Читать книгу: «Девушка за границей», страница 4

5

На следующий вечер наша некогда многообещающая дружба чуть не разлетается вдребезги. Изучая мой гардероб, Ли то в отвращении вздыхает, то нетерпеливо стонет. К слову, половина одежды у меня все еще в скомканном виде распихана по чемоданам. Вся комната забита коробками, присланными сегодня днем из Нэшвилла. Я едва начала их открывать, а уже пришло время отправляться на выступление друга Ли.

– Милая, ты знаешь, что это шелк? – Он извлекает из помятого несессера голубой топ в крестьянском стиле. – Нельзя так обращаться с хорошей тканью, – тут он натыкается на одну из моих любимых курток из искусственной кожи, как раз на ту, которую я собиралась надеть сегодня вечером. – Зато вот с этой…

Он двумя пальцами держит куртку за лацкан, слегка на расстоянии, да еще и морщится так, будто нашел ее застрявшей в сточной канаве после грозы.

– А эти заплатки для иронии добавлены?

– Я люблю эту куртку, – протестую я. Да, может, она неоригинальная и из моды вышла, но мне она все равно нравится.

Ли плавным движением пересекает комнату и бросает куртку в пустую коробку на полу.

– Сюда будем складывать все, что подпадает под категорию «Может быть».

У меня есть подозрение, что завтра эта коробка отправится на обочину.

Я примеряю несколько тщательно отобранных им нарядов, но пассивно-агрессивные комментарии так и не заканчиваются. С каждым новым выходом он выдает очередную разочарованную гримасу, и так продолжается до тех пор, пока я не оказываюсь в одном лифчике и трусиках посреди кучи одежды. Мой гардероб для Ли – все равно что место военного преступления, все равно что личное оскорбление для его художественного вкуса.

Одна сумка у меня до сих пор не распакована, так что он, разочарованно фыркая, практически вгрызается в нее. Я меж тем в очередной раз обозреваю одежду, висящую у меня в шкафу, и тут у меня за спиной раздается восторженный вздох.

– А это что? – В обеих руках он сжимает какие-то комки ткани.

– Одежда? – настороженно откликаюсь я.

Он ослепительно улыбается.

– Наконец-то!

Он извлекает из сумки черную футболку с каким-то рисунком, длинный кардиган и пару темно-серых обрезанных шортов. В сущности, наряд, который дома я бы надела покататься верхом или прибраться дома. Потом он хватает с комода пригоршню разных украшений на шею и швыряет мне на кровать. Туда же отправляется пара сапожек. На лице его – чистой воды облегчение.

– Одежда! – радостно объявляет он.

У меня на тумбочке гудит его телефон.

– Кто это? – спрашиваю я. В конце концов, я люблю совать нос не в свое дело.

– Джордж. Новый друг.

– Особый друг?

Он улыбается шире.

– Может им стать.

– Он придет сегодня на выступление?

Ли, смеясь, качает головой.

– Это не такой друг.

– Ах вот оно что. Ясно.

– Зато мы увидимся после выступления.

– Фотка есть?

Ли подзывает меня подойти ближе и открывает профиль своего нового знакомого в «Гриндр». Я склоняюсь, чтобы разглядеть его получше. Джордж привлекателен, если не считать одно явное уродство.

– А почему усы как у копа? – возмущенно восклицаю я.

– Ох, милая, знаю, – бурчит Ли, а потом закрывает пальцем нижнюю часть лица Джорджа. – Но вот так просто идеально, видишь?

– Может, ты сумеешь уговорить его избавиться от них.

– Если все пройдет по-настоящему удачно, я их сбрею сам, как только он отвлечется.

– Ли, дружище!

Внезапно ко мне в комнату врывается Джек, а я стою в лифчике и в трусах. Я моментально пытаюсь прикрыться, не соображая, что именно стоит прикрыть в первую очередь.

– У тебя есть ибупрофен? У меня так голова болит, что аж где-то за левым глазом пульсирует. Не знаешь, что это такое? С ума сводит.

Я отворачиваюсь, надеясь в мгновение ока стать невидимкой. Как травоядное животное, которое пытается скрыться в лесу от хищника, слившись с окружающей средой. Вот только прямо сейчас я напоминаю скорее бледного веснушчатого оленя в свете фар. Наши взгляды встречаются в зеркале, висящем над комодом. Сообразив, что я одета не самым подходящим образом для компании, он быстро отводит взгляд, но уже в следующую секунду снова скользит по мне взглядом. Всего на мгновение. Его лицо принимает какое-то странное, незнакомое мне выражение, которое мигом исчезает.

– Оденься, ладно? – просит Джек, безмятежно улыбаясь. – У нас тут семейное заведение.

Ли, не замечая моего унижения, отвечает:

– В верхнем ящике моего туалетного столика.

– Ли, ты там? – В дверях появляется Джейми, абсолютно голый. Через плечо перекинуто полотенце. – Это ты взял мои ножницы? Я стал их искать, но в шкафчике их нет.

Я поспешно закрываю глаза рукой, но уже поздно. Вид Джейми-младшего навеки выжжен у меня на сетчатке.

Еще неделя не прошла, а худшие папины кошмары уже становятся реальностью.

– Да ладно, милая. Глянь хоть одним глазком, – с иронией уговаривает Джейми. – Ты явно не в первый раз видишь болт.

Я пытаюсь замаскировать смех кашлем.

– Надо же, какой старомодный.

Джек сгибается пополам от хохота.

– О нет, приятель. Она назвала его старомодным.

– Думаю, она говорила про эвфемизм.

– Нет, она сказала, что твой причиндал такой же миленький и изящный, как бабушкино вязание.

Честно говоря, весь мой опыт с пенисами, как их ни назови, ограничивается единичным перепихом в старшей школе и с парнем на первом курсе, которого с натяжкой можно было бы назвать моим молодым человеком. Секс был неплох, но потом мы разошлись, и никто из нас не горевал по этому поводу.

– Ну так что, может, теперь освободите мою комнату? – спрашиваю я, стратегически обхватив себя руками и обращаясь к полу.

– Точно, давайте, кыш отсюда. – Ли выпроваживает парней за дверь, широко распахнув руки. – Пора организовать общий сбор, посвященный тому, что в комнату надо стучать.

С их уходом меня окатывает волна облегчения, и я наконец опускаю руки. К совместному проживанию придется привыкнуть.

И еще мне понадобится замок.

—–

До паба мы добираемся на попутке, что само по себе напряженно. Ли усаживается впереди, рядом с водителем, а мне приходится втиснуться на заднее сиденье между Джеком, Джейми и пенисом Джейми. Тем не менее щеки у меня горят вовсе не из-за последнего, а из-за Джека, его рук, будто вылепленных скульптором, и мускулистых ног, прижатых к моим. Мне неловко, я нервничаю, и все это одновременно.

В горле точит как при подступающей простуде – я прямо чувствую, как внутри закипает новое чувство, как бурлит влюбленность. На Джеке выцветшие джинсы, футболка с логотипом серфинг-клуба облегает широкую грудь. Так бы его и съела. И пахнет от него просто чудесно. Так вкусно, что я усилием воли заставляю себя не дышать – боюсь, что с каждым вздохом буду мечтательно вздыхать.

Вот жить, не дыша, не очень получается, и вскоре я начинаю лихорадочно глотать воздух. Разумеется, в процессе я умудряюсь закашлять и заработать от Джека веселый взгляд.

Все, ребята, списывайте чудачку-американку со счетов. Она до сих пор не разобралась, как надо вдыхать кислород.

К тому моменту, когда водитель останавливается, я готова из кожи выпрыгнуть. Едва оказавшись на улице, я глубоко вдыхаю свежий вечерний воздух и делаю вид, что меня совершенно не волнует сексуальный австралиец, стоящий рядом со мной.

В пабе уже собралась толпа, но назвать его набитым нельзя. Больше всего движухи у барной стойки и рядом с мишенями для дартса в передней части помещения. Мы проходим мимо столиков, расставленных перед крошечной и пока пустой сценой, куда кроме барабанной установки, микрофонов, усилителей и парочки мониторов ничего и не поместится.

Ли ведет нас к столику, где уже сидит пара девушек. Бледная изящная блондинка с резко очерченной стрижкой-пикси, завидев его, отставляет бокал мартини. На ней шелковистое платье с глубоким декольте и целая куча броских серебряных украшений. Она поднимает на меня огромные глаза цвета морской пены, и я в мгновение ока чувствую себя маленькой и плохо одетой.

Девушка рядом с ней выше, и она, привстав, целует Ли в обе щеки. На ней обтягивающая футболка в рубчик и кожаные брюки, облегающие бесконечные ноги. Она просто шикарна. Наверное, таких красивых людей, как она, я никогда в жизни не встречала.

Их с Ли сходство прямо-таки бросается в глаза. У них одинаковые губы, одинаковые темные глаза и высокие скулы. Нельзя сказать, что они копия друг друга, но даже издалека заметно, что они родственники.

– Моя близняшка Селеста, – объявляет Ли вместо приветствия. – Сестренка, это Эбби.

– А, та самая американка.

В последнее время в это часто слышу.

– Та самая, – застенчиво откликаюсь я. – Приятно наконец познакомиться.

– Взаимно. Это Ивонн, – Селеста кивает в сторону элегантной блондинки, а потом окидывает меня долгим взглядом сверху вниз.

Она изучает мой внешний вид, а я гадаю, помогла помощь Ли или навредила. И Ивонн, и Селеста одеты куда шикарнее и сексуальнее, чем я, – мне такие наряды и в голову бы не пришли. На их фоне я чувствую себя ребенком.

Джек и Джейми сбегают к бару, а Ивонн встает, чтобы поприветствовать меня поцелуем в обе щеки. На самом деле, как выясняется, целовать тут никого не принято – надо лишь чмокнуть воздух. Я постоянно поворачиваюсь не в ту сторону, так что в итоге мы самым ужасным образом пытаемся не столкнуться. Она целует меня в ухо, потом в нос, и в процессе мы обе смотримся со стороны просто кошмарно. К этому моменту я уже готова сбежать из этой страны и никогда не возвращаться.

Глаза у нее смеются.

– Что ж, вышло определенно неловко.

По крайней мере, она способна воспринимать все с юмором.

– Несколько обескураживает, – соглашаюсь я. – И явно задает не лучший тон для остального вечера.

Она в ответ беззаботно смеется.

– Цыц, дорогая. Вечер будет шикарный.

– Что будешь пить? – спрашивает Ли.

– Белое вино? – честно говоря, я даже не задумывалась особенно, какой напиток предпочитаю, пока не оказалась по эту сторону Атлантики. Здесь мне законно можно пить алкоголь, а вино представляется самым безопасным вариантом.

– Рассчитывай свои силы, – с насмешкой оставляет свой комментарий Ивонн. – Ты же не хочешь слишком хорошо провести время.

Значит, вот как все будет.

Ивонн заказывает еще один «Эспрессо мартини», а Селеста – пинту пива. Вооружившись нашими заказами, Ли оставляет меня под прицелом двух неприкрыто изучающих женских взглядов.

– Ты, наверное, мало пьешь, да? – высказывает догадку Селеста. – В Америке ведь тебе нельзя по закону.

– Верно. Но еще у меня своего рода ПТСР, – неожиданно признаюсь я. – Не выношу запах пива и крепкого алкоголя. Меня подташнивать начинает. Слишком много всего этого было вокруг, когда я была ребенком.¹³

– А почему? – спрашивает Селеста. – Родители-алкоголики?

Какая изящная формулировка. Видимо, ей, как и брату, свойственна бестактность.

Я качаю головой.

– Нет, ничего такого. Но папа раньше был тем еще тусовщиком. Положение обязывало.

Не уверена, почему я до сих пор говорю. Мне даже не хочется все это обсуждать. Но в пронзительном взгляде Селесты есть нечто особенное, то, что будто вынуждает слова снова и снова срываться с губ, а меня – утрачивать контроль за собственными инстинктами. Видимо, проявило себя мое неизлечимое стремление всем понравиться.

Селеста сощуривается.

– И что же это за положение такое?

– Нет, я хотела сказать… – Вот черт. Сама не знаю, что я хотела сказать. Я загнала себя в угол, а теперь отчаянно пытаюсь из него выбраться. – То есть его работа… – Серьезно, Эбби?

– Работа, – повторяет Селеста. – Это еще что значит?

Я могу весь вечер уклоняться от ее расспросов так и этак, но она явно не отстанет. Глаза у нее горят упрямством как у гончей, взявшей след. Теперь ей надо заполучить кость – просто из спортивного интереса.

Вздохнув, я капитулирую:

– Он был музыкантом.

Она изгибает одну идеально очерченную бровь.

– И что, я его знаю?

А вот этот момент я просто ненавижу.

– Ганнер Блай.

От изумления у нее открывается рот. Ивонн склоняет голову к плечу. Я уже знаю, что будет дальше. Обычно в этот момент все начинают ахать и охать. Говорить, какой сексуальный у меня папа. Фу, какая гадость.

А потом принимаются вспоминать песню с выпускного в школе или с выпускного в университете, или песню, под которую расстались с бывшим, или под которую лишились девственности на парковке возле «Дэйри-Квин». Понятия не имею, почему люди считают, будто я хочу все это знать.¹⁴

А потом неизбежно оказывается, что среди них есть начинающий музыкальный продюсер. Или кузен-певец. Или у их парня есть группа. Все чего-то хотят – того, что я совершенно не в силах им дать, и я в мгновение ока становлюсь декорацией, средством достижения цели. Какие бы отношения нас ни связывали до этого, они тут же деградируют до принципа «ты мне, я – тебе». Друзей при таком раскладе заводить непросто.

На самом деле, среди всего этого еще и чертовски одиноко.

Тут к столику как раз возвращаются ребята – с нашими напитками. Селеста игнорирует мой умоляющий взгляд и мгновенно поворачивается к брату.

– Ты почему не сказал, что отец Эбби – Ганнер Блай? – набрасывается она на него.

– Что? – Ли косится на нее, посмеиваясь. – Это кто сказал?

– Эбби.

– Что, правда? – моргает Джейми.

Я неохотно киваю.

– Мне должно быть знакомо это имя? – подает голос Джек, окидывая всех за столом изучающим взглядом. Знала, что он мне не просто так понравился.

Ивонн протягивает ему свой телефон. И глаза меня не подводят – теперь она рассматривает меня… с уважением, что ли? Впрочем, это лучше, чем первоначальное презрение, так что я не против.

Джек подносит телефон к уху, внимательно слушая какой-то трек через «Спотифай». А потом резко смотрит на меня.

– Ой, это же тот, который пел «ветряная мельница сердца»!

Ненавижу эту песню. Она стала одним из первых папиных синглов, а потом – неотъемлемой частью любой рекламы, приторным саундтреком по телевизору и инструменталкой в лифте. Чем вообще сердце похоже на ветряную мельницу, черт возьми?

Однажды я спросила об этом папу. Он ответил, что наверняка писал текст под кайфом, а потом прочел лекцию на тему «Просто скажи наркотикам „нет“.

– Вы серьезно? – обвожу взглядом всех собравшихся. – Никто не собирается раздувать из этой мухи слона? Потому что вы понятия не имеете, как это освежает.

– Мы англичане, Эббс, – откликается Джейми со своим привычным четким, пафосным акцентом. – Кроме пива и футбола мы вообще ничему не придаем значения.

– Вам правда все равно? – я украдкой поглядываю на Ли. У него больше всего шансов поддаться одержимости знаменитостью. В конце концов, он мне целый допрос устроил, когда узнал, что я выросла в Лос-Анджелесе.

– Я слушаю исключительно поп-звезд и рок-баллады, – серьезно откликается он.

Скрыв улыбку, я поворачиваюсь к Селесте, но она пожимает плечами.

– Я никогда не была фанаткой Блая. Хотя у него есть песня… как же ее? «Враждебный», кажется. Вот она ничего так.

Меня так и тянет взять ее цитату на вооружение и отправить отцу.

«Ганнер Блай. Ничего так». Селеста Кларк.

К моему вящему облегчению, никто не пытается выведать у меня пикантные подробности и не выпрашивает хотя бы смутный намек на услугу. Даже никакого восхищения не слышно. На самом деле все довольно быстро меняют тему и начинают ностальгировать по музыке, которую слушали в средней школе.

А потом я понимаю, что определенно получила свободу – свет в пабе гаснет, а на сцену выходит группа. Публика довольно активно аплодирует. Ли и остальные парни тут же доказывают, что их волнует не только футбол и пиво: они свистят и орут, и басист, подключая гитару, кивает им. У нас над головой вспыхивает пара софитов, и мое внимание тут же переключается.

Наверное, впервые в истории рока у группы сексуальный бас-гитарист.

6

Всю свою жизнь меня поражало, почему люди так боготворят рок-звезд, откуда вообще взялась эта напасть. Групи спали в машинах, следуя за своими кумирами по всей стране. Девочки-подростки караулили их у отелей. Часами ждали под дождем – отчаявшиеся, на грани истерики, чтобы получить автограф. Такая одержимость подобна болезни.

А потом эта темноволосая отрава перекидывает через плечо бас-гитару, и я будто в транс погружаюсь. Я просто поражена. Зачарована тем, как низко висит инструмент – на уровне бедер. Как он слегка сутулится, когда играет. Какие у него на пальцах серебряные кольца. А на запястьях – кожаные напульсники и плетеные браслеты, и у каждого – своя история, свой смысл, но спрашивать не имеет смысла, потому что он не расскажет. Да ты и не хочешь, ведь это разрушит бесконечную загадочность образа.

Габаритами он уступает Джеку, но все равно высокий и поджарый, с идеально очерченными руками, и его бицепсы напрягаются всякий раз, когда он ударяет по струнам. Он закрывает глаза, кивая головой в такт мелодии, которую я почти не слышу, и у меня пересыхает в горле. Мне вообще не до музыки – я слишком увлечена тем, как он покусывает губу. Он исполняет басовую партию и чувствует при этом каждый аккорд. Его ритм и поэтичность.

Меня завораживают глупейшие мелочи. Как прядь волос падает ему на глаза. Как натягивается короткий рукав рубашки на мускулистых плечах. Как его гитара – потертая, со множеством отметин, – хранит массу воспоминаний. Я не слышу практически не единой песни из сета. Целых двадцать минут я погружена в транс – до тех пор, пока они не уходят со сцены, и тут с меня спадает оцепенение. Я поспешно оглядываюсь по сторонам, переживая, как бы кто не заметил, как пристально я его разглядывала, но за столиком все болтают между собой, не подозревая, как грохочет мое сердце, как вспотели ладони.

Наконец бас-гитарист снова появляется в зале и начинает продираться через толпу вокруг столиков.

К нам.

Паника сковывает все конечности. В голове у меня один за другим проносятся дурацкие сценарии – как он разглядел меня в толпе. И тут он криво улыбается, слегка кивает в знак приветствия и…

Целует Ивонн, которая мгновенно встает ему навстречу.

Я просто растоптана.

Сбита с ног, уничтожена.

Сгорая со стыда, я отвожу взгляд и пялюсь на едва початый бокал вина. Сердце бьется как сумасшедшее, я буквально чувствую, как оно отдается эхом в стопах, в зубах – во всем теле. Надеюсь, никто не заметил моего унижения.

– Нейт, – приветствует басиста Ли, когда тот садится рядом с Ивонн и приобнимает ее за плечо. – Это наша новая соседка по квартире, она из Америки. Эбби, это Нейт.

Я не знаю, куда деть руки. К счастью, Нейт не заморачивается с нормальным рукопожатием, только кивает, когда Джек протягивает ему пиво.

– Ясно, значит, Эбби. – У него низкий, хрипловатый голос.

С британцами никогда не поймешь, что они хотят сказать такими фразочками.

– Э-э-э… да. Хорошо сыграли.

Я мысленно корчусь и пинаю себя. Я уже умудрилась показать себя одержимой дурочкой. Я играла в куклы дома у Стивена Тайлера и каталась верхом на ферме «Скайуокер», а теперь вот сижу, вся в восторге от какого-то чувака, играющего в пабе на западе Лондона. Ненавижу себя.¹⁵¹⁶

Чувствуя, как подступает нервная тошнота, я залпом осушаю бокал. Сидящий рядом со мной Джейми весело изгибает бровь в молчаливом вопросе.

– Еще? – наконец подает голос он.

А почему бы и нет.

– Пожалуйста.

Как только он встает, все начинают выкрикивать, кому что взять. Джейми пробирается к бару, остальные болтают, а я с трудом пытаюсь изобразить интерес к их разговору. По мере того как пустеют бокалы, разобрать слова с их акцентом становится все труднее.

– Спроси Эбби, – вдруг говорит Селеста. Не знаю, что там надо у меня спросить.

Я поворачиваюсь к ней.

– А?

– Она своего рода эксперт. – Селеста смотрит на Нейта, так что мне тоже приходится посмотреть на него. Пульс снова ускоряется.

– Ты занимаешься музыкой, Эбби? – Темные брови вопросительно изгибаются.

– И близко нет. – Я пыталась играть на гитаре и на барабанах, когда была помладше. Даже некоторое время брала уроки фортепиано и скрипки, когда папа решил, что смена жанра поможет разжечь творческие жилки и дремлющий во мне талант. Он ошибался.

– Ее папа – Ганнер Блай, – сообщает Ивонн.

– Правда? – Нейт аж подается вперед. Проводит рукой по щетине вдоль точеной челюсти. На лице его – нечитаемое выражение, по нему ничего нельзя понять. – Он ведь сам записал все инструментальные партии для песни «Аппарат», да?

– Ну да.

Нейт слегка оживляется.

– Я слышал, он написал черновики партий, сидя в автобусе, пока ездил по гастролям во время второго тура по Европе.

Я киваю.

– Кое-какие мастер-записи конфисковала польская полиция. Они обыскивали автобус, пока он выступал на сцене в Варшаве.¹⁷

Джек, до этого что-то печатавший на телефоне, заинтересованно поднимает голову.

– Что, просто украли?

– Но ведь он их вернул, да? – спрашивает Нейт, с любопытством уставившись на меня.

Отвести взгляд оказывается не так-то просто.

– Папин гастрольный менеджер, Томми, чуть в тюрьму не попал за то, что ввязался в драку с копами и требовал вернуть записи. Он, кстати, мой крестный. У него до сих пор шрам в том месте, где его огрели дубинкой.

– Огрели? Какого черта там произошло? – Джек открыто ухмыляется, отпивает пива, и мое внимание переключается с глаз Нейта на губы Джека.

Мое бедное сердце совсем сбито с толку: оно все еще лихорадочно бьется, но уже не понимает, из-за кого. Потом решает, что из-за обоих, и заходится пуще прежнего. Класс. Я оказалась в центре любовного треугольника, созданного исключительно моим чрезмерно активным воображением. Потому что в реальном мире Нейт явно с Ивонн, а Джек относится ко мне как к младшей сестре.

– Эббс? – подает голос Джек.

Я пытаюсь вспомнить, о чем мы говорили.

– Ой, точно. Так вот, Томми видит, что офицеры забрали из автобуса записи и положили их в полицейский автомобиль. Рассказывает об этом моему папе, а тот подходит к одному из работников зала, где он выступал, и говорит: «Мне нужна труба или что-нибудь в этом духе. Что-нибудь тяжелое».

Посреди предложения я вдруг осознаю, что занимаюсь тем же, чем частенько занимаются дети знаменитостей и что всегда вызывало у меня отвращение: подаю себя сквозь призму того, кто мой отец. Дома я почти никогда не рассказываю такие байки. Может, потому что большую часть моего детства его имя гремело повсюду.

И вот теперь меня будто прорвало. Слова сыпятся из меня как из порванного мешка. Мне никак не заткнуться, а собственную речь я слышу будто со стороны.

– Работник дает ему стальную цепь, и папа разбивает стекло полицейской машины вдребезги. Томми хватает мастер-записи и тут же получает дубинкой. Падает на землю, сует папе записи и кричит: «Старик, беги! Забудь обо мне».

Все за столом хохочут.

– Дичь какая! – восторженно восклицает Ли.

– Так что папа сматывает удочки. Ловит попутку рядом со стадионом, а за ним бегут копы. Томми умудряется вернуться в автобус, водитель трогается с места. Папу высаживают в аэропорту, он тут же звонит Томми и говорит, мол: «Тащи сюда свою задницу. Убираемся к чертям собачьим из этой страны».

Я смотрю на Нейта. Он смеется, качая головой. От меня не укрывается, что самые интересные истории в моей жизни – не обо мне.

– В общем, теперь папа не может вернуться в Польшу. Ему нравится рассказывать людям, будто Интерпол выдал ордер на его арест, но это только слухи.

Стол снова взрывается смехом, и тут как раз возвращается Джейми. Он ставит на стол несколько бокалов.

– Что я пропустил?

– Папа Эбби – международный преступник в бегах, – поясняет Ли.

Джейми отмахивается, будто говоря «я и не такое могу».

– Я не рассказывал, как один мой приятель привез на самолете девчонку с Ибицы, а в аэропорту его поджидала кучка крупных парней в костюмах и черные внедорожники? Он практически похитил дочку кронпринца.

Наша компания быстро расправляется с очередной порцией алкоголя и заказывает следующую. Хотя до остальных мне далеко, я чувствую, как вино успокаивает мозг. До тех пор, пока не остается лишь тепло легкого опьянения.

В какой-то момент мы перемещаемся к мишеням для игры в дартс. Оказывается, Джейк и Джейми – отчаянные соперники во всех играх, какие только можно найти в пабе.

– Что у тебя за стратегия? – спрашивает Джек, собирая дротики, запущенные Джейми. – Собираешься попасть во все места, кроме денежных?

– Давай-давай, придурок. – Оказывается, у Джейми здорово развязывается язык, когда он выпьет, и мне это даже нравится.

Они играют до тех пор, пока не добиваются ничьей. Ни один в итоге не удовлетворен, и их противостояние вскоре перерастает в препирательство, когда каждый пытается оскорбить оппонента как можно сильнее.

– Все это очень увлекательно, – подает голос Ли, встав рядом со мной. – Но я сваливаю. Не дай этим дуракам поубивать друг друга.

Я сдержанно улыбаюсь в ответ.

– Скажи усатому Джорджу, что я передаю привет.

Он подмигивает в ответ, целует на прощание сестру и устремляется к выходу.

– Смирись уже, а? Ты меня никогда не одолеешь, – Джейми попал в единицу. Не знаю, что он пил, но нахлебался он достаточно, потому что теперь совершенно уверен в своей неуязвимости.

– Можешь отложить дротики и поставить локоть на стол, – Джек похрустывает костяшками пальцев, поигрывает бицепсами, явно вызывая Джейми на сражение по армрестлингу.

– Неси дартс, и я приму меры, – бормочу я себе под нос.

Я осознаю, что произнесла это вслух, только услышав за спиной смешок. Это Нейт. Я поглядываю на него через плечо. Плохая идея. У него веселый взгляд, и я будто застываю. Между нами мелькает искра… не знаю, понимания, что ли. Осознания происходящего. А потом она исчезает, и только Джек издает победный вопль, попав прямо в яблочко.

Джеку удается уговорить меня сыграть вдвоем против Джейми и Селесты, благодаря чему Нейту и Ивонн удается спокойно пообниматься в стороне. В какой-то момент они вместе исчезают из паба. Вот так я встретила и потеряла любовь всей своей жизни – за один вечер.

Кажется, я люблю Лондон.

Кажется, я его ненавижу.