Читать книгу: «Монстросити. Панктаун»

Шрифт:

Монстросити

Сэру Джозефу С. Пулверу

Города – пропасть рода людского.
Жан-Жак Руссо

Часть первая:
Габриэль

Все дело во времени. Во времени и пространстве.

Через 2,8 миллисекунды после того как я нажимаю на спусковой крючок, ствол покидает заряд дроби, все еще заключенной в пластиковый контейнер с гильзой. Люди не задумываются о гильзе, поскольку, едва вылетев из ствола, она отлетает в сторону. Но мне не стоит забегать вперед. Гильза обгоняет дым, который через 3,5 миллисекунды наконец-то вырывается из обреза ствола.

Давайте немного перенесемся вперед во времени: через 5,7 миллисекунды после того как срабатывает ударник, пластиковый контейнер с гильзой, как я уже упоминал, разлетается на части. 7 миллисекунд, и дробинки летят сами по себе; некоторое время они сохраняют форму гильзы, у них еще не было возможности разойтись. Заметьте, это мелкая дробь, а не большая двойная нечетная. В нечетной всего девять гранул. Но сойдет и такая.

Я стою близко к мистеру Голубу, так что мы сэкономим немного времени. На таком коротком расстоянии дробины не слишком разлетятся. Последнее время я читал об оружии и теперь знаю кое-какие мелочи, но не особенно разбираюсь в убийствах, хотя это и не первое для меня. Тем не менее при такой скорости, по моим подсчетам, пройдет меньше десяти миллисекунд между нажатием на спусковой крючок помпового механизма и тем, как в замедленном режиме лицо мистера Голуба сморщится, колыхнется и разлетится красным туманом, напоминая разбрызгиватель для газонов, под струями которого скачут летом дети. Или лопнувший шарик с водой.

Мистер Голуб делает шаг назад. Но не теряет равновесия, застывает, будто в напряженном ожидании второго выстрела. Его голова неровно расколота почти посередине, и левая сторона (для меня левая, для него правая) внезапно вроде как сползает ему на плечо. Он делает еще один шаг назад, будто опасаясь того, что я могу сделать дальше. Раньше на его костюме было не так уж много крови, если не считать оседающего красного облака, но теперь на плече половина головы, дорогая белая рубашка стремительно становится пунцовой. Но его костюм и галстук глянцево-черные, поэтому кровь не так заметна и не впитывается. У меня никогда не было костюма хотя бы вполовину такого же хорошего, а ведь мистер Голуб даже не человек.

Я подумываю – еще долю секунды, хотя, кажется, дробовик соображает быстрее меня, – всадить в него еще одну порцию дроби, но тут мистер Голуб решительно шагает ко мне, протягивает обе руки, сурово булькает горлом и валится вперед. Я едва успеваю увернуться от брызг. К счастью, мои новые туфли блестящие и черные.

Сердце мчит во весь опор, я почти задыхаюсь – из-за волнения, а не из-за крови. В конце концов, я всю жизнь прожил в Панктауне – видел вещи и похуже. Но творил их кто-то другой, вот в чем дело. А теперь это же сделал я, уже второй раз. Не с человеком, но людям постоянно вбивают в головы эту политкорректную хрень (простите за выражение) про людей, нелюдей, гуманоидов, а также не очень человеческих существ. Теперь я – убийца. С этого момента – серийный. В последнее время все происходит настолько быстро – и я имею в виду не только выстрелы из дробовика.

Мне страшно быть пойманным – иногда люди все-таки сообщают, что слышали стрельбу, если пытались уснуть или смотрели любимую программу ВТ, – поэтому приходится немного встряхнуться. Я сажусь на корточки перед телом, укладываю обрез себе на бедра. У того вместо приклада пистолетная рукоятка, поэтому, когда я встану, просто суну оружие под похожий на пончо дождевик. Он темно-фиолетового, модного нынче цвета, так что в глаза бросаться не буду, к тому же капюшон можно натянуть пониже и скрыть лицо. Я бросаю взгляд по сторонам, затем дергаю мистера Голуба за пиджак. Вместо того чтобы перевернуть тело и добраться до пуговиц, вспарываю ткань, затем просовываю руку и нащупываю внутренний карман. Бок под рубашкой слишком мягкий и теплый; но кажется, мистер Голуб просто уснул, поэтому ледяной холод был бы, наверное, хуже. Я надеюсь, что не перепачкаю руку в крови.

Сжимаю пальцами предмет, который и искал. Я – смертельно опасный карманник. Я убил из-за этой крошечной вещицы. Я – грабитель. Пытаюсь предотвратить конец всей цивилизации в том виде, какой ее представляют люди. Я – киллер. Думаю, что теряю разум, и надеюсь, успею закончить, прежде чем это случится.

Снова поднимаюсь. Дождь уже прошел, но на улице серо и сыро. Обрез прячется под дождевиком, ремешок на конце пистолетной рукоятки перекинут через плечо. Украденная вещь теперь лежит в моем собственном кармане. Я смотрю на мистера Голуба, который лежит ничком в маленьком мощенном восьмиугольном дворике с кирпичной оградой. Мы в самой старой части Пакстона, она по-прежнему хранит следы куда более маленького городка чум, который был тут до того, как земляне колонизировали планету Оазис, – будто несколько зубов, вокруг которых кто-то соорудил тело. Довольно симпатичная часть Панктауна, как чаще называют этот город. Голуб не ожидал, что я убью его, тем более здесь.

Бросаю последний взгляд на свою жертву. На его раскроенной голове нет волос, плоть серая и полупрозрачная, под ней проступают большие извилистые черные вены. Глаза серебристые и без век. Носа тоже нет, а рот почти такой же широкий, как у коренного жителя, с гладкими черными губами. По обеим сторонам шеи розоватые кружевные жабры. Самая шикарно одетая рыба из тех, что я видел. Его тело должно возлежать на постели изо льда за стеклянной витриной.

Одним выстрелом я убил двух зайцев: получил нужную вещь и избавился от одного из жрецов, хотя думаю, что лучше назвать его слугой или рабом. Сектантом, приспешником, зомби. Этот хотя бы не человек, как было в прошлый раз. Тогда все оказалось сложнее. Особенно потому, что ту я любил. Не могу сейчас об этом думать…

Меня могут поймать. Есть отряды самообороны, вроде «Десяти мужчин», которые помогают бороться с разгулом преступности в Панктауне. Есть полиция; мы называем их форсерами. А еще есть жрецы…

Я пересекаю дворик. В центре его возвышается старый фонтан, он давно не работает, но в чаше стоит затхлая дождевая вода, на ее поверхности плавает мусор. Прохожу рядом с каменной чашей и, наверное, краем глаза замечаю движение под водой, поскольку прыгаю вперед, бросаю взгляд через плечо и вижу, как из глубины выныривает серая змея, кидается на меня, но промахивается. Затем втягивается обратно и исчезает. Это была вовсе не змея, а конечность. Я бегу на другой край двора. Все-таки мистер Голуб пришел на нашу маленькую встречу не один.

* * *

В своей квартире, еще не сняв пончо, я включаю огромный, во всю стену видеотанк. Вряд ли убийство мистера Голуба появится в ВТ так быстро, нет гарантий, что о нем вообще сообщат, поскольку слишком много мертвецов бьются за свои пятнадцать минут славы. Я захожу на канал «Все новости», затем – в подкаталог и выбираю «Криминальный репортаж». Подкатегория «Убийства». Затем отмечаю сегодняшнюю дату. После снимаю украшенный каплями воды дождевик, вешаю его на спинку дивана, а обрез кладу поверх подушек.

– Кофе, – произношу я и слышу, как на кухне шипением/бурчанием отвечает кофеварка.

В сегодняшнем репортаже доминирует смачная история о двух семилетних девочках, которые на второй перемене убили за школой неприятную им одноклассницу (на первой перемене они, видимо, были слишком заняты, меняясь фишками видеоигр с другими девочками). Малолетки засунули ей в горло несколько элементов питания, чтобы заткнуть, а потом перерезали горло лазерным ножом. Интересно, откуда у них взялась идея с элементами питания, и какой размер они использовали – CC или DD? Мне кажется, цилиндрические DD лучше подходят для такого дела, чем маленькие и прямоугольные CC. Тут же появляется ссылка, которая предлагает перейти к рекламе фирмы «БескоН Элементы Питания», но я не указываю на нее кликером. На экране крупным планом лицо мертвой девочки. Не могу представить, что могло заставить одноклассниц захотеть ее смерти – она вполне гуманоидного вида, у нее даже волосы такие же длинные, вьющиеся и черные, как у тех двоих, только прилипшие от крови к лицу. В правом верхнем углу взятого крупным планом пустого взгляда – ссылка на рекламу компании «Оборудование Гузмана», производителя универсального ножа с лазерным лезвием. В левом верхнем углу – ссылка на интервью с убийцами. Я нажимаю на миниатюрные лица двух девочек, те увеличиваются, заполняют большую часть экрана, за исключением рекламных баннеров и прогноза погоды, что постоянно крутится внизу. Убийцы выглядят спокойными и говорят глухо.

– Что было в Инес такого, что вы ненавидели? – спрашивает голос за кадром, но тут же появляется ссылка, предлагающая мне перейти к биографии репортера Пола Поупа. Я отказываюсь. Отвечает одна из неотличимых друг от друга девчонок.

– Она тупая, – говорит угрюмая симпатяга с жестким взглядом, слегка пожимая плечами.

– Да, она тупая, – поддакивает вторая семилетка. – В тупой одежде. И игры ей нравятся тупые.

– Ей не нравятся «Сексбот» или «Кровавая Путана».

– Она тупая.

Неизбежно выскакивает ссылка на статью об опасностях секса и насилия в видеоиграх, и еще одна – на рекламу «Кровавой Путаны 2: Месть распутницы». Рядом ссылки на биографию каждой из девчонок; из любопытства кликаю на одну. Там указаны дата рождения, любимая музыка (целая колонка ссылок на разных исполнителей), любимая еда, видеоигры, программы ВТ и имя ее парня. У девчонки есть кошка по кличке Путана.

Об убийстве мистера Голуба в новостях ничего.

Я вспоминаю гибкую серую конечность, которая взметнулась из фонтана. Возможно, тела Голуба вообще не нашли. Возможно, кое-кто об этом позаботился.

Про убийство Габи по ВТ тоже не говорили.

Она была моей первой жертвой. А еще моей любовницей.

Но, кажется, я снова забегаю вперед. Думаю, мне следует рассказать о Габи, прежде чем возвращаться к мистеру Голубу.

Кликаем по ссылке «Мое прошлое». Подкатегория «Габриэль».

* * *

Габи работала в магазинчике свечей на втором этаже торгового центра «Канберра», и от нее всегда едва заметно пахло свечками, будто сама плоть впитала эти ароматы. А кожа у нее была белой, как воск.

Я закупался ко дню рождения своей кузины Эми. Кузина моя неравнодушна к свечам. А я неравнодушен к плоти, которая выглядит так, будто кровь под ней вовсе не течет. В полумраке магазина Габи чуть светилась за своим прилавком. Ее бледность контрастировала с черными волосами – длинными, прямыми, разделенными посередине пробором – и черной одеждой. На Габи были блестящие перчатки, которые заканчивались на полпути от кончиков ее пухлых чувственных рук к плечам, платье с глубоким вырезом и тонкими бретельками, а когда я подошел к прилавку со своей покупкой, то увидел короткую юбку и черные нейлоновые чулки, доходившие до середины бедра. А еще большие уродливые черные ботинки. У нее были крупные пурпурные губы. Темные и узкие глаза. Пышная фигура, налитая, как перезрелый фрукт, готовый вот-вот испортиться. Она выглядела так, словно должна бы раскинуться на софе, обнаженная и томная, перед каким-нибудь художником из давних времен. Вблизи я разглядел в низком вырезе черного платья раскрытую грудную клетку между пышными полукружиями груди, сквозь прозрачное круглое окошко виднелось пульсирующее сердце. Похожее на зверька в аквариуме, с вышитой красной неоновой нитью надписью «MOM». Габи была очень близка со своей матерью. А если смотреть на Габи вверх ногами, например, когда она лежала на нашей кровати, обнаженная и томная, будто позируя мне, татуировка на ее сердце гласила: «WOW».

Блестящие черные пальцы Габи коснулись моих, когда я протянул карту. Губы цвета кровоподтека чуть улыбнулись.

– Хм, – сказала она, прежде чем положить в пакет одну из больших свечей, – эта как раз по мне.

Я поздравил себя с тем, как быстро смог подключиться к игре. Обычно мне не хватает ловкости. Я протянул Габи упаковку маленьких чайных свечей и произнес:

– А вот мой размер.

Фиолетовая улыбка стала немного шире. Габи посмотрела на меня пристальнее. Однако игру не продолжила, меня это расстроило. Не зашел ли я слишком далеко? Правильно ли понял намек? Я сконфуженно попрощался.

Стоя на первом этаже в очереди за кофе, я почувствовал в кармане куртки чью-то руку. Ожидая увидеть воришку, резко развернулся и чуть не ударил Габи по лицу сумкой, полной свечей. Девушка на всякий случай сделала шаг назад и просто опять улыбнулась. Не сводя с нее глаз, я порылся в кармане. Что-то гладкое, похожее на скользкую высохшую плеву. Я понял, что это шелковые трусики. На ощупь – черные. Конечно, так оно и оказалось.

Я угостил Габи кофе, и когда тем же вечером мы впервые занялись сексом, на ней не было ничего, кроме блестящих черных перчаток, которые тянулись почти до плеч. Черные пальцы сжимали мой бледный зад, а белые ноги обвивали спину. Я же обеими руками крепко обхватывал ее гладкую, молочного цвета спину. Пухлый живот и грудь подо мной были невероятно мягкими, казалось, что плоть Габи наполовину превратилась в облако. Ее очень большие светло-розовые ореолы походили скорее на румянец. Когда позже той же ночью я взял Габи сзади, ее гладкая широкая задница маняще прижалась к моему животу, поражая совершенством симметрии. Теплые влажные звуки моих движений внутри Габи походили на стук ее сердца.

После, закурив черную сигарету с травами, она сказала, что в свечном магазине я показался симпатичным в той почти неказистой манере, которая ей нравилась. Она ненавидела искусственность хирургической и генетически модифицированной красоты, и здесь между нами царила гармония. Не думаю, что она действительно считала окошко в груди привлекательным украшением (хотя некоторые сочли бы его таковым), скорее уродством, которое портило ее идеальнейшую кожу. Раной, которая никогда не заживет. Иногда я целовал это окошко, а она шутила, что хочет, чтобы я вынул линзу и проник в нее там.

Я худощавый (предпочитаю слово «жилистый»), с короткими темными волосами, усталым лицом, маленьким тонким ртом и безвольным подбородком. Однако мои глаза умеют казаться достаточно злыми, когда я серьезен, или безумно дикими, когда взволнован, думаю, грабители нападали на меня не чаще, чем пару раз. Полагаю, сейчас надо сказать – лучше поздно, чем никогда, – что зовут меня Кристофер Руби, ведь вы услышите, как Габриэль, которую я называл Габи, зовет меня Тофером. Из противоречия – инь против ян – она никогда не называла меня Крисом.

Мне было двадцать девять, а ей – двадцать, но, честно говоря, я думал, что Габи старше, возможно, из-за фразы Оскара Уайльда: «Она похожа на женщину с прошлым. Таково большинство красивых женщин».

Сначала мы занимались сексом каждый день. Однажды оба взяли отгул на работе, потому что не хотели вылезать из кровати. У нее не было мускулатуры, но и целлюлита тоже, и я все еще тоскую по ее прекрасному изнеженному телу, которое пронзал и любя, и убивая.

В тот день, когда мы остались в постели, одна из ее влажных ног тяжело легла на мою, и Габриэль произнесла:

– Тофер, знаешь, кто-то однажды сказал мне, что если зажечь свечу в каждом углу восьмиугольной комнаты, то можно вызвать демона?

– Здорово, – ответил я и накрасил ее соски фиолетовой помадой.

– Я только что поняла, что в твоей комнате восемь углов.

Я огляделся.

– Комната квадратная.

– Там, – она указала на эркер: два узких окна по сторонам одного большого. Оно смотрело на боковую улочку, куда выходил многоквартирный дом. Мое обиталище располагалось на втором этаже.

– Посчитай углы эркера. Всего получается восемь. Что-то, связанное с углами и выступами, позволяет вызывать демонов.

– Я уже вызвал демона, – сказал я, поглаживая ее ногу.

– Если все сделать правильно, демон будет подчиняться твоим приказам. Моя подруга Мария рассказывала, что заставила одного из них материализоваться на несколько секунд. Это она сама мне говорила.

– А разве это не та твоя подруга Мария, которую, по твоим же словам, нашли с отрезанной головой? А голову так и не нашли.

– Считают, что дело было в наркотиках.

– А разве вызов демона не похож на то дерьмо, где тебе приходится спускаться по лестнице спиной вперед и глядеть в зеркальце, а внизу произнести что-то вроде «Покажи мне призрак» или нечто подобное?

Габи с интересом приподнялась на локте.

– Ты когда-нибудь так делал?

– Нет! Это что-то вроде городской легенды. Страшилка, которую детишки друг другу рассказывают.

– Мария очень интересовалась сверхъестественным, Тофер, а сверхъестественное – это просто естественное, которое еще не легализовали ученые.

Я соединил ее соски полоской фиолетовой помады, очертив круг между грудями. Затем провел линию вниз по ее телу до изгиба пупка. Оттуда, откинув ради этого одеяло, начертил новую линию до края лобковых волос. Габи продолжала говорить, едва замечая мои манипуляции.

– Знаешь, есть и другие измерения – в конце концов, существа из полудюжины иных измерений живут прямо здесь, в городе. Так что мы понятия не имеем, сколько пространств может существовать, верно? А поэтому понятия не имеем и о другом. Вдруг призраки – это остатки нашей энергии, которая живет на ином уровне, а демоны, возможно, реальные существа из измерения, которое неучи называют адом.

– Призраков не бывает.

– Именно эту мысль тебе и стараются внушить.

Вздохнув, я покрутил тюбик губной помады, чтобы сильнее выдвинуть ее фаллический кончик. В моих руках помада выглядела скорее как патрон пистолета. Я принялся рисовать перевернутый треугольник вокруг лобка Габи:

– Ты не можешь сравнивать рай и ад с черными дырами, червоточинами и…

– Отвлекись на минутку от моей червоточины. Считаешь меня дурочкой, да? Не можешь ухватить своим крохотным офисным умишком новую концепцию?

Я пристально посмотрел на нее. Мне не нравилось, когда эта королева свечек насмехалась над моей работой у сетевого провайдера в службе поддержки. В конце концов, я столько же дней работал в своем домашнем офисе в соседней комнате, сколько и в офисе корпорации в центре города.

– Это не новая концепция, Габи, а старая-престарая. Вроде спиритических досок, четок, священных книг и прочего хлама.

– Однажды мы с Марией пользовались спиритической доской, – с вызовом произнесла она, и ее раскосые глаза еще сильнее сузились. – Мне было сказано «НАЙДИ НАС», а Марии – «МЫ ХОТИМ ТЕБЯ».

У меня не было желания объяснять ей, что планшеткой управляло их собственное подсознание. Ни с одним фанатиком нельзя договориться. А я не хотел осложнений – у Габи был ужасный характер, и однажды она уже дала мне пощечину за комментарий про обнаженную красотку в рекламе по ВТ.

– Раз так, давай попробуем, – сказал я, проводя линию по ее плечу, к внутренней стороне локтя, вдоль запястья, точно обнажая лезвием бритвы обескровленное фиолетовое мясо. Габи рассеянно раскрыла ладонь, чтобы я мог и там провести помадой, закончив рисунок на кончике среднего пальца.

– Ладно. Давай, – сказала она по-прежнему чуть ледяным тоном.

В те дни у меня в квартире не было нехватки свечей – мы часто занимались любовью лишь под их трепещущие отблески. Я наблюдал, как Габи, все еще обнаженная, садилась на корточки и ставила на пол свечи – по одной в каждый из восьми углов спальни, включая эркер. Она позволила мне закончить разрисовывать ее кожу геометрическим узором. Теперь линии тянулись по обеим рукам и ногам, отчего казалось, будто я нарисовал ток ее крови или духа. Закончил я рисунок, проведя осыпающейся помадой последнюю линию посередине лица Габи – от верха широкого лба через длинный красивый нос до кончика подбородка. Она походила на жрицу какого-то первобытного племени. Сладострастную богиню культа плодородия. Я не мог дождаться, когда закончатся эти игры со свечками, чтобы заняться с ней любовью.

Габи взяла зажигалку и начала второй раз кружить по комнате, наклоняясь и зажигая каждую свечу на блестящем полу из искусственного дерева. Надеясь, что она не подожжет занавески в эркере, я закутался в свой фланелевый халат. Из теплого гнездышка нашей кровати большая спальня казалась прохладной.

– Теперь тебе нужно произнести какие-то волшебные слова? – спросил я, испытывая ее терпение, но стараясь звучать не слишком шутливо.

– Если честно, то да. После смерти Марии я забрала из ее квартиры несколько дисков – ее сестра разрешила мне порыться в музыкальных записях. Уверена, на одном есть то, что нужно.

Покончив со свечами, она пересекла комнату, подошла к сумочке, начала рыться в ней, отыскивая планшет и кейс для дисков. Я заметил в объемистом клатче маленький незарегистрированный пистолет, который Габи носила с собой для самозащиты – ее пару раз насиловали. Она нашла то, что искала, открыла крышку кейса и присела на край кровати, чтобы перебрать лежащие внутри чипы.

– Красный, – сказала она наконец, вытаскивая диск без маркировки и вставляя его в боковую панель планшета. Пока Габи активировала запись, я вновь нервно посмотрел на свои занавески.

– Тебе как-нибудь стоит самому взглянуть на эти вещи, Тофер, – возможно, они раскроют твои маленькие узкие глазки, – сказала она, изучая содержимое диска своей покойной подружки.

– Твои свечи плавятся.

– Ага. Я была права. Вот тут. Заклинание называется «Восходящий режим». А изгоняющее заклинание – «Нисходящий режим». Чтобы призвать и поработить демона, чтобы он исполнял твои приказы, читаешь «Восходящий режим» целиком… А если хочешь просто взглянуть на него, то читаешь первую половину призывающего заклинания, а затем первую половину изгоняющего, чтобы опять закрыть проход.

– Понял, – торжественно произнес я и кивнул.

Все восемь свечей трепетали. Тени колебались на стенах, словно призраки всех наших соитий. Габи поднялась и вышла на центр комнаты, где взяла в обе руки планшет, точно тот был каким-то заплесневевшим фолиантом в переплете из человеческой кожи. Не разжимая губ, она улыбнулась мне своей кривой улыбкой, снова посмотрела на маленький яркий экран, который подсвечивал ее лицо голубоватым светом, и начала произносить заклинание.

Либо она исковеркала текст, либо тот и должен был звучать тарабарщиной, произнесенной задом наперед человеком, которому перерезали горло и набили рот батарейками. В темных глазах Габи отражался дисплей. А когда она закончила… ничего не произошло.

Габи огляделась вокруг. Я поймал себя на том, что делаю то же самое. Даже взглянул на потолок, будто действительно мог увидеть там жуткую тень, извивающуюся на штукатурке, или тянущиеся сквозь нее костлявые белые руки.

– Наверное, я неправильно произнесла, – предположила Габи.

– Как это вообще можно произнести? Хочешь, я попробую? – неуверенно предложил я.

– Подожди минутку. – Она коснулась нескольких иконок на устройстве. – Мария записывала себя, когда читала кое-какие из этих отрывков…

Я придвинулся ближе, чтобы заглянуть через обнаженное плечо Габриэль, пока она снова открывала содержимое чипа Марии. Та назвала папку «Некрономикон». И сохранила на диске несколько рецептов, если только это не были волшебные зелья. Габи добралась до оставленной подругой закладки и открыла записи, на которых Мария читала отрывки из этой явно скопированной ею книги заклинаний.

Габи кликнула на «Восходящий режим. Часть первая», и экран заполнило лицо Марии. Она была хорошенькой, только брови и волосы сбрила, а голову покрыла геометрическими узорами, вышитыми светящимися голубыми нитями. Они напомнили мои рисунки губной помадой на теле Габи.

Было жутковато видеть одну только голову Марии, глядевшую на нас снизу. Не тогда ли она исчезла? И тут голова заговорила.

Вылетавшие из ее рта фразы звучали не менее исковеркано, не менее перекручено. Мне приходилось слышать о колонистах-нечеловеках, чьи родные языки звучали разборчивей.

Когда все завершилось, мы с Габи снова подняли головы. Тусклый свет камина, дрожащие тени, которые окружали нас и метались по разворошенной постели. Больше ничего.

– А на что это должно быть похоже? – прошептал я.

– Откуда мне, черт возьми, знать? Возможно, на тебя. Возможно, тебя и нет уже, а на твоем месте дьявол.

– Тебя не обманешь, да?

– Но я лучше все равно включу режим изгнания, чтобы закрыть портал. Просто на всякий случай.

– Почему бы и нет? – согласился я.

Я был рад закончить этот эксперимент. Чего ради размышлять о метафизике, если впустую растачиваешь время постельных удовольствий?

Габи нашла подходящий отрывок, «Нисходящий режим, часть первая», и нажала воспроизведение. Я не был уверен, но мне показалось, что запись та же самая, просто прокрученная задом наперед. Когда все закончилось, Габи выключила планшет и, не вынимая из него диск, отнесла обратно к клатчу.

– Ну ладно! – Я сбросил халат, нырнул под одеяло и похлопал по матрасу рядом с собой.

Габи прикурила сигарету от свечи, затем поставила ее обратно на пол. Не задув ее, она присоединилась ко мне, и мы занялись любовью в кольце огоньков. Тени рябью пробегали по белой коже Габи и ее «жреческим» узорам.

* * *

Когда я проснулся, несколько свечей погасло, их кольцо разорвалось, а Габи сидела обнаженная на краю кровати, спиной ко мне. Я дотронулся до нее и почувствовал холод кожи.

Не оборачиваясь, она тихо произнесла:

– Я дважды повторила восходящий режим. Один раз сама, а потом прокрутила запись Марии. – Она сделала паузу. – А нисходящий режим произнесла только один раз.

Мне хотелось вздохнуть, но я боялся разозлить ее, поэтому предложил:

– Так повтори его.

– Слишком поздно.

Она чуть повернулась, чтобы взглянуть на меня через плечо. Я заметил, что мои «помадные татуировки» почти стерлись, пока мы занимались сексом и спали. Казалось, на перепачканном лбу Габи сильный ушиб. Соски выглядели расплывшимися. И в тусклом свете я едва мог разглядеть, как бьется в груди ее сердце. На прозрачном стекле отражался свет свечи.

– Эй! – Я сел в кровати и взял ее за руку, чтобы чуть сильнее повернуть к себе.

Красная неоновая татуировка на ее сердце не светилась. И полость, и сам орган потемнели.

– Что случилось? Почему все погасло?

Габи вяло взглянула на свою грудь, словно все еще была в полудреме. Она под какими-то наркотиками? Габи знала, что я не одобряю дурь, которую она принимала со своими друзьями. Посмотрите, до чего Марию довели ее сомнительные делишки!

– Только что отключилось, – пробубнила Габи. – Это неважно.

– Да? Ну… э-э-э… ладно. Это твое увечье.

Шлепая босыми ногами, я отправился в душ, крикнув по пути:

– Кофе!

Выйдя из душа и налив себе чашечку, я окликнул Габи:

– Хочешь кофе?

Но она не ответила. Я переходил из комнаты в комнату и никого не находил. Одежда и клатч Габи тоже исчезли. Все восемь свечей погасли.

* * *

На следующее утро я работал в офисе и позвонил оттуда в свечной магазинчик. Коллега Габриэль по имени Рамона сообщила, что Габи, по ее собственным словам, заболела. Я поблагодарил и позвонил Габи домой.

Там никто не отвечал.

Когда я бросил попытки дозвониться, стробоскопическая вспышка справа привлекла мое внимание к окну – узкой, похожей на бойницу, полоске, ее было достаточно, чтобы утверждать, будто у меня имеется окно, но не хватало, чтобы отвлекать от работы. Над городом вновь сверкнула молния, словно поток сверкающей крови, которая несется по венам гиганта. Дождь барабанил по стеклу, делая панораму неясной, будто тающей. Даже в узком окошке Панктаун выглядел огромным. Башни, казалось, распарывали брюхо низко нависавшим черным тучам. Похожие на мух геликары, несмотря на шторм, дрейфовали между смутными очертаниями зданий. Огоньками свечей трепетали освещенные окна и голограммы реклам. Раскаты грома я не столько слышал, сколько ощущал всем телом.

Звонок одного из наших клиентов снова привлек мое внимание к монитору. Клиент выглядел несчастным. Я постарался принять любезный вид. Клиенту не удавалось получить доступ и обновить собственные бесплатные страницы на узле нашего сервиса по созданию сайтов. Я ответил, что обновления на узле не отключались. Может, он просто забыл пароль? Собеседник огрызнулся, что использовал функцию распознавания лиц и совершенно уверен, что свое долбаное лицо не менял. Это был не первый хам, который заставлял меня пожалеть, что я не могу использовать сгенерированную компьютером маску вместо собственного лица. Я ненавидел необходимость выглядеть приятным, мягким. А если бы мне вообще не приходилось работать на этой должности, было бы еще лучше. Этот тип заставил меня почувствовать благодарность Габи за то, что она вошла в мою муравьиную жизнь и заставила сердце биться сильнее. При всей переменчивости ее настроения и странности интересов. Сейчас я предпочел бы спускаться задом наперед по лестнице, читая заклинания и глядя в карманное зеркальце, чем сидеть в этой кабинке и пялиться на людей, которые хотят выместить на мне свою досаду. Предпочел бы лежать вместе с Габи в постели и слушать дождь.

Где же она?

* * *

Тем вечером я позвонил ей из дома.

Никакого ответа.

На следующее утро снова позвонил в магазинчик в торговом центре «Канберра». Рамона казалась недовольной тем, что Габи снова сослалась на болезнь. Я позвонил в квартиру. Никто не ответил.

Я подумывал заскочить к ней в обед, но для такого она жила слишком далеко. Поэтому поехал сразу после работы – добрался подземкой от офиса до старой маневровой станции, а оттуда искрящейся маневровой линией до многоквартирного дома, где практически в тени торгового центра, в котором работала, жила Габи.

Ее дверной звонок неисправен, что ли? Я уже трижды тыкал в него пальцем. Наконец забарабанил по створке тыльной стороной кулака. Начал выкрикивать имя Габи, но осекся, когда то ли недовольный, то ли просто любопытный сосед высунул голову в узкий, сумрачный холл. Я не мог определить, кто это, собственно говоря, был – человек или чужой: существо с одутловатым лицом, видимо, страдало сильнейшим ожирением, к тому же было светло-голубым то ли из-за освещения в своей квартире, то ли из-за косметики синих тонов. А возможно, это был его натуральный цвет. У существа не имелось ни волос, ни бровей, и едва мы встретились взглядами, оно медленно вернулось в свое жилище. Когда дверь со щелчком захлопнулась, я слегка вздрогнул и повернулся к дверному проему, в котором уже стояла Габи. Она внимательно уставилась на меня. Я громко ойкнул. Это должно было бы ее позабавить, однако Габи выглядела усталой и отстраненной.

– Да? – спросила она.

– Могу я войти?

Пауза в несколько ударов сердца. Габи посмотрела мимо меня в глубину холла, куда до того пристально вглядывался я, а затем, лениво дернув плечами, скользнула в сторону, пропуская меня внутрь.