Читать книгу: «Кремовый ручей», страница 3

– В такую жаркую погоду трава очень быстро высыхает и очень легко воспламеняется.

День сегодня и вправду выдался очень жарким. Припекало, и как сказал нам Миша, здесь даже при слабом солнце можно очень легко обгореть.

Дела на сегодня были окончены. Дима отвёз Мишу в гараж, и мы поехали на рыбалку к своим товарищам.

Бескрайнюю зеленую степь летней тундры разрезала узкая полоска относительно ровной, насыпной каменистой дороги, по которой резво катилась наша серая буханка, оставляя за собой густой пыльный след. Вскоре город скрылся за холмом. Теперь о цивилизации в этой красивой первозданной природе напоминали только вбитые у обочины гряды столбиков – бывшего трубопровода, ведущего в неведомые дали. Как я уже успел заметить, абсолютно все трубы здесь – вода, теплоснабжение, канализация – проходили исключительно над землей, потому что в случае аварии, особенно зимой, выдолбить трубу из вечной мерзлоты будет крайне сложно. Помимо этих столбиков бывшего трубопровода, попадались деревянные заброшенные домики, рядом с которыми стояли гряды больших дугообразных жердей – бывших теплиц, заброшенных, как видно, несколько лет назад.

Минут через пятнадцать мы приехали, припарковались на небольшой стоянке и вышли к пляжу. Вдоль всего побережья на поверхности воды колыхались поплавки сетей. Люди совмещали рыбалку и отдых. Пляж без конца патрулировало несколько сотрудников рыбоохраны в военных формах – спрашивали наличие документов либо лицензий на разрешение рыбной ловли. Мы прошли по пляжу пару сотен метров и увидели своих. Рядом стоял накрытый столик с восседающим во главе него Лебедевым и множеством людей – в основном, уже взрослых его коллег и родственников. На костре варилась уха, все выпивали. Нас угостили бутербродами с красной икрой. В кастрюле плескалась пойманная рыба, наши парни вытаскивали на берег сеть. В сети билась кета и горбуша, около восьми штук, по три-четыре кило каждая.

Мы искупались, я лёг полежать на камнях и сразу оделся, чтобы не сгореть. Тени здесь нигде не было, и нужно было хоть как-то спасаться от пекущего солнца. В этот момент, разомлев на горячих камнях, наблюдая за плескающимися волнами и снующими вокруг людьми в купальниках, я подумал, будто нахожусь на каком-то курорте. Только здесь как-то очень уж малолюдно, душевно и спокойно.

Нас угостили подоспевшими шашлыками. С полей пришли женщины – тоже кто-то из окружения Лебедева – с небольшими ведерками, полными грибов. Они сели рядом со мной и начали перебирать их.

– Это подберёзовики, – ответила женщина на мой вопрос о том, какие грибы растут в этих местах. – Сыроежки ещё есть, опята, мухоморы. В горах грузди. Вот, морошка мне попалась, – сказала женщина и вытащила из ведра одну похожую на малину ягодку с листочком и протянула мне. – Когда ягода красная, это означает, что она зеленая. Спелая ягода желтеет.

Я взял красноватую твердую морошку и положил её в рот. Зеленую ягоду раскусить было сложно. Её косточки слишком тверды, а мякоть горчила. Чем-то отдаленно она мне напомнила незрелый шиповник.

– По дороге на пляж я видел в полях несколько заброшенных теплиц. Не знаете, давно ли их оставили, и что там выращивали?

– А это приехали откуда-то, не наши. Выращивали огурцы, помидоры выращивали, – отвечала женщина на мой вопрос. – Много очень удобрений для этого потратили. Закрыли их года два назад, или три. Они что-то с документами не уладили, из-за этого получалось, что незаконно всё это выращивали. Вообще теплицы все у нас в Марково стоят, там теплее, оттуда нам летом овощи возят.

– Это южнее?

– Да. Овощи, которые здесь летом на улице на лавках продают, все оттуда.

– Они же не должны быть такими дорогими, их же не возят издалека. Но всё равно, вчера в такой палатке видел огурцы по 450 рублей за килограмм.

– Нам же большинство овощей и фруктов на кораблях привозят, издалека, поэтому всё дорогое. Местным производителям незачем цены снижать, люди всё равно будут покупать и по высокой цене, свои ведь овощи здесь не вырастишь.

Немного помолчав, женщина продолжила говорить:

– Лето в этом году холодное. Жара стала только вот, несколько дней назад, а так весь июнь холодный был, все грибы теперь позднее будут.

– А вообще, как долго здесь длится жара?

– Да может и до сентября, а может уже и в августе снег пойти. Тут погода совершенно непредсказуема, перепады температур очень резкие. Вот сидела сейчас на солнце – жара, а стоит только солнцу за облако зайти, так сразу почувствуешь, как резко холодно станет. По прогнозу завтра дождь обещают, а может его и не быть. Тут точно никогда погоду не предскажешь. Очень всё непредсказуемо.

В город мы приехали, когда было уже около восьми часов. И по погоде, и по расположению духа этот вечер был слишком приятным, чтобы просиживать его остаток в шумном пыльном гараже, поэтому мы с Колей решили прогуляться по вечернему Анадырю.

На улице ещё достаточно светло. Темнеет здесь так медленно, что занимаясь делами можно не заметить, как наступил уже довольно поздний час, несмотря на то, что на горизонте ещё слабо светит солнце. Центральную улицу сумеречного города тускло освещали фонари. Здесь очень чисто, ухоженно, аккуратно. На дороге нет безумных лихачей, машины на улицах передвигаются плавно. По тротуарам гуляет молодёжь. Вдоль многих улиц тянутся целые аллеи ивняка. Странно, что раньше я его не замечал. Его здесь очень много. В центре аллеи стоит памятник Леониду Францевичу Гриневецкому – первому основателю поселения Ново-Мариинска, ныне переименованного в Анадырь.

Мы вышли на обрывистый край залива, посидели на лавочке, любуясь противоположным берегом. Снова прошли мимо городского дома культуры, церкви, памятника чукотскому писателю Юрию Рытхэу. Увидели думу чукотского края, счетную палату, здание дома детского творчества и редакцию газеты «Крайний север». Все государственные учреждения здесь в отличном состоянии – красивые, радующие глаз. Теплую атмосферу северного города гармонично дополняли огромные цветные плакаты с фотографиями прекрасной флоры и фауны чукотского края, которые натянуты на торцах жилых многоэтажных домов. Сгущающаяся тьма улиц скрыла все видимые при свете дня недостатки города, и теперь в нём всё казалось прекрасным.

Единственное, что было здесь немного несуразным, так это то, что на всех аллеях и лужайках перед зданиями совершенно не следили за травяной растительностью, которая здесь очень запущена, и растёт словно высокий дикий бурьян на лесной опушке. Её здесь не трогают вовсе, и никогда не стригут. Выглядит это немного странно и необычно в таком довольно ухоженном городе, и я сначала удивился, почему коммунальным службам трудно прикупить пару бензиновых триммеров, чтобы привести в порядок все запущенные лужайки. Как мне объяснили, в городе, построенном на голых серых камнях, такая заурядная вещь как зеленая трава, является важным предметом городского ландшафта, который украшает, преображает улицы, скрывая под своим покровом унылые серые булыжники. Такая бурная растительность на опушках является поводом для гордости анадырцев, источником хорошего настроения и приятной усладой для глаз, поэтому её никогда не трогают.

Сделав большой круг, мы вышли к детскому саду – тому двору, окруженному жилыми домами, где ещё вчера на волейбольной площадке играло много детей. Рядом с одним из домов на большом постаменте стоит старый продолговатый катерок, из иллюминаторов которого мелькают разноцветные огни. Старый катер переделан под кафе-бар, куда можно войти. Бар внутри корабля совсем небольшой и уютный, обитый вагонкой, с деревянными лавками и стульями. На стене висит штурвал, в дальнем углу пару посетителей. Это место было вполне неплохим, но неприятную атмосферу создавала здесь слишком громкая безвкусная музыка, которая обычно играет в любой дешевой провинциальной пивнухе, а глаза ослепляла яркая динамичная светомузыка, поэтому мы поспешили уйти. В этом городе множество подобных заведений. Например – «Баклан», или пив-бар «Берлога» с висящими у входа большущими оленьими рогами. Ещё одним, немного более серьёзным заведением, можно назвать кафе «Энэр». В сегодняшний вечер возле него шумели люди и играли свадьбу молодожёны.

Возвращаясь обратно, мы встретили женщину, гуляющую с большой и очень пушистой собакой с шерстью коричневато-пепельного цвета. Таких породистых красавцев встречаешь далеко не часто.

– Какой красивый! – внезапно воскликнул Коля и подошёл к собаке. – Можно погладить?

– Красивая! – улыбнулась женщина. – Конечно можно. Это девочка, очень добрая. Только не путайте её с хаски. Это – аляскинский маламут.

У нас развязался разговор. Мы засыпали женщину множеством вопросов о её питомце, на которые она с удовольствием отвечала. Она рассказала, что собака была приобретена щенком за 85 тысяч, но бывает, что цены на такую доходят до 140.

– Она очень добрая, любит с детьми играть. У меня дочка двенадцати лет, вытворяет с ней всё что угодно. И это такая порода, которая никогда не гавкает. Только «разговаривает».

Будто для того, чтобы подтвердить её слова, собака начала подвывать и утробно рычать. Во время разговора мы продолжали гладить собаку, которая к этому времени уже упала на спину и подставила для поглаживания своё брюхо.

– И не стыдно тебе, пузо перед чужаками выставлять? – засмеялась женщина. – Эти собаки очень сильные. Если хаски выносливые, их можно запрягать в упряжь для дальних поездок, то маламутов достаточно четырёх штук, и они смогут утащить тонну, особенно если это сильные, взрослые самцы. А вы что, по городу гуляете?

– Да, мы не отсюда сами. Нас привезли три дня назад, вот мы и ходим тут, городом любуемся, Чукотку изучаем.

– Чукотки тут нет. Это город, цивилизация. Чукотка – она вся в посёлках, в горах. Я и сама из посёлка, с Марково.

– А, это где теплицы, где овощи выращивают? – вспомнился мне сегодняшний рассказ женщины на пляже.

– Да! Марково – это настоящий оазис посреди Чукотки. Климат там теплее, там даже картошку без теплиц растят

.

День шестой. 24.07. Понедельник.

Последние два дня выдались пасмурными. Вчера с самого утра моросил мелкий дождь, было прохладно, ветер стал колючим, но сегодня, ближе к вечеру, снова распогодилось. Ветер ослаб и потеплел, из-за грузных туч показалось солнце.

Последние два дня занимались закупками продовольствия. Опять много ходили по супермаркетам, заказывали целые коробки с едой. С нами был один взрослый бородатый геолог – начальник геохимиков, который тоже закупался провизией для своей партии. Он подошёл к нам и спросил:

– Парни, вы в маршруте собираетесь чай пить? Тара для этого есть?

– Нет, – ответили мы.

– Пошли, – поманил он нас рукой и повёл от кассы вглубь рядов. – Вот, – он взял в руки продолговатую жестяную банку консервированных груш, – покупаете такую консерву, неважно с чем, съедаете содержимое, верх отрезаете, потом вот тут, наверху, пробиваете дырочку, продеваете проволочку, получается чайничек эдакий, для кипячения воды. Чифирная баночка, называется. Раньше все геологи с такими баночками ходили. Она и маленькая, и весу всего ничего, очень удобно.

Все многозначительно кивнули, внимая его словам, но покупать этот полезный в полевом быту атрибут никто так и не стал.

В несколько рейсов нагружали буханку съестными припасами: пара мешков лука и картошки, три мешка сахара, несколько мешков с крупами, около сотни ящиков с тушёнкой и консервированными овощами, с десяток ящиков растительного масла и больше сотни ящиков картофельного пюре быстрого приготовления и лапши.

– Желудок будем этой гадостью сажать, – недовольно проворчал один из товарищей.

– Терпите, – сказала женщина, ответственная за закупки, – поедете на место, может неделю придётся быть в дороге, так только этим и будете питаться в пути три раза в день.

Ящики разгружали в другой контейнер, находящийся около нашего места проживаания. Там уже было немного припасов, видимо, оставшихся с прошлого сезона. После загрузки провизии в контейнер, рабочий его закрыл и сказал:

– Это на Алептын.

Алептын – это самый далёкий участок, до которого, в лучшем случае, неделя езды. Наша партия будет базироваться в местах не столь отдалённых. Нам из еды взяли лишь пару мешков лука и картошки, да килограммов пять яблок. Мы скинули мешки в наш контейнер к строительным инструментам и посуде, и немного смутились столь скудным продовольственным запасам, но нас успокоили тем, что вся провизия для нас уже имеется в полях, и её должно хватить на всех.

В поисках нужных предметов заглянули в большой двухэтажный универсам, который называется просто: «Чукотский торговый дом». Изнутри он не очень большой, и напоминает, скорее, универмаг, но в нём есть всё, что могло бы пригодиться в быту и хозяйстве. Ещё интересной особенностью магазина является имеющийся здесь огромный ассортимент снегоходов – от маленьких, детских, до мощных, двухместных. Много и квадроциклов, даже мини-вездеход с пластиковой кабиной, прицепом и резиновыми гусеницами. У стены в ряд стоят несколько резиновых лодок и одна большая, из нержавейки, или чего-то подобного. Для любителей рыбалки и просто водных прогулок, магазин предоставлял самый огромный выбор моторных двигателей: от маленьких, трёхлошадиных, до 120-лошадиных мощных машин.

Проезжая по-над окраинами города на груженой машине, мы смотрели на противоположный берег залива, где располагался аэропорт и там же одинокий остров с железной вышкой, возле которого всё также непрестанно кружили стаи огромных чаек.

– А что это за вышка на том острове? – спросил товарищ у нашего нового водителя, указывая на чернеющую на острове конструкцию из железного уголка.

– Там? Маяк был там. Сейчас уже нет ничего. Теперь одни голые скалы, а на скалах бакланы гнездятся. Они весной яйца нести начинают, как только лёд слегка подтаивает. Местные по льду ходят туда, эти яйца собирают.

– И какие они по размерам? Больше куриного?

– Я не знаю. Я их не пробовал ни разу, и не видел даже. Просто знаю, что собирают, да и всё.

Некоторые работники анадырской геологической конторы, с которыми мне довелось общаться, мало что знают о регионе в целом, и даже плохо ориентируются в городе. Складывается такое впечатление, что все эти люди приехали сюда только на заработки и просто живут работой – приходят рано, уходят поздно, и вообще не интересуются происходящими вокруг делами. Хотя всё действительно так и обстоит, и эти люди, так же как и мы, так же как и Иван, приезжают сюда лишь на полевой сезон подзаработать, живут здесь, в пристройке, либо снимают квартиру, а зимой снова уезжают к себе, на малую родину, чтобы следующим летом снова устроиться сюда. Должно быть, вся цель сегодняшней их жизни лишь только и заключается в том, чтобы больше заработать, прокормить себя и свою семью, а на что-то ещё нет ни времени, ни желания.

День седьмой. 25.07. Вторник.

Встали в семь часов, чтобы к восьми быть в конторе. Тут мы подписали последние документы, после нам поручили разную работу. Я сшивал папки с маршрутными листами, кто-то за компьютером печатал бирки для образцов пород, кто-то их ламинировал с помощью утюга, кто-то сканировал карты. В офисе, где я работал, за соседним столом сидел незнакомый мне парень, как я решил, работник этой конторы. Помимо него, дальше сидела девушка, и один мой товарищ.

– А вы студенты? – спросил незнакомый парень. – Говорят, что привезли студентов, в поле уезжают.

– Ну, можно сказать, что мы студенты. Вот только окончили бакалавриат, в магистратуре продолжим учиться, – ответил товарищ.

– Ооо, если вы сюда магистрами приедете, то тут многого добьётесь, – вдохновенно сказал парень.

– А ты местный? – спрашиваю я.

– Да. Я сам студент, на третьем курсе здесь учусь, прохожу в этой конторе практику. А вы сюда на постоянку?

– Нет, на сезон. Здесь есть какие-то высшие или средние образовательные учреждения? Расскажи мне о них.

– Вот у нас тут есть геологический филиал Якутского университета. На базе ПТУ, учимся 5 лет.

– Помимо геологического дела есть ещё какие-то направления?

– Да, информатика, компьютерное дело. Есть ещё такие, рабочие отделения, типа повар, швея, вот такое. У меня там девушка учится.

– Ты всю жизнь здесь живёшь?

– Нет, в 8 лет переехал. С тех пор и живу. Я вообще геологом работать не хочу. Уехал бы на материк после учёбы, но жить там на съёмной квартире тоже желания нет.

– Так продай тут квартиру, купи там.

– Не-е-е, тут продавать точно не буду. Это был бы неплохой заработок, если её сдавать. Сдать однушку здесь – двадцать тысяч. Вот моя девушка сдаёт две своих квартиры, получает с них сорок, и даже не работает. Ей хватает, а живёт у меня.

– Так что хочешь после учёбы делать?

– После учёбы? Да тут вот, в администрацию работать пойду.

– Думаешь, возьмут? Или у тебя связи есть?

– Ну да, связи.

– Слушай, расскажи мне об Анадыре. Я уже узнал, что тут из лёгкой и пищевой промышленности хлеб пекут, пиво варят, в магазине видел. Что ещё есть?

– У нас яйца свои! Птицефабрика есть. Она, кстати, прямо рядом с вашим гаражом и находится. Рыбный промысел. Да и всё.

– А каков у вас досуг? Чем молодежь занимается вообще, кроме всяких спортивных кружков.

– Да по клубам все в основном шляются. Вот «Ибица» самый крупный у нас. Пять сотен вход, напитки дорогие. Всё там дорого. Но я там не бываю, и дело не в деньгах. Там мордобои постоянно, разборки всякие, не люблю я такое. Вот бар «Баклан» мне нравится. Там спокойнее. Зимой все местные идут на сопку Михаила. Там на лыжах, на санках, на сноубордах катаются. Некоторые на снегоходах разъезжают. Но те, которые на снегоходах, они ездят в основном на далёкие горы, до них километров двадцать.

– Да, кстати, я видел продающиеся снегоходы в одном из магазинов. Там ассортимент подобной техники раза в два больше, чем велосипедов.

– Ну да, здесь основной вид досуга для мужиков – охота. В зимний сезон без снегохода далеко не уедешь, не поохотишься. А сопку Михаила хотят сделать закрытой, потому что она травмоопасная, скалистая и крутая очень местами. Раньше там стояла станция тропосферной связи. Огромные щиты такие. Она в советские годы обеспечивала связь с труднодоступными регионами страны – с Чукоткой, и с другими. Щиты спилили не так давно, но там до сих пор находятся заброшенные бараки со всякой аппаратурой и прочим. Вот там же и базу горнолыжную построили, но сейчас хотят закрыть.

– Лишают и без того не разнообразных развлечений.

– Это точно.

– Ещё насчёт дома культуры хотел спросить. Там мероприятия какие-то проходят?

– Конечно. У нас свой камерный оркестр был. Правда, его уже вроде нет. А так, и звёзды эстрады приезжают.

– Ого, это кто же, например?

– Ну… – задумался парень, – Дима Билан, например. Только он и не выступал почти что. Напился тут, да поехал. А так, часто бывает, что выступают не в ДК. Если большие праздники, то сцену строят прямо на площади перед ДК. Да её вот и сейчас ставят, – кивнул он в окно. – Из железных балок городят, вон.

Тут в кабинет зашёл мой товарищ и сказал, что мы выезжаем сегодня. Этой новости мы уже ждали несколько дней, и она не заставила нас медлить. Пора собираться в дорогу. Какую-то часть пути нам предстояло преодолеть на буханке, и затем продолжить свою поездку на гусеничном вездеходе. Мы вернулись в гараж и стали под завязку набивать УАЗ полевым барахлом: брезентовые палатки с каркасом, кое-что из провизии, выданные костюмы, пуховики, штаны и сапоги, да ещё и личные вещи. Весь этот скарб заполнил пространство небольшого микроавтобуса примерно на три четверти от его объёма. Оставшуюся четверть машины заполнили мы – пять человек. Нам с силой пришлось запихнуться сверху на мягкие вещи, сгорбившись под сводом низкого потолка, словно шпроты в банке. Даже дышать трудно. Следом за нами в гараж приехал и Лебедев, который лично поедет провожать нас в поля. Он полностью занял собой единственное оставшееся впереди, рядом с водителем, место. Участок называется Золотогорье, и находится он примерно в семидесяти километрах севернее Анадыря, по ту сторону лимана.

Пустынный причал. Дует ветер, и чайки парят над волнами. Мы уже около получаса сидим здесь в ожидании своего парома. Первый паром причалил к берегу как раз к моменту нашего приезда. Он был мал, на два-три легковых автомобиля. Шелестя массивными цепями, на галечный берег медленно опустились горизонтальные ворота и по ним выехали две легковые машины. Лебедев прошёл на корабль, переговорил с машинистом. Через пару минут он вышел, раздраженно развёл руками и крикнул:

– Паром не тот! Прозевали мы свой, уплыл!

Начальник стал оживлённо спорить с водителем, кому-то звонить. Затем они сели в буханку и уехали, предупредив нас о том, что скоро вернутся. Ожидание не тяготило. Мы сфотографировались на фоне голубых спокойных волн и зеленых холмов противоположного берега, полазили по палубам забытых ржавых посудин, наблюдали за плескающимися у берега белыми спинами и хвостами толстых белух. Я сидел на теплых камнях у воды и вспоминал слова геофизика Саши о том, что зимой воды залива замерзают, и по его льду прокладывают зимник – ледовую дорогу, по которой машины могут переезжать с одного берега на другой. В этих дельтах двух крупных рек, где концентрация соленой воды минимальна, лёд промерзает до трех метров в глубину, благодаря чему по нему может передвигаться абсолютно любая техника – от квадроциклов и легковых машин, до груженых гусеничных вездеходов и тяжелых бульдозеров. Эта сезонная дорога имеет статус трассы федерального значения, несмотря на то, что летом её просто не существует. В любое время года через лиман летают вертолёты, площадка для которых находится в четырех километрах от Анадыря. Наибольшим спросом они пользуются в те времена года, когда на лимане уже невозможно сообщение водного транспорта, а лёд ещё не промерз на столько, чтобы проложить по нему зимник. В таком случае воздушный транспорт перевозит в город пассажиров, товары, продукты первой необходимости. Пассажирский билет на вертолет стоит 4000 рублей на человека.

Покидая этот город, мне также хотелось бы написать небольшой вывод на основании тех немногих дней, которые я провёл здесь. Анадырь – город контрастный. Он встретил нас серой пристанью, многочисленными складами контейнеров и грудами металлолома на окраинах – довольно типичной обстановкой городов постсоветской России, но при этом приятно удивил своей внутренней чистотой и аккуратностью. Его улицы лишены деревьев и фонтанов, а панельные дома каких-либо архитектурных изысков, но при этом он оставляет приятные впечатления благодаря огромному разнообразию самых разных цветов, в которые выкрашены стены абсолютно любой панельки. Ещё этот город – яркий пример настоящей дружбы таких на вид совершенно разных народов, однако теперь таких родных душой. Треть населения здесь – люди европейской внешности, вторая треть – люди монголоидной расы, а остальные – метисы самых разнообразных фенотипов. Кто-то по внешности ближе к европейцам, а кто-то к чукчам. Я мало узнал о характере жителей этого города, но те люди, с которыми мне всё же довелось пообщаться, были очень добродушными, простыми и веселыми. Поэтому я хочу сказать, что город оставил в моей душе приятные впечатления.