Читать книгу: «Ну ты чего такая хилая? Глотай свой гараж!», страница 5

Ягодный гараж шесть

Руся Руслачев:

Ты совсем ебанулся? Жить-то на что будешь, тебя же в макдак не возьмут ((

Руся Руслачев:

Все для фанов, мем из лички сделал и в телеграмм полезный.

ustavshijyuttt:

Девушку в москве нашел или просто устал от нас – блогерской гнили, как Мэдисон

ustavshijyuttt:

Решу любые твои проблемы, только скажи (и это не пафосный бред, Слав, квартиру продам, если ты свою в 1х проиграл, будем вместе жить в общаге)

ustavshijyuttt:

Не игнорь!

Устав от надоедающих уведомлений, Слава все же решился ответить, паранойи ему и так по горло.

reihenbahfool:

Никакой новой девушки, приглянись на фотку, там Каррелов, я теперь в фбк работают.

ustavshijyuttt:

Ахахахахах

ussssuchev98:

Ты, сволочь, еще и не брешешь, обожаю))

ustavshijyuttt:

Но это не значит, что мне не нужны подробности.

reihenbahfool:

Какие подробности? Я на трубе пять лет и с евы не шкварился, чел попросил совета – я дал.

ustavshijyuttt:

Что ты дал, я уже догадался…

ustavshijyuttt

Будешь у него подрабатывать? Ты смотри, пылью ебаной назовет…

reihenbahfool:

Не

ustavshijyuttt:

И я тоже не шкварился, а пришел он к тебе:,,,, (

reihenbahfool:

Ты с Кшиштовским ебешься, он боится стать третьим лишним

ustavshijyuttt:

*четвертым

ustavshijyuttt:

Так, начнем сначала – Лиза тут в инсте говорит, ты к любовнице укатил…

(Слав, что происходит, у вас же любовь-морковь была, Каррелов хоть и поутих, но это снова же вылезет с митингами, жидко обделается, а ты получишь реальный срок)

reihenbahfool:

Каррелов хочет безболезненно уйти в блогинг, вместо политики.

ustavshijyuttt:

И ты утешаешь старика девственной попкой.

(совсем все плохо? Чекнул видео на канале, там одни его друзья – толстый и баба)

Дальше все идет так же, Руслачеву пережеванную полуправду, прямо в клювик.

И в сотый раз отвечает, да, он как Мэдисон сломался, в Славе тому подтверждение.

На ходу печатает и думает, вводить ли девушку. Пока Слава спускается по лестнице, в беседе все копируют диалоги друг-друга: с Эльдаром, с Кшиштовским, Кириллом. Бросил – да, долблю – нет, будет ли стендап – не знаю. И как вишенка на торте – Ася Рашеш.

«Я тебя хорошо понимаю, сама периодически хочу все бросить и устроиться в салон, но как только меня видят не трубовские, пугаются монстра без зрачков, а снять линзы и отказаться от своих волос я не готова. Может для кого-то это не трагедия и он скажет «дождалась», но я, если вижу в зеркале себя «настоящую», сразу происходит селфхарм, а шрамы потом замазать очень сложно, особенно на лице. Мы никогда близко не общались, но я хочу пожелать тебе удачи и считаю, что ты правильно поступил, уехав в Москву. Тут бы каждый ебаный проспект, каждый двор и кафе напоминали о тусовке, я знаю, мне напоминает. Еще раз удачи»

Удивлением же стала Маша Нарды: «срал на меня за «пропогондосский» клип, а сам сбежал к Карреловому))))», нет, она, конечно, и раньше ему писала, но после клипца, на который Славка настрочил твитец, бросила в чс везде, где только можно. Слава бездумно кликает на ответ, но пользователь ограничил круг лиц, которые могу присылать ему сообщения. На лице оказалась ленивая усмешка – Маша обосралась своим сучьим поведением.

Однако, следом его внезапно прошибает холодный пот, тело лихорадочно трясёт, а голова оказывается наполнена свинцом.

Потеют ладошки и металлические перила, за которые он взялся, становятся влажным, рука скользит и он, как ошпаренный, одёргивает руку, бешено вращая глазами. В надежде успокоиться, перевёл взгляд испуганных глаз в окно, после чего отшатнулся и от него. Дрожащими ногами перебегает последние ступеньки и, задыхаясь, не в силах больше стоять, прижимается к стене, у окна. Дышит он глубоко, переполняет воздухом лёгкие, растягивая мясо, но его все так же катастрофически мало. Слава словно прижат к стене, врезается костями в бетон.

Мимо него проходят люди, задолбавшиеся ждать лифт. Без каблуков, одни ботинки и пара найков. Слава смотрит на их ноги, страшась поднять взгляд. Вспотевшей рукой достает сигарету, делая вид, что курит, силясь сделать так, чтобы незажженного фильтра не было видно. Заходит в свой инстаграм и думает писать Маше в директ. Пальцы отказываются слушаться, не попадая по буквам. Все равно без толку. Что писать-то собрался, девушке, которая оставляет последнее слово за собой, обиженной и пьяной, с ее слов? Не бейте!

Воздуха остаётся ещё меньше, настолько мало, что перед глазами все расплывается и он вот-вот потеряет, и так убывающее сознание. Слава лежит на стене, откинув голову, смотрит в экран телефона, занесенный над головой, словно револьвер, от которого сейчас зависит его жизнь. В отражении он видит себя, гифку, со сползающей с лица кожей, с выдавленными из глазниц глазными яблоками, куски содранной с мясом кожи, что в этот же момент стремительно начинают гнить.

Вдохнуть практически невозможно, боль от перелома гортани отчётливо ощущается и это конец, телефон летит из рук – смертельно, но прежде чем упасть, айфон дарит напоследок яркий, устрашающий отблеск цирка уродов: козла на двух ногах, уродов с конца камеры и по ее бокам, и в итоге – ее. Белые длинные волосы, спутанные, окутывающие ее куполом тонких, крошащихся на три ряда акульих зубов. Покрытые коростой ошметки кожи и разрез, до съеденных белой молью ушей, пустые глазницы. Она приветливо махает скрюченными белыми пальцами и исчезает, оставив после себя белую моль, как из энциклопедии – живет в тундре и умеет пищать, увидишь – обосрешься, вот и Слава того, глаза закрывает, корчится от отвращения, но телефон уже разбивается о керамику у его ног. Падает экран вниз, не разбиваясь на детали, но оглушая барабанные перепонки ударом.

Слава поднимает и ахуевает – он еще жив, жизнь в микросхемах еще бьется, треплется крыльями милых капустниц. И там открытый диалог с Марией, всего лишь одна тонкая трещина, от одного уголка до другого, стекло насквозь пронзает и черный пластик.

Так не бывает.

А еще не бывает сообщений, которые он не помнит, чтобы отправлял, в открытом диалоге, который он точно не вел.

И Маша, выдающая свою подружку Хафман.

И нет, приписка «твои друзья слили» не придает этому «диалогу» вменяемости, никаким друзьям он не говорил, и если Маша подумала таким образом ему поднасрать, выдавая свои источники, ну…

Слава качает головой, сам в себе разочаровываясь, в субтильных девах с бледной кожей, не знающих косметики, похожих на хрупких, нежных, но мальчиков, с не свисающими волосами до лопаток.

У Каррелова сверхъестественная способность находить Славу тогда, когда тот лапками гладит дно. Вот и сейчас на кромке серых глаз беспокойство, скрытое ледяной коркой. Он весь такой, «ироничный», изморозью покрытый, серьезный (?), спокойный (?), мейнстримно-карреловски сжатые губы, надета маска.

– Слав?

Он делает пару шажков вперед, вжимается в плечо, как тогда, пародируя объятья.

– Хафман что-то знает, она сказала своей подружке, что я теперь работаю на тебя.

Каррелову умненькие глазки подсказывают прошерстить все его диалоги, о чем он и шепчет Славе, обнимает его, прижимая ближе.

Глаза распахиваются и хочется непроизвольно отстраниться, но Александр держит крепко. Тепла в груди так много, что плавится сердце. Слава сам вжимается до боли в плечо, прикрывает сухие глаза. В таком сросшемся, с ослабевшей рукой Славы айфоне, свободной рукой листает его диалоги, копаясь, потроша его внутренности, его череп, его дружбу, на потеху плывущим по лестницам. Славу зажимают у стены.

– Надо наведаться к этой Хафман, – прокручивая изнанку блогерской тусовки, думает Каррелов, – я проведаю Свету.

Кгбшники не догадаются, я просто защищаю свою интрижку с Александром.

И сам себя стыдит, когда под рёбрами боль растекается, поражая его органы. Их перешептывания о рептилоидах, их объятия до ломоты, до синяков, как взгляд Александра меняется от попавшего в Славины лапы.

Это не «интрижка», она не может быть такой, не может, не может, это…

Слава чуть не ляпнул любовь, сжигая все под кожей, к хуям.

– Будь осторожен, Слав.

– Не доверяешь мне?

– Да в том-то и дело, что только тебе и доверяю.

Слова эти подносят спичку к коже и все вспыхивает, обугливается подожженной сигарой.

Отстраняться болезненно, но все это связанно с Александром. Так Слава и отступает в стену лопатками, но мужчина не отходит от него, так как хочется Продольченко, пока он ищет Хафман в вконтакте. Галочки у нее нет, но ищется первой. Она онлайн, открыта личка. Он пишет, что готов дать интервью ее автоматной очереди.

Света Хафман:

Весь выпуск будет о твоем уходе с ютуба;)

Слава Продольченко:

По рукам, когда?

Света идет на попятную пишет, что все забито и ваще Славу разделает под орех.

Он подается к Александру, тот отступает, так они и спускаются через последний пролет.

Слава Продольченко:

И про мою бисексуальность?

Света замолкает, но Слава-то знает, она не сможет отказаться.

Света Хафман:

Я напишу это в превьюхе

Слава Продольченко:

Как раз подыскивал себе канал для камин-аута.

Девушка сливается, говорит, что на месяц все забито и Слава соглашается, дает ссылку на свой основной телеграмм, контакт у него глючит. В Хафман побеждает жажда, уходящая с каждым интервью. Никому не интересны фрики со дна трубы и она переходит по ссылке. В телеге девушкп говорит, что через месяц, но Слава бросает, что Маша ему все рассказала, пьяненькая, как всегда, и что источники твои пропалила все. Запись сегодня или Славочка все их грязное белье вывесит на церковной доске.

Света твердой рукой пишет ему хорошо и скрывается в офлайне.

Уже знакомая машина, переднее сидение.

– Сегодня иду к Хафман, рассказывать про свою бисексуальность

– И она, конечно, повелась.

– Не верите, что главный глиномес тытруба, пишущий автобиографические фанфики, может давать в анус?

– Отчего же? Спрашиваю, ведутся ли еще яойщицы на простых парней, чье единственное отличие от таких же – ориентация? Такой вот гейский фетишизм еще не вымер. Хотя дурной из меня интервьюер, конечно, не вымер ведь.

– Еще не наступил 3018 будущего, под вашим руководством вымрет, не переживайте, и спрос на Славку Продольченко упадет окончательно.

– На моего (названиие должности глав дипломата) ничего не упадет – Александр говорит как бы между делом, сосредоточенный на дороге.

Слава отворачивается к окну, сжимая ремень безопасности – теплота в груди.

Они как раз подъезжают.

Пока-Пока, отъезжающий черный джип.

Вереница съемных квартир останавливается на жестком продавленном диване. Слава критически оглядывает его и одеяло с подушками, в его безопасном углу, не просматривающимся из окон. В нем он и дожидается назначенного времени, накрывшись мягким одеялом, до все еще горящих щек.

Не тут-то было, дорогой мой. Из ниоткуда слух начал разрезать тоненький, но совсем не милый голосок.

– За каждую услугу взимается. Слово-то какое забавное – плата. Так миленько-примиленько

Слава кричит, нет, орет, до содранного горла, швыряя телефон в стену, напротив из которого, его выражение повторяет обглоданный скелет. Экран обнимает девушка, со спутанными молью волосами и мило улыбается, пряча зубы. Гниющая белая кожа губ обнажает клыки, как не старайся лыбиться.

– Славочка, я помогу тебе! Буду приглядывать и твоя любовь с Сашечкой обязательно будет взаимной, и будущий деточка тоже будет тута! Мы с ним друзьяшечки! Ну-ну, не дрожи! И яблочко не кидай, еще одну царапину хочешь? Острую-приострую, а ты решил нам лакомство дать?

Слава затыкает уши от высокого, звонкого, девичьего голоса, пробивающего ушные перепонки, скребущие серу. Айфон безжизненно лежит у стены, все так же в корпусе. Глухой звук удара слышится снова и снова, а голос тише не становится.

– Вы же собираетесь революцию устраивать, ну куда же, куда ты без нас в таком важном деле? Твой Сашенька начнет играть с большими дядями и его скушают целиком, скелет переварят. Вот мы и пришли к тебе, ты же этого не хочешь, правдачки?

Слава может заткнуть уши и как ребенок спрятаться под одеялом.

Но он смотрит на телефон, торгуется девушкой-молью.

-…Чего не было в манифесте из фольги?

– Да, названьеце и впраду забавненькое! Конечно мы можем, магмочка в недрах этой страны пропитана всеми нами и попами в платьицах! Вся-вся! Она выходит в чернозем, отравляется душком воздух и мы можем существовать, ходить по этой земельке и помогать тебе!

Слава бросает украдкой взгляд на стекло, вычисляя снайпера и вздрагивает – на него смотрит разложившаяся, та самая девочка-моль.

– Задавай свои вопросики, Славочка – улыбка становится шире, умиляясь, выдранный кусок губы растягивается.

– Почему мне пришла рассылка?

– Потомушечки магия? Кто-то очень недовольный, разослал всей стране письмечко счастливца, тайное правительство перехватили практически все, кое-кого убили, но тут вмешались мы. Нас звало тысячи отключающихся чипов и я считалочкой выбрала твой, и захоти кто-нибудь мне поменять эту, выживет совсем другой человечишка, но Сашенька все равно узнает правду, его выбрали на собрании. Но замени кто-нибудь из тогдашних спикеров, пусти я дрянную боеголовку отвлечь их, и пока они будут решать эту проблемочку, их замы выберут совсем другого из сотен и тысяч Каррельчиков, или нет? И им помешают помешать? – её звонкий голос.

Ягодный гараж семь

Сидя на диване в автоматной очереди, Слава ни о чем не думает, «потому что нет отражающих поверхностей, помимо глаз напротив, в каждом из которых ему приветливо улыбаются три ряда зубов, заложив костлявые руки за спину как маленькая девочка». Хафман сдирает ногтями с лица стервозность, становясь профессиональным интервьюером, без страха и упрека, понимающим, толерантным. Короткие русые волосы, со светлыми желтоватыми прядками, незаметными мужскому взгляду, если не пялиться, как это делает Слава. Девушка не тушуется, смотрит открыто, не дает себя вывести этой психологической атакой, только ухмылку подкрашивает улыбкой. Ее губы обветренны и только украдкой отворачиваясь к оператору, настраивает камеру, и ждет Славиного хода:

– Какие темы ты не готов обсуждать?

– Да все готов, только мем про сранье пора прекращать форсить – Слава привычным жестом обозначает кавычки. И смотрит серьезно, даже когда улыбается, а все «борода!»

– А что так? Хороший мем… Ладно, забыли, это все? – у Хаффман по змеиному сужены зрачки, бледно-красное складывается в острое, готовое наброситься в любой момент, плотоядное – сука, стерва тут, рядом с ним, пока не включилась камера. Изначальный план зажать девушку без камер, парируя острые лезвия ответов:

– Может покурим?

Понеслась моча по трубам, только не обосрись, да подливой то самое, проиграй, дитя дохлой тетрадки:

– Если откажусь с тобой идти, интервью мне сорвешь? Учти, я замужем.

– А у меня парень.

– В твиттере ты писал, что не куришь, пиздел?

– Начал, как парня курящего нашел, сволочь мне их подсовывает. Не виновата я, блядское заикание.

– Учти, склеек не будет – яд из ее рта стекает ручейками-каплями, но спохватившись, что она не хабалка какая. «Ты справишься» – бросает, как собаке кость.

Настороженная, поднявшая голову змея, самая опасная. Хаффман встаёт с дивана, чтобы идти и пояснять шапочно знакомому мужику, Слава видит высокую, худую как щепку девушку, храбрившуюся, хорохорящуюся, как воробей, складывая тонкие руки. И какая из нее змея?

Как девочка-разлагающаяся моль в ее глазах.

– Ну, веди меня, студия-то твоя…

– Я парю на диване и мне, как журналистке, интересно, куда ты меня поведешь. Так я говорю себе, успокаивая, ведь дискуссию с таким как Продольчеко, с восемью сезонами сериала для дрочеров, для слешеров и другой нечести, – говорит в Славе диванный психолог, влюбленный по уши в политика. По тому, как напряжена Хаффман, или она просто сосредоточена на предстоящем неумелом вопросе, всегда готовая лучше оппонента, зная ошибки шибко умных, воспринимает всерьез даже Продольченко.

Слава ведет ее в подъезд, ждет пока девушка роется, в кремового цвета рюкзачке, ища вейп, галантно пропуская свою первую цель, как инспектора Грега.

Хаффман бесстрашно спускается к окну – ее информатор не из ада, или она кичится тем, что его взяла за яйца и может спокойно смотреть в окно. Значит лазит в торе/ей сливает друг – третий человек, а он уже с икпориом и без стеклышек. Но его замок из песка смывает приливом, так как все его теории пальцем в небо, а он не Шерлок Холмс, вокруг которого Доль заботливо окутывает мир и сюжеты. Так что, если идешь поссать в речку, из нее субъект черпал водицу для чая.

А ты бы хотел оставаться с челом, на которого у тебя компромат, но игру по нотам исчеркала лучшая подружка?

Без балончика, прошу заметить, с голыми руками и вейпом.

Слава тут забивал стрелку и идет вслед за чьей-то малой.

Спустя коротенький диалог, у Продольченко горит пердак. Ничего путного он не узнал, помимо того, что Хаффман в кашемировом свитере, а в глазах по-прежнему пляшет чертовка, с застывшей зубастой, в говорящем неразборчиво, сквозь рубцы, пастью. Сколько там прошло с «пребежишь ты ко мне, Славочка, сверкая проженными штанишками?» сейчас Хаффман лениво выдыхает мятный пар и чувствует себя победительницей, как девочка-моль. Он не протянет свою руку в сгнившую ладошку, скрывающей сучью ухмылку.

Света говорит, что им пора вернуться к Жене и делает шаг, вниз по ступенькам, когда Слава резко меняет мировоззрение и вот уже верит, что его душа все равно отправится в ад, и он станет как девочка-моль. Судорожно, скороговоркой, внутренне кричит, так, что пульсирует в висках: "согласен-согласен-согласен, помоги-помоги-помоги, вызываю бледную моль, вызываю". У него трясутся руки и намокают глаза, вращаются белки и ни за что не могут зацепиться. Девочка в окне шуточно кланяется своему Славочке, не говоря ничего торжественного или пугающего сломленному человеку.

– А Витек Александрович Дернов хорошенько тебя снабдил, – Хаффман останавливается, поворачивается так, что вспыхивают на московском солнце обесцвеченные прядки.

– Откуда ты…

– Мне тоже пришла рассылка, как и твоему парню. Тебе не кажется, Свет, что нам лучше держаться вместе?

– К Каррелову я не…

– Я про блогерскую тусу, Свет, из нее так просто и не выйти. И если одного блогерщика, с компроматом на правительство, узнают и закруют, другие встанут на одиночные пикеты и шантажировать власть побегут.

В её глазах девочка-моль кружится в танце, пока розовая вата вокруг Хаффман разлагается. Ее тонкие запястья, сложенные на груди, ломаются, зубы терзает плоть, и, как не пытается дышать, как обычно вдыхать раскаленный пар не получается. На какое-то мнгновение она, сломанная двадцатилетняя девочка, пешка в игре сильных мира сего, легко отбрасываемая с доски, с мягкой грудиной, копошащимся змеей парнем, строящей из себя неебаца игрока. И Слава, такой же ребенок с щетиной, влюбленный без памяти в опального политика, ради него строящий из себя что-то. Но без программы для монтажа, в видео выходит только дергаться марионеткой, в костлявых руках. И хор детских аплодисментов плавится адским огнем.

– Про твоего Каррелова легко было копать.

– Не мне это говорить, но пустой пиздеж. – да потому что Каррелов играет сейчас с большими дядьками и слежка государства, тысячью острых как нож нитями, скатываются с маслянистой кожи. – не лучшее начало.

К девушке подбирается ухмылка, ледяная, приклеенная. – а не слишком ли много на себя берешь? Руку твою я жать не буду, итак в одной лодке – Хаффман говорит тонким, нечеловеческим голосом. Слава подбирается весь, не вздрагивает, тяжело вздыхает и поднимается по ступенькам, к верно ждущему Жене. Он поднимается следом.

– Что вы так долго?

– Ебались в подъезде

– Я кончил в рот.

– Хорошенько мне отлизав.

Оператор притворно кривится, жестом указывает на диван.

Как только камера включается, Хаффман, из стервы, тут же становится няшкой и первым делом спрашивает, почему он согласился на интерьвью с ней:

– Я сейчас бомжара, так что готов давать только жалостливым девочкам.

– Ты считаешь меня жалостливой?

– Скорее корректной и милой. Заранее извиняюсь, буду материться, а мат тут звездочками стыдливо не прикроешь…

– Так это мы поставим на превью и перерыв. Я красные щели замажу тоналкой, ты можешь вслух говорить, звездочка! А теперь не будем тянуть кота за яйца, ты же понимаешь, я должна побыть стервой и задать этот вопрос. Это все-таки интервью.

– Уходишь с ютуба – и смотрит участливо, приторно, а из ее глаз сахарно.

– Да, только не ухожу, а уже ушел. Канал удалять не буду, все видео останутся, деньги за билеты все верну, оставшийся мерч разыграю в группе, стримов не будет, но я могу иногда появляться у каких-нибудь тытруберов, лампочку закрутить.

– Кстати об этом, ты был на макияже у Аси, вы общаетесь вне съемок?

– Да не то чтобы. Гридин отказался и она срочно искала замену, и я подумал, а почему, собственно, не помочь? Она хорошая девочка… Но я хомо! – опережает зацепившуюся за такую сладенькую для любого тытруберского интервью, но Слава быстрее.

– А что послужило причиной ухода с ютуба?

– Да заебало быть на виду, пусть знают, какой я без монтажа у звездочки бан!

– Значит, ты не к парню ушел?

Слава гонит про свою бисексуальность и специально съезжает с темой, ему подыгрывают.

–… нравятся мне больше мужики, но я лох, поэтому лез в отношения с девушками, обжигался и лез снова. Хотел перед всеми своими бывшими извиниться – вы прекрасные девушки, просто ваш бывший – пидор, не вздумайте винить себя!

Хаффман расчувствовалась, похвалила Славу и начала забивать время, чтобы дотянуть до заветных тридцати минут:

– Так, снято – Женя вырубает камеру и идет скидывать на комп, а после они сидят душевно втроем на кухне, пьют китайский чай из фарфорового чайничка. Женя курит в открытое окно. Вдвоем они ждут, когда парень поедет домой, что произойдет очень не скоро и Слава может прослыть любовничком Светы, если так и продолжит смотреть ей в глаза, предпочитая две маленькие, плохо различимые демонессы, чем одну большую, да смееятся с ее шуток.

Девочка в окне шуточно кланяется своему Славочке, не говоря ничего торжественного, пугающего, сломленному человеку.