Читать книгу: «Рука Короля Солнца», страница 5

У ворот меня встретил один из стюардов господина Йата и проводил внутрь с облегчением на лице.

– Я боялся, что с вами случилось нечто ужасное, мастер Вен! – сказал он.

– Коро Ха спит?

– Он сказал, что очень устал после тяжелой недели, и попросил разбудить его, а также вас, когда рассветет.

Стюард посмотрел в окно. Я проследил за его взглядом и увидел, что едва различимый свет солнца уже начал пробиваться сквозь защитный экран.

– Было бы замечательно, – сказал я.

Я отправился в постель и лежал без сна, позволив мыслям блуждать в тишине и покое. Коро Ха лег спать. Хотел ли он показать, что доверяет мне, несмотря на то что настоятельно требовал, чтобы я ушел с банкета вместе с ним? Или его забота о моей безопасности отступила на задний план, раз образование, а следовательно, наши отношения «наставник-ученик» закончились?

Стюард вернулся, чтобы меня разбудить, и я спустился на завтрак, где увидел Коро Ха, который приподнял бровь, когда я уселся за стол.

Слуги принесли подносы с приготовленными на пару пирожками со свининой и нарезанные фрукты.

У меня болела голова, желудок сжимался от одного вида пищи, и я попросил принести рисовой каши и соевого молока.

– Как прошла ночь? – спросил Коро Ха.

Я отправил в рот ложку каши, которая оказалась безвкусной, но вполне устроила мой желудок. Ответ был готов сорваться с моего языка, слова – превратиться в предложения, мне отчаянно хотелось рассказать ему о том, что произошло ночью. Я знал, что если кто-то и готов выслушать меня с сочувствием, так это Коро Ха, – точнее, мог бы выслушать, если бы я столь равнодушно не отмахнулся от его совета и под воздействием алкоголя не подверг опасности все, чего мы с ним добились.

– Коро Ха… – начал я, подняв голову от миски с кашей.

Он посмотрел на меня, держа чашку с чаем возле губ.

– Что?

Я молчал. Я мог извиниться, но я не знал, будет ли этого достаточно, чтобы заделать трещину, возникшую между нами? Я опасался неизбежного выговора, отчего пропасть между нами станет еще шире, если он отреагирует слишком резко а я не смогу сдержаться. То, что я собирался ему сказать, умерло у меня на языке.

– Я больше никогда не буду столько пить, – пробормотал я.

Коро Ха пил свой чай маленькими глотками.

– Полагаю, некоторые уроки невозможно выучить с помощью наставников или книг, – только и сказал он.

Глава 6. Результаты

После дюжины чашек чая, темного и густого, точно чернила, мы с Коро Ха оделись, как подобало ученым, в черные шелковые плащи королевского покроя, с высоким воротом, поверх белых льняных рубашек. Коро Ха дополнил свой костюм столой, говорившей о его положении и украшенной тетраграммой: четыре символа в форме квадрата. Первый изображал мужчину, стоящего на коленях возле письменного стола, и означал «Ученый Второго уровня».

Многие из тех, кто имел такое же звание, служили в региональном правительстве, однако Коро Ха решил стать наставником.

Три других символа не были настоящими логограммами, а являлись фонетическими рунами, которые используются для обучения детей чтению.

Такими символами часто записывали иностранные имена, хотя большинство ученых с такими именами предпочитали переводить их на сиенский язык, когда создавали свои тетраграммы. Коро Ха являлся редким исключением.

Я никогда не спрашивал Коро Ха о причинах столь необычных решений – мне казалось, что задавать вопросы о его прошлом неприлично. Но сейчас пожалел об этом. Я понимал, что, когда я получу свое назначение, наши отношения изменятся. Если я также заработал Второй уровень, мы станем равны – будем братьями в науке. Если же я превзошел его и мне присудят Первый уровень, ему придется ответить на любой мой вопрос, пусть даже и не слишком вежливый.

Раздумывая над этим, я впервые понял, насколько сильно изменится моя жизнь. Я больше не буду «молодым мастером Веном», сыном купца средней руки, а стану ученым, достойным человеком, заслуживающим уважения. А если Рука-Вестник сделает меня своим учеником, мне суждено быть одним из самых важных людей в империи.

Я тряхнул головой, прогоняя эту высокомерную, глупую мысль. Как бы сильно я ни хотел стать Рукой императора, наверняка был другой кандидат, который сдал экзамены лучше меня, у которого все в порядке с первой логограммой родословной. И он не поджег человека накануне ночью.

У ворот нас встретили стюарды и проводили во двор.

Мы расселись так же, как на церемонии открытия, однако я колебался, когда стюард показал мне на свободное место рядом с Чистой-Рекой, который явился раньше меня. Напряжение между нами никуда не делось, хотя я решил сделать вид, что все в порядке.

– Доброе утро, Чистая-Река, – поздоровался я, усаживаясь рядом с ним. – Хорошо спал?

– Ольха! – Он посмотрел на меня и улыбнулся. – По крайней мере, я спал лучше, чем Желтый-Камень. Бедняга проснулся в ужасе, точно испуганный жеребенок, стал вопить и требовать, чтобы ему объяснили, кто я такой и куда его привел. Когда он наконец успокоился, он вылетел с постоялого двора и помчался прочь. Надеюсь, он успел добраться домой и одеться для церемонии.

– Поделом ему, если не успеет, – заявил я.

– Не будь таким жестокосердным, – сказал Чистая-Река. – Глупость юности заставила нас отправиться ночью на улицу, и только чудесное вмешательство мудрецов помогло без происшествий добраться до дома. – Он с невинным видом улыбнулся, но его слова были слишком близки к истине.

– Ты не забыл, что тот тип налетел на фонарь? – спросил я.

Чистая-Река взмахнул рукавами и фыркнул.

– Это совсем не смешно.

Прежде чем я успел ему возразить, раздался звон цимбал и гудение цитры, и на мраморный помост из приемного зала вышел строй прокторов, на головы которых с балкона из перевернутых корзин посыпались лепестки хризантем. Возглавляли процессию Голос Золотой-Зяблик и Рука-Вестник, их сто́лы украшали по две тетраграммы у каждого. Слева – личные печати, первый символ изображал руку, поднятую в приветствии в адрес логограммы король (внутри открытого рта в случае Голоса Золотого-Зяблика), а справа, как и на телах, – неизменное имя императора. Серебряный свет лился из тетраграммы на лбу губернатора, и я ощутил тяжесть магии. Сам император глазами своего Голоса будет наблюдать наши назначения на должности.

Чистая-Река наклонился ко мне и прошептал:

– А как тебе история про кота, у которого было пять пальцев, Ольха?

Я медленно к нему повернулся и нацепил на лицо выражение полной озадаченности.

– Не ты один слышал эту историю, – продолжал Чистая-Река. – Нас было трое, но Рука-Вестник выберет только одного. Если речь пойдет о тебе и обо мне, я думаю, тебе следует поблагодарить Руку-Вестника за оказанную честь и вежливо отказаться.

– Что? – прошептал я. – Почему? Никто в здравом уме не отказывается от такого предложения.

– Рано или поздно тебя все равно раскроют, даже если я буду молчать, – продолжал он, как будто меня не слышал. – Говорят, император знает мысли своих Рук – мысли и все их тайны. – Он смотрел на меня и улыбался. – Если тебя поймают – а тебя обязательно поймают, – пострадает вся провинция. Неужели ты думаешь, что империя снова будет проводить экзамены в Найэне, если первый из нас, кто станет Рукой императора, окажется предателем?

– Я не предатель!

– На той улице не было подвесных фонарей. Ты предал империю в тот момент, когда начал обучаться колдовству и принял решение не выдавать своего наставника. С другой стороны, наверное, ты его предаешь, соглашаясь служить империи. – Он пожал плечами. – В любом случае ты предатель.

Меня охватил гнев. Естественно, он был прав. Если я приму имперское назначение, я выступлю против бабушки. Да, она меня бросила, но я выбрал сиенский путь не из-за того, что не поверил ее рассказам о жестокости и угнетении, но и не потому, что считал – как утверждала имперская доктрина, – что сиенское завоевание несет миру цивилизацию и добро. Даже мой наставник Коро Ха – если вспомнить его тонкие вопросы, граничившие с государственной изменой, – так не думал.

Если я соглашусь служить сиенцам, я отброшу все, чему, рискуя жизнью, меня учила бабушка, словно это не более чем бесполезная пыль. Однако служба империи – это единственный путь, который мне открыт, – по крайней мере тот, что приведет меня к магии.

Я заставил себя прогнать чувство вины и стыда, которые пытался навязать мне Чистая-Река, и стал смотреть на помост перед нами. Слуги закрепили на золотой стойке широкий, изысканно вышитый свиток, но не стали развязывать ленту, что его удерживала в свернутом состоянии. Губернатор и Рука-Вестник шагнули на край помоста, а музыканты сыграли заключительную триумфальную ноту.

– Лучшие и самые талантливые представители этой молодой провинции нашей великой империи! – гнусаво возвестил Голос Золотой-Зяблик. – Сегодня мы празднуем успех нескольких из вас. А также напоминаем остальным, что империя великодушно дает второй шанс.

Дальше он заверил тех, чьи имена не попали в свиток, что они получат право снова сдать экзамен через три года. Затем, таким же гнусавым голосом, принялся рассказывать впечатляющую историю мужчины, который провалил экзамены три раза подряд, но в конце концов сдал их и стал членом Восточной академии, величайшего научного заведения империи.

Его слова, лишенные для меня смысла, точно назойливые мухи, жужжали в ушах, и я сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. У меня не было никакой возможности оказать давление на Чистую-Реку, ничего, что я мог бы использовать против него, если он станет угрожать мне разоблачением.

– Я спас тебе жизнь, – сказал я, надеясь тронуть его моральные чувства.

– Верно, – не стал спорить он и улыбнулся еще шире. – Я бы уже мог открыть твою тайну, но именно по этой причине молчу. И в ответ предлагаю спасти твою. Тебя казнят, как только твой секрет станет известен, а они его узнают, когда пометят тебя тетраграммой и император заглянет в самые темные уголки твоего сознания. Если тебе предложат стать учеником, откажись, и я никому ничего не скажу.

Губернатор махнул рукой в сторону свитка.

– Итак, давайте узнаем результаты экзаменов.

Свиток развернулся. Все имена, кроме пятнадцати, были записаны черными чернилами. Четырнадцать – красными. И одно – золотом.

Имя Чистой-Реки занимало строчку в красном списке, сразу под моим.

– Они узнают, – прошептал Чистая-Река, – и убьют тебя.

Губернатор назвал первое имя в красном списке – Желтый-Камень.

Он мгновенно забыл про похмелье и быстро взобрался на помост, чтобы получить серебряную столу и медальон – знаки его назначения. Я оглянулся через плечо и увидел, что Коро Ха, сияя гордой улыбкой, смотрит на меня. Если бы я сделал то, чего требовал Чистая-Река, как я смог бы объяснить свой отказ наставнику или отцу, да и вообще кому бы то ни было?

Тринадцать лет назад имперские солдаты обыскивали наш дом, рассчитывая поймать печально знаменитого бандита по имени Хитрый-Лис. Возможно, тринадцать лет – достаточный срок, чтобы те события стерлись из памяти, но мой отказ стать учеником Руки-Вестника вызовет повышенный интерес к моей семье. И, даже если не будет никакого наказания, кто в империи согласится торговать с моим отцом, когда станет известно, что он женат на сестре главаря восстания?

Губернатор выкрикнул седьмое имя.

– У тебя заканчивается время, Ольха, – прошептал Чистая-Река. – Отступись.

В темном лесу моя бабушка позволила мне попробовать вкус магии, но она меня бросила. Теперь же сама империя предлагала стать учеником. Я мечтал об этом знании больше, чем о престиже и власти или восстановлении репутации моей семьи. И я решил, что готов рискнуть, несмотря на угрозы амбициозного, коварного крестьянина.

– Нет, – сказал я.

Губернатор назвал двенадцатое имя. Чистая-Река сделал глубокий вдох и кивнул.

– Хорошо. Ты доказал, что недостоин высокой чести. Каков урок истории про кота, если не то, что мы должны знать свое место и не метить туда, куда не можем дотянуться? Думаю, скоро мы увидимся на твоей казни.

– Колдовство перестало открыто практиковаться еще до моего рождения, – сказал я, прогнав ярость. – Разве в нашей деревне есть ведьма? Или кто-то, ублажающий богов? Ты слишком хорошо образован, чтобы закрывать глаза на такие вещи. А как насчет твоих родителей? Если ты меня сдашь, ты и сам станешь подозреваемым.

– Ха! – рявкнул Чистая-Река.

Сидевший рядом с нами наставник сердито на него оглянулся, и он склонил голову, извиняясь, затем наградил меня хмурым взглядом.

– Пустая угроза, основанная на праздных размышлениях. Кроме того, мне не потребуется ничего говорить. Как только они пометят твою руку, императору все станет известно.

– Это всего лишь глупые слухи, – возразил я, призвав всю свою уверенность.

Что мог знать сын фермера про связь императора с его Руками?

– Даже если слухи вранье, на твоей правой руке имеются соответствующие метки. – Он наклонился совсем близко и прошептал: – Ведь, наделяя человека колдовством, ему делают надрезы на ладони, так? Рука-Вестник сражался с ведьмами, он поймет, что означают твои шрамы. Тебе придется отказаться, Ольха, или ты умрешь.

Однако в его рассуждениях имелся серьезный недостаток. Я вспомнил историю про моего деда, которую рассказала мне бабушка, о том, что он умер в вызванном им самим пламени. Если каждая ведьма или ведьмак в Найэне скорее умрет, чем попадет в плен к врагу, и им по силам с собой покончить, когда их загонят в угол, в таком случае рисунок шрамов, указывающих на то, кто они есть, является тайной для империи точно так же, как и сама найэнская магия.

Значит, существовала вероятность, пусть и небольшая, что Рука-Вестник не распознает мои шрамы. И никто из Рук императора.

– Возможно, – сказал я и посмотрел на Чистую-Реку таким же взглядом. – И тем не менее.

Он широко раскрыл глаза, услышав холод в моем голосе, а я продолжил, наклонившись к нему: – Там висел фонарь. И больше ничего.

Губернатор выкрикнул имя Чистой-Реки, он заморгал, словно выныривая из сна, и поспешил к помосту. Прошептал ли он что-то Руке-Вестнику, когда поклонился, чтобы принять свою столу? Я решил, что это не имело значения. Его слово против моего. Мое происхождение значительно выше. Я занял более почетное место. Однако мои шрамы и родня добавят вес его обвинениям.

Чистая-Река вернулся на свое место, напряженно сел и стал смотреть прямо перед собой.

– Наконец, мы с удовольствием приглашаем первую Руку императора, родившегося в Найэне, – провозгласил губернатор. – Вэнь Ольха, сын Вена Палисандра, потомок великого генерала Вена Могучего-Дуба, который и сам являлся Рукой императора.

Все провожали меня взглядами, когда я, стараясь выглядеть уверенно, шел к помосту. Дойдя до него, я три раза поклонился: сначала губернатору, затем Руке-Вестнику и, наконец, тем, кто сидел внизу. Лицо Коро Ха сияло, точно солнце.

Чистая-Река сидел с полуприкрытыми глазами, выражения которых я не смог прочитать.

– Благодаря выдающимся знаниям ты опередил всех своих товарищей, – сказал губернатор. Свет по-прежнему стекал с его лба, и я почувствовал давление колдовства, которое связывало его мысли с императором и давало ему право говорить от имени империи. – Рука-Вестник великодушно избрал тебя своим учеником. У него ты научишься канонам колдовства и под его руководством начнешь направлять свои глубокие таланты на управление и защиту империи.

Рука-Вестник выступил вперед. Он держал печать, выплавленную из золота и украшенную изображением свернувшихся львов-змей.

– Эта печать наделит тебя властью и привилегиями, – сказал он с важным видом, и в его голосе не было даже намека на легкомысленные, игривые интонации, с которыми он рассказывал историю про кота с пятью пальцами. Однако уголок рта чуть пополз вверх, когда он продолжил: – Ты будешь носить неизменное имя императора, ключ к законам колдовства. Протяни руку, чтобы обрести эту честь.

Пальцы моей правой руки сжались в кулак, и я представил, как Чистая-Река наблюдает за происходящим снизу и ждет моего падения в тот момент, когда я покажу Руке-Вестнику свои шрамы.

Одновременно меня посетила неожиданная и пугающая мысль: метки, которые бабушка вырезала на моей ладони, изменили ощущение магии, сдерживая ее. Что произойдет, если поверх них появится имперская тетраграмма? Я уже знал, какую опасность представляет слепое использование магии. Я посмотрел Руке-Вестнику в глаза, надел самое честное и открытое выражение на лицо и протянул ему левую руку.

Улыбка Руки-Вестника погасла.

– Что ты творишь? – прошипел он. – Это должна быть правая рука.

– Я умею писать левой, – заверил я его.

Он в изумлении открыл рот и посмотрел на губернатора, но я не сдавался.

– Ваши Превосходительства, почему знак Руки императора стоит на правой руке, если не потому, что они ею пишут? Составляют эдикты и творят правосудие кистью так же, как защищают империю с помощью колдовства. Ладонь, которая держит кисть, должна быть отмечена, чтобы именем императора наделить властью действия Руки.

Я надеялся, что Рука-Вестник сумеет увидеть здравый смысл между нетрадиционными рассуждениями и своими представлениями о мире.

– И ты умеешь писать левой рукой? – спросил он.

– Да, умею, – ответил я.

Рука-Вестник повернулся к прокторам, которые ровными рядами стояли на коленях на краю помоста. Внутри у меня все сжалось.

– Кто из вас проводил письменный экзамен мастера Вена? – спросил он, и трое из них подняли руки.

Рука-Вестник махнул самому молодому из них.

– Скажи мне, какой рукой мастер Вэнь держал кисть?

Молодой проктор внимательно на меня посмотрел.

– Ваше Превосходительство. Я не помню, чтобы кто-то из кандидатов использовал левую руку.

– Это сразу стало бы заметно, если бы кто-то из них так поступил, верно? Не увидеть такое было бы невозможно?

– Очень необычная практика, Ваше Превосходительство.

– Спасибо.

Молодой проктор поклонился, а Рука-Вестник повернулся ко мне, и я увидел подозрение в его глазах. Я же стоял спокойно, продолжая протягивать ему левую руку. Среди замерших зрителей прокатился шепот.

– Ты! – рявкнул Рука-Вестник, наставив палец на следующего проктора, немолодого ученого с лохматой бородой и лысиной. – Мастер Вэнь использовал во время экзамена правую или левую руку?

Проктор откашлялся.

– Я не стал бы терпеть отклонений от ритуала и кодекса, если бы молодой человек стал писать эссе левой рукой, поскольку, как говорил великий философ морали Ха Вьюрок-в-Тростниках…

– Спасибо, проктор, – перебил его Рука-Вестник.

Пожилой проктор возмущенно откашлялся и снова уселся на пятки, а Рука-Вестник сделал еще один шаг вперед.

Он оказался так близко, что я уловил запах чая, специй и мяса в его дыхании.

У меня разбегались мысли, но в голове поселилась пустота, как в эпицентре бури.

– Ты! – еще громче выкрикнул Рука-Вестник и указал на третьего проктора. – Тот же вопрос.

Третий проктор наградил меня суровым взглядом.

– Он писал правой рукой.

– Спасибо! – Рука-Вестник коротко ему поклонился и резко развернулся лицом ко мне.

– Ты готов опротестовать показания трех ученых, наблюдавших за тем, как проходил твой экзамен, точно ястреб, который следит за полевой мышью?

В зале воцарилась оглушительная тишина.

– Нет, Ваше Превосходительство, – ответил я. – Я не говорил, что писал экзамен левой рукой, лишь сказал, что могу и использую ее, а также что она лучше подходит для службы императору.

– Новые детали! Значит, ты умеешь писать обеими руками? Редкий талант.

– Не талант, а умение, – поклонившись, проговорил я. – Ему научил меня мой наставник, посвятив этому долгие часы.

– С какой стати твой наставник решил потратить время на столь необычные вещи?

– Чтобы я мог служить императору, даже если я лишусь одной руки, что чуть не произошло со мной в детстве.

Выражение лица Руки-Вестника мимолетно изменилось – недоверие уступило место любопытству.

– Объясни.

– Когда я был ребенком, плохо обработанная тарелка развалилась у меня в правой руке на несколько осколков, – начал я. – Мой великодушный и многострадальный наставник не хотел, чтобы я бездельничал, пока она заживала, и стал учить меня пользоваться левой. Это происшествие помогло ему понять, что в нашем беспокойном мире возможность продолжать работу даже после потери столь важного инструмента, как пишущая рука, будет иметь огромное значение. После того как я выздоровел, он заставлял меня писать каждое упражнение дважды – правой и левой рукой. И вскоре даже мой отец не мог определить, какую из них я использовал.

В зале снова послышался шепот, и мне стало интересно, о чем в этот момент думал Коро Ха. Скорее всего, проклинал меня за глупость и хвастовство.

– Мой долг дать императору лучшее, на что я способен, – продолжал я. – И, если выбирать между изуродованной правой рукой и безупречной левой, я остановлюсь на левой.

– Какая дурацкая история! – вскричал Голос Золотой-Зяблик и принялся раздраженно размахивать длинными рукавами. – Правая рука является естественным инструментом письма, левая служит для поддержки локтя правой. Так утверждают все трактаты по каллиграфии.

– Звучит странно, – вмешался Рука-Вестник. – Но указывает на редкое качество.

– Какое качество? – возмущенно спросил губернатор. – Это указывает на отклонение.

– Когда вся семья собирается за обеденным столом, разве не должен сын сначала предложить лучшие куски отцу? Разве он поступит неправильно, если нальет ему первую чашку чая – пусть нередко горького, – а не обслужит прежде гостей? Мастер Вэнь продемонстрировал нам, что он прекрасно знаком с понятием уважения. – Намек на улыбку снова появился на лице Руки-Вестника. – Если его история правдива.

– Это правда, Ваше Превосходительство. Мой наставник может подтвердить все, что я сказал.

– А также мои глаза.

Рука-Вестник сжал пальцами мое правое запястье, я на мгновение потерял равновесие, но сдержал крик, когда он вздернул мой рукав, открыл правую руку и принялся внимательно изучать ладонь. Я уже не сомневался, что он назовет меня предателем и тайным ведьмаком. Хватило бы у меня храбрости вызвать пламя и покончить с собой прямо на помосте вместо того, чтобы позволить империи узнать секреты, ради сохранения которых умер мой дед?

Рука-Вестник подозвал одного из слуг.

– Принеси бумагу, кисть и чернила, – приказал он. – А также сочинения мастера Вена.

Он отпустил меня, а слуги бросились в приемную и вернулись со столом. Рука-Вестник велел мне встать на колени. Один из прокторов протянул запечатанную воском лакированную шкатулку с моим именем на крышке.

– Первый документ здесь – твоя родословная, – сказал Рука-Вестник и прикоснулся пальцами к крышке шкатулки. – Ты воспроизведешь ее левой рукой. Если ты говоришь правду, я не увижу никакой разницы между тем, что ты написал шесть дней назад, и тем, что напишешь сейчас.

Слуги приготовили стол, чернильную палочку, точильный камень, кисти, кувшин с водой – инструменты, которыми я пользовался всю свою жизнь. Я почувствовал, как дрожат мои руки, когда налил на камень воду и начал стачивать чернила. Мои пальцы заскользили по кисти, как будто она не была самым знакомым в мире предметом.

Рука-Вестник спрятал кисти рук в рукава, а я приступил к его заданию. Я сосредоточился на странице, на каждой строчке и логограмме, и мои пальцы обрели знакомую уверенную легкость, формируя слова, которые я писал множество раз. Волоски кисти гладко заскользили по бумаге, замерли и выпрямились, когда я закончил последнее предложение.

Рука-Вестник заглянул через мое плечо, стал читать и задышал быстрее. Затем он махнул рукой слуге, который держал запечатанную шкатулку с моими сочинениями. Воск треснул, скрипнули петли крышки, зашуршала бумага, и я услышал короткое, резкое восклицание.

– Мои извинения, мастер Вен, – сказал он. – Мне не следовало сомневаться в словах того, кто продемонстрировал столь великолепные результаты на всех испытаниях.

Он бросил на землю первую написанную мной родословную с небольшой помаркой в самом начале, той самой, из-за которой я боялся провалить экзамен, затем сложил новую и убрал ее в шкатулку.

– Ты правильно поступил, предлагая нам левую руку. Она лучше правой.

Потом он опустился на колени по другую сторону стола и улыбнулся – он хмурился, но все равно это была улыбка, – и, глядя мне в глаза, поклонился.

– Ты будешь достойным, хотя и необычным учеником, – заметил он.

С этими словами он снова достал печать с именем императора, взял меня за левую руку, повернул ее ладонью вверх и сказал:

– Вэнь Ольха, я награждаю тебя печатью и называю Рукой императора.