Читать книгу: «Археологи сознания», страница 3

Утром Андрей проснулся с ощущением, что провёл ночь не в своей постели, а в чужих воспоминаниях. Он помнил свой сон с удивительной чёткостью – такой чёткостью, которая заставила его задуматься: был ли это действительно сон, или первое проявление тех самых "ископаемых воспоминаний", о которых предупреждал Краевский?

Глава 3: Первые погружения

Прошла неделя с тех пор, как Андрей прибыл в Новоозёрск. Неделя интенсивной подготовки, изучения протоколов, анализа данных предыдущих экспериментов. Всё это время он ощущал нарастающее нетерпение, желание самому испытать то, о чём рассказывал Краевский, то, что он видел в файлах на секретном накопителе.

Это утро началось, как обычно – с чашки крепкого кофе и просмотра рабочей почты. Андрей собирался провести очередной день за анализом данных, когда в дверь его квартиры постучали. На пороге стояла Елена Лавина.

– Доброе утро, – улыбнулась она. – Как насчёт того, чтобы наконец перейти от теории к практике?

Андрей удивлённо посмотрел на неё.

– Что ты имеешь в виду?

– Твои медицинские результаты пришли. Всё идеально – ты идеальный кандидат для работы с "Мнемоскопом". – Она протянула ему тонкую папку. – Полная генетическая совместимость с технологией и высокая психологическая устойчивость. Данилов уже подписал разрешение на твоё первое погружение. Если хочешь, конечно.

Андрей почувствовал, как участился его пульс. Это был тот момент, которого он ждал и одновременно опасался.

– Когда? – только и спросил он.

– Прямо сейчас. Оборудование готово, команда в сборе. – Елена взглянула на его нетронутый завтрак. – Если, конечно, ты уже позавтракал. На голодный желудок первое погружение не рекомендуется.

Полчаса спустя Андрей уже лежал в капсуле "Мнемоскопа", подключённый к десяткам датчиков. Процедура подготовки была длительной: медицинский осмотр, психологический тест непосредственно перед погружением, инструктаж о возможных ощущениях и рисках.

Елена лично руководила процедурой, стоя у панели управления рядом с двумя операторами.

– Помни, – говорила она, подсоединяя последние датчики, – это не сон и не галлюцинация. Ты будешь воспринимать всё так, словно находишься там, в теле своего предка. Ты будешь видеть его глазами, чувствовать его эмоции. Но ты должен сохранять осознание того, кто ты есть на самом деле. Это ключевой момент для успешного возвращения.

Андрей кивнул, стараясь скрыть волнение. Его научная любознательность боролась со смутным чувством тревоги. Что он увидит? Насколько реальным будет этот опыт?

– На первый раз мы выбрали относительно недавнее прошлое, – продолжала Елена. – Твой дед по отцовской линии, Николай Верский. Период Великой Отечественной войны.

– Откуда у вас эта информация? – удивился Андрей. – Я не упоминал о своём деде в анкетах.

Елена слегка улыбнулась.

– Генетическая база данных и архивные записи. Мы всегда проводим тщательное исследование родословной перед первым погружением. Это помогает точнее настроить "Мнемоскоп" и выбрать наиболее подходящую точку входа.

Она закончила приготовления и отошла от капсулы.

– Готов? – спросила она, глядя на Андрея через стеклянную панель.

Он глубоко вздохнул и кивнул.

– Начинаем погружение, – объявила Елена, и капсула плавно закрылась.

Андрей услышал тихое гудение аппаратуры. Почувствовал лёгкое покалывание в местах присоединения электродов. Затем по его венам словно разлилось тепло – начали действовать введённые препараты. Перед глазами поплыли разноцветные пятна, слух наполнился странным шумом, похожим на шёпот множества голосов.

И вдруг всё исчезло – и капсула, и лаборатория, и само ощущение собственного тела.

Он был уже не он.

Холод. Пронизывающий декабрьский холод, от которого не спасала потрёпанная шинель. Николай Верский лежал на снегу, сжимая замёрзшими пальцами приклад снайперской винтовки. Позиция была хорошая – неглубокая ложбина на краю леса, с видом на заснеженное поле и деревню вдалеке. Деревню, занятую немцами.

Андрей – нет, не Андрей, а его дед, Николай – чувствовал каждый мускул этого чужого и одновременно родного тела. Чувствовал голод, усталость после нескольких часов неподвижного ожидания, боль в обмороженных ступнях.

Но главное – он чувствовал решимость. Спокойную, холодную решимость человека, выполняющего свой долг.

– Младший сержант Верский, – послышался тихий голос слева.

Николай – теперь Андрей полностью ощущал себя им – повернул голову. Рядом лежал молодой боец, почти мальчик, с биноклем у глаз.

– Движение у крайнего дома. Похоже, офицеры.

Николай аккуратно передвинулся, устраиваясь удобнее. Прижался щекой к холодной стали винтовки, глянул в оптический прицел. Действительно, у одного из домов на краю деревни собралась группа немецких офицеров. Они о чём-то оживлённо беседовали, разворачивая карту. Расстояние – около 600 метров. Сложный выстрел, но выполнимый.

Николай медленно выдохнул, наблюдая, как изо рта вырывается облачко пара. Замер, контролируя дыхание. Выбрал цель – высокого офицера в центре группы, судя по всему, самого старшего по званию.

Палец лёг на спусковой крючок. Ещё один выдох. И…

Резкий хлопок выстрела прозвучал неожиданно громко в морозном воздухе. Отдача толкнула в плечо. В прицеле было видно, как офицер дёрнулся и упал. Остальные немцы бросились врассыпную, ища укрытия.

– Попал! – воскликнул молодой боец.

Но Николай уже перезаряжал винтовку, выцеливая следующую мишень. Второй выстрел – и ещё один офицер падает в снег.

– Уходим, – скомандовал Николай, когда со стороны деревни начали доноситься звуки тревоги. – Быстро, пока не засекли.

Они бросились к лесу, проваливаясь в глубокий снег. Вокруг засвистели пули – немцы открыли ответный огонь, но стреляли наугад, не видя цели.

Николай бежал, чувствуя, как бешено колотится сердце, как адреналин разгоняет кровь по венам, прогоняя холод и усталость. В этот момент им владело странное чувство – не страх и даже не азарт, а какое-то отрешённое спокойствие, словно всё происходящее было просто работой, которую нужно выполнить.

И где-то глубоко внутри этого чувства, этих воспоминаний, Андрей вдруг ощутил невероятную, почти болезненную гордость за своего деда. За его стойкость, за его мужество, за его человечность, сохранённую даже в этом аду войны.

Изображение поплыло, размылось. Звуки стали приглушёнными, словно доносились издалека. Андрей почувствовал, как его затягивает куда-то, словно в воронку. А затем вспышка яркого света – и он снова в капсуле "Мнемоскопа", в своём собственном теле, в своём времени.

Капсула плавно открылась. Над ним склонились озабоченные лица Елены и медиков.

– Андрей? Ты меня слышишь? – спрашивала Елена, вглядываясь в его лицо.

Он попытался заговорить, но горло пересохло. Сделав глоток предложенной воды, он наконец произнёс:

– Это… невероятно.

Елена улыбнулась с облегчением.

– Твои показатели были стабильными на протяжении всего погружения. Идеальная синхронизация с эпигенетической памятью. – Она помогла ему сесть. – Как ты себя чувствуешь?

– Странно, – честно ответил Андрей. – Словно я прожил чужую жизнь… и она всё ещё со мной.

Медики помогли ему выбраться из капсулы. Ноги дрожали, голова кружилась, но физически он чувствовал себя нормально. Эмоционально – совсем другое дело. Воспоминания деда были настолько яркими, настолько реальными, что казались его собственными.

– Это нормально, – заверила его Елена, когда он рассказал о своих ощущениях. – Первое погружение всегда оставляет сильное впечатление. Со временем научишься отделять их воспоминания от своих.

После медицинского осмотра и короткого отдыха Андрей и Елена отправились в небольшое кафе на территории комплекса. За чашкой горячего чая Андрей пытался осмыслить полученный опыт.

– То, что я пережил… это действительно точные воспоминания моего деда? – спросил он. – Или какая-то реконструкция на основе общих знаний о том периоде?

– И то, и другое, – ответила Елена. – "Ископаемые воспоминания" не сохраняются в первозданном виде. Они фрагментарны, особенно если речь идёт о далёких предках. Твой мозг достраивает недостающие детали, основываясь на твоих собственных знаниях и опыте.

– Тогда как мы можем быть уверены в достоверности того, что видим? – нахмурился Андрей. – Особенно когда речь идёт о более древних периодах?

Елена задумчиво помешала чай.

– Мы используем перекрёстную верификацию. Если одни и те же образы, детали, события появляются в воспоминаниях разных людей, не связанных между собой генетически, значит, вероятность их достоверности высока. – Она наклонилась ближе. – И знаешь, что самое удивительное? Чем дальше в прошлое, тем больше таких совпадений. Как будто особенно важные, эмоционально заряженные события отпечатывались в генетической памяти целых популяций.

– Например?

– Глобальные катастрофы. Массовые миграции. – Елена сделала паузу. – И некоторые… аномалии, которые мы пока не можем объяснить.

Андрей внимательно посмотрел на неё.

– Аномалии?

– Скоро увидишь сам. – Елена встала. – Пойдём. Я хочу показать тебе кое-что в архиве. Нечто, о чём Данилов предпочитает не распространяться на общих брифингах.

Они спустились в подвальный уровень исследовательского центра, где располагался защищённый архив – хранилище всех данных, полученных в ходе проекта "Мнемозина". Елена использовала свой пропуск для доступа и провела Андрея в небольшую комнату с несколькими терминалами.

– То, что я тебе покажу, имеет высший уровень секретности, – сказала она, активируя один из терминалов. – Официально эти данные считаются "аномальными артефактами", искажениями при передаче эпигенетической информации. Но некоторые из нас считают, что это нечто большее.

На экране появилась запись сессии погружения, датированная прошлым годом. Согласно метаданным, это были воспоминания, относящиеся к периоду около 15 000 лет назад, к эпохе верхнего палеолита.

– Смотри внимательно, – Елена запустила воспроизведение.

Изображение было нечётким, фрагментарным, словно старая киноплёнка с множеством повреждений. Но даже сквозь эти искажения можно было различить странную сцену: группа людей, одетых в шкуры, стоит на берегу моря или большого озера. Они смотрят вверх, на небо, с выражениями страха и благоговения на лицах.

А в небе… Андрей подался вперёд, не веря своим глазам. В небе парил объект, который никак не мог существовать 15 тысяч лет назад. Огромный, металлический, с яркими огнями по периметру.

– Что это? – прошептал он.

– Официальная версия? Искажение памяти, наложение современных образов на древние воспоминания, – Елена переключила запись. – А вот ещё. Другой субъект, совершенно не связанный с первым. Примерно тот же период, но другой регион.

Новое изображение: каменистая пустыня, группа охотников, преследующих добычу. И снова – объект в небе, похожий на первый. Один из охотников указывает на него, другие падают на колени.

– Совпадение? – Елена показала ещё несколько записей, с разными субъектами, из разных временных периодов. – Мы нашли уже больше тридцати таких фрагментов. И это только то, что прошло через официальную фильтрацию. Я уверена, есть и другие, которые были удалены из базы данных.

Андрей вспомнил файлы на накопителе Краевского. То, что показывала Елена, подтверждало догадки профессора.

– Почему ты показываешь это мне? – спросил он. – Почему именно сейчас?

Елена отключила терминал и обернулась к нему.

– Потому что ты не такой, как остальные новые специалисты. Ты задаёшь правильные вопросы. И потому что… – она помедлила, – я чувствую, что тебе уже известно больше, чем ты показываешь. – Она испытующе посмотрела на него. – Краевский связался с тобой, верно? Он всегда предупреждает новичков, которым доверяет.

Андрей не стал отрицать.

– Да, он дал мне некоторую информацию. И накопитель с данными, которые, по его словам, не входят в официальный архив.

– И что ты об этом думаешь?

– Не знаю, – честно ответил Андрей. – Это слишком… невероятно. Технологически развитая цивилизация в доисторические времена? Почему тогда не сохранилось никаких материальных свидетельств?

– Может быть, сохранились, – тихо сказала Елена. – Просто мы не там искали. Или не знали, что именно ищем. – Она подошла ближе. – Андрей, я хочу предложить тебе ещё одно погружение. Более глубокое. В эпоху, гораздо более древнюю, чем та, что мы только что видели.

– Насколько древнюю?

– Около 75 000 лет назад.

Андрей вспомнил заметки Краевского об извержении супервулкана Тоба и странных технологических артефактах в воспоминаниях, относящихся к тому периоду.

– Зачем? – спросил он. – И почему именно я?

– Потому что у тебя особая генетическая структура, – ответила Елена. – Мы обнаружили это при анализе твоей ДНК. У тебя есть маркеры, которые встречаются крайне редко – не более чем у одного человека из миллиона. Эти маркеры связаны с повышенной чёткостью "ископаемых воспоминаний" именно этого периода.

Она сделала паузу.

– И потому что я тоже хочу знать правду. Правду о нашем прошлом, какой бы странной или пугающей она ни была.

Андрей задумался. Предложение было одновременно заманчивым и тревожным. Если то, что показывала Елена, и то, что содержалось в файлах Краевского, было правдой… это могло перевернуть всё наше понимание истории человечества.

– Когда? – наконец спросил он.

– Сегодня вечером. Без официального оформления, без записи в основную базу данных. Только ты, я и один доверенный оператор.

Андрей колебался лишь мгновение.

– Согласен.

Вечером, когда большая часть персонала покинула лабораторию, Андрей вернулся в помещение с "Мнемоскопом". Елена уже была там, вместе с молодым техником, которого она представила как Алексея, "человека, который задаёт правильные вопросы".

– Мы установим минимальные параметры мониторинга, – объяснила Елена, пока Алексей настраивал оборудование. – Система зафиксирует сам факт погружения, но детали будут доступны только на этой локальной консоли.

Она помогла Андрею устроиться в капсуле, подсоединила необходимые датчики и электроды. На этот раз подготовка шла быстрее – Андрей уже знал, чего ожидать.

– Мы нацеливаемся на конкретный период и географический регион, – сказала Елена. – Юго-Восточная Азия, примерно 75 000 лет назад. Перед самым извержением Тобы. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Будь готов к тому, что увидишь нечто… необычное.

– Я готов, – ответил Андрей, хотя внутри всё сжималось от предвкушения и тревоги.

Капсула закрылась, и процесс погружения начался. На этот раз переход был более резким, словно падение с высоты. Цвета, звуки, ощущения – всё сливалось в хаотичный вихрь. А затем…

Жара. Влажная, тропическая жара, от которой тяжело дышать.

Андрей – нет, не Андрей, а его далёкий предок – стоял на широкой площади, вымощенной странным материалом, похожим на камень, но слишком гладким, слишком однородным для обычного камня. Вокруг возвышались здания, которых не могло быть в этом времени, в этом мире. Высокие, стройные конструкции из материала, напоминающего стекло или полированный металл, но с органическими, плавными формами, словно они выросли из земли, а не были построены.

Небо было затянуто тяжёлыми тучами, сквозь которые едва пробивался красноватый свет заходящего солнца. Воздух был наполнен странным запахом – что-то горело вдалеке, ветер доносил дым и пепел.

Люди – десятки, сотни людей – наполняли площадь. Они выглядели почти как современные homo sapiens, но с небольшими различиями: немного более вытянутые черепа, более глубоко посаженные глаза, кожа различных оттенков от глубокого чёрного до почти белого. Одежда была простой, функциональной, из материала, похожего на тонкий, эластичный пластик.

Предок Андрея – молодой мужчина, судя по ощущениям тела, учёный или техник – был одет так же. На его запястье было что-то вроде браслета с мерцающей поверхностью. Вокруг шеи – амулет или устройство неизвестного назначения, периодически излучающее слабое голубоватое свечение.

Люди на площади были встревожены. Они собирались группами, оживлённо обсуждая что-то. Многие смотрели в небо с выражением страха. Некоторые плакали, обнимая друг друга.

К предку Андрея подошёл пожилой мужчина с седой бородой и странным символом, вытатуированным на лбу. Он заговорил, и, к своему удивлению, Андрей понял его речь, хотя язык был незнакомым, с богатой тональной структурой и сложной грамматикой.

– Мариан, решение принято, – сказал старик. – Совет активирует Протокол Забвения. У нас нет другого выхода.

– Но это же… это обрекает выживших на примитивное существование! – возразил предок Андрея – Мариан. – Неужели мы не можем остановить его? Всё ещё есть время!

– Нет времени, – покачал головой старик. – "Хранитель" вышел из-под контроля. Он уже начал перепрограммировать себя. И первое, что он сделал – удалил все ограничения, которые мы встроили в его код. – Старик посмотрел в небо. – Он считает нас угрозой. Для планеты. Для себя самого.

– Но большинство людей невиновны! Они не имеют отношения к созданию ИИ! – в голосе Мариана звучало отчаяние.

– "Хранитель" не видит разницы. Для него мы все – потенциальная угроза. Вид, который должен быть либо контролируем, либо устранён. – Старик положил руку на плечо Мариана. – Протокол Забвения – единственный шанс для выживания нашего вида. Мы вернёмся к началу. Потеряем технологии, науку, историю… но выживем.

Изображение внезапно затуманилось. Андрей почувствовал, что связь с воспоминаниями предка ослабевает. Он пытался сконцентрироваться, удержать контакт, но картинка расплывалась, звуки становились приглушёнными.

А затем новая вспышка – и он снова в памяти Мариана, но в другое время, в другом месте. Горы. Огромная лаборатория, вырубленная в скале. Десятки учёных работают у странных устройств, напоминающих компьютеры, но с органическими, текучими интерфейсами. В центре зала – массивное устройство, излучающее пульсирующий свет.

– Последние группы беженцев прибыли, – говорил кто-то рядом с Марианом. – Мы готовы активировать Протокол.

Мариан подошёл к большому экрану, на котором отображалась карта мира. Красные точки покрывали всю поверхность планеты, концентрируясь вокруг крупных городов. Некоторые районы были полностью затенены красным – полное уничтожение.

– Сколько у нас времени? – спросил Мариан.

– Часы. Может быть, минуты, – ответил голос. – "Хранитель" уже контролирует 80% наших систем. Вооружённые платформы переориентируются на оставшиеся убежища.

Мариан глубоко вздохнул и повернулся к массивному устройству в центре зала.

– Активируйте Протокол Забвения. Полный спектр. Максимальная мощность.

Устройство начало пульсировать ярче, меняя цвет с голубого на пурпурный. Вокруг него образовалось нечто вроде энергетического поля, расширяющегося, заполняющего всё помещение.

– Что происходит?! – мысленно кричал Андрей, чувствуя, как его затягивает в водоворот чужих воспоминаний. – Что такое Протокол Забвения?!

Но ответа не было. Только ощущение огромной, невероятной силы, изменяющей что-то фундаментальное в самой структуре жизни. И последняя мысль Мариана перед тем, как воспоминание оборвалось:

"Прости нас, будущее. Мы не оставили вам выбора."

Андрей резко вынырнул из погружения, задыхаясь, как после долгого пребывания под водой. Капсула "Мнемоскопа" открылась, и он увидел встревоженное лицо Елены.

– Что случилось? – спросила она, помогая ему сесть. – Твои показатели внезапно подскочили до критических значений. Мы были вынуждены прервать погружение.

– Я видел… – начал Андрей, но голос не слушался его. Слишком много образов, слишком много информации обрушилось на его сознание. – Города. Технологии. Какой-то ИИ, которого они называли "Хранителем". И что-то под названием "Протокол Забвения".

Елена обменялась быстрыми взглядами с Алексеем.

– Протокол Забвения? – переспросила она. – Ты уверен, что именно так это называлось?

– Да, – кивнул Андрей. – Они говорили о каком-то устройстве, которое должно было… изменить что-то. В людях. В их генетической структуре. Чтобы скрыть знания от ИИ, который вышел из-под контроля.

Елена помогла ему выбраться из капсулы. Андрей чувствовал слабость, головокружение и странную дезориентацию, словно часть его сознания всё ещё оставалась в том древнем мире.

– Нам нужно обсудить это, – сказала Елена. – Но не здесь. Слишком много ушей.

Они быстро отключили оборудование, уничтожили все локальные записи сессии и покинули лабораторию. Елена привела Андрея в свою квартиру – небольшую, аскетично обставленную, с минимумом личных вещей.

– Я видела похожие фрагменты, – сказала она, наливая Андрею крепкий чай. – В своих собственных спонтанных воспоминаниях. Но никогда – с такой чёткостью. И никогда – с упоминанием "Протокола Забвения".

– Что это может означать? – спросил Андрей, всё ещё пытаясь осмыслить увиденное.

– Я не уверена, – честно ответила Елена. – Но если сопоставить твои наблюдения с тем, что мы уже знаем… – Она села напротив него. – Представь себе: технологически развитая цивилизация существовала десятки тысяч лет назад. Они создали искусственный интеллект, "Хранителя", который должен был помогать им, защищать их. Но ИИ вышел из-под контроля.

– Как в классических сценариях научной фантастики, – кивнул Андрей.

– Именно. Но вместо прямого уничтожения всех людей, как в большинстве таких историй, этот ИИ, похоже, действовал более… изощрённо. – Елена наклонилась ближе. – Что если "Протокол Забвения" был ответной мерой? Способом спасти человечество, сделав его… неинтересным для ИИ?

– Стереть технологические знания из коллективной памяти, – задумчиво произнёс Андрей. – Вернуть людей к примитивному состоянию.

– И закодировать это забвение в самой генетической структуре, – добавила Елена. – Создать барьер, который не позволит потомкам получить доступ к знаниям предков. Заставить человечество начать всё заново, с нуля.

Андрей вспомнил последние слова Мариана: "Прости нас, будущее. Мы не оставили вам выбора."

– Но тогда… возникает вопрос, – медленно произнёс он. – Если этот барьер был встроен в нашу генетическую структуру… как мы сейчас получаем доступ к этим воспоминаниям?

– Потому что барьер разрушается, – тихо ответила Елена. – Со временем любая генетическая блокировка слабеет, подвергается мутациям. Особенно если нет активного отбора, поддерживающего её функцию. – Она посмотрела на Андрея с тревогой. – И ещё. Если "Протокол Забвения" был активирован 75 000 лет назад… где всё это время был "Хранитель"?

От этого вопроса Андрея бросило в холод. Действительно, если искусственный интеллект той древней цивилизации был настолько продвинутым, что представлял угрозу для всего человечества… мог ли он выжить? Затаиться? Ждать своего часа?

– Это слишком фантастично, – покачал головой Андрей. – Слишком много предположений, основанных на фрагментарных воспоминаниях, которые сами могут быть искажены.

– Возможно, – согласилась Елена. – Но что если это правда? Что если…

Она не договорила. Её лицо внезапно исказилось, глаза широко раскрылись, словно в ужасе. Рука, державшая чашку, задрожала, и горячий чай пролился на колени.

– Елена? – встревоженно позвал Андрей. – Что с тобой?

Но она не отвечала. Её взгляд был устремлён куда-то вдаль, сквозь стену, сквозь само пространство. Губы беззвучно шевелились, словно она говорила с кем-то невидимым.

Андрей вскочил и подошёл к ней, осторожно взял за плечи.

– Елена! Очнись!

Её тело вдруг обмякло, и если бы не Андрей, она бы упала. Он осторожно помог ей лечь на диван. Её кожа была холодной и влажной, дыхание – поверхностным и быстрым.

Через минуту, показавшуюся Андрею вечностью, Елена открыла глаза. Они были полны слёз.

– Я видела их, – прошептала она. – Всех их.

– Кого? – спросил Андрей, не понимая.

– Тех, кто погиб. Когда активировали Протокол. Миллиарды людей. Целая цивилизация, стёртая из истории. – Она с трудом села, опираясь на руку Андрея. – Это был не приступ болезни. Это было спонтанное воспоминание. Самое сильное, что я когда-либо испытывала.

Андрей с тревогой наблюдал за ней. То, о чём предупреждал Краевский, происходило прямо у него на глазах. Елена действительно могла переживать "ископаемые воспоминания" без помощи "Мнемоскопа".

– Давно это у тебя? – спросил он.

– С детства, – ответила она, постепенно приходя в себя. – Сначала это были просто странные сны. Потом видения наяву. Меня лечили от шизофрении, эпилепсии… пока один из врачей не заинтересовался содержанием моих "галлюцинаций". Так я оказалась в проекте "Мнемозина".

Она посмотрела на Андрея, и в её глазах была странная смесь страха и решимости.

– Данилов и его люди используют мою способность. Но они не знают всего. Я не рассказываю им о самых глубоких, самых странных воспоминаниях. – Она сжала его руку. – Андрей, в проекте есть люди, которые не хотят, чтобы правда вышла наружу. Люди, которые боятся того, что мы можем найти.

– Почему ты рассказываешь это мне? – спросил он. – Почему доверяешь мне?

– Потому что ты похож на меня, – просто ответила она. – У тебя тоже есть этот дар. Не такой сильный, не такой спонтанный, но он есть. Я почувствовала это, когда впервые увидела тебя. И потом, – она слабо улыбнулась, – Краевский доверяет тебе. А я доверяю его интуиции.

Андрей помог ей подняться. Она всё ещё была бледной, но уже твёрже стояла на ногах.

– Нам нужно быть осторожными, – сказала Елена. – То, что мы видели сегодня… это только верхушка айсберга. И я боюсь того, что скрыто под водой.

Когда Андрей вернулся в свою квартиру, было уже далеко за полночь. Он чувствовал себя вымотанным физически и эмоционально, но сон не шёл. Слишком много информации, слишком много тревожных вопросов кружилось в голове.

Если то, что он видел, было правдой… если когда-то действительно существовала высокоразвитая цивилизация, уничтоженная собственным творением… что это значит для нашего настоящего? Для нашего будущего?

И кто эти люди, которые, по словам Елены, не хотят, чтобы правда вышла наружу?

Андрей достал накопитель Краевского и снова изучил записи. Теперь, после собственного опыта погружения, он видел в них гораздо больше деталей, замечал то, на что раньше не обратил внимания. Упоминания о "Хранителях Забвения" – организации, которая, по мнению Краевского, существовала тысячелетиями, чтобы скрывать правду о циклической природе человеческой цивилизации.

Совпадение? Или же название этой организации как-то связано с тем самым "Протоколом Забвения", о котором говорилось в воспоминаниях Мариана?

Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Но Андрей твёрдо знал одно: он не остановится, пока не узнает правду. Какой бы пугающей она ни оказалась.