Читать книгу: «Тревожное поколение. Как Великое подключение детства вызывает эпидемию душевных болезней», страница 2

1. Никаких смартфонов до старшей школы. Чтобы у детей не было круглосуточного доступа к интернету, родители должны выдавать им обычные телефоны (с ограниченными приложениями и без интернет-браузера) до девятого класса (примерно до 14 лет).

2. Никаких социальных сетей до 16 лет. Прежде чем подключать детей к потоку социального сравнения и подобранных алгоритмами инфлюенсеров, дайте их мозгу пережить самый уязвимый период развития.

3. Запрет телефонов в школах. Во всех школах ученики от начальных до старших классов должны оставлять телефоны, смарт-часы и другие устройства, способные отправлять или получать сообщения, в специальных шкафчиках или закрытых сумках на время учебного дня. Только тогда они начнут уделять внимание общению друг с другом и с учителями.

4. Больше свободы и независимости в играх. Именно так дети естественным образом развивают социальные навыки, преодолевают тревогу и становятся самостоятельными взрослыми.

Эти четыре реформы несложно реализовать – если действовать сообща. Они почти не требуют затрат и будут работать даже без помощи законодателей. Я уверен: если родители объединятся со школами и примут меры, уже через два года мы увидим существенные улучшения в психическом здоровье подростков. Учитывая, что благодаря искусственному интеллекту и пространственным вычислениям (как, например, в новых очках Vision Pro от Apple) виртуальный мир вскоре станет еще более захватывающим и увлекательным, я считаю, что действовать нужно сейчас.

Когда я писал «Гипотезу счастья», я проникся большим уважением к древней мудрости и открытиям предыдущих поколений. Что бы сказали мыслители, увидев жизнь, проводимую в телефонах? Они бы призвали нас отказаться от гаджетов и вернуть контроль над своим разумом. Вот как Эпиктет в I веке нашей эры сетовал на человеческую склонность позволять другим управлять своими эмоциями:

Если бы кто-то вручил твое тело первому встречному, ты бы вознегодовал, а то, что ты доверяешь свой разум случайному человеку, чтобы, если станут тебя бранить, разум твой пришел в смущение и смятение, тебе от этого не стыдно?²⁷²⁸

Каждый, кто проверял «упоминания» в социальных сетях или расстраивался из-за того, что о нем написали другие, поймет беспокойство Эпиктета. Даже те, кого редко упоминают или критикуют и кто просто листает бесконечную ленту, наполненную поступками, высказываниями и жизнью других, оценят совет Марка Аврелия, который он дал себе во II веке нашей эры:

Не переводи остаток жизни за представлениями о других, когда не соотносишь это с чем-либо общеполезным. Ведь от другого-то дела откажешься, воображая, значит, что делает такой-то и зачем бы, и что говорит, и что думает, и что такое замышляет, и еще много всякого, отчего сбивается внимание к собственному ведущему²⁹³⁰.

Взрослые из поколения X и старше не столкнулись с резким ростом клинической депрессии и тревожных расстройств, начавшимся в 2010-х³¹, но из-за новых технологий, которые постоянно вмешиваются в нашу жизнь, многие стали сильнее уставать и чаще отвлекаться. А с появлением генеративного ИИ, способного создавать сверхреалистичные поддельные фото, видео и новостные сюжеты, путаницы в сетевой жизни наверняка только прибавится³². Но мы еще можем все изменить; мы можем вернуть контроль над собственным разумом.

Эта книга предназначена не только для родителей, учителей и других людей, у которых есть подопечные дети. Она для всех, кто хочет понять, как самая быстрая в истории трансформация человеческих отношений и сознания мешает нам думать, сосредотачиваться, забывать о себе ради других и строить близкие отношения.

«Тревожное поколение» – это книга о том, как вернуть человеческую жизнь людям всех поколений.

Часть 1
Приливная волна

Глава 1
Всплеск страданий

Когда я общаюсь с родителями подростков, разговор часто заходит о смартфонах, социальных сетях и видеоиграх. Как правило, все истории укладываются в несколько общих шаблонов. Один из них – история «постоянного конфликта»: родители пытаются устанавливать правила, но устройств слишком много, а неизменные попытки добиться послаблений и обойти ограничения приводят к тому, что на первое место в семейной жизни выходят разногласия по поводу технологий. Поддержание семейных традиций и простейших человеческих отношений начинает напоминать борьбу с неизменно нарастающим течением, которое захлестывает как родителей, так и детей.

В большинстве историй не фигурируют диагностированные психические расстройства. Скорее родителей беспокоит противоестественность происходящего. Они боятся, что за часами, проведенными в интернете, их дети упускают все остальное.

Но бывают и более мрачные истории. Родителям кажется, будто они потеряли ребенка. Мать, с которой я беседовал в Бостоне, рассказала об усилиях, которые им с мужем пришлось приложить, чтобы удержать свою четырнадцатилетнюю дочь Эмили³³ подальше от инстаграма. Они видели, какое пагубное воздействие он на нее оказывал, и пробовали ограничить ей доступ с помощью программ мониторинга и родительского контроля. Однако Эмили находила способы обойти блокировки, и семейная жизнь превратилась в постоянную борьбу. Особую тревогу вызвал случай, когда она залезла в телефон матери, отключила программное обеспечение для мониторинга и пригрозила покончить с собой, если родители опять его установят. Ее мама сказала мне:

Такое ощущение, что единственный способ исключить из ее жизни смартфон и социальные сети – это переехать на необитаемый остров. Раньше она каждое лето на шесть недель уезжала в лагерь, куда нельзя было привозить ни телефоны, ни прочую электронику. Когда мы ее забирали, она снова становилась собой. Но как только ей в руки попадал телефон, уныние и раздражение возвращались. В прошлом году я на два месяца забрала у нее смартфон и дала раскладушку, и все вернулось на круги своя.

В случае мальчиков подобные истории обычно связаны с видеоиграми или порнографией, а не с социальными сетями, особенно если мальчик из просто геймера становится заядлым. Один плотник рассказал мне о своем четырнадцатилетнем сыне Джеймсе, мальчике с легкой степенью аутизма. До вспышки коронавируса он хорошо учился в школе и занимался дзюдо. Но школы закрыли на карантин, когда Джеймсу было одиннадцать, и родители купили PlayStation, чтобы чем-то занять его дома.

Поначалу это улучшило жизнь Джеймса – он получал искреннее удовольствие от игр и общения. Но чем больше времени он проводил за Fortnite, тем сильнее менялось его поведение. «Тогда-то и проявились депрессия, гнев и лень. Тогда-то он и начал на нас огрызаться», – рассказал мне отец. Чтобы справиться с внезапными изменениями в поведении Джеймса, они с женой отобрали у него всю электронику. Тогда у Джеймса проявились симптомы отмены, включая раздражительность и агрессию, и он отказался выходить из своей комнаты. Хотя несколько дней спустя интенсивность симптомов спала, родители все еще не знали, что делать: «Мы пытались ограничить время, которое он проводит за гаджетами, но у него нет друзей, кроме как в интернете, так где провести черту?»

Независимо от сюжета или серьезности истории, родители часто считают, что попали в ловушку и бессильны. Большинство не хотят, чтобы их дети просидели в телефонах все детство, но ситуация в мире такова, что любое сопротивление обрекает детей на социальную изоляцию.

В оставшейся части главы я приведу доказательства того, что проблема действительно есть и что в начале 2010-х в жизни молодых людей произошли изменения, которые привели к ухудшению их психического здоровья. Но прежде чем погрузиться в данные, я хотел поделиться высказываниями родителей, которые изо всех сил пытаются вернуть детей, унесенных этой волной.

Волна поднимается

В 2000-х годах не было никаких признаков надвигающегося кризиса психических заболеваний среди подростков³⁴. Но в начале 2010-х ситуация изменилась, причем совершенно внезапно. К возникновению психических заболеваний приводит много причин; у каждого случая – своя сложная предыстория, включающая генетику, детский опыт и социологические факторы. Я хочу уделить внимание тому, почему во многих странах показатели психических заболеваний среди поколения Z (и некоторых поздних миллениалов) между 2010 и 2015 годами выросли, в то время как у старших поколений остались практически неизменны. Что вызвало одновременный международный рост показателей подростковой тревожности и депрессии?

Мы с Грегом закончили писать «Избалованность американского разума» в начале 2018 года. Рисунок 1.1 основан на графике из той книги с данными по 2016 год. Я дополнил его, чтобы показать произошедшие с тех пор изменения. В исследовании, которое ежегодно проводит правительство США, подросткам задают ряд вопросов об употреблении наркотиков и психическом состоянии. Например, случалось ли им испытывать длительные периоды «грусти, опустошенности или подавленности» или периоды, когда они «утратили интерес к вещам, которые приносили им радость». Тех, кто ответил «да» более чем на пять из девяти вопросов о симптомах тяжелой депрессии, относят к категории людей, которые за последний год с высокой вероятностью пострадали от тяжелого депрессивного эпизода.

Рис. 1.1. Тяжелая депрессия среди подростков. Процент американских подростков (12–17 лет), сообщивших как минимум об одном серьезном депрессивном эпизоде за последний год на основе контрольного списка симптомов. Рисунок 7.1 из книги «Избалованность американского разума» с обновленными данными после 2016 года. (Источник: Национальное исследование употребления наркотиков и здоровья в США.)³⁵

Начиная с 2012 года можно увидеть внезапный и очень большой скачок в количестве таких эпизодов. (На рисунке 1.1 и большинстве последующих графиков я добавил затененную область, чтобы вам было легче судить, изменилось ли что-то между 2010 и 2015 годами, периодом, который я называю Великим подключением.) В абсолютном выражении (количество новых эпизодов с 2010 года) прирост среди девочек был намного больше, чем среди мальчиков, и резкий подъем кривой выделяется сильнее. Однако мальчики начали с более низких показателей, поэтому в относительном выражении (процентное изменение с 2010 года, которое я всегда буду использовать в качестве исходного уровня) для обоих полов рост был одинаковым: примерно 150 %. Другими словами, депрессия стала почти в 2,5 раза более распространенной. Рост произошел среди всех рас и социальных классов³⁶. Данные за 2020 год были собраны частично до и частично после карантина из-за коронавируса, и к тому времени каждая четвертая американская девочка-подросток успела пережить серьезный депрессивный эпизод. Также можно увидеть, что в 2021 году ситуация ухудшилась; после 2020 года график резче уходит вверх. Но самый большой прирост произошел до пандемии.

Природа всплеска

Что же случилось с подростками в начале 2010-х? Нам нужно понять, кто от чего страдает и в какой момент это началось. Чтобы определить причины всплеска и найти потенциальные способы обратить его вспять, крайне важно ответить на эти вопросы точно. Именно такую задачу поставила перед собой наша команда, и в этой главе будет подробно описано, как мы пришли к нашим выводам.

Важные подсказки к разгадке этой тайны мы обнаружили, углубившись в данные о психическом здоровье подростков³⁷. Первая заключается в том, что самый большой прирост заметен среди расстройств, связанных с тревогой и депрессией, которые психиатры относят к интернализирующим расстройствам. В стрессовых ситуациях люди с подобными расстройствами переживают симптомы внутренне. Им присущи такие эмоции, как тревога, страх, грусть и безнадежность. Они много размышляют и часто замыкаются в себе.

Рис. 1.2. Психические заболевания среди студентов. Процент учащихся американских колледжей с различными психическими заболеваниями. Частота диагностики многих расстройств, особенно тревожности и депрессии, в 2010-х годах значительно возросла. (Источник: Американская ассоциация здравоохранения колледжей.)³⁸

Напротив, экстернализирующие расстройства – это те, при которых люди направляют симптомы и реакции вовне, на других людей. Симптомы включают в себя расстройство поведения, трудности с управлением гневом и тягу к насилию и чрезмерному риску. Девочки и женщины более склонны к интернализирующим расстройствам, в то время как мальчики и мужчины – к экстернализирующим. Это не зависит от возраста, национальности и страны проживания³⁹. При этом с начала 2010-х годов оба пола испытывают больше интернализирующих и меньше экстернализирующих расстройств⁴⁰.⁴¹

Рис. 1.3. Распространенность тревожности по возрасту. Процент взрослых в США, сообщающих о высоком уровне тревожности, по возрастным группам. (Источник: Национальное исследование употребления наркотиков и здоровья в США.)⁴²

Растущее количество интернализующих расстройств можно увидеть на рисунке 1.2, где показан процент студентов колледжей, которые сообщили о диагнозе, поставленном профессиональным врачом. Данные получены из стандартизированных университетских опросов, собранных Американской ассоциацией здравоохранения колледжей (ACHA)⁴³. Графики депрессии и тревожности начинаются намного выше остальных диагнозов и растут быстрее как в относительном, так и в абсолютном выражении. Почти весь прирост психических заболеваний в кампусах колледжей в 2010-х годах был вызван ростом тревожности или депрессии⁴⁴.

Вторая подсказка заключается в том, что всплеск сосредоточен в поколении Z, несколько захватывая самых молодых миллениалов. Это заметно на рисунке 1.3, где показан процент респондентов в четырех возрастных группах, сообщивших, что в прошлом месяце чувствовали тревогу «большую часть времени» или «все время». До 2012 года ни для одной из четырех групп не проявляется выраженной динамики, но затем самая молодая группа (в которую с 2014 года начинает входить поколение Z) резко уходит вверх. Следующая по старшинству группа (в основном миллениалы) тоже растет, хотя и не так сильно, а две самые старшие остаются относительно неизменны: наблюдаются небольшой рост для поколения X (родившихся в 1965–1980 годах) и небольшое снижение для беби-бумеров (родившихся в 1946–1964 годах).

Что такое тревога?

Тревога связана со страхом, но это разные вещи. Диагностическое руководство по психиатрии (DSM–5–TR) определяет страх как «эмоциональную реакцию на реальную или предполагаемую неминуемую угрозу, тогда как тревога – это ожидание будущей угрозы»⁴⁵. Оба являются здоровыми реакциями на окружающую действительность, но в чрезмерном проявлении переходят в категорию расстройств.

На сегодняшний день тревожность и связанные с ней расстройства являются преобладающими психическими заболеваниями у молодых людей. Можно заметить, что на рисунке 1.2 среди различных диагнозов больше всего выросли показатели тревожности и депрессии. Исследование 2022 года, в котором приняли участие более 37 тысяч старшеклассников Висконсина, выявило повышение распространенности тревожности с 34 % в 2012 году до 44 % в 2018 году, причем наибольший рост наблюдался среди девочек и подростков ЛГБТК⁴⁶⁴⁷. Исследование 2023 года, проведенное среди американских студентов, показало, что 37 % испытывают тревогу «всегда» или «большую часть времени», в то время как еще 31 % чувствует себя так «примерно половину времени». Это означает, что только треть студентов колледжей испытывают тревогу менее половины времени или не испытывают совсем⁴⁸.

Страх, пожалуй, является самой важной эмоцией для выживания в животном царстве. В мире, полном хищников, у представителей с молниеносной реакцией больше шансов передать гены потомству. На самом деле быстрая реакция на угрозы настолько важна, что мозг млекопитающих способен вызвать страх еще до того, как информация от глаз поступит в зрительные центры в задней части мозга для полной обработки⁴⁹. Вот почему мы можем испугаться и отскочить с пути приближающейся машины, даже не осознав, на что смотрим. Страх – это сигнал тревоги, подключенный к системе быстрого реагирования. Как только угроза минует, сигнал тревоги перестает звенеть, гормоны стресса прекращают вырабатываться, и чувство страха стихает.

В то время как страх в момент опасности активирует всю систему реагирования, тревога запускает части той же системы, когда угроза просто воспринимается как возможная. Быть начеку и испытывать чувство тревоги в потенциально опасной ситуации – здоровая реакция. Но когда сигнал срабатывает в повседневных ситуациях – включая те, что не представляют реальной угрозы, – это приводит к постоянному стрессу. Такое происходит, когда обычная здоровая временная тревога превращается в тревожное расстройство.

Также важно отметить, что наш сигнал тревоги развился не только в ответ на физические угрозы. Наше эволюционное преимущество обусловлено более крупным мозгом и способностью формировать сильные социальные группы, что делает нас особенно восприимчивыми к связанным с ними угрозам, таким как избегание и стыд. Люди – в особенности подростки – зачастую больше боятся «социальной» смерти, чем физической.

Тревога влияет на разум и тело различными способами. Часто она проявляется в виде стеснения и дискомфорта в области живота и грудной клетки⁵⁰. Эмоционально тревога воспринимается как беспокойство и страх, перерастающие в истощение. В когнитивном отношении часто становится трудно мыслить трезво, что приводит к навязчивым размышлениям и провоцирует искажения, которыми занимается когнитивно-поведенческая терапия. Среди них – катастрофизация, чрезмерное обобщение и черно-белое мышление. У людей с тревожными расстройствами эти искаженные модели часто вызывают неприятные физические симптомы, которые порождают чувства страха и беспокойства, а те, в свою очередь, провоцируют еще более тревожные мысли, замыкая порочный круг.

Как видно из рисунка 1.2, второе наиболее распространенное психическое расстройство среди молодых людей на сегодняшний день – это депрессия. С точки зрения психиатрических категорий под депрессией здесь подразумевается большое депрессивное расстройство (БДР). Два его ключевых симптома – это подавленное настроение (чувство грусти, пустоты, безнадежности) и потеря интереса и удовольствия от большинства или всех видов деятельности⁵¹. «Каким докучным, тусклым и ненужным // Мне кажется все, что ни есть на свете!» – сказал Гамлет⁵²⁵³ сразу после того, как посетовал на запрет Бога на самоубийство. Для диагностики БДР симптомы должны постоянно присутствовать в течение как минимум двух недель. Они часто сопровождаются физическими проблемами, в том числе значительной потерей или набором веса, бессонницей или чрезмерной сонливостью и усталостью. Также им сопутствуют расстройства мышления, включая неспособность сосредоточиться, зацикливание на своих проступках и неудачах, вызывающее чувство вины, и множество когнитивных искажений, которым пытается противостоять КПТ. Люди, страдающие депрессивным расстройством, склонны задумываться о самоубийстве: им кажется, что нынешние страдания не закончатся, а смерть – это конец.

Важной особенностью депрессии для этой книги является ее связь с социальными отношениями. Люди с большей вероятностью впадают в депрессию в периоды социальной изоляции (как настоящей, так и надуманной), а затем депрессия подавляет их интерес и способность к поиску новых связей. Как и в случае с тревогой, это порочный круг. Поэтому в этой книге я буду уделять пристальное внимание дружбе и социальным отношениям. Мы увидим, что активное детство их укрепляет, в то время как детство, проведенное в телефоне, наоборот, ослабляет.

Сам я не склонен к тревожности и депрессии, но страдал от продолжительной тревоги, требующей приема лекарств, в течение трех периодов жизни. Один из них сопровождался диагнозом тяжелой депрессии. Поэтому я могу в некоторой степени посочувствовать тому, что переживают многие молодые люди. Я понимаю, что подростки с тревожными или депрессивными расстройствами не могут просто «взять себя в руки» или «перестать ныть». Эти расстройства вызваны комбинацией генов (некоторые люди более предрасположены к ним), моделей мышления (которым можно научиться и от которых можно отвыкнуть), социальных и экологических условий. Но поскольку гены между 2010 и 2015 годами не менялись, нужно понять, какие сдвиги в моделях мышления и социально-экологических условиях вызвали эту волну тревоги и депрессии.

Это ведь не взаправду?

Изначально многие эксперты в области психического здоровья скептически относились к идее, что резкий скачок показателей тревожности и депрессии отражает реальное увеличение числа заболеваний. На следующий день после выхода «Избалованности американского разума» в газете New York Times появилось эссе под заголовком «Большой миф о подростковой тревожности»⁵⁴. В нем психиатр высказал несколько важных возражений против того, что он назвал растущей моральной паникой вокруг подростков и смартфонов. Он заметил, что большинство исследований, демонстрирующих рост психических заболеваний, были основаны на словах самих подростков – как, например, данные на рисунке 1. Изменения в опросниках не обязательно означают изменения в реальных показателях психических заболеваний. Вдруг молодые люди просто стали более склонны ставить себе диагнозы или открыто говорить о проблемах? Или начали ошибочно принимать легкие симптомы тревожности за психическое расстройство?

Был ли психиатр прав в своем скептицизме? Он был, безусловно, прав в том, что для понимания ситуации нужно учитывать множество факторов. Для этого можно посмотреть на данные, которые сами подростки не сообщают. Многие исследования отмечают скачок в количестве молодых людей, доставленных в отделения неотложной психиатрической помощи или госпитализированных после преднамеренного нанесения себе вреда. Причиной могли послужить как попытки самоубийства, часто путем передозировки лекарств, так и несуицидальные самоповреждения (NSSI) – например, нанесение порезов без намерения умереть.

На рисунке 1.4 показано количество посещений пунктов неотложной помощи в Соединенных Штатах. Закономерность, которая прослеживается на графике, сходна с ростом показателей депрессии на рисунке 1.1 – особенно среди девочек.

С 2010 по 2020 год процент самоповреждений среди девочек младшего подросткового возраста почти утроился. Для девушек постарше (15–19 лет) он удвоился, а вот для женщин старше 24 лет, напротив, снизился (см. онлайн-приложение)⁵⁵. Получается, изменения, произошедшие в начале 2010-х, в первую очередь ударили по девочкам и девушкам-подросткам. Это еще одна большая подсказка. Акты умышленного нанесения себе вреда, представленные на рисунке 1.4, включают как нефатальные попытки самоубийства, которые указывают на крайне высокий уровень стресса и отчаяния, так и несуицидальные самоповреждения – например, порезы. Последние стоит рассматривать как способ справляться с сильнейшей тревожностью и депрессией, к которому чаще всего прибегают девочки и молодые женщины.

Рис. 1.4. Посещение отделений неотложной помощи из-за самоповреждений. Частота обращений американских подростков 10–14 лет в отделения неотложной помощи с нелетальными повреждениями, нанесенными самостоятельно (на 100 000 населения). (Источники: Центры США по контролю и профилактике заболеваний, Национальный центр профилактики и контроля травматизма.)⁵⁶

Уровень подростковых самоубийств в США демонстрирует динамику времени, сходную с показателями депрессии, тревожности и самоповреждений, хотя здесь период быстрого роста начинается на несколько лет раньше. На рисунке 1.5 отражено число самоубийств среди детей 10–14 лет на 100 тысяч человек той же возрастной группы⁵⁷. В западных странах показатели среди мальчиков почти всегда выше, чем среди девочек, при этом попытки самоубийства и несуицидальные самоповреждения чаще встречаются у последних, что и было показано ранее⁵⁸.

Как видно из рисунка 1.5, уровень самоубийств среди девочек-подростков начал расти в 2008 году и резко подскочил в 2012-м, хотя до этого с 1980-х годов колебался в ограниченном диапазоне. С 2010 по 2021 год этот показатель увеличился на 167 %. Это еще одна подсказка, которая заставляет задуматься: что изменилось в жизнях девочек и девушек младшего подросткового возраста в начале 2010-х годов?

Быстрый рост числа самоповреждений и самоубийств, а также данные университетских исследований, указывающие на повышение уровня тревожности и депрессии, – весомые аргументы против людей, которые скептически настроены к кризису психического здоровья. Я не утверждаю, что рост тревожности и депрессии никак не связан с большей готовностью подростков сообщать о своем состоянии (что хорошо) или с тенденцией патологизировать нормальную тревожность и дискомфорт (что плохо). Однако результаты опросов в сочетании с поведенческими изменениями указывают на то, что в начале 2010-х годов – возможно, в конце 2000-х – в жизни подростков произошли серьезные перемены.

Рис. 1.5. Уровень самоубийств среди подростков младшего возраста. Уровень самоубийств среди американских подростков 10–14 лет. (Источники: Центры США по контролю и профилактике заболеваний, Национальный центр профилактики и контроля травматизма.)⁵⁹

Смартфоны и создание поколения Z

Смартфоны, появившиеся в 2007-м, изменили жизнь каждого. Как и радио с телевидением, они быстро захватили страну и весь мир. На рисунке 1.6 показан процент американских домохозяйств, которые приобретали устройства связи за последние сто лет. Как можно заметить, новые технологии распространялись стремительно и обязательно включали раннюю фазу практически вертикального роста: примерно десятилетие, в течение которого новые устройства покупали едва ли не все.

Рис. 1.6. Распространение коммуникационных технологий. Доля домохозяйств США, использующих различные технологии. Смартфоны получили самое быстрое распространение в истории технологий связи. (Источник: Our World in Data.)⁶⁰

По рисунку 1.6 можно сделать важный вывод об эпохе интернета: она пришла двумя волнами. В 1990-х годах наблюдался быстрый рост связанных технологий: персональных компьютеров и доступа в интернет (тогда через модем). К 2001 году эти устройства появились в большинстве домов, однако в течение следующих десяти лет ухудшения психического здоровья подростков не наблюдалось⁶¹. Миллениалы, выросшие в первую волну, по статистике были даже немного счастливее, чем поколение X в их возрасте. Вторая волна представляла собой быстрый рост социальных сетей и смартфонов, которые к 2012–2013 годам стали доступны большинству домохозяйств. Именно тогда психическое здоровье у девочек начало ухудшаться, а у мальчиков – изменяться менее явно, но все же существенно.

Конечно, сотовые телефоны были у подростков еще с конца 1990-х, но это были обычные кнопочные модели без доступа в интернет: так называемые раскладушки, известные из-за популярной конструкции, которая открывалась одним движением. Они использовались в основном для прямого общения с семьей и друзьями. Можно было звонить, можно было отправлять сообщения, неловко тыкая большим пальцем по кнопкам. Со смартфонами ситуация иная. Они предоставляют круглосуточный доступ в интернет, запускают миллионы приложений, и в них проживают социальные сети, которые постоянно дергают своих пользователей, побуждая их проверять, что говорят и делают другие. В таком виде связи нет преимуществ прямого общения с друзьями. Более того, для многих молодых людей он стал настоящей отравой⁶².

Существует несколько источников данных о ранней эре смартфонов. В 2012 году сотрудники исследовательского центра Pew Research провели опрос, показавший, что в 2011 году телефоны были у 77 % американских подростков, но только у 23 % был смартфон⁶³. Большинству приходилось пользоваться соцсетями с компьютера – зачастую родительского или семейного, что ограничивало приватность и возможности доступа, а зайти на платформы вне дома было непросто. В тот же период в США стали широко распространяться ноутбуки и высокоскоростной интернет, поэтому некоторые подростки получили облегченный доступ к Сети еще тогда.

Но только с появлением смартфонов они смогли быть онлайн постоянно, даже вне дома. Согласно опросу родителей в США, проведенному некоммерческой организацией Common Sense Media, к 2016 году смартфоны были у 79 % подростков и у 28 % детей в возрасте от 8 до 12 лет⁶⁴.

С тех пор подростки начали проводить в виртуальном мире все больше времени. По данным исследования Common Sense за 2015 год, молодые люди с аккаунтами в социальных сетях тратили на них около двух часов в день. В целом подростки сообщили, что проводят за видеоиграми и просмотром видео на нетфликсе, ютьюбе или порнографических сайтах почти семь часов свободного времени (без учета школьных занятий) в день⁶⁵. Отчет Pew Research за 2015 год⁶⁶ подтвердил эти высокие цифры: каждый четвертый подросток заявил, что находится в Сети «почти постоянно». К 2022 году этот показатель почти удвоился, достигнув 46 %⁶⁷.

Такие цифры поражают и могут стать разгадкой внезапного кризиса психического здоровья подростков. Получается, даже когда представители поколения Z не сидят в телефонах и на первый взгляд занимаются реальными делами – например, слушают учителя, едят или разговаривают с вами, – значительная часть их внимания сосредоточена на событиях в социальной метавселенной, что и вызывает тревогу. Как писала в 2015 году профессор Массачусетского технологического института Шерри Теркл о жизни со смартфонами: «Мы вечно где-то в другом месте»⁶⁸. Фундаментальная трансформация человеческого сознания и отношений произошла среди американских подростков в период между 2010 и 2015 годами. Так родилось детство, проведенное в телефоне. Так закончилось детство, основанное на игре.

Важной деталью в этой истории является то, что iPhone 4 был представлен в июне 2010 года⁶⁹. Это был первый айфон с фронтальной камерой, что позволило с легкостью снимать себя на видео и делать селфи. Несколько недель спустя компания Samsung добавила аналогичную функцию в Galaxy S. В том же году появился Instagram – приложение, доступное исключительно на смартфонах. В первые несколько лет у него не было версии для компьютеров или ноутбуков⁷⁰. До 2012 года инстаграм насчитывал небольшую пользовательскую базу, но после его приобретения компанией Facebook число пользователей стремительно увеличилось: с 10 миллионов в конце 2011 года⁷¹ до 90 миллионов к началу 2013-го⁷². Таким образом, знакомая нам экосистема социальных сетей, основанная на смартфонах и селфи, сформировалась в 2012 году после покупки Instagram компанией Facebook и появления фронтальных камер. К 2012 году у многих девочек-подростков сложилось впечатление, что смартфоны и аккаунты в инстаграме появились «у всех», и они начали сравнивать себя с другими.