Читать книгу: «Новый день», страница 7

Шрифт:

25.07 (утро)

Последний раз я пользовался такси ещё при первой жизни. И тогда это было гораздо удобнее. Ты просто садился в машину и доезжал до дома – просто, быстро, зачастую дорого.

На этот раз мне пришлось поступиться комфортом в угоду конспирации. Не знаю, возможно, мой мозг сейчас далеко не в лучшей форме, но мне показалось странным и малость опасным ехать с таксистом за полночь на окраину заброшенной деревни по соседству с кладбищем. Я почти уверен, что в таком месте водителя очень заинтересовала бы картина ночной жизни, красующаяся в свете электрических ламп из окна нашего сельского клуба.

Поэтому я доехал до ближайшего официально жилого населённого пункта и, ощутив себя самоотверженным хранителем тайного знания, отправился пешком в родное Воскресенское.

На часах половина третьего. Самое время рассказать о причине моей задержки в городе и опоздания на последний автобус.

После работы я, как обычно, отправился на поиски честно заслуженных мною пирожных. Сегодня мой выбор пал на небольшую кондитерскую «Сластёна», их шоколадные тортики… лучше попробовать самому… скажу лишь, что хотя бы ради них одних стоит работать.

В выходные там всегда полно детей. И потому я занял игнорируемый всеми семьями, но любимый большинством одиночек, одноместный столик. Было достаточно шумно, но это совсем не раздражало, напротив, кругом чувствовалась неподдельная пульсация жизни. То была заслуга счастливых объевшихся сладостей детей. Я не спеша наблюдал за их наивным, беззаботным поведением. Мысли незаметно наполнились ностальгией с примесью доброй зависти.

И тут мою умиротворённую задумчивость смело потоком цветочно-фруктового аромата. Конечно, это была она. Невысокая миловидная официантка Карина – чуть ли не единственная возмутительница моего посмертного спокойствия в отношении женщин.



И да, в «Сластёну», расположенную в трёх кварталах от моей остановки, я иногда ходил только ради того, чтобы увидеть её. Она устроилась сюда совсем недавно, но я уже запомнил график её работы и научился определять приближение Карины к моему столику, не отрывая глаз от меню, только по одному запаху её чудесного парфюма.

На этот раз, когда она окликнула меня и мне всё же пришлось перевести на неё свой смущённый взгляд, я растерялся особенно сильно – перебирая воспоминания детства, я совсем забыл выбрать кофе, а выдавить из себя хотя бы элементарное «капучино», как назло, не получалось.

Карина приятно заулыбалась и предложила мне новинку: «ванильное что-то с чем-то там ещё, очень вкусное, особенно с шоколадными бисквитами». Разве я мог не согласится? Наверное, мог. Но только ради того, чтобы в ожидании заказа она подольше оставалась у моего столика, а я в это время мог почти вплотную наслаждаться её красотой и дурманящим запахом.

Что и говорить, я влюбился.

Мне не хотелось никуда уходить, терять Карину из поля зрения, я всё бесцеремоннее разглядывал её стройную фигуру в короткой джинсовой юбке и туго затянутом синем фартуке.

На улице стемнело. Я запил приторную кофейную новинку горьковатым американо, а затем терпким двойным эспрессо.

Забирая очередную чашку, Карина любезно предложила попробовать их новые пирожные. Я нечаянно ляпнул, что готов на всё, что она предложит. Она слегка покраснела и пошла к другому столику.

Вскоре из посетителей остался только я, а из сотрудников кафе только Карина – была её очередь считать кассу. Об этом я узнал, когда она сообщила мне, что кондитерская уже десять минут как закрыта, а я выпалил в ответ предложение проводить её до дома (детский сад – не иначе), но получил отказ. Тем не менее, мне всё же удалось завязать хоть какое-то подобие общения. И вот через полчаса, идеально расставив в кафе все стулья, протерев как можно тщательнее каждый стол, я вышел из кондитерской без единого шанса успеть на последний автобус, но со счастливым билетом на свидание с Кариной завтра, в четыре у ЦУМа.

25.07 (вечер)

Я не чувствовал себя так нелепо с того момента, как, вернувшись в жизнь, отплёвывал болотную тину на окраине Воскресенского. На такое унылое свидание не способен ни один оживший мертвец. Только я.

Нет, поначалу всё было вроде как неплохо, мы долго не могли найти общей темы для разговоров, но у Карины оказалось много нелепых приятелей (уверен, теперь я с ними в одной обойме) и обсуждение их глупостей и весёлых неудач спасло наше общения. Но тут ваш покорный слуга начал судорожно искать, куда бы сходить и, утопая в своей нерешительности, не нашёл ничего лучше, чем таскаться кругами по сомнительным дворам и узким разбитым тротуарам. И если в первый час Карина старательно не замечала моих ведущих в никуда, идиотских маршрутов, то на втором часу она предложила вернуться в центр. Прибавим к этому полдесятка моих ответов невпопад, несколько дурацких шуток, пару занудных, никому ненужных рассуждений; плюс никакой договорённости о следующем свидании, и всё – результат становится очевидным:

Я ОБЛАЖАЛСЯ!

26.07

Сегодня сразу после работы я отправился обратно в Воскресенское, подальше от городских пейзажей, напоминавших мне о вчерашней неудаче.

К моему удивлению, привычно одинокое пребывание дома на этот раз оказалось невыносимым – в голову то и дело лезли неприятные, тревожные мысли. Чтобы хоть немного отвлечься, я решил в порядке исключения наведаться в наш клуб. Отчасти вовремя. Когда я вошёл, все внимательно слушали обычно молчаливого и неприметного Стёпу – сухенького мужичка лет сорока пяти. Он очень умело, во всех подробностях описывал свой неудавшийся поход к реке в нескольких километрах от нас. Путь лежал через скоростную трассу, на которой Стёпу, несмотря на его крайнюю осмотрительность, чуть не сбила машина. И в этот момент, если верить его словам, он почувствовал страх смерти, тот самый, что сопровождал каждого из нас на протяжении всей первой жизни, а после того, как мы очнулись на Воскресенском, бесследно исчез. Было удивительно слышать такое, многие требовали ещё больше деталей, пытаясь разобраться, что же могло способствовать пробуждению давно утраченного чувства (прежде ни с кем из тех, кому случалось едва не попасть под колёса лихих городских гонщиков, ничего подобного не происходило). Кто-то даже захотел немедленно отправиться тем же путём и повторить эксперимент с автомобилем. Все хотели вновь почувствовать страх.

Чтобы снова ощутить себя живыми.

27.07

Много думал о вчерашнем.

Пожалуй, вся наша жизнь соткана из страхов. И пока ты боишься – ты жив. Как только страх теряет над тобой свою власть, ты выпадаешь из потока жизни. Больше ты не её часть.

Сколько себя помню, всегда до жути боялся грозы: ослепительные вспышки молний, оглушительные раскаты громы… даже вспоминать неприятно. Особенно, если ненастье застаёт тебя врасплох посреди улицы и не оставляет ни единого шанса трусливо спрятаться в своей квартире.

Зато, когда всё это метеорологическое буйство унималось, казалось, я никогда так не любил окружающий меня мир, торопливое чириканье птиц, опасливо выходящих из своих укрытий людей, жизнь в целом.

Странно, что в "новой" жизни мне ещё ни разу не приходилось сталкиваться с моим главным страхом. Интересно, что бы я почувствовал теперь.

28.07

Сегодня Карина должна быть на работе. Нужно зайти и попытаться получить второй шанс.

***

Я был уверен, что ничего не получится, и тем не менее решился, приветливо подозвав её, чтобы сделать заказ, предложить ей после закрытия кафе сходить в кино.

Конечно, она отказала.

Очень доброжелательно, сетуя на то, что в начале августа у неё поступление в магистратуру и поэтому в ближайшие дни ей нужно усиленно готовиться к экзаменам.

Я залпом выпил самый горький в обеих своих жизнях эспрессо и, даже не попрощавшись, отправился скитаться по городским улицам. Вокруг было необыкновенно много прохожих, и я украдкой заглядывал в лица каждому, пытаясь найти хоть немного сочувствия в их глазах. Решительно всем я был безразличен.

Окончательно разочаровавшись в своих глупых надеждах на случайную встречу с каким-нибудь добрым и участливым незнакомцем, который хоть немного бы меня утешил, я понёс свою никем не узнанную печаль домой.

29.07

Ещё один унылый день позади. Осталось дождаться, пока достираются вещи, и можно отправляться домой. Кстати, вечерние посиделки в пустой прачечной не такое уж скверное времяпрепровождение. Сидишь себе, мечтаешь о чём-нибудь хорошем (или не очень) под мерный гул барабана. Ещё можно рассматривать удивлённые лица прохожих за окном, большинство из них откровенно не понимает, кто же до сих пор пользуется услугами прачечных. Что ж, не спорю, они не чета модным сетевым химчисткам с курьерской службой в придачу, пережиток прошлого – не иначе. Прямо как восставшие мертвецы. Вот мы и нашли друг друга.

Меня пришёл поддержать актуальный в любом времени и месте кот. Я случайно заметил его пушистую серую морду, завороженно наблюдающую с улицы за оборотами барабана, и решил, что кошачий бродяга – самая подходящая компания на вечер.

Я незаметно запустил кота внутрь. Мы расположились напротив явно обладающей гипнотическими свойствами стиральной машинки, и, увлечённо следя за полосканием, разделили нехитрую трапезу. Сегодня я как раз купил немного копчёных колбасок – сладкого в последние дни мне совсем не хочется. Мы не спеша, с большим удовольствием перекусили с моим новым знакомым.

Машинка закончила отжим, и я аккуратно сложил ещё немного влажные вещи в рюкзак, предназначенный специально для большой стирки. Котик довольно помурчал на прощание в ответ на мои поглаживания, и мы, оставив гостеприимную прачечную, разошлись каждый своей дорогой.

31.07

Сегодня я взял выходной. Ребята из деревни закончили свой амбициозный летний проект по ремонту и расширению бани и теперь звали всех на торжественное открытие. Вообще, баня почти такое же важное место общественной жизни Вознесенского, как и сельский клуб, поэтому отказаться от предложения было бы попросту неуважительно. К тому же в бане я частый гость в отличие от того же клуба. Да и в работах по восстановлению крыши пару раз помогал. Так что да здравствует сельский праздник!

***

Всё прошло на славу, попарились как следует, пообщались. Было даже весело. Но навязчивая мысль наладить отношения с Кариной не отпускала меня.

3.08

Первые дни августа одарили меня двумя новостями. Одна плохая, другая тоже.

Начнём с того, что заветный костюм апельсина отдали только что устроившейся девочке-студентке. Видите ли, она активная, в ней много жизненных сил (больше, чем в недавно мёртвом человеке, вот это да, не может быть!), да и для других костюмов она слишком миниатюрная, а вот новый фрукт ей в самый раз. С момента моей смерти справедливости в этом мире не прибавилось ни на грош…

Спонсор второй скверной вести другая студентка. Сегодня твёрдо решил пойти в кафе и всеми правдами и неправдами добиться второго свидания от Карины. За последние несколько дней я до мелочей продумал все возможные диалоги, просчитал десятки вариантов развития событий, прошёл по предполагаемым прогулочным маршрутам, прикинул, в какие кафе/кинотеатры мы можем зайти по пути… да что и говорить, я готов был претендовать на первый поцелуй! В итоге, когда я полный решимости заявился в «Сластёну», Карины там не оказалось. Решив, что ошибся с графиком работы, я вежливо расспросил у незнакомой мне официантки про объект моего воздыхания. Её звали Настя, и она оказалась подругой Карины. Та, как выяснилось, успешно сдала вступительные экзамены и осталась подыскивать себе работу в новом городе, а старое место у нас уступила Насте.

Помимо лучших лет, похищенных в молодости, теперь высшее образование украло мою нечаянную любовь.

Настю, кажется, очень заинтересовала моя персона. И она, идя на поводу у врождённой болтливости, ежеминутно, как бы невзначай, подходила ко мне и осыпала ворохом различных фактов, которые с каждым разом имели всё меньше отношения к Карине и даже к самой Насте.

Я понял, что оказался в эпицентре какого-то водоворота сплетен. Пришлось действовать быстро.

Я торопливо догрыз ненавистное безе (специально заказал, свой нелюбимый десерт, чтобы лучше прочувствовать горечь момента) и, пока Настя обслуживала чей-то столик, я оставил счёт и поспешил на свежий воздух.

Вдохнув полной грудью и с непривычки закашлявшись, я наконец-то почувствовал себя свободным. Что бы это ни значило.

4.08

Наверное, мне, прожившему свою жизнь от и до и оказавшемуся здесь снова, следовало бы постичь наконец её смысл. Не знаю… ума и мудрости у меня, кажется, не прибавилось, и потому я до сих пор убеждён, что весь на первый взгляд такой неуловимый и загадочный смысл жизни, в конечном счете, сводится к одному – осознать себя счастливым. В погоне за такими важными для нас мгновениями мы трудимся, мечтаем, отчаиваемся. И так из года в год. Всё ради главного откровения жизни: «Мы можем быть счастливы!».

Кто после этого посмеет назвать нашу жизнь лёгкой?!

8.08

Честно, когда я отнёс законченную тетрадь в «Угрюмую улитку», то зарекся писать. Но то ли от того, что мои записки исчезли на следующий же день и до сих пор не вернулись на книжные полки литкафе (или ими кто-то удивлённо зачитывается, или их сожгли; понятное дело я тешу своё самолюбие первым вариантом), то ли от того, что вся эта писанина уже вошла в привычку, и дни без неё мне кажутся бессмысленными и потраченными впустую, я начал вторую тетрадь.

Знали бы Слизнёвы, какого монстра они создали…

9.08

Не могу уснуть уже третий час. Кофе в термосе кончился. На улице вот-вот вольёт дождь. Делать решительно нечего. Продолжу ворочаться в постели, дожидаясь рассвета.

***

Кажется, я ненадолго задремал, но то, что сейчас творится на улице, это какой-то кошмар наяву. Прежде никогда не слышал такого грома. Его раскаты длятся по несколько минут, перетекая один в другой, словно и не собираясь заканчиваться. Похоже, будто все вокруг кипит в огромном котле неба. Вспышки молний то и дело освещают мои бледное трясущееся тело, врываясь в окна то справа, то слева.

Я зажёг свет, посмотрел в зеркало – лицо как у покойника. Без всяких шуток. Правда. Как будто я никогда и не оживал. Я очень боюсь… Боюсь, что меня убьёт молнией. Этот страх преследовал меня всю жизнь. И сейчас он ещё сильнее, чем когда-либо.

Так, надо взять себя в руки. Хватит. Как можно бояться смерти, если ты уже умер? Да и когда вообще в последний раз человек погибал от удара молнии? Эти страхи – просто бред. Сейчас я оденусь, выйду на улицу и докажу сам себе, что бояться больше нечего.

Некролог

Вот и прервалась извилистая тропа жизни нашего доброго товарища и отзывчивого соседа Антона. Его бездыханное тело обнаружили утром девятого августа на холме, близ разрушенной деревенской часовни. Там же было решено придать тело земле.

Антон всегда пытался найти независимый и отличный от других путь к познанию себя, тайн жизни и предназначения. Мы верим, что на исходе своих странствий он обрёл те заветные ответы, и наградой за упорные поиски ему станет вечный покой.

Человеку очень сложно принять вечность.

Тем не менее, Антону это удалось.

Эпилог

– Почему я снова здесь?

– А мне почём знать?

– Я же с тобой уже разговаривал!

– И как беседа, удалась?

– Нет.

– Нехорошо вышло, но здесь по-другому и не бывает.

– А здесь это где?

– Здесь – это здесь.

– Замечательно! А почему я снова с тобой разговариваю?

– Значит, тебе есть, что мне сказать.

– Я ухожу.





Один из силуэтов уверено поднялся из-за стола и подошёл к выхваченной качнувшимся в сторону конусом света двери. По комнате прокатился оглушительный щелчок повернутой дверной ручки.

Новый день

Ни свет ни заря

– Нет, никаких больше продлений лицензии, – громко пыхтя, возмущался Савелий.

Он зябко кутался в свой шерстяной коричневый пиджак в старомодную крупную клетку, будто не замечая теплого июньского утра. Мужчина явно нервничал и хотел поскорее сбросить с себя бремя давнего поручения, но пожилой управляющий продолжал упорно сопротивляться.

– Разве можно, Савелий Остапыч, вот так взять и просто закрыть! У нас же тут половина деревни трудоустроена.

Расчёт Савелия на то, что, грянув с решающим визитом в субботу рано утром, он избавит себя от долгих неприятных ему разъяснений, не сработал. Ошарашить управляющего грозным объявлением не удавалось, и тот вот уже полчаса упорно подыскивал всё новые доводы, лишь бы отсрочить неизбежное.

– Крамор, ну что ты как маленький, ей Богу. Ты ж знаешь, я за вашу богадельню столько лет там, наверху, горой стою. Ну нет, пойми ты, нет больше финансирования.

Савелий совсем разволновался и ежеминутно проводил успокоительный ритуал. Он срывал с себя нелепый, не по сезону надетый картуз, который любил больше всего на свете, и несколькими резкими движениями отирал выступившую на лбу и залысинах испарину ветхим серо-голубым платком, затем он поправлял всклоченные рыжеватые волосы и на ставшую неопрятней прежнего причёску снова водружал свою любимую кепку, тем самым завершая ритуал. На этот раз спокойнее ему не становилось.

– Помилуй, Савелий, полдеревни здесь работает!

– Да что ты заладил со своей деревней, у вас и полсотни жителей не наберётся! И где, скажи на милость, все твои работники?

– Как где? – удивился Крамор, почёсывая щетинистую с сединами бороду. – Спят по домам, время-то ещё семи нету. Да и к тому же в них и надобности пока нет. Старушки все почили, Глафира – последняя – пятый день уж как преставились.

– Так скажи, – переходил на крик Савелий, – зачем содержать дом престарелых, в котором нет ни единого старика?!

– А стариков у нас отродясь не было, это же женский пансионат, как от закладки при Алексее Михайловиче было велено.

– Ты мне зубы не заговаривай! – уже не надевая картуза, верещал Савелий. – Постояльцев у вас нет!

– Так сколько стоит, и всякое бывало, – не сдавался Крамор, – а если появятся, что прикажете делать?

– Не появится больше никто! Всё! Закрываем сегодняшним числом ваш пансионат.

– Быть того не может…

Крамор почувствовал себя колоском, сбитым неточеной косой. И, если бы не серо-зелёная стена позади, служившая ему надёжной опорой столько лет, он так и осел бы на поросшем низкими травами дворе. Осоловелыми глазами Крамор невольно продолжал искать спасения то в оплетённых сочными лозами тусклых окнах первого этажа, то на уставшем лице оставившего их благодетеля.

Савелий старался не смотреть ни на стоящего рядом в одном исподнем жалобного Крамора, ни на фасад старинного здания, недовольно нависавшего над ним. Последний всегда вызывал внутри него какой-то неестественный холодок тревоги.





Савелий никогда не пытался разузнать, но не переставал задаваться вопросом, кому в голову пришло построить в здешней глуши такой большой дом престарелых да ещё и сделать его исключительно женским.

Это было по-своему красивое трёхэтажное здание посреди живописного пейзажа, развернувшегося на берегу крохотного, но очень чистого озерца. Оно и дало название близлежащей захолустной деревеньке, жители которой были чуть ли не единственными обитателями этого дома. Случалось, конечно, что сюда ссылали на старости лет какую-нибудь достопочтенную бабулю её не менее достопочтенные родственники. Но происходило такое даже реже, чем Савелий решался посетить это место по терзавшему его на протяжении всей службы поручению. Дело в том, что абсолютно нерентабельная громадина на отшибе района выкачивала из муниципального бюджета последние деньги.

Но то ли из-за личной симпатии к управдому Крамору, то ли из-за страха перед собственной одинокой старостью Савелий так и не решался закрыть дом престарелых. Хотя настоящей причиной его нерешительности могло быть как раз то самое холодящее изнутри чувство. Савелий предпочитал объяснять себе такие необычные ощущения недовольством по поводу странного внешнего вида фасада.

«Это же дом престарелых! – каждый раз возмущался он про себя. –Здесь одни бабули, а они поналепили кругом молодые женские лица, да ещё и чёрте как: тут пара, там пять, над тем окном вообще пусто».

Это было правдой. Помимо узорчатой лепнины, бетонные стены главного входа украшали хаотично расположенные гипсовые лица девушек с распущенными волосами. Весной они скромно выглядывали из зелени вьюнов, затянувших рельефный фасад своими цепкими стеблями, а после становились ещё прекраснее, словно расцветая вместе с сотнями лилово-розовых цветков, устилающих стены в разгар жаркого лета.

Иногда Савелию казалось, что год от года лиц становится больше, и тогда он успокаивал себя одними и теми же словами:

«Ты просто не заметил его в зарослях вьюна… Я же сюда по делу приезжаю, а не рожицы на стенах считать… разве их все упомнишь…»

Но в этот раз, когда Савелий нечаянно усмотрел между двух окон второго этажа белоснежное, точно вчера вылепленное, милое женское личико, стандартный набор доводов не помог.

Внутри будто продуло холодным ветром. Савелий закусил от страха губу и медленно отвёл взгляд от пугающей находки. Он попытался во всех подробностях представить, как за очередную слабость ему устроят разнос и попрут с должности, и, доведя себя до иступлённого отчаяния, что есть мочи закричал на потирающего покрасневшие глаза Крамора:

– Бери доски и чтоб сегодня же вход был заколочен!

Понимая, что решение уже не изменить, Крамор лишь удручённо заметил:

– Ох, не гоже это, Глафиру-то только надысь схоронили…

– А дом престарелых тут причём?! – потеряв всякое самообладание, визжал Савелий.

– Так душа её ещё не вышла, бродит здесь по родным комнаткам, прощается…

– И за что мне всё это! – уходя, простонал ненавидевший суеверия Савелий.

Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.

Участвовать в бонусной программе
Возрастное ограничение:
12+
Дата выхода на Литрес:
29 мая 2021
Дата написания:
2021
Объем:
118 стр. 14 иллюстраций
ISBN:
978-5-532-96511-9
Правообладатель:
Автор
Формат скачивания:
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,4 на основе 7 оценок
Текст
Средний рейтинг 2 на основе 1 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 3,3 на основе 3 оценок
По подписке
Аудио
Средний рейтинг 5 на основе 2 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
Российский колокол № 3–4 (40) 2023
Литературно-художественный журнал
Текст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке
Текст PDF
Средний рейтинг 4,3 на основе 13 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 4,8 на основе 11 оценок
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 7 оценок
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 5 оценок
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 15 оценок
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 9 оценок
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 8 оценок