортиком. Ахмади внимательно осматривал крыс, выискивая в них изъяны.

Неожиданно, когда все были убеждены, что больше ничего необыкновенного не случится, что все разойдутся по своим делам, а секретная лаборатория наконец начнет функционировать в обычном рабочем режиме, министр резко развернулся, подлетел к Лексу, выхватил модулятор, небрежно брошенный главным конструктором в широкий карман белого кимоно, и активировал перемещающий код.