Механизм. Ублюдки тоже чьи-то дети…

– Лука, двигай к выходу. Без резких. – услышал знакомый голос, то самый, что чуть больше года назад предупреждал об открывшейся на него охоте.

– Брат!? Ты как здесь? – не так чтоб слишком удивился Лука, тяжелая кружка замерла под носом оставив на рыжих усах полоску пены.

– Деньги. – уклончиво отозвался голос за спиной.

Лука отставил пиво, медленно развернулся. Трое незваные гостей растянулись перед ним полукругом, держали на мушке; четвертый бочком загородил вход, с гуттаперчевостью хамелеона держал в поле зрения сразу и зал, и дыру проема. Из-за очерка его камуфляжа в бар заглядывало звездное небо, бледный свет вывески искрил на редких снежинках, сыпавших на уже побелевший асфальт.

Внезапно, в висок того что остался у входа с тихим хлюпом вонзился топор. Лезвие вошло полностью забавно качнув внимательную голову, оставило глазам Луки лишь рукоять. Затертая до грязного блеска деревяшка дико пестрела засечками, неудобно упиралась бедолаге в плечо.

Лицо Луки вытянулось, брови наперегонки поползли под сальные пряди. Наемники заметили перемены в лице верзилы, стволы дробовиков обеспокоено зашевелились, по прорезям масок прошла волна непонимающих переглядов. Наконец тот, кого Лука назвал братом подцепил невидимую лесу его взора, медленно потянулся за онемелым лучиком глаз усача.

К вооруженным людям по-деловому быстро приближался человек. Лицом местный, невысокого роста, необычно широк в плечах, отчего в голову приходило, что под рыбацкий плащ поперек загривка сунул доску. Не сбавляя шага человек умело выдернул из оседающего тела топорик, наотмашь вскрыл со спины ближайшего с дробовиком. Лука ошалело едва успевал отслеживать движения крепыша: быстрые, но плавные точно танец. Вот уже голова того, что назвал братом неестественно накренилась на подрубленной ветке шеи, так и не успев до конца размотать взгляд верзилы. И теперь Лука оторопело смотрел в широко распахнутые глаза умирающего, в оформленную овалом прореху рта.

Секундное оцепенение снял лязг металла. Краем глаза Лука увидел ствол дробовика последнего из наемников. Вороненая сталь напоролась в подставленный обух. Громыхнуло. Свистнула картечь. Один из витражей вынесло на тонкий снег. По крыльям носа защекотал пряный аромат серы. Топорик вновь ожил бесноватым танцем, отвесил замысловатый финт. Дробовик полетел на пол вместе с обрубками рук. Оружие глухо лязгнуло о дощатый пол, кисти разжали пальцы, откатились в стороны, а лезвие того не замечая вновь сверкнуло, укусило калеку под ребра. Наемник упал на колени, мокрые культи прижал к груди.

Крепыш тут же словно бы забыл о случившемся, обернулся к Луке, жесткий взгляд чуть раскосых глаз копьем уперся в усача.

– Идем. – услышал Лука подсипловатый голос.

– Как ты пилишь чучело! Цепь натяни. – разносилось по пещере дребезжание усатого детины, – Ты себе так яйца чесать будешь этой хреновиной… Мягче. Мягче тяни. Сама зароется.

Фома Егорыч неспешно обхаживал каменные стены, внимательный взгляд время от времени карябал неровный свод, спотыкался о острые выступы камня. Очутившись напротив статуи, он замедлил шаг еще, холодные щелочки глаз со слабым интересом облюбовали лицо истукана.

Желтый метал запечатлел хмурую задумчивость вытянутых, чуть более обычного черт. Лицо казалось невероятно живым; а умный тяжелый взгляд лишённых всякой корысти глаз продавливал центр пещеры.

Шальная мысль ковырнула сознание : «А ведь на что-то смотрит…».

Фома Егорыч остановился. Казалось взгляд статуи выцеливал одну из граней колонны, но с малых лет прикормленный под ложечкой зверек недоверчиво заворчал. Медленно, что б не спугнуть ощущение, Фома Егорыч сменил траекторию движения, направился туда, где как ему казалось взгляд истукана встречался с желтым зеркалом колонны. Подойдя вплотную к стеле он обернулся. Зрачки статуи буравили все так же, по-отечески сурово… вот только не его как ожидалось – каменное крошево под ношеными, но все еще крепкими ботинками. Фома Егорыч глянул вверх: над головой нависали выступы рваного камня, обвел взором окружающее пространство зала. В метрах пятидесяти свод пещеры соединялся с полом, золотая дымка придавала действительности схожесть со сновидением. За спиной высились другие два гиганта, и их то глаза определенно любовали грани колонны. Взгляд азиата вновь вернулся под ноги. Тяжелая подошва окарябала дно собирая пыль и камешки толстым валиком, глазам обнажилась молочно-белая полоса.

– Твою же мать!.. Куль! Куль! У нас тут чудеса, чтоб их. Полюбуйся.

Чертыханье усатого детины застало Фому Егорыча увлеченно разгребающего ботинком каменное крошево. Полированный прямоугольник обнажился практически весь, белел на дне пещеры новёхонькой заплатой. Взгляд азиата оставил находку, с кинжальным равнодушием нацелился в усатое лицо. Верзила стоял по-детски надув губы, переминался с ноги на ногу, влажные глаза часто моргали, за спиной каланчи маячила четверо тощих, выпачканных будто дымоходной сажей.

– Чего? – резко дрогнул в желтоватом воздухе сиплый голос Фомы Егорыча

Лука кивнул на мужиков позади. Понурые силуэты в ветхих фуфайках сторожили кусок брезента, опасливо отодвинулись, уступая место взгляду азиата. На грубой ткани покоился обрез золота размером с кулака. Ломоть жёлтого метала в месте среза таял, становился частью золотистой мари полнившей пещеру.

– Что за чертовщина?.. – едва слышно, будто не веря себе спросил Фома Егорыч.

– Это второй! Первый уже исчез. – обижено ответил Лука.

– Показывай где спил.

Верзила неуклюже, точно в мотне застряло что, развернулся, на неуверенных ногах заторопился к одной из статуй. Фома Егорыч чуть помедлив последовал за ним.

– Вот… – Лука обошел истукана, оказался под суровым ликом гиганта, – Здесь… резали… – длинный мозолистый палец ткнул в огромную стопу, обутую сандалией, – Вот же бля! – Лука согнувшись прильнул взглядом к отлитому в золоте ремешку, широкая жилистая ладонь недоверчиво ощупала прохладный металл.

Скуластое лицо Фомы Егорыча помрачнело, взгляд укрылся за щелочками глаз, блуждал между местом куда секунду назад указывал палец верзилы и столбом в центре зала где нашел плиту.

– Куль, я ничего не разумею! Это… это что же бля за скатерть самобранка? Мы же вот в этом самом месте кусок оттяпали. – ладонь ласково пошлепала желтый метал, – А теперь все на месте. – Лука уставился на азиата, на лице хозяйничала растерянность, пышные усы едва заметно подрагивали.

– Второй кусок где сработали? – тускло спросил Фома Егорыч.

– Там… – Лука не глядя махнул куда-то в сторону, намокшим взглядом не отпускал стопу истукана, – Показать? – влажный блеск голубых глаз вдруг перебрался на жесткое лицо Фомы Егорыча, Лука шагнул в указанном направлении, но передумал, остановился, вновь уставился на азиата.

У обрыва брезента пробежал едва уловимый ропот. Фома Егорыч оглянулся: не на звук, скорее почувствовал возникшее напряжение. Худые силуэты мужиков отодвинулись на добрых пару метров от замызганной материи, белки огромных, широко распахнутых глаз напугано блестели на перепачканных лицах.

Расстеленный в пыли каменного пола брезент был пуст.

– Да хрен с ним… – зло прошипел Фома Егорыч рыская прорезями глаз по измождённым лицам, – Ты… Да, ты. – обратился он к мужику у ног которого лежал мешок с подвязанным к нему кайлом.

Затравленный взгляд бедолаги метнулся по сторонам, сначала слабо надеясь, что обращаются к кому-то еще, потом ища поддержки, но остальные несчастные поспешили ретироваться от прокаженного, и он остался одиноко торчать точно мишень на стрельбище. Тощая пятерка пальцев мужичка нервно оправила пепельную прядь под сдвинутую на затылок некогда цветастую шапочку, засаленный рукав суетливо утер нос.

– Возьми инструмент. Там плита в полу. – небрежно кивнул Фома Егорыч на стелу, – Расковыряй ее.

Некоторое время азиат провожал охотно улепётывающего бедолагу, затем костяшки палец звучно оскребли поросль под острой скулой, повернулся к притихшему верзиле.

– Пойдем Лука. Проверим что там… с тем, другим… – проговорил Фома Егорыч чуть теплее, он не нашел подходящего статуе названия, и потому попросту лениво качнул в сторону гигантского изваяния подбородком, – Отчего-то думается… знаю, что увидим. А где твой щербатый друг? – вспомнил он о фиксатом Андрейке уже шагая по кратчайшей к золотому исполину: на пол метра выше азиата, казалось Лука едва поспевал за ним.

– Аа.. – закрутил головой верзила, взгляд выискал лысину подельника у дальней стены. Тот художественно мочился на какую-то бесформенную кучу пыльного тряпья, дернув ширинкой от души приложился к хламу носом тяжелого ботинка.

– Смотрика, а юродивый чего-то уже наковырял. – услышал Лука в шаге перед собой сиплый голос, опустил взгляд как раз вовремя чтобы не наткнуться на замершего азиата.

– Да ну его Куль… Недосук. Тут такая лепость, а тебя сирый заботит.

– У тебя узкий лоб Лука. – вздохнул Фома Егорыч, с интересом наблюдая как неказистый мужичек ударив кайлом отбросил инструмент, сухие пальцы ухватили обломок молочного камня, с усилием выдернули из дна пещеры.

– Что? – не понял Лука, ладонь здоровенным пауком ощупала изрезанный морщинами лоб, над вниманием верзилы безраздельно властвовал желтый металл, слабая синева его глаз жадно ощупывала стопы статуи, то место где драгоценную кожу оттягивало сухожилие Ахилла.

Полупрозрачная тень безнадеги окарябала лицо Фомы Егорыча, взгляд маслянистой чернотой полоснул по простоватым чертам усача, отвернулся к гигантской фигуре.

Они уже почти дошли до статуи, когда Фома Егорыч не глядя ткнул большим пальцем за спину.

– Что за блаженный? – что-то в том невзрачном человечке беспокоило его.

– Аа?.. Ты о чем Куль? – рассеяно спросил Лука не сразу смекнув, что азиата все еще интересует мужичек у стелы.

– Где ты его подобрал? – сипло повторил Фома Егорыч.

– Ха… Шутишь?.. Если б даже помнил – они сейчас на одно лицо, одинаково грязные. Как китайцы! А тех я вообще плохо различаю. Что за нация? Будто одной женщиной за один день рождённые.

Фома Егорыч на третью часть в крови которого жил дракон, а на остальные две теленгит, такому обстоятельству немного удивился, но скверное ощущение, липнущее к позвонкам влажной сорочкой, не позволило в полной мере насладиться редкой эмоцией, не переставая ковыряло мерклым зудом под лопаткой.

– То же ..лядство! – привёл в чувства уязвленный голос Луки. Верзила в два размашистых шага обогнал шедшего чуть впереди Фому Егорыча, приблизился вплотную к статуи, – Как новая. – широкая ладонь похлопала, затем погладила желтую плоть над пяткой.

– Забавно. – проскрипел голос Фомы Егорыча, туманный взгляд опоясал свод пещеры, спустился к подельнику, – Ну ладно… cворачиваться будем.

– Зачем?.. – опешил Лука, возмущенно уставился на азиата, под рыжими усищами раскрылась черная дырка рта.

– А что предлагаешь?

– Не… нет Фома. Так нельзя. – сверкнул Лука белым рядком зубов, нижняя челюсть предательски дрогнула. Здоровяк впервые за долгое время назвал патрона по имени, – Я за тобой двенадцать лет мыкаюсь. Мы нашли золото. А ты хочешь его оставить?! – с каждым словом голос верзилы набирал силу, он уже практически орал на Фому Егорыча.

– Пасть захлопни. – черные оливки глаз растянулись жестокими черточками, под мозолистой ладонью тонко застонало древко топора.

Лука отшатнулся, влажные зенки беспорядочно замигали. Голубые глаза усача уставились на азиата, будто впервые видит.

– Забылся? – скрипнул эмалью Фома Егорыч, пальцы уцепились в рукоять крепче.

Лука шумно выдохнул, на лбу зашевелились гусенички морщин, он обратил взор к каменному своду, закачал головой точно театральная кукла.

Ладонь Фомы Егорыча отпустила древко, натянутое в камень лицо обрело признаки жизни.

– Мы вернемся. Не сомневайся. Поговорим со знающими людьми, и вернемся. А теперь секрет схоронить надо. Начни со своего приятеля. Как его? Андрейка? – Фома Егорыч поморщился, – Поганенький человечек… этот точно сдохнет, а золота не оставит. Так зачем оттягивать.

Лука не ответил, даже не глянул в скуластое лицо азиата, мрачный, зашагал к раскатанному по полу пыльному куску брезента, где, забыв обо всем его подельник дрючил кого-то из невольников. Страдалец обхватив руками ботинок садиста, жался в кирзу впалой щекой, фиксатый же методично всаживал жертве под почки кулаками. После каждого удара грязное лицо бедолаги рвала гримаса боли, коричневые губы расцветали темным провалом, несчастный вздрагивал всем телом, заваливался набок, но Андрейка успевал что-то прокричать, брызгая слюной на приросший к голенищу затылок, после чего жертва чудесным образом находила силы остаться на коленях, мучитель же высмотрев на боках бедолаги измятость втыкал в нее очередной кулак.

Фома Егорыч некоторое время вел взглядом унылую сажень Луки, пока пунктир зрения не наткнулся на мужичка, что так споро ковырял плиту. Под лопаткой вновь укололо холодом, вновь зашевелила склизкими щупальцами тревога. Чумазый уже совладал с камнем, головой по пояс нырнул в обнажившееся углубление. Через щелки глаз Фома Егорыч наблюдал как тот напряженно пытается что-то достать: фуфайка сползла на закорки, обнажила серую полоску тощей поясницы, казалось еще чуть и он уйдет в провал весь. Неожиданно рука мужичка вынырнула из ямы, подвижные, точно лапки насекомого, пальцы обежали бровку, нащупали среди обломков кайло. Уцепившись в черенок, рука снова нырнула в тень.

Любопытство толкнуло Фому Егорыча вперед. Он сделал несколько терпеливых шагов. Тощая фигура у стелы разогнулась, но осталась стоять на коленях: пуговицы трепаной фуфайки до пупа болтались расстёгнутыми, в распахнутый ворот выглядывал толстый вязаный свитер, выпачканный в пыли ровно как его владелец, но довольно добротный для такого отрепья; у сношенных на выброс сапог, почти неразличимая с крошевом, лежала вязаная шапочка, Фома Егорыч не без интереса отметил, что некогда она была в цвет свитеру.

Сухонькая кисть мужичка, обернутая слежавшимся валиком рукава, дернулась, и к пульсирующим стонам Андрейкиной жертвы неожиданно прибавился металлический лязг: точно откуда-то из-за угла покрался дворовый пес. Фома Егорыч увидел в угловатом кулаке толстую желтовато-красную цепь, почти не различимую в золотистом мороке. Крупные звенья грузно оттягивал странный диск того же металла. Его плавную сглаженную к центру поверхность часто резали бороздки различной толщины и глубины. Линии беспорядочно пересекались, выписывали казалось совершенно бессмысленный, но приятный глазу узор, несомненно имели туже природу что и вязь нитей на колоне. В сборе вещица наводила на мысль о чрезмерно крупных карманных часах – размером с кофейное блюдце, или чуть больше, если такие бывают.

Свободной рукой мужичек оправил на спине фуфайку, небрежно поднес находку к глазам. Фоме Егорычу подумалось именно с таким лицом недоумок рассматривал бы бутыль недопитого пива найди его у линялой скамьи в парке. Обветренные губы чудика сжались шероховатой полоской, перепачканная в коричневой глине рука нырнула за пазуху, увлекая вещицу под одежду. Фому Егорыча словно обдало кипятком. Он вновь свалился в шаг: быстрый и решительный, в руке сам по себе возник топорик. Никогда еще раньше он не задумывался, как в следующее мгновение умрет его жертва – на этот раз в каждом шаге смаковал тот момент, когда сталь зароется в плоть: так чтоб не глубоко и не смертельно, так чтоб решивший обокрасть его, не покинул этот мир легко и быстро.».

Внезапно пещеру наполнил грохот выстрелов. Раскатистые звуки загуляли под сводом короткими пучками эха, так что сразу и не сообразишь в какой стороне палят. Траектория Фомы Егорыча сломалась. Плечистый силуэт дернулся в сторону, пушечным ядром прокатился по усыпанному гравием полу. Всего мгновение чугунный клубок хрустел крошевом, резко рассыпался в коренастую тень. Азиат будто прилип к полу: колено вонзилось в камень, рука с топориком дрожала отыгравшей струной.

Два оборванца сильно прихрамывая выскочили из-за статуи напротив, слепо понеслись на него словно пара крупных травоядных, часто оглядывались. Спустя мгновение за спинами бегущих показался Лука. С ног до головы забрызганный кровью и еще чем-то белесым усатый каланча тяжело дышал, две здоровенные ладони будто игрушку держали карабин, ствол беспорядочно гулял вялой попыткой найти цель.

Бессмыслица происходящего опутала Фому Егорыча секундным ступором. Он не сразу осознав, что обезьяны не щадя ног улепетывают к выходу за его спиной, пытаются улизнуть от большего усатого человека. Фома Егорыч недовольно сплюнул, лицо перечеркнула презрительная ухмылка.

– Недоумок… – он дождался, когда оборванцы приблизятся сами. Обух топорика достал первого аккурат над переносицей. Раздался короткий глухой хруст, из раны что-то брызнуло под ноги. Второй отстал на пару шагов, ошалелым взглядом требуя спасения у стен, но и его не заждалась судьба стать пищей для железа. Лука увидел, как рука азиата разогнулась тракторной рессорой, навстречу второй мартышке растянулась призрачная лента. Лезвие жадно чавкнув вгрызлось в чумазое лицо, истертые до дыр подошвы исполнили в воздухе пируэт, глухо ударили о пыль вслед за хозяином.

– Сссуки… свалить решили… – Лука остановился рядом с трупами, тяжелые ладони уперлись в колени, обрамленный рыжей щеткой провал рвало надсадной дыхание, – Крови испугались… – верзила несколько раз жадно всосал воздух, – Я им… сстой… стой говорю, а они…

– Ты всех кончал? – оборвал Фома Егорыч сбивчивые потуги усатого.

– Четверых. И Андрюху.

– Тут двое… – черные маслины глаз очертили исподлобья дугу, – Похоже один на ногу встал.

– А?.. – пунцовое лицо верзилы обратилось на неподвижную трапецию азиата.

– Землекоп. – Фома Егорыч кивнул на углубление с разбросанными вокруг молочно-белыми обломками плиты, – Видимо тоже, крови испугался… – линию губы сломала кривая усмешка, в открывшуюся прорезь выглянул рядок ровных желтоватых зубов.

– Ох мля… Куль. Я мигом. Ща все поправлю… – Лука разогнулся, усатое лицо перекосило. Верзила несколько раз шумно втянул воздух точно запасался впрок, ладони вновь ухватили коленные чашечки, – Ща брат… отдышусь… и догоню засранца.

Взгляд азиата отвернулся от сломанного в пояснице каланчи, маслянистая чернота глаз в который раз облюбовала одну из граней колоны слабым ростком пронзившую сердце огромного зала, тонкие ноздри презрительно дрогнули.

– Ну да. Бог в помощь. А этим, ты верно фору дал? – топорик ленивым маятником качнулся в сторону трупов.

– Да не… – поспешил заверить Лука, он мощно выдохнул точно всплывший на поверхность кит, порозовевшие кровью бедолаг кристаллики пота сорвало с бровки рыжих усов, оросили пыльный ботинок Фомы Егорыча.

Острые скулы азиата на миг свела судорога. Фома Егорыч смолчал, однако теперь трудно было сказать, что питает его взгляд.

– Это когда я Андрейку ножичком подрезал… а они как куры… врассыпную… Пришлось догонять… – верзила устало разогнулся, очередной китовый всхрап понес розовую морось в серое лицо плечистого крепыша.

На этот раз Фома Егорыч успел отстранился.

– Оботри наконец эту хрень. Ты что, в упор стрелял? – раздраженно просипел он.

Верзила вытянулся точно под спину вогнали жердь, весловатая ладонь с какой-то неловкой вороватостью ухватила отворот плаща, урывками освободила щеки и лоб от подсыхающего бульона. Рожа усатого залоснилась рубиновым шелком.

– Соберись. – через прорези век на Луку зыркнула полунощная смоль, – Вспомни как прибился этот фрукт?

– Ну ты опять Куль? – Лука с мукой в глазах уставился на азиата, взгляд коснулся суровости впалых щек, проследовал за вытянутой рукой со стиснутым в кулаке топориком. Лезвие повисло дорожным указателем, уставилось в груду разбросанных камней, – Дался он тебе… – лоб детины распахали борозды морщин, взгляд застыл на чем-то среди остатков плиты, – Шапочка. Так это ж… этот, как его там? Я последним его приметил. Бомж с «Белорусского». Да! Да! Точно! Он!

– Бомж? Из Москвы? Ты его через всю страну тащил? – глаза Фомы Егорыча по-европейски округлились, – Зачем? Тут в Китай из рогатки зашвырнуть.

– Ну… эээ… – Лука замялся, взгляд елозил с виноватостью нашкодившего пса, – Я от Глобуса возвращался. Помнишь, наказать дурня велел?

Азиат не ответил, черное масло глаз равнодушно ело усатое лицо.

– Нам еще одного в авантюру требовалось. А тут этот… подвернулся. Да и одному возвращаться – тоска. – Лука утер тыльной стороной ладони нос, – Занятный тип. Про историю знает. Рассказывал красиво. Жизненно. В школе вроде учителем работал.

– Значит вовремя подвернувшийся образованный бомжара тебя никак не смутил?

– Ну бомж и бомж. – зло буркнул Лука, – Грязный вонючий. В покер не дурно играет. – усатую физиономию разрезала кислая ухмылка, – Пока ехали, на этой теме приодеться сумел. – Лука философски сплюнул, – Да хер с ним засранцем! Все равно не жить.

Фома Егорыч побагровел.

– Идиот! – топорик жестко ткнул в сердцевину зала, – Эту плиту часа три долбать … и то, если ишаков покормить как следует. – нос ботинка ткнул бездыханное тело, – Я их убивать не хотел – сами сдохли бы… от старости пока к выходу бежали. Как?! Как объясни мне? Откуда у этого калеки столько прыти? Он разобрался с камнем за пол часа и преспокойно не парясь от нас свалил.

– Жить хотят. – фыркнул верзила, – Как у Маршака: «и жучек и паучок…».

Черная растрёпанная грива азиата неоднозначно качнулась, топорик в руке сокрушенно поник.

– С кем связался… – вопрошающе просипел его голос, – После, что-то читал? – не дожидаясь ответа Фома Егорыч уставился на выход, но не успев сделать и шага резко развернулся, вновь оказался на пионерском расстоянии от усатой физиономии. Трещинки глаз впились в подельника, как тогда, в лесу, – Помнишь егеря… свинца в живот натолкал?

Лука мелко закивал, в уголках рта идиотской улыбкой засело непонимание. Затем вдруг пустое лицо растянула догадка.