Читать книгу: «Самый богатый человек в Вавилоне», страница 2

Глава 2. Человек, который желал золота

Богатство у человека вовсе не в кошельке. Даже толстый кошель быстро худеет, если его не питает золотой ручеек.

Вавилонский ремесленник Бансир, мастер по изготовлению колесниц, был глубоко озабочен. Сидя на невысоком заборчике, что окружал его хозяйство, он грустно смотрел на свой простой дом и на мастерскую под навесом, где стояла незаконченная колесница.

Жена Бансира то и дело показывалась в проеме двери. Взгляды, которые она исподтишка бросала на мужа, напоминали ему, что мясной мешок почти опустел и что Бансиру давно пора доделать работу – постучать молотком, потесать долотом, натянуть кожу на ободы, отполировать и покрасить колесницу и выручить наконец за нее положенную плату у богатого заказчика.

Плотный и мускулистый, ремесленник не обращал внимания на жену и пребывал в неподвижности. Мысли медленно ворочались в голове; Бансиру досаждала задача, с которой он никак не мог справиться. Мастера немилосердно жгли лучи жаркого тропического солнца, что было ничуть не удивительно для долины Евфрата. Но он не замечал, как капли пота со лба стекают вниз и теряются в густых волосах на его груди.

За домом Бансира высилась ступенчатая стена, окружавшая царский дворец. Рядом, пронзая голубое небо, вздымалась раскрашенная башня храма Бела¹. В тени всего этого великолепия стояло простое жилище мастера – заодно с другими домами, еще более убогими и неухоженными. Вавилон был таков повсюду – смесь величия и убожества, ослепительной роскоши и откровенной нищеты; городские здания внутри стен лепились друг к дружке без всякого плана.

Потрудись Бансир обернуться, он увидел бы множество шумных колесниц, принадлежащих богатым горожанам, толпы торговцев в сандалиях и босоногих попрошаек. Даже богачам приходилось то и дело сворачивать в придорожные канавы, уступая дорогу длинным вереницам царских рабов-водоносов с тяжелыми бурдюками из козлиных шкур: рабы несли воду для полива висячих садов.

Впрочем, Бансир слишком глубоко ушел в свои мысли, чтобы отвлекаться на городскую суматоху. Лишь когда неожиданно прозвенела струна лиры, он очнулся от размышлений. Он резко повернулся и увидел знакомое улыбающееся лицо своего лучшего друга, музыканта Кобби.

– Да будут боги щедры к тебе, друг мой, – велеречиво произнес тот. – Сдается мне, они уже сполна вознаградили тебя, раз ты можешь сидеть без дела. Позволь и мне порадоваться твоей удаче. Более того, я готов разделить ее с тобой. Твой кошелек, как видно, полон, иначе бы ты вовсю трудился в мастерской. Снизойди ко мне и извлеки из него всего два жалких шекеля² в долг до сегодняшнего вечернего пира у вельмож. Не успеешь даже заметить их отсутствия, как они вернутся к тебе.

– Будь у меня два шекеля, – мрачно ответил Бансир, – я не отдал бы их никому, даже тебе, моему лучшему другу. Это ведь целое состояние, весь мой достаток. Никто не жертвует своим состоянием, даже для лучших друзей.

– Что я слышу? – воскликнул Кобби с неподдельным изумлением. – У тебя нет ни шекеля в кошеле, а ты сидишь на заборе, точно изваяние? Почему же ты не доделываешь колесницу? Или нашел иной способ утолить свои изысканные запросы? Ты ли это, друг мой? Где твоя неуемная живость? Что тебя гнетет? Или боги обременили тебя невзгодами?

– Это и вправду божье наказание, – согласился Бансир. – Все началось с нелепого сна, совершенно бестолкового. Мне приснилось, что я разбогател, что на поясе у меня весит красивый кошель, полный монет. Там было столько шекелей, серебряных и золотых, что я без счета швырял их нищим. За серебряные монеты я накупил украшений жене, да и себя не забыл, приобрел все, чего мне только хотелось. Я не боялся их тратить и не опасался будущего, потому что там было много золотых монет. Да что скрывать, я был вне себя от радости. Ты не узнал бы, пожалуй, своего трудолюбивого друга и жену мою тоже бы не узнал, ибо с ее лица пропали все морщины и она прямо светилась от счастья. Словно сделалась опять той улыбчивой девушкой, какой была в первые дни замужества.

– Хороший сон, ничего не скажешь, – кивнул Кобби. – Но почему же от таких приятных мыслей ты застыл угрюмым истуканом на заборе?

– Почему, спрашиваешь? Да потому, что я проснулся и вспомнил, как пуст мой кошелек! Так тошно стало! Давай-ка вместе разберемся, мы же с тобой, как говорят у нас на реке, сидим в одной лодке. В детстве мы вместе ходили к жрецам изучать науки. В отрочестве делили на двоих юношеские радости, а когда повзрослели, то сделались уважаемыми людьми и остались хорошими друзьями. Мы охотно трудились, не ведая устали, и легко тратили все, что зарабатывали. В минувшие годы мы ведь звенели монетами, хотя, конечно, и помыслить не могли о счастье от подлинного богатства. Скажу тебе так, друг мой, мы с тобою – тупые бараны! Мы живем в богатейшем городе на свете. Путники болтают, что других таких попросту не найти. Вокруг столько роскоши, но нам от нее ничего не достается. Истратив полжизни на тяжкий труд, ты, мой лучший друг, приходишь ко мне с пустым кошельком и просишь одолжить два жалких шекеля до вечернего пира. А что ты слышишь в ответ? Разве я сказал тебе: «Вот мой кошель, я всегда рад с тобой поделиться?» Нет, я отвечаю, что мой кошелек так же пуст, как и твой. В чем же тут дело? Почему у нас нет ни серебра, ни золота, которых сполна хватало бы на еду и одежду?

А еще о сыновьях подумай, – продолжал Бансир. – Они же идут по нашим стопам. Неужто им, их семьям, детям и семьям их детей суждено прожить такую же жизнь, какую прожили мы, когда вокруг столько сокровищ и золота? Неужто они тоже обречены пировать разве что козьим молоком и пустой кашей?

– Прежде ты об этом никогда так не говорил, Бансир, за все годы нашей дружбы. – Кобби явно не понимал, что происходит.

– А я обо всем этом раньше и не думал. С раннего утра и до темноты все мастерил лучшие колесницы в округе и в глубине сердца надеялся, что однажды боги вознаградят меня богатством. Глупец! Им нет до меня дела, и богатства от них я при жизни не дождусь. Потому-то и взяла меня тоска. Я хочу быть человеком с достатком, хочу владеть землей и скотом, носить тонкие одежды и звенеть монетами в кошеле. Я готов трудиться ради этого, сколько выдержит моя спина, насколько хватит умения в руках и смекалки в голове, но мой труд не должен пропадать даром. Что же с нами творится, скажи? Почему мы не получаем по справедливости всего того, что другие покупают за золото?

– Если бы я знал, – ответил Кобби. – Мне тоже несладко. Все, что я добываю игрой на лире, тут же уходит от меня. Частенько приходится ловчить и изворачиваться, чтобы моя семья не голодала. А ведь я грежу о большой лире, на которой наконец-то выйдет сыграть всю ту музыку, что звучит у меня в голове. На таком инструменте я бы сыграл так, что и царь бы восхитился.

– Ты достоин такой лиры, друг мой. Никто другой во всем Вавилоне не перебирает струны столь умело. Думаю, не только царь, но и боги бы порадовались. Но как ею обзавестись, если мы с тобою оба бедны, как царские рабы? Слышишь колокольчик? Вон они идут.

Бансир указал на длинную вереницу полуголых и потных водоносов, что брели по узенькой улочке от реки. Они медленно шагали по пять человек в ряд, сгибаясь под тяжелыми бурдюками с водой.

– Погляди-ка, кто их ведет. – Кобби ткнул пальцем в человека с колокольчиком, который налегке двигался перед рабами. – Сразу видно достойного мужа.

– Что ж, достойных среди рабов и вправду достаточно, – ответил Бансир. – Они такие же люди, как и мы. Вон те, высокие и светлокудрые, – с севера. Чернокожие и смешливые – с юга. А те, что пониже и посмуглее, – из ближних земель. Все они каждый день идут от садов к реке и обратно – день за днем, год за годом. На лучший удел им рассчитывать бессмысленно. Соломенный тюфяк для ночлега, вареная полба на обед… Пожалей этих бедолаг, Кобби!

– Да, мне их жаль. Но ведь ты сам только что говорил, что мы ничем не лучше, хоть и зовемся свободными.

– Верно, Кобби, верно. Невесело, правда? Не хочу я жить рабской жизнью год за годом. С утра до вечера тружусь – и что взамен?

– Может, стоит поспрашивать, узнать у других, откуда берется золото? И дальше жить, как живут они? – предложил Кобби.

– Наверное, ты прав, надо поговорить с богачами, – задумчиво ответил Бансир. – Глядишь, и наткнемся на какую-то тайну.

– Как раз сегодня я видел нашего старого друга Аркада. Он ехал на золотой колеснице. Знаешь, он не смотрел поверх моей головы, как сделали бы многие другие богачи. Наоборот, помахал рукой, так что все зеваки могли видеть, что он улыбается и дружески здоровается с музыкантом Кобби.

– Болтают, будто он самый богатый человек во всем Вавилоне, – мечтательно проговорил Бансир.

– Такой богатый, что даже царь обращается к нему за золотом, когда казна вдруг пустеет.

– Вот, значит, как? – Бансир хмыкнул. – Повстречайся он мне где-нибудь в темноте, боюсь, я отобрал бы его кошелек.

– Ерунда! – отмахнулся Кобби. – Богатство у человека вовсе не в кошельке. Даже толстый кошель быстро худеет, если его не питает золотой ручеек. У Аркада есть доход, не дающий его кошельку истощиться, сколько бы он ни швырялся деньгами.

– Доход – это главное, – согласился Бансир. – Вот бы и мне заиметь доход, который тек бы себе в мой кошелек, пока я сижу на заборе или езжу по дальним краям. Аркад должен знать, как заручиться доходом. Как думаешь, он захочет разъяснить это мне, да так, чтобы усвоила моя тупая голова?

– Сдается мне, он уже преподал эту науку своему сыну Номасиру, – сказал Кобби. – Тот ведь отбыл в Ниневию и, как судачат на постоялом дворе, без помощи отца стал одним из самых богатых людей в этом городе.

– Ты подал мне хорошую мысль. – В глазах Бансира внезапно промелькнуло оживление. – Разжиться советом у старого друга можно и бесплатно, а наш Аркад никогда не скупился помогать. Пускай наши кошели пусты, как прошлогоднее соколиное гнездо, – нас это не остановит. Мне надоело ходить без наличности посреди роскоши. Хочу стать богатым! Идем к Аркаду, спросим его, как бы и нам получать справный доход?

– Правильно говоришь, Бансир. Я вдруг сообразил кое-что. Мы потому никогда не могли найти способ разбогатеть, что просто его не искали. Ты упорно делал лучшие в Вавилоне колесницы, прилагал к тому все усилия и преуспел в своем ремесле. Я же норовил стать умелым музыкантом – и тоже справился. Словом, в тех делах, где мы прилагали старание, у нас все получилось. Богам как будто угодно, чтобы мы продолжали трудиться. Но теперь-то мы поняли, что к чему, как если бы страдали во тьме, а тут наконец взошло солнце. Пора узнать больше, чтобы разбогатеть. Тогда-то мы изыщем достойные способы утолить наши желания.

– Идем к Аркаду прямо сейчас! – воскликнул Бансир. – А еще давай позовем с собой всех старых друзей, которым живется не лучше нашего. Пусть они тоже поучатся мудрости.

– Ты всегда думаешь о других, Бансир. Потому-то у тебя и друзей так много. Как ты сказал, так и будет. Идем прямо сейчас и всех захватим с собой.

Глава 3. Самый богатый человек в Вавилоне

Богатство подобно дереву – оно растет из крошечного семени. Первая медная монета, сбереженная тобою, станет семенем, из которого прорастет древо богатства. Чем скорее посадишь это семя, тем скорее вырастет дерево. Чем усерднее его поливать и удобрять постоянными сбережениями, тем скорее ты сможешь насладиться отдыхом в его тени.

Жил когда-то в древнем Вавилоне очень богатый человек по имени Аркад. Повсюду его восхваляли за богатство – и повсюду бродили слухи о его щедрости. Он не скупился на пожертвования, не считал средств, которые тратил на свою семью и на себя самого. Но все же каждый год его богатство прибывало быстрее, чем он успевал тратить.

Вот пришли к нему друзья юности и сказали:

– Аркад, ты удачливее нас. Ты стал богаче всех в Вавилоне, а мы из сил выбиваемся, чтобы выжить. Ты носишь самые красивые одеяния и наслаждаешься самыми редкими яствами, а мы довольствуемся тем, что одеваем наши семьи во что придется и питаемся лишь тем, что удается добыть. Но ведь когда-то мы были равны! Мы учились у одного наставника. Мы играли в одни и те же игры. Ни в учебе, ни в игре ты нас не превосходил. А в последующие годы тебя уважали не сильнее, чем остальных. Ты трудился не больше нашего, а упорства нам всем было не занимать. Почему же изменница-удача выбрала именно тебя, наделила всеми благами жизни, а нами пренебрегла, хотя мы достойны счастья не меньше твоего?

Аркад в ответ укорил их такими словами:

– Если за все годы, что минули с дней нашей юности, вы сумели только обеспечить себе нищенское существование, то вы либо не знаете законов, которые управляют накоплением богатства, либо им не следовали. Изменница-удача, как вы сказали, – богиня жестокая, она никому не покровительствует бесконечно. Напротив, она губит едва ли не каждого из тех, кого прежде незаслуженно осыпала золотом. Она искушает расточителей, и те в бесцельных тратах быстро проматывают все средства и остаются со своими неуемными запросами и желаниями, которые уже нет возможности удовлетворить. Другие же люди, которым она вроде бы благоволит, становятся скрягами и припрятывают свое богатство, боясь потратить нажитое, ибо им ведомо, что восполнить утраченное не выйдет. Кроме того, их вечно одолевают страхи перед грабителями, так что их жизнь становится пустой и тоскливой. Есть, говорят, и такие, кому удается сохранить незаслуженно добытое золото; они даже приумножают свое благосостояние и до конца своих дней живут в счастье и довольстве. Но таких людей мало; сам я их не встречал, только молва о них вещала. Вспомните о тех, кто внезапно получил богатое наследство, и подумайте, правду ли я сказал.

Друзья Аркада признали, что им известны такие люди и эти слова вполне подходят к ним. А далее попросили объяснить, как ему удалось столько скопить, и Аркад продолжил:

– В юности я наблюдал за всем, что происходит вокруг, и видел много такого, что способно принести счастье и довольство. Уже тогда я понял, что богатство – надежная опора в исполнении желаний. Оно дарит силу, с ним становится возможным очень и очень многое.

Можно изысканно обставить свой дом. Можно отправиться под парусом в дальние края. Можно наслаждаться яствами из далеких земель. Можно купить у ювелиров и огранщиков самые красивые украшения. Можно даже построить величественные храмы богам. Словом, можно сделать все это и добиться многого другого, чтобы усладить чувства и умиротворить сердце.

Когда ко мне пришло понимание, я решил, что должен получить свою долю этих жизненных благ. Я не хотел стоять в стороне, с завистью наблюдая, как другие радуются жизни. Я не согласен был рядиться в рубище, мне хотелось выглядеть достойно. Я не желал довольствоваться участью бедняка – наоборот, мечтал сделаться гостем на этом пиру жизни. Как вы знаете, мой отец был скромным торговцем, а я рос в большой семье и не имел никакой надежды на наследство. Не будучи наделен, как вы сами сказали, выдающимися дарованиями и умом, я решил, что для исполнения моей мечты мне понадобятся время и знания. Что касается времени, то его у всех людей в изобилии. Каждый из вас располагает достатком времени, чтобы стать богатым. Однако вы признаете, что не имеете иного богатства, кроме семей, которыми можете по праву гордиться.

А по поводу знаний скажу так: разве не говорил нам наш мудрый наставник, что знания бывают двоякого рода? Одни приобретаются учебой и запоминаются, а другие приходят из опыта, подсказывающего нам, где отыскать то, в чем мы еще несведущи.

Потому-то я и решил узнать, как можно скопить богатство, а когда узнаю – приступить к исполнению своего желания. Разве не мудро наслаждаться жизнью, пока мы живы и над нами светит солнце? Ведь горести и печали придут сами в урочный час, когда мы отправимся в обитель теней. Я нашел работу писца в палате записей и каждый день долгие часы корпел над глиняными табличками. Неделя за неделей, месяц за месяцем проходили в трудах, но достаток оставался недосягаемым. Все мои заработки уходили на еду, одежду, приношения богам и прочие расходы, о которых уже и не вспомнить. Однако желание разбогатеть меня все равно не покидало.

Однажды в дом градоначальника пришел меняла Альгамеш и заказал мне список с Девятого закона³. Он сказал: «Список нужен мне через два дня; если уложишься в срок, то получишь две медные монеты».

Я работал усердно, не покладая рук, но закон был длинный. Когда Альгамеш вернулся, мне нечего было ему предъявить. Он рассердился и, будь я его рабом, наверняка бы меня побил. Но я, зная, что градоначальник не позволит нанести мне урон, не испугался и сказал:

– Альгамеш, ты очень богатый человек. Расскажи, как я могу тоже разбогатеть, и я за одну ночь, клянусь, закончу работу.

Он усмехнулся и ответил:

– Ты прожженный плут, но я согласен на такую сделку.

Всю ночь я чертил по глиняным табличкам, хотя у меня ломило спину, а от вони горящего фитиля раскалывалась голова и глаза уже почти ничего не видели. Когда Альгамеш пришел на рассвете, все было готово.

– А теперь, – сказал я, – выполни свое обещание.

– Ты сдержал свое слово, сынок, и не нарушил наш уговор, – произнес он мягко. – Что ж, я готов сдержать свое. Я расскажу тебе то, о чем ты хочешь знать, ибо старость моя приближается, а старые языки любят поболтать. Когда молодые люди приходят к старикам за советом, они постигают мудрость, накопленную годами. Но слишком часто молодость думает, будто старикам известна лишь мудрость минувших лет, которая для молодых бесполезна. Запомни: солнце, светящее сегодня, – то же самое светило, что стояло в небе, когда родился твой отец; и оно будет так же сиять, когда последний из твоих правнуков сойдет во тьму.

Мысли молодых, – продолжал он, – подобны ярким метеорам, проносящимся по небу, но мудрость стариков – это свет вечных звезд, настолько неизменных в положении на небесах, что мореход может править по ним свой путь.

Запомни хорошенько мои слова, ведь иначе ты не усвоишь истины, которые я намереваюсь открыть, и будешь думать, что трудился всю ночь понапрасну.

Он пристально поглядел на меня из-под косматых бровей и изрек негромко, но с чувством:

– Я отыскал дорогу к богатству, когда решил, что часть всего заработанного мною принадлежит мне. Ты тоже сможешь это сделать.

Тут он смерил меня пронзительным взглядом, но больше ничего не сказал.

– Это все? – спросил я.

– Сказанного достаточно, чтобы превратить сердце пастуха в сердце менялы, – ответил он.

– Но ведь все, что я зарабатываю, и так принадлежит мне, – возразил я.

– Ничего подобного, – откликнулся Альгамеш. – Разве ты не платишь портному? Или обувщику за сандалии? Разве тебе не приходится отдавать плату за еду? Нельзя жить в Вавилоне, ничего не тратя. Сколько из заработанного ты отдал за последний месяц? А за год? Глупец! Ты платишь всем подряд, кроме самого себя. Трудишься, скажу прямо, на других. Так подайся тогда в рабы, пусть хозяин тебя кормит и одевает, как сочтет нужным. Вообрази, что оставляешь себе всего одну десятую от заработка; сколько бы ты скопил за десять лет?

Познания в счете меня не подвели, и я быстро ответил:

– Столько, сколько получаю за целый год.

– Это только половина правильного ответа, – возразил он. – Всякая золотая монета, тобою накопленная, становится твоим рабом и принимается трудиться на тебя. Каждый медяк, ею принесенный, есть сын твоего раба, он тоже работает на тебя. Если когда-нибудь обретешь достаток и научишься вкладывать с умом, то все твои сбережения станут приносить доход и обеспечат изобилие, к которому ты так стремишься.

По-твоему, я обманул тебя с наградой за твои ночные труды? На самом деле я заплатил тебе в тысячу раз больше, если у тебя хватит ума, чтобы вникнуть в мои слова. Часть заработанного тобой принадлежит одному тебе, и ты должен ее сохранять. Выделяй себе не меньше десятой доли, сколько бы ты ни зарабатывал. Можно выделять и больше, если ты в состоянии себе это позволить. В первую очередь расплатись с самим собой. Не плати портному и обувщику больше, чем можешь потратить из остатка, и не забудь оставить средства на еду, милостыню и приношения богам.

Богатство подобно дереву – оно растет из крошечного семени. Первая медная монета, сбереженная тобою, станет семенем, из которого прорастет древо богатства. Чем скорее посадишь это семя, тем скорее вырастет дерево. Чем усерднее его поливать и удобрять постоянными сбережениями, тем скорее ты сможешь насладиться отдыхом в его тени.

Сказав так, он забрал свои таблички и удалился.

Я долго думал над услышанным и признал, что слова Альгамеша звучали здраво. Так что я решил попытаться последовать его совету. Всякий раз, когда мне платили, я откладывал каждую десятую монету в сбережения. Как ни удивительно, средств меньше не становилось, я отнюдь не стал жить хуже, чем раньше, и почти не замечал разницы. Правда, нередко, по мере того как росли накопления, возникал соблазн потратить их на какой-нибудь товар у торговцев, что прибывали на верблюдах и кораблях из финикийских земель. Но разум побеждал, и я прогонял это искушение.