Бункер

4. ТОМ

Дверь за моей спиной закрылась с тем же мягким как у шлюза звуком, и я был почему-то уверен, что открыть ее обратно у меня не получится. Ровно выкрашенный очень светлой краской коридор, длинный и узкий, уходил вдаль, плавно загибаясь влево и вниз так, что уже через пятьдесят метров я не видел его продолжения. Я еще раз отряхнулся, как собака, и отправился по следам моего Белого Кролика.

Когда мне было двенадцать или около того, метро было моей навязчивой идеей. Когда-то тогда мне на глаза попалась здоровенная статья, поразившая мое воображение, о таинственном «метро-2», построенном то ли КГБ-шниками, то ли инопланетянами, полной карты которого ни у кого нет, и по секретным туннелям которого можно добраться до Кремля или тайных бункеров Сталина, а можно просто войти в подвал ничем не примечательного дома на одном конце Москвы, а выйти из подвала такого же непримечательного дома на другом. Моя фантазия населяла эти туннели мутантами, монстрами и другими сверхъестественными существами, и среди всего этого великолепия бродили отважные романтики-диггеры, исследовавшие эти неведомые подземелья. В то время действие рассказов, которые я, сколько себя помню, тайком писал на уроках с обратной стороны школьных тетрадей, временно переместилось из просторов глубокого космоса в глубины московского метро. И именно тогда я как никогда жалел, что родился не столичным жителем, а провинциалом из городка, в котором подземный переход – один на весь город.

Говорят, что самые заветные детские желания всегда сбываются, правда, к сожалению, иногда это происходит, когда тебе это уже нахрен не нужно. Я шел по коридору, ровно освещенному светом одинаковых люминесцентных ламп, уже минут пятнадцать, и коридор все никак не заканчивался. Сначала он очень плавно заворачивал влево, создавая у меня чувство, что я иду по кругу и скоро вернусь в ту же точку, из которой вышел, потом, с какого-то момента, начал так же плавно заворачивать вправо. По моим ощущениям, я давно ушел далеко за пределы станции «Сретенский бульвар», а заодно и «Тургеневской», с «Чистыми прудами». Я шел быстро и не останавливаясь, благо отвлекаться было совершенно не на что – глухие белые стены слева и справа, ни одного ответвления, ни одной двери – но так и не увидел впереди никаких следов ковбоя, который вошел в эту дверь буквально за минуту до меня. В сказке про Алису Белый Кролик хотя бы время от времени мелькал впереди, оживляя повествование, моя история такой роскоши была лишена.

Вокруг была полная тишина, которую больше не нарушал даже шум поездов. Все это создавало ощущение нереальности происходящего, которое, впрочем, гнездилось во мне с того момента, когда я вошел в дверь, которой до этого не существовало. Все это настолько было похоже на сон, и я даже на секунду представил, как проснусь сейчас в нашей с Максом конуре с больной с похмелья головой, доползу до кухни, полюбуюсь на батарею выпитых вчерашним вечером бутылок и решу, что я – кретин, конечно, что не поехал с ними на эти их шашлыки, а вместо этого буду до вечера слоняться один по пустой квартире…

И в эту секунду, пока я постепенно погружался в сожаления о несбывшемся, практически одновременно произошли две вещи – вдруг резко погас свет, и я, по инерции продолжая идти в кромешной темноте, со всей дури звезданулся обо что-то головой. От неожиданности я сел на пол и, чувствуя, как на лбу растет огромная шишка, начал шарить по карманам в поисках телефона, надеясь, что “Dire Straits” и Боуи не полностью его разрядили. Аккумулятор показывал восемь процентов, сети не было, но фонарик работал, и я, наконец, смог оглядеться.

Прямо надо мной торчала огромная ржавая труба, выходя из одной стены и скрываясь в другой. Справа от меня куда-то вниз вертикально уходила такая же ржавая металлическая лестница, выглядела она очень ненадежно, и я решил, что полезу туда только, если не будет никаких других вариантов. Стены вокруг меня были покрашены облупившейся темно-зеленой краской, где-то в темноте справа терялся боковой проход. Никакого белого коридора, освещенного люминесцентными лампами, по которому я двигался последние пятнадцать минут не было и в помине. Как сказала бы на моем месте Алиса: «Все любопытственней и любопытственней».

Я поднялся на ноги, стараясь беречь многострадальную голову, которой и без материальных воздействий было сейчас не сладко, и заглянул за угол, там было что-то типа небольшого холла, из стен то тут, то там торчали какие-то трубы, вентили и задвижки. Пахло сыростью и немного креозотом, как возле железной дороги. Где-то недалеко послышался шум проходящего поезда, когда он приблизился, пол подо мной мелко задрожал, и мне на голову с потолка посыпалась отсыревшая штукатурка. Из холла вели в темноту три двери, я вошел в одну из них и обнаружил за ним еще одно такой же холл, а в нем еще две двери и люк с лестницей в полу. Я пошел дальше, осветив следующее помещение и размышляя о том, будет ли хорошей стратегией всегда поворачивать налево.

В моей памяти разблокировалось еще одно воспоминание из раннего детства. Мне было восемь или девять, и отец в первый раз взял меня с собой в свой НИИ. Больше всего меня заинтересовал древний компьютер, стоящий в углу кабинета как память о доисторических временах, когда отец только начинал здесь работать. Он был похож на огромный шкаф с клавиатурой и маленьким зеленым экраном. Комп умел выводить только ядовито-зеленые буквы и цифры на темном фоне, при этом на нем были игры, которые тоже состояли из движущихся по экрану букв, ноликов и единичек.

Я вспомнил, что тогда мое воображение поразила игра, которая называлась «Сталкер». В центре пустого черного экрана располагался значок, обозначавший человечка в темном подземелье. Цифрами на клавиатуре можно было двигать его по экрану, у человечка был фонарик, который отображал то, что находилось на три символа вокруг него – стены, двери и разбросанные по комнатам полезные предметы. А в темноте пустого экрана за пределами освещенного квадратика прятались монстры, готовые его съесть, и ловушки, которые его поджидали. Снизу экрана появлялся текст, который пояснял, что с ним происходило: «Ты угодил в комариную плешь. Ты – мертв, начни игру заново…»

Пока я бродил по темным комнатам, как тот самый человечек по своему двухмерному монохромному миру, я подумал, в каком бы был восторге, если бы угодил в это место, когда мне было двенадцать. Но, видимо, с тех пор я успел стать скучным унылым взрослым, потому что сейчас думал лишь о том, что буду делать, когда телефон разрядится, и мир вокруг погрузится полную темноту.

Я вдруг заметил узкую желтую полоску света на полу перед очередной дверью. И войдя в очередное помещение увидел то, что мой мозг сначала отказался обработать как часть текущей реальности. Я зажмурился, снова открыл глаза, но она не исчезла – старая рассохшаяся деревянная дверь подъезда под потрескавшимся бетонным козырьком, точно такая же, как та, которую я каждый день открывал перед тем, как подняться в свою конуру на «Студенческой». Дверь была слегка приоткрыта, и в щель пробивался луч тусклого желтого света, отблеск которого я и увидел на полу. Вокруг меня было такое же помещение, как и предыдущие: темно-синие потрескавшиеся стены, темный потолок, бетонный пол, трубы и перекрученные нитки кабелей вдоль стен, а посреди этого, максимально неуместная в окружающей обстановке, торчала эта дверь. На ржавой табличке над ней едва читалась полустертая надпись: «кв. 1–36». Я отключил фонарик, сунул телефон, с гордостью сообщивший мне о одном проценте оставшегося заряда, в карман, потянул ручку двери на себя, и та открылась, издав оглушительный в окружающей тишине скрип.

Войдя внутрь, я обнаружил перед собой обычную площадку перед лестничной клеткой. Справа на стене висели почтовые ящики с номерами квартир, добавляя картине сюрреализма. Тусклый свет проникал на площадку со стороны лестницы, но падал как-то странно, и мне потребовалась пара секунд, чтобы понять в чем дело. Ступени, ведущие к площадке, на которую выходили обычные двери квартир с одинаковыми цифрами «1», «2», «3» и «4», не поднимались, а спускались, и затем лестница уходила дальше на глубину к следующим этажам. Из-за этой перевернутости лампочка на площадке освещала пространство у входа, где я стоял, немного снизу, оставляя непроницаемые тени внизу в углах.

Тень в углу слева выглядела какой-то слишком непроницаемой и живой, она клубилась и, кажется, тихо двигалась в мою сторону. Комок плотной абсолютной черноты, от которой повеяло могильным холодом. Я начал медленно пятится к двери, одновременно пытаясь нащупать в кармане пластмассовый квадратик телефона. Живая тьма вдруг рванула в мою сторону. В этот момент за моей спиной резко распахнулись, чьи-то руки с силой выдернули меня наружу, а мою руку полоснуло ледяным холодом. Я вылетел из тамбура и со всей дури приложился многострадальной головой об угол ржавого вентиля, торчащего из стены. И в ту же секунду дверь подъезда с грохотом захлопнулась, как в фильмах про паранормальные явления.

– Твою ж мать! – услышал я, пока над моей головой кружились звездочки и птички. – Какого хрена ты в Парадняк-то вперся?

– Парадняки в Питере, – машинально поправил его я. – А здесь – подъезды.

– Это там, – ковбой Мальборо неопределенно показал рукой куда-то вверх, – подъезды, а тут – Парадняк!

Я наконец сел на бетонном полу и оглядел своего спасителя. Ковбой тем временем достал из кармана пачку «мальборо» – а что еще он мог еще достать – и закурил. Во всем своем шикарном ковбойском прикиде он выглядел тут одновременно максимально неуместно и удивительно в тему. Дешевый китайский фонарик болтался на шнурке у него на руке, освещая помещение вокруг колеблющимися отблесками. Дверь подъезда сейчас была плотно закрыта и никакого света изнутри не пропускала.

– Что это такое было? – наконец спросил я.

– Консьерж, – ответил ковбой. – Потому что не нужно совать свой нос куда не следует. Кто ты вообще такой и какого хрена здесь делаешь?

Интересный вопрос, но с тем же успехом я мог задать его себе сам.

– Я просто вошел в дверь на «Сретенском бульваре», – сказал я.

– И нахрена ты это сделал? – уточнил ковбой. – Знаешь, зачем на дверях пишут «для служебного пользования»? Наверное, для того чтобы всякие идиоты не совались, куда их не просят, нет?

Я пошарил по карманам, достал бейджик с надписью «сотрудник московского метрополитена» и предъявил его ковбою.

– В задницу можешь его себе засунуть, – проворчал ковбой. – А, подожди, я тебя вспомнил. Ты тот чувак, который хреново играет на басу в переходе. Только какого хрена ты меня преследуешь?

– Прикид мне твой очень понравился.

Я понял, что начинаю злиться. Я, можно сказать, впервые в своей жизни встретился лицом к лицу с чем-то по-настоящему необъяснимым и сверхъестественным, кажется, только что чуть не сдох в процессе этой встречи, и уж с чем меньше всего хотел сейчас столкнуться, так это с банальным бытовым хамством. Видимо, ковбой тоже понял, что перегнул палку, и сбавил обороты.

– Том, – сказал он, протянув руку.

«Ну конечно, как тебя еще могут звать! – подумал я. – Майор Том, отважный ковбой – покоритель космических просторов, которого я призвал бессмертной песней Дэйвида Боуи…» Я почувствовал, как моя крыша все-таки начинает скатываться по рельсам в сторону платформы «легкая истерика». Майор-ковбой Том не обратил внимание на мое истеричное веселье, пожал протянутую в ответ руку, после чего внимательно на нее посмотрел. Тут я, наконец, вспомнил про прикосновение сгустка тьмы и пульсирующую боль, которую каким-то образом игнорировал до этого.

Рукав ветровки был словно располосован медвежьими когтями, но крови почти не было, кажется, я отделался парой глубоких царапин. При этом руку словно облили кислотой, кожа вокруг царапин взбугрилась неприятными волдырями. Я запоздало испугался, что яд чудовищного монстра уже бежит по моим венам, и еще немного, и я умру или превращусь в зомби.

– Всё, мне крышка? – уточнил я. – Осколок клинка назгула уже движется к сердцу?

– А? Чё? – майор Том непонимающе уставился на меня. – А, блин, забей. Консьерж – не настолько изысканный. Просто размотал бы твои кишки по стенам, если бы я тебя не выдернул. Всё норм, придем – подлатаем твою лапу.

Он подал мне руку, помогая подняться, пошарил по карманам и вручил мне еще один такой же дешевый фонарик на веревочке.

– Держи. Этого добра всегда должно быть про запас. И батарейки еще. Ладно, пошли, идти далеко. А по дороге расскажешь, нахрена я тебе сдался, и что ты тут забыл.

Вообще-то больше всего мне хотелось услышать от него, что за херня тут происходит, но я резонно подумал, что нахожусь пока не в том положении, чтобы качать права. В конце концов, мне не очень улыбалась перспектива снова остаться здесь одному, даже с фонариком, так что я решил играть по его правилам. Только все-таки чуть-чуть подредактировал свою историю.

– Как ты уже сказал сам, я – хреновый басист из перехода на «Сретенский», – начал я мстительным тоном. – Я увидел, как ты вошел в дверь, которой до этого там не было. А до этого видел, как ты из нее выходил. Вот я и решил посмотреть, что за ней находится. За ней оказался белый коридор, по которому шел так долго, что уже решил, что это всё бред, и я сплю…

– Долго – это сколько? – перебил меня Том заинтересованно.

– Не знаю, минут пятнадцать…

– Пятнадцать!? – он даже остановился, обернулся и внимательно на меня посмотрел. – Фигасе, ты шустрый!

Я сначала решил, что это – сарказм, и уже успел снова обидеться, но он добавил после продолжительной паузы:

– …Я в первый раз пилил по нему часа полтора, не меньше. Подумал, что уже к МКАДу подхожу.

– В каком смысле? – от удивления я снова чуть не впилился в ту же злополучную трубу на уровне головы, но в последний момент все-таки пригнулся, похоже, что мы вернулись к тому же месту, с которого я начал свое путешествие по зеленым комнатам к двери подъезда.

– В таком смысле. Коридор – это что-то типа входного шлюза. Тебя анализируют, подходишь ли ты и стоит ли впускать тебя дальше.

– Кто анализирует? – спросил я.

– Кто надо, тот и анализирует, – отрезал Том.

– И этот кто-то решил, что я подхожу?

– Да. Именно поэтому я тащу сейчас тебя с собой, а не выпер обратно в твой переход, понятно?

Понятно, что ничего не понятно, но к этому я потихоньку начинал привыкать. Тем временем, Том подошел к ржавой вертикальной лестнице, ведущей вниз – той самой, по которой я не решился спускаться вначале, и с сомнением взглянул на мою покалеченную конечность.

– Спуститься-то сможешь?

Рука по-прежнему болела, но я согнул ее в локте, пару раз сжал и разжал пальцы и кивнул, «норм, пойдет». Том кивнул в ответ и первым полез вниз. Оказавшись на лестнице следом за ним, я оценил, насколько она на самом деле длиннее, чем казалась сверху.

Пока я переставлял руки и ноги, стараясь не думать о том, как весело будет лететь вниз, сбив с лестницы моего спутника – новое прочтение «Алисы в стране чудес», Алиса сшибает Белого Кролика, когда падает вниз, и они оба расшибаются в лепешку – я, от нечего делать, начал напевать себе под нос “Space Oddity”: “Ground control to Major Tom…” Услышав, что я пою мой спутник заржал там внизу под моими ногами.

– Любишь Боуи? – спросил он отсмеявшись.

– Боуи – норм, – ответил я, – а главное, очень хорошо подходит к сложившейся ситуации.

Через минуту, спускаясь по металлическим ступенькам, мы уже пели с ним ее хором.

– Окей, – сказал он, наконец спрыгнув с последней перекладины на бетонный пол, – сейчас отважный майор Том доставит тебя в твой “ground control”.

Я подумал, что, кажется, мы с ним все-таки поладим.

Серый туннель, составленный из бетонных тюбингов, в который мы попали, был уже больше похож на часть метро, чем то, где я бродил в полутьме до этого. Здесь к свету наших фонариков примешивался свет от лампы, которая тускло светила впереди, метрах в пятидесяти от нас. Тоннель перегораживала вдоль ржавая решетка, за которой виднелись рельсы. Том посмотрел на часы и сказал:

– Давай, поторопимся, пока нет Чудо-Поезда. К Чудо-Поезду ты, пожалуй, пока не готов.

– Скажи, – спросил я, пропустив пока мимо ушей информацию про «Чудо-Поезд», потому что не все сразу, и разглядывая на вогнутой стене тюбинга табличку с надписью «СМУ-5 Метростроя», – а зачем они все это строили? Ну там, туннели, лестницы, комнаты – ладно, но подъезд то этот, в смысле, Парадняк – это же бред какой-то!

– Они – кто? – уточнил Том.

– Ну, метростроевцы.

– А с чего ты взял, что они его строили?

– А кто? Инопланетяне?

Мой спутник неопределенно хмыкнул, и когда я уже решил, что он уже не ответит, все-таки продолжил:

– Я не знаю, кто все это строил. Возможно, инопланетяне. Возможно, вообще никто не строил. Возможно, это все как-то перемешано с туннелями настоящего метро. Если захочешь, спроси у ВВ, он точно знает об этом больше меня.

– Кто такой ВВ? – спросил я.

– Увидишь. Не обещаю, правда, что он тебе понравится.

– Тоже что-то типа Консьержа? – переспросил я, машинально потирая руку.

– В каком-то смысле даже хуже, – ответил Том загадочным тоном.

Мы, тем временем, дошли до железной двери, на которой было написано: «Зона особого допуска. Не открывать и не входить». Тем не менее Том открыл и вошел, и я вместе с ним. За дверью обнаружился тоннель поменьше. К стенам были прикручены связки кабелей, время от времени слева и справа встречались какие-то двери, в дальнем конце тоннель заканчивался обычным бетонным лестничным маршем, уходящим вниз.

– Хорошо, – я, наконец, собрался с мыслями для новой порции вопросов. – Но что это вообще за место, и кто ты вообще такой?

– Читал «Пикник на обочине»? – спросил Том в ответ. – Считай, что это – такая же Зона. Только мы нашли в ней свою Комнату Желаний.

– «Счастье даром, сразу и для всех?» – уточнил я.

– Не для всех. И не даром. А так, да.

– Значит, ты – сталкер?

– На самом деле, я – квантовый физик.

– Причем здесь квантовый физик? – переспросил я удивленно.

– Ну, знаешь, – Том усмехнулся, – когда обычный человек встречает какую-то неведомую хрень, он объясняет это волшебством. А когда неведомую хрень встречает ученый, он объясняет это квантовой физикой.

Он остановился в конце первого лестничного марша – лестница продолжала уходить вниз, и отсюда не было видно, насколько глубоко – и присев на ступеньку достал из пачки две сигареты. Я пристроился с ним рядом.

– Знаешь, квантовая физика – очень интересная штука. Если ты вдруг начинаешь в нее погружаться, по-настоящему, у тебя только два пути. Рано или поздно, ты останавливаешься в своем стремлении понять, как все устроено. Или не останавливаешься, и тогда скорее всего твой путь познания закончится дуркой. Потому что эта та грань реальности, которую твой мозг постичь просто не способен. Поэтому все светила науки пишут многостраничные доклады, выдумывают теории, спорят с друг другом – все эти мультивселенные, суперсимметрии, бозоны Хиггса, множество умных слов – все для того, чтобы не зайти за край, где слишком много того, что ты в принципе не в силах постичь. Поэтому, предвосхищая все твои вопросы – «что это», «зачем это», «кто все это построил», ответ – я не знаю. Оно есть, пользуйся, радуйся, постарайся не сломать, и не пытайся понять, как это работает.

– Один мой друг как-то сказал: «мы все просто мелкие уебаны в большом темном лесу», – кивнул я.

– Все так, – он сделал особенно длинную затяжку, а потом неожиданно улыбнулся. – Квантовая физика помогла мне найти это место, значит, я не зря десять лет ей посвятил. Думаю, я добился большего, чем кто-то еще в этом мире. Ладно, пошли.

Спустившись по лестнице на четыре или пять пролетов, зайдя еще в пару коридоров, открыв еще пару дверей – я понял, что даже если захочу, никогда в жизни не найду дорогу назад, – Том наконец остановился перед серой железной дверью, торчащей посреди стены из красного кирпича, с грозным предупреждением: «Опасно для жизни. Вход воспрещен», и начал шарить с озабоченным видом по карманам.

– Да где же он, черт, все время куда-то девается… а, вот!

Он достал из кармана ключ и вставил в замочную скважину. Ключ был небольшим, но каким-то витиеватым, словно открывал не казенную железную дверь, а ворота средневекового особняка.

– Добро пожаловать в Бункер!

За дверью обнаружилось что-то похожее на тамбур или короткий коридор. Слева у стены громоздились металлические шкафы с торчащими из них во все стороны проводами, они не выглядели исправными, но смотрелись очень солидно. Справа располагалась железная вешалка, на которой висел оранжевый жилет и белая строительная каска, ржавый сейф и плакат, гласивший: «Дежурный, будь бдителен!». Словом, окружающая обстановка вполне соответствовала моим представлениям о том, как должен выглядеть уважающий себя бункер, и за приоткрытой дверью в конце коридора я ожидал увидеть его продолжение: бетонные стены, низкие потолки, железные койки в два яруса – одним словом, что-то мрачное, надежное и очень казенное. Но то, что увидел, когда следом за Томом вошел в гостиную – это слово, пожалуй, лучше всего подходило – увидеть, конечно же, не ожидал.

Гостиная была освещена очень мягким и теплым светом, который шел от стоящего в углу торшера с желтым абажуром. Стены от пола до потолка скрывали плотные темно-зеленые портьеры. Бетонный пол был полностью скрыт серым пушистым ковром, а на нем, в свою очередь, размещались три больших и мягких кресла и круглый журнальный столик посредине. На столике стояла чашка кофе и пепельница. В ближайшем к столику кресле с книгой в одной руке и сигарой в другой в пол-оборота к нам сидел пожилой джентльмен в длинном бордовом халате. В причудливой игре теней от торшера он напоминал Бильбо Бэггинса из фильма «Властелин колец» до тех пор, пока не отложил книгу и не развернулся в нашу сторону.

– Том, – сказал джентльмен строго, – ядрёна вошь, кого ты снова сюда притащил!?

– Познакомься, это – Виктор Васильевич, – сказал Том, не обращая внимания на его вопрос. – И как это ни прискорбно, он тоже здесь живет.