Читать книгу: «Тимбервольф», страница 6

Часть третья. Парад планет

– Выходит, мы лишь орудия?

– Человек и есть орудие, которым

пользуются другие люди,

чтобы помочь всем нам выжить.

(Орсон Скотт Кард. «Игра Эндера»)

«…война оставила глубокие, еще долго не заживающие раны на теле цивилизации. И многое она изменила в людях, перетряхнув их устоявшиеся привычки, ценности и традиции. Последующий за наступившим миром тотальный запрет на все виды вооружений был разумным шагом, и, казалось, единственно верным решением. А перепаханная атомными взрывами и пропахшая порохом земля стала не только местом упокоения бесконечного числа солдат, но и могилой оружию, которое совсем недавно они направляли друг на друга. Вздох облегчения пронесся над многострадальной планетой, обремененной тяжестью тысячелетних войн, наполнив душу человечества надеждой…»

***

Еще утром префект северного округа Иван Радуга находился в прекрасном расположении духа. Дела шли как нельзя лучше: политическая карьера стремительно прогрессировала, градус популярности масс неизменно шел вверх, в доме царила идиллия, и будущее рисовалось в самых радужных тонах. А ведь каких-то десять лет назад он едва перебивался от пенсии до пенсии, которая у рядового ветерана была мизерной, в безуспешных метаниях между равнодушными работодателями. Таких, как он, владеющих одним лишь ремеслом убийства, были тысячи, десятки тысяч, огромная армия безработных военных, в одночасье оказавшиеся без средств к существованию. Многих такое положение сломало, часть смирилась, перебиваясь нищенской пенсией, часть спилась, и это была не самая тяжкая участь. Психика зрелого, полного сил мужчины, в большинстве случаев не выдерживала вынужденного бездействия, отягощенного молчаливым укором общества. Находились такие «Бывшие», которые забывали о своей присяге, озлобленные снисходительным цинизмом благополучного общества, и уходили в его тень, перейдя грань закона. Лишь единицам удавалось найти свое место в новом мире, провозгласившем отказ от насилия. Место, стоившее им своего прошлого, имени, семьи, друзей. Наверное, Ивану повезло. Он умудрился пройти по тонкому лезвию, балансируя между уготовленными его характеру крайностями, рискуя в любой момент потерять равновесие. Сколько раз, доведя себя до исступления, он выходил на улицу, морально готовый к воровству, грабежам и насилию. Но каждый раз кто-то невидимый удерживал его за локоть, отгораживая, охраняя от безумных поступков. И дверь в его дом открылась. Открылась с внешней стороны. Она не была взломана полицией. Она не была открыта ключом уставших кредиторов. В его дверь вежливо постучали.

И вот теперь, впервые за много лет, Иван почувствовал, что земля уходит из-под его ног, а прочный фундамент благополучия вот-вот даст трещину. Звонок Даниэля, как показалось ему на первый взгляд, с невинной просьбой помочь в одном деле, даже обрадовал Ивана. Все же он был должником Даниэля, как ни крути, а помощь друзьям, тем более друзьям, с которыми вместе проливал кровь, дело святое. Но куда больше ценил Иван помощь Даниэля уже после войны; в тот момент, когда он с головой погрузился в пучину безысходности, именно Даниэль протянул ему руку помощи. Нужно ли говорить, что Иван с радостью согласился помочь старому другу. Но потом… События, последующие за этим, напоминали ночной кошмар, нелепый, страшный и беспощадный. Поиск информации, которую Даниэль попросил найти, отозвался такой головной болью, которую Иван еще в жизни не испытывал. Уровень противодействия и секретности был просто запредельным. Чего только стоили одни звонки с ненавязчивыми, но не оставляющими вариантов для ответных действий требованиями прекратить расследование. Те крупицы информации, которые удалось добыть, могли стоить Ивану карьеры, были способны разрушить весь его мир. То, чем так заинтересовался Даниэль, на деле оказалось бомбой. Впервые со времен войны Ивану стало страшно, он был близок к отчаянию. Но положение можно было поправить. Дело оставалось за малым. Отговорить Даниэля от дальнейших поисков. Попытаться найти слова, способные образумить его, оградить от необдуманных поступков, способных поставить под угрозу не только его жизнь, но и благополучие людей, его окружающих. Остановить. Пока не стало слишком поздно.

***

Даниэль не стал заезжать на территорию института и припарковался в полупустой гостевой зоне. Отстегнув ремень безопасности, он пощелкал указательным пальцем по экрану навигатора, наотрез отказывающегося работать. Выругавшись вслух и мысленно пообещав себе всё же поменять автомобиль до наступления холодов, он хлопнул дверцей, отозвавшейся ему переливным звуком сигнализации. Его архаичная привязанность к старым гаджетам, к капризному навигатору, вызывающему постоянный переполох соседей автосигнализацией, и полное неприятие автопилота, вызывала у большинства знакомых недоумение. У большинства людей, недостаточно хорошо его знающих, сторонящихся и прячущих глаза, избегая тяжелого, мрачного взгляда. Что и говорить – он не особо-то и разубеждал окружающих в своей почти волчьей нелюдимости, а одержимость мерами предосторожности, устаревшими и совершенно ненужными в спокойной и размеренной жизни, являлась частью его натуры. А близкие люди, которых было совсем немного, принимали его таким, какой он и есть, по-доброму посмеиваясь над ним за его спиной. Мэри была одной из них; хотя и не получалось у них встречаться чаще, чем хотелось бы, близость между ними и родство душ от этого не становились меньше. И ее срывающийся голос в телефонной трубке не оставлял никаких иллюзий по поводу ее состояния. Охранник на контрольном пункте знакомо кивнул, пропуская Даниэля мимо турникета. Даниэль натянуто улыбнулся, погруженный в свои мысли, не останавливаясь, вошел на служебную территорию. Дальше институтской аллеи он проходить не стал, выбрав взглядом место в стороне от выходящих во двор окон белоснежных корпусов. Удобно расположившись на пластиковой скамейке, он, после некоторой паузы, достал из нагрудного кармана мобильный телефон и нашел в записной книжке Мэри. Для чего она позвала его? Позвала его тоном, не терпящим возражений и отговорок:

«Нет, Даниэль, с Игнатиком всё в порядке, слава богу. Тут другое…».

«К чему такая срочность», – подумал тогда он, но перепуганный голос на другой стороне телефонной линии говорил сам за себя лучше всяких слов.

Мэри появилась в конце пустой университетской аллеи, рассекающей тонкими ухоженными дорожками сосновый бор, перемеженный карликовыми березами и декоративными кустами. Сотрудники в белых халатах, отдыхающие на редких скамейках, приветствовали проходящую мимо Мэри, улыбавшуюся им в ответ. Завидев Даниэля, Мэри ускорила шаг, забавно цокая каблуками туфель по влажному от дождя асфальту. Даниэль грузно поднялся и, взявшись за ее локоть, поцеловал Мэри в щеку.

– Присядем? – спросил Даниэль. Мэри отмахнулась рукой от неуклюжей вежливости, но все же улыбнулась и, присев, прижалась к нему.

– Как Вика, держится? – спросил Даниэль.

– Она крепкая девочка, справится. Но что было бы с ней, если бы с Игнатом случилось непоправимое, боюсь даже себе представить, – со вздохом ответила Мэри и провела рукой по седой голове Даниэля.

– Игнатик молодой и здоровый парень, выкарабкается, можешь даже не сомневаться, – тихо ответил Даниэль.

– Ему очень повезло, что раны оказались не смертельные. Вот только крови много потерял, – Мэри примолкла, теребя пуговицы на его куртке. – Я соскучилась по тебе, Даниэль. Мне так жаль, что мы редко видимся, – неожиданно вырвалось у Мэри. – Сколько уже можно встречаться украдкой. Даже дети посмеиваются, – закончила она, отведя взгляд.

– Не надо, Мэри, – он покачал головой и поднял на нее глаза.

«Что же происходит сейчас в ее голове, коль она, преодолев застенчивость, решилась на такое откровенное признание. Дело, видимо, совсем плохо», – подумал он.

– Да и не время сейчас. Зачем ты меня позвала? – стальным тоном произнес Даниэль, мысленно одернув себя, увидев, как побледнела от его слов Мэри.

– Боюсь, всё гораздо хуже, чем мы могли себе представить, – похолодевшим голосом произнесла она, поправив воротничок, задравшийся от внезапного порыва ветра, – ты знаешь, чем я занимаюсь, и могу точно сказать тебе – дело плохо, Даниэль, мы все должны благодарить Бога, что он еще жив, – Мэри отвернула голову в сторону, проглотив комок в горле.

– Почему, Мэри? – только сейчас Даниэль заметил, что она изо всех сил пытается скрыть накатывающие слезы. Он, растерявшись ее слез, не придумал ничего лучше, как вытащить папку из безвольно сложенных на ней рук Мэри. Открыв документы, он углубился в чтение, пытаясь скорее не показать Мэри, что он заметил мокроту на ее лице, чем понять, что там написано. Мэри перебросила ногу на ногу, и, нервно порывшись в своей необъятной, совсем не дамской сумочке, достала длинные, тонкие сигареты.

– Вот, посмотри, – она протянула ему медицинскую папку. Пропусти результаты анализов, все равно ничего не поймешь, а вот снимки посмотри, – бросила Даниэлю Мэри, щелкнув золотистой, инкрустированной нефритами, зажигалкой.

Даниэль оторвался от чтения, посмотрев на зажигалку, когда-то подаренную им Мэри. Покачав головой, он сосредоточился на снимках, сделанных профессиональным судмедэкспертом.

– Зачем ты мне это показываешь, я этих картинок в своё время столько насмотрелся, что до сих пор тошно. Тут и школьнику понятно, – он постучал пальцем по фотографии с трупом косули, – характер нанесенных увечий ясно указывает на волка.

– Волков, – Мэри выдохнула дым сигареты, и повернула голову, внимательно посмотрев в глаза Даниэля. – Вот, – она ткнула пальцем в раскрытую папку, – повреждения практически идентичны, да, но диаметр и форма прикуса абсолютно разные. – Даниэль насупился, почесав затылок.

– Черт, – Мэри вырвала папку из рук Даниэля, развернулась к нему. – Послушай меня внимательно, ко мне приходил Игнат. Принес эти снимки и соскоб с трупов животных. Странная, не правда ли просьба? Не знаю как, но Игнат еще тогда почувствовал неладное. Не иначе, как с твоей легкой руки. Так вот, анализы подтвердили, что волков двое, причём это самец и самка.

– О, как, – присвистнул Даниэль, и на миг задумался. – И Игнат об этом так и не узнал. – Мэри покачала головой, и, отвернувшись от него, достала очередную сигарету.

– Есть еще одно, Даниэль, – Мэри внимательно взглянула на не прикуренную сигарету, и, помедлив, швырнула ее мусорный бак. – Волчица – кормящая. Судя по результатам анализов, ощенилась она недавно, что-то около месяца. Этого достаточно для того, чтобы она смогла, в крайних случаях, на некоторое время оставить щенят одних.

– И что? – бессмысленно отозвался Даниэль.

– А вот что, – выдохнула Мэри. – Раны на Игнате Её. Я сличила анализы. На него напала волчица.

Между ними повисла тишина, нарушаемая лишь шумом листвы, да перекатывающимся гулом водопада, у подножья которого и располагался институт.

– А он и не подозревал, что на него устроили охоту, – одними губами прошептал Даниэль, – и подпустил к себе волчицу, – он, наконец, взглянул на Мэри, и она отшатнулась от его взгляда. Таким его Мэри никогда не видела. Это были глаза хищника, глаза охотника, в которых непостижимым образом перемешались противоречивые чувства. Чувства мести, злости, азарта и какой-то инфернальной радости и предвкушения вкуса крови. И тогда она всей кожей ощутила первобытный страх, страх за себя, за детей, за любимого человека, который на твоих глазах превращается в зверя. И, наверное, по-настоящему только сейчас до нее дошла вся серьезность происходящего.

– Я знаю, Даниэль, что ты задумал, – сказала тихо Мэри и осеклась. Даниэль молча встал со скамейки, повернувшись к ней спиной. – Поэтому и не хотела говорить тебе. Не делай этого, ты же понимаешь, что ты уже далеко не юноша. Игнат не справился. Куда уж тебе – пень старый, – добавила она и всхлипнула.

Она и представить не могла, что сможет жить, зная, что рядом нет Даниэля. Ее испугала сама возможность разлуки с ним, и мысль, что она может его потерять, была для нее как гром среди ясного неба. Нет, оказывается, она до сих пор не разобралась в своих чувствах.

– Я должен, – ответил он, стоя к ней спиной, не смея повернуться.

– Я тебе не все рассказала Даниэль, – тихо произнесла Мэри. – Присядь, пожалуйста, – попросила она. – Ты даже не представляешь себе, с чем придется иметь дело, вернее с кем, – уточнила она, слегка, запнувшись. И эта ее заминка не проскользнула мимо ушей Даниэля.

– Рассказывай, – сказал он, немного успокоившись, и присел рядом. – С кем мне придется иметь дело?

– Эти звери не совсем волки, вернее волки, но…

– Что но? – переспросил он.

– Ты что-нибудь слышал об искусственной репликации ДНК? – спросила она. Даниэль в ответ покачал головой, напряженно ожидая продолжения. – Ладно, объясню на пальцах. Из тех образцов, что удалось собрать Игнату, уже стало понятно, что эти волки – очень необычные звери. Я своим глазам не поверила, когда увидела полученные результаты тестов ДНК, – Мэри встряхнула головой, словно отгоняя наваждение.

– Да что с тобой? – заволновался Даниэль.

– Ничего, – она махнула рукой, и приподняла к небу глаза, пытаясь сосредоточиться и ухватить за хвост ускользающие смутные воспоминания. – Несколько лет назад нам на разработку прислали эталонный образец ДНК, и поставили задачу провести математический расчет для ее последующего проектирования и дальнейшей искусственной репликации.

– Что еще за образец, – нахмурился Даниэль.

– Вначале мы подумали, что это всего лишь математическая модель идеального организма, – она ненадолго примолкла, обдумывая, как обойти сложные научные термины, – не ломай голову, есть в нашей среде такой термин. Никого отношения к реальной жизни он не имеет. Скорее он разрабатывается как эталонный образец, для практической работы. Как же тебе доступно объяснить? – она прикусила губу. – Если бы я верила в инопланетян, я бы подумала, что эта ДНК внеземных существ, на Земле такого сложного генетического кода не существует.

– О чём ты? Яснее Мэри, для меня твои слова – тёмный лес, – Даниэль нетерпеливо взглянул на Мэри.

– Ну, хорошо, – она шумно выдохнула, – эндокринная и иммунная система организма, который имел бы такой код ДНК – поразительны, и ни на что не похожи, – Мэри задумчиво посмотрела на Даниэля. – Проще говоря, система регенерации этого организма совершенна. Он практически неуязвим и бессмертен. Уничтожить его можно только разрушив мозг. Но с крепостью костей его черепа – и это будет весьма проблематично. – Она повела плечами, – …одним словом – совершенство.

– Ну, и как успехи? – усмехнулся Даниэль.

– Безнадёжно, – покачала головой Мэри. – Процесс синтеза дочерней молекулы на основе матрицы родительской молекулы ДНК нам так и не дался. Но этот, ни на что не похожий код, я запомнила хорошо. – Мэри примолкла, внимательно посмотрев в глаза Даниэлю. – Я вначале не поверила своим глазам, но все же сличила тот, присланный мне образец, с образцами, которые мне передал Игнат. Так вот, – выдохнула Мэри, – они практически идентичны.

Даниэль вздрогнул от ее слов, почувствовав, как по позвоночнику прокатился холод необъяснимого страха.

– Мэри, – не своим голосом, растерянно прохрипел Даниэль, – да объяснишь ты мне, наконец, что происходит?

В ответ она лишь покачала головой и шмыгнула носом.

– Я сама не совсем понимаю, – жалобно произнесла она, окончательно этим выбив Даниэля из колеи.

– Мне нужно знать, кто прислал вам этот образец, – выдавил он из себя несколько слов, ровно столько, сколько смог. В ответ Мэри суетливо порылась в сумке, судорожно перебирая свои вещи.

Она протянула потертый, пожелтевший листок бумаги Даниэлю.

– Заказ был частный, хорошо оплачиваемый. Здесь личные данные клиента.

Даниэль молча, взял протянутый, в несколько раз сложенный лист бумаги, и отвел взгляд в сторону, словно стесняясь посмотреть в сторону Мэри. Развернув его, он мельком пробежался взглядом по его содержимому и озадаченно почесал затылок.

– Далан Ковач. Где же я слышал это имя, – задумчиво произнес он, напрягая память.

– Он известный врач, профессор, бывший директор института генетики. Год назад умер от рака.

Даниэль в ответ покачал головой, бессильно пытаясь вспомнить события, связанные с этим именем.

– Да, конечно. Официальная информация. Это я помню. Но меня не покидает чувство, что мы знакомы лично, вот только при каких обстоятельствах могло знакомство это пройти – хоть убей, не помню.

– Ну, я сама мало, что о нем знаю. Знаю только, что он ветеран войны. Участвовал в боевых действиях на ближнем востоке, если это тебе поможет.

– Может быть, может быть, – задумчиво ответил Даниэль.

Присев на скамейку, он зажмурился и взглянул на солнце, местами скрывающееся за низкими облаками.

– Сегодня, наверное, будет дождь. Тебя подвезти, Мэри? – спросил он ее, и вопросом этим словно хотел как можно быстрее закончить разговор, вымотавший их до предела.

– Подвези, Даниэль, если не сложно, – вздохнула в ответ она. – Ты всё такой же твердолобый, как и раньше, ничего не поменялось. Даже года не берут тебя, – грустно улыбнулась она.

– Пожалуй, – произнес Даниэль, пропустив мимо ушей ее слова, – я эту папку придержу у себя.

Мэри вскинула на него тревожный взгляд, но тут же отвела глаза, понимая, что спорить бесполезно.

– Здесь результаты анализов, надеюсь, – со вздохом сказала она, – они тебе пригодятся. Генри мечется, грозится связаться с начальством в столице и дойти до самого верха. Он в панике, Даниэль. Да еще Игнат… Совершенно выбил его из колеи. Не наломал бы он дров. Что будем делать с этим? – она кивнула на папку.

– Есть идея, Мэри. Прежде чем что-то предпринять, нужно связаться с одним человеком. Думаю, он сможет ответить на мои вопросы. И найдет лучшее применение тому, что тут находится.

– С кем? – Спросила она.

– С одним старым знакомым. Большая шишка скажу тебе. Но он мой должник и, надеюсь – всё еще друг. В любом случае, отказать в помощи он не сможет.

***

– Спасибо, что зашел, Даниэль, – шериф торопливо встал из-за стола, протянув вспотевшую ладонь. Проходи, садись, – Генри суетливо помахал секретарше руками и та, почти испуганно поздоровавшись с Даниэлем, выпорхнула за дверь. Даниэль, улыбнувшись ей в след, перевел помрачневший взгляд на шерифа.

– Даниэль, – шериф прокашлялся; комок в горле никак не хотел проходить, – присядь, пожалуйста, не стой. Прости, что пришлось тебя вызвать официально, но поверь мне, так будет лучше.

Даниэль удивился неожиданно тактичному, почти услужливому тону тучнеющего с годами Генри, но на стул сел.

– Что ты на меня так смотришь? – Генри виновато отвел взгляд, – да брось ты, ну не смог я удержать его, прости. Эта его гордость и упертость, никогда не представлял, как с ними бороться. Наверное, что-то я в свое время недоглядел.

Даниэль усмехнулся. Генри, заметив усмешку, вспыхнул, но смолчал. Сверкнув глазами, сквозь сжатые губы, он добавил:

– Но и твоя вина в том, что произошло, немалая. Да, я просил его разобраться, но кто бы знал…, – он притих и опустил голову. – Ты не подумай чего, но мне просто не к кому обратиться. Связаться с начальством? А что я им скажу? Да меня на смех поднимут. Волки, призраки, хищники, непонятно кто. Все это было бы похоже на страшную сказку. Если бы не Игнат. Молчишь? А ты представляешь, какая буря поднимется, если известия о том, что случилось, со всеми подробностями, выйдут за пределы заповедника. Тут уже никому не будет до смеха. У меня каждый комар на подотчете, – Даниэля аж скривило от этих слов, а Генри все больше распалялся, – да, на подотчете, и не смотри на меня так. А тут появляется непонятно кто. Весь парк на уши поднял. Но мало ему. Решил и в поселок залезть. – Теперь только нам с тобой вдвоем предстоит разобраться с этим зверем. Ты ведь тоже этого хочешь, – Генри вопросительно, почти требовательно, взглянул на Даниэля, но, натолкнувшись на плотную стену молчания, торопливо продолжил:

– Не хотел я поднимать эту тему, но.…Многие в посёлке знали, что ты прячешь оружие, – выдавил из себя Генри, уже не зная, как достучаться до Даниэля, опустившись до примитивного шантажа, – знали о стрельбище, о том, что ты охотишься, что используешь незаконное, боевое оружие.

– И ты? – хмуро спросил Даниэль.

– И я.

– К чему, Генри этот разговор? Что ты вечно ходишь вокруг да около. Для чего ты меня позвал? – рассердился Даниэль. – Ворошить дела давно минувших дней? Так я пойду, пожалуй. А ты заходи вечерком, посидим, поболтаем по душам.

– Да подожди ты, – словно решившись, выдохнул Генри, и, встав из-за стола, подошел к сейфу. Помедлив, он открыл скрипящую дверь высокого, чуть ли не двухметрового сейфа, он, слегка замешкавшись, достал длинный, в свой рост, сверток, обернутый грубой тканью.

– Что это? – Даниэль вопросительно вздернул бровь.

– А ты не догадываешься?

– Много ума не надо, чтобы сообразить, – пробурчал Даниэль, посмотрев, на поставленную у стола винтовку, обернутую в брезент, перевязанную простой бечевкой. – Откуда, Генри?

Генри внимательно всматривался в находившегося в затруднении Даниэля. Казалось, он наслаждается повисшей в комнате тишиной, пытаясь как можно дольше растянуть этот момент. Но, разумеется, это было не так. На самом деле, он смертельно боялся того, что происходит, подсознательно оттягивая возможно самое важное решение в своей жизни.

– Твой подарок, – тихо произнес Генри, – ее нашли рядом с Игнатом.

В комнате повисла громовая тишина, прерываемая лишь шумом вентилятора.

– Волчица, – прошептал Даниэль.

– Тимбервольф, – кивнул Генри. – А ты что же, думаешь, я не знал? – шериф наклонился через стол к егерю, – знал, но молчал. – Генри, устав сдерживаться, взорвался и в сердцах махнул рукой. – Скажи спасибо Мэри – она за тебя просила.

Даниэль нахмурился, и Генри, заметив его реакцию, поспешил оговориться.

– Нет, нет, ты не подумай чего плохого, я согласился с ней, да и не мог не согласиться. Но это было потом. Тогда я еще и представить себе не мог, что ты станешь для Игната вторым отцом, да что уж теперь говорить-то об этом. Ты же понимаешь, что поначалу ничего, кроме подозрения твоя личность не вызывала. Но я всегда уважал тебя, и где-то даже, – шериф запнулся, – восхищался твоим прошлым. Я не докладывал о незаконном оружии, хотя мог бы, еще с тех пор, когда ты взялся за обучение сына. Закрыл я глаза и тогда, когда ты подарил ему волчицу. Да и разве позволил бы я тебе общаться с сыном, если бы не был уверен в тебе? – Генри заглянул в глаза Даниэлю, словно пытаясь рассмотреть в них хотя бы толику понимания. Но, натолкнувшись на непроницаемый взгляд, лишь вздохнул. – Ты представить себе не можешь, чего мне стоило попросить у тебя помощи. Уж к кому-кому, Даниэль, а к тебе бы я к последнему обратился с просьбой. А ты пытаешься, как всегда, отмолчаться. Ведь из-за тебя, – Генри поднял повлажневшие глаза на Даниэля, – да, только из-за тебя Даниэль, Игнат сейчас на больничной койке. Это из-за тебя он решил стать егерем. С тебя он брал пример, не желая ни с кем советоваться, считая себя умней всех. И теперь ты сидишь передо мной, с таким видом, будто ничего не произошло?

Генри хлопнул ладонью по столу и выскочил на середину комнаты. Его будто прорвало. Несколько минут, он, брызжа слюной, и тыкая пальцем в Даниэля, срываясь на крик, высказывал все, что он думает о Даниэле, лесе, с его зверями и твердолобом Игнате. Даниэль взирал на происходящую метаморфозу Генри с нескрываемым изумлением и отвращением. Не сказать, чтобы он испугался. Но таким за долгие годы знакомства и дружбы он видел Генри впервые.

– Ты думаешь, я зря вытащил на свет винтовку? Ведь я мог легко от нее избавиться. Нееет, Даниэль, ведь это твой подарок, в конце концов, и подвел его к краю могилы.

Потрясенный Даниэль молчал, прекрасно понимая, что возразить Генри ему нечем. Оставалось одно, дождаться пока он успокоится: «И будь, что будет», – уже теперь обреченно подумал он, подавленный откровенностью Генри.

– Думаю, ты найдешь лучшее применение волчице, чем если бы она пылилась у меня в сейфе, – Генри, неожиданно успокоившись, провел рукой по обвязанному брезенту. – Временное разрешение на хранение оружия я тебе выбью, – холодным тоном продолжил Генри, – но когда, – он запнулся, и скосил взгляд на винтовку, – ты решишь ей воспользоваться, об этом никто не должен узнать, – шериф ненавистно взглянул на Даниэля, которого буквально скрутило от этого взгляда Генри.

– Ну, добро, егерь? – Генри протянул Даниэлю руку, в ожидании рукопожатия.

– Ладно, – Даниэль, с запозданием, пожал протянутую руку.

И это рукопожатие было отнюдь не дружеским. Скорее оно было жестом скрепления договора между двумя теперь уже совершенно чужими людьми.

***

«…подразделение «Timberwolves» – по сути, являлось отрядом диверсантов, скомплектованным преимущественно на базе команд спортсменов-стрелков. Кроме того, в его состав входили егеря и охотники канадских и сибирских лесов, амазонской сельвы и африканских пустынь. Командный состав «Timberwolves» был организован из наиболее опытных офицеров горных егерей и снайперских групп, входящих в состав подразделений быстрого реагирования. Основной задачей отряда являлось ведение скрытной подрывной деятельности в тылу врага, преимущественно в горно-лесистой, пересеченной местности, пустыне, а также, в исключительных случаях, в условиях Крайнего Севера. При формировании отряда «лесных волков» использовался передовой опыт подготовки диверсантов странами, традиционно считающимися лучшими в тактике ведения «бесшумной войны», такими как Израиль, Россия, Корея, Франция, Колумбия, Мали и некоторыми другими….»

«…воинский жетон лесных волков, как неотъемлемый компонент их экипировки, отличался от медальонов общевойсковых воинских подразделений не только материалом, из которого он изготавливался, но информацией, содержащейся на нем.

Нержавеющая пластина из высоколегированной стали, с золотым напылением на изображении волка, несла на себе минимум данных о владельце жетона. Кроме волка, изображенного на пластине в профиль, жетон содержал боевой позывной владельца и цифровой код, расшифровывающийся как номер подразделения, военная специальность и личный номер бойца. Не имея специального доступа к засекреченным данным, содержащих информацию о личном составе подразделений спецназа, установить личность погибшего спецназовца было практически невозможно.

Зачастую тела погибших спецназовцев в спешке боев идентифицировались лишь по вторичным признакам – шрамам, ожогам и татуировкам.

Однако с опознанием бойцов Timberwolves проблем не возникало почти никогда. У всех них на тыльной стороне предплечья был вытатуирован волк с кличкой-позывным, использовавшимся только в его отряде. Знак зверя – так принято было называть внутри подразделения эту татуировку. Впоследствии «знаком зверя» стали именовать и солдатские жетоны лесных волков…»

От размышлений Ивана оторвал вызов коммуникатора. Секретарша доложила, что гость прибыл, и Иван, подобравшись, неожиданно для себя самого, прокричал в коммуникатор, что он думает о секретарше, ее умственных способностях и скорости перемещения по офису. Нажав кнопку отбоя, Иван откинулся на кресле, и выдохнул, ослабив галстук. Мысли его метались, не оставляя возможности сосредоточиться на визите гостя. А за стеной его кабинета секретарша, скуксившись, оторвала трубку с гаркающим шефом от уха, и с грохотом опустила ее на место. Поправив строгую юбку и белоснежную рубашку с высоким воротником перед зеркалом, она показала себе язык, и демонстративно постукивая каблуками, открыла дверь в коридор. Гость, закинув ногу на ногу, скучал в кресле, механически перелистывая буклеты предвыборной кампании Ивана Радуги. Секретарша вежливо пригласила гостя в приемную, с формальной улыбкой доложив, что его ждут, про себя же пожелав шефу, чтобы тот как можно скорее облез, облысел, ну, и вообще, шел к чёрту.

– Здравствуй, Иван, – вошедший Даниэль подал руку Ивану, который слишком торопливо оторвался из кресла, придерживая ослабленный узел галстука. Нервозность Ивана, его метающийся взгляд не остались без внимания Даниэля. «Непростой будет разговор», – подумал Даниэль, всматриваясь в Ивана, не зная еще, каких ждать новостей.

– Здравствуй, Даниэль, – нервно ответил на рукопожатие и осёкся, увидев вздернутую бровь Даниэля. – Прости, – Иван махнул рукой, – прости Даниэль, и не обращай внимания на мой внешний вид. Это все нервы, будь они неладны.

– Ничего, Иван, нам сейчас всем невесело, – ответил Даниэль, не глядя на друга, рассматривая многочисленные грамоты и сертификаты, в немалом количестве развешанные вдоль стен. Лицо Ивана посерело. Он медленно опустился в кресло и прохрипел секретарше в коммуникатор, что его не для кого нет. – Есть новости?

– Понимаешь, Даниэль, такое дело, – Иван отвел глаза, многозначительно примолкнув, – в общем, я кое-что нарыл, но это тебе не понравиться. – Он замолк, задумчиво прогоняя большим пальцем листки документов в серой лабораторной папке, которую несколькими днями раньше принес ему Даниэль. – Хе, это еще мягко сказано, – почти взвизгнул Иван, – что не понравится. Информации об объектах, – он умышленно сделал ударение на слове «объектах», – тебя интересующих, даже в электронном виде не существует, – сорвался он на хрип, отбросив папку в сторону.

Поднявшись на ноги, Иван, запинаясь, изложил всю сложность положения, в которое его поставил Даниэль, дополняя слова несуразной жестикуляцией. Иван острыми уколами из запугивания, взывания к его пониманию и здравому смыслу, пытался донести до Даниэля, что они разом прищемили хвост чуть ли не половине госаппарата страны. Перестав семенить по комнате, он уселся на стол, приблизив лицо к другу, и шепотом, словно боясь, что их подслушивают, продолжил, – Поверь, Даниэль, тебе лучше не влезать в это дело, – он с выдохом провел рукой по старому морщинистому, но по-военному выбритому до синевы лицу. – Без тебя разберутся. Те, у кого есть соответствующие полномочия. И зачем я тебя послушал, – он громко, по-русски выругался.

Таким Даниэль видел Ивана всего пару раз. Первый раз, когда фидаи прорвались в их окопы, сойдясь с бойцами легиона в рукопашной схватке. И второй раз, когда он вытаскивал его из бронетранспортера, с готовой вот-вот рвануть боеукладкой; раненого, обожженного, истекающего кровью, почти умирающего и молящего чтобы тот его бросил.

– Ты мой должник, Иван, помнишь еще? – мрачно спросил Даниэль.

Иван внимательно посмотрел на Даниэля. И не понятно было, что больше в его взгляде – осуждения, непонимания, настороженности или обыкновенного страха. Иван медленно слез со стола и обойдя его, обреченно выдвинул на своей стороне ящик. Порывшись, он выбросил поверх папки пачку документов и фотографий. Сама пачка не была толстой, но страх в глазах Ивана был слишком многозначительным, чтобы усомниться в важности ее содержимого.