Читать книгу: «Вещи мертвого человека», страница 4

Глава 11. Визгу много, толку мало

Вышел во внутренний двор редакционного здания, под мерный и по-прежнему мертвый непрекращающийся дождь.

От имени Главного по телефону закрепил за собой в диспетчерской одну из редакционных машин: представляю, как сейчас будут материться «разъездные» бригады телевизионщиков, приспособившиеся поджимать под себя закрепленные за холдингом тачки из нашего общего гаража.

Им, типа, нужнее.

Ничего. Пусть поматерятся – только злее будут. Сам в этой шкуре не раз бывал, знаю, о чем говорю. А то взяли себе моду чуть ли не персоналки за ведущими закреплять, которые им совершенно, кстати, не нужны.

Их работа – исключительно в студии, в поле они не ездят.

Все остальное – понты.

Какие еще «необходимые поездки»?! Не надо мне вешать лапшу на уши, я сам через это проходил. Пока не понял, что больше не желаю работать попкой-диктором: авторская журналистика из телевизора уже почти повсюду ушла. Остались, пожалуй, только старые, поднадоевшие, но реальные, по профессии зубры: Киселев с «России». Зейналова с НТВ.

Да, может, наш Главный.

Даже на «Первом», после того, как Толстой в Думу ушел, обязательную недельную аналитическую программу пришлось на ток-шоу – очень неплохое, кстати, – фактически заменить. А там тоже трудятся люди, вполне понимающие толк в профессии, кто бы что по этому поводу ни говорил. Про разные «оппозиционные» каналы я уж вообще молчу: там реальные клоуны работают.

И это не политическая оценка.

Сугубо профессиональная.

Нельзя призывать на борьбу с Кремлем, не умея выставлять свет в студии – такие, простите, дела. Стыдно просто. Это просто даже эстетически невыносимо: программа «В мире животных» какая-то из самого что ни на есть прошлого каменного века.

В которой отчего-то отсутствует только великий телеакадемик Дроздов со товарищи.

А на камеры поставлены какие-то приматы, не достигшие даже уровня реального дикого шимпанзе…

Зашел под навес.

Диспетчер мои привычки знает. Мы с ней уже, наверное, лет десять знакомы как минимум: как водитель приедет – сразу же позвонит. Тогда и выйду. Чего под дождем-то торчать?

Лучше уж тут покурю…

Тут же зазвонил телефон.

Н-да, думаю.

Для водителя рановато, поэтому, прежде чем отвечать, сначала взглянул на экран: новости – наша профессия.

Ага…

Леська.

Ей-то чего от меня надо? Вот меньше всего хотелось бы сейчас заниматься делами покойного…

Или случилось чего?

– Привет, – говорю со вздохом. – Повторяю вчерашний дурацкий вопрос: что-то случилось, Лесь?

– Повторяю ответ, – сухо говорят в трубке. – Мужа у меня убили. Пусть и бывшего. Биологического отца двух моих детей.

Я морщусь.

Странно. Ну убили и убили. Бывает. Может, правда помощь нужна? Так-то она меня не очень любит. Но это нормально, меня никто не любит, даже, боюсь, собственная жена.

Чего уж про чужих-то вдов говорить.

А эта еще и считает, что я «приручил» ее разлюбезного Стаса, «развратил» его, зачем-то высосал из него все соки.

И бросил.

Ха. Как бы оно не так…

Держу паузу. Не я ей, в конце концов, позвонил.

– Я тут у Стаса в документах порядок наводила, – говорит наконец напрямую. – Кое-что, думаю, для тебя интересное откопала. Хочешь посмотреть?

Вах, думаю. Что там может быть интересного-то? Можно подумать, я не знаю, что Стасик на меня компромат собирал. Всякую грязь, до которой только мог дотянуться.

Он его на всех собирал, хобби у него было такое.

Просто на меня хрен чего такого-эдакого соберешь. Ну да, бизнес, который я от холдинга «курирую», кривой, конечно, причем в полный рост кривой. Но формально, если к нам и есть до чего докопаться – так только по налоговой. Да и то – ну-ну.

Докопался один такой…

А так оно, конечно, дело не сильно приличное, но трудно сказать, что уж совсем незаконное. К тому же заказчики у нас такие, что лучше в эту сторону вообще никому не копать. Себе дороже.

Пиар – штука тонкая.

Нет, конечно, бывает такое, что и наших заказчиков вяжут. В наши суровые времена даже губернатор – это не тихая заводь. И не почетная должность. А при определенных раскладах вполне себе почетное приглашение посидеть несколько лет за забором, подумать.

Но для «тех» раскладов мы никто, мелкая медийная и оттого вполне себе вонючая сошка. С нами связываться – как в той присказке, что поросенка стричь. Визгу много, а толку мало.

Вот на эти «три рубля» и живем.

А так, в остальном – я даже жене особо не изменяю. И не потому, что боюсь, а просто не хочу ни фига. Люблю ее потому что.

– Так, – фыркаю наконец. – Не уверен, что меня там может что-то реально заинтересовать. Но пообщаться, думаю, нам нужно. Сегодня только, извини, никак. И завтра. Я не отмазываюсь, просто реально работы много.

Короткая тишина в трубке. Я просто вижу, как она просматривает календарь. Прикидывает.

Красивая все-таки баба.

Не отберешь.

– И остановить эту канитель не может даже смерть друга, – констатирует. – Что же вы за ублюдки-то такие все? По утрам бриться не страшно, Глебушка? В вас же совсем скоро человеческого ничего не останется ведь. Вот вообще. И Стас был таким же, а может, еще и хуже. Послезавтра у нас что, четверг? Вот и давай вечерком. Не хотелось бы на пятницу переносить…

Глава 12. Водитель Олег Михалыч

Садясь в новенькую редакционную машинку с логотипом, заранее прикинул маршрут, построил его в голове, просчитал график и тайминг встреч еще до того, как поздоровался за руку со знакомым водителем.

Хороший, кстати, парень, хоть и себе на уме. В редакционных гаражах иной тип личности редко когда выживает.

То-сё, вот это всё…

– Давай, – говорю, – Михалыч, сначала на Тверскую тринадцать прокатимся. Идет?

Тот только улыбается.

– Да как скажешь, – кивает, – Глеб Борисыч. С тобой везде с удовольствием, ты нашего брата уважаешь и только по делу гнобишь. А надолго туда? Просто я не обедал еще, а так бы съездил домой, перекусил. Я ж как раз недалеко, на Самотеке живу. И навигатор показывает, что город почти пустой…

Я отрицательно качаю головой. Его вроде Олегом зовут? Или нет? Вот ведь, блин… Ну точно, Олег. А то все по отчеству да по отчеству. Он давно у нас в редакционке работает. По крайней мере, я его уже, наверное, лет десять как помню: с тех самых пор, как сам в эту помойку пришел.

Нормальная тема.

Лезу в бумажник, достаю несколько мелких купюр.

– Нет, – отвечаю, – Олежа. Не получится. Сам знаешь, Москва непредсказуема, как любая девушка. Сейчас вроде пробок даже в проекте нет, а пятнадцать минут прошло – и откуда только надуло. Даже в пандемию так было, чего уж про нынешний постапокалипсис говорить. Так что вот тебе денюжка, прогуляйся до Газетного, там «Макдоналдс» есть. Ты же вроде эти плюшки вполне уважаешь. Вот на вынос и бери. А на Тверскую я на полчасика, максимум минут на сорок. Потом за город поедем. По Новой Риге…

Водитель Олег аж присвистывает.

Ну да…

– Это к Кириллу Дмитриевичу, что ли? Нормальный ход. Хоть поздороваться, давно не видел уж мужика, совсем он у нас в редакции что-то появляться, гляжу, перестал. Опять с Главным поссорились, наверное. Они как увидятся – только искры в разные стороны летят. Лютые оба – жуть…

Интересная, конечно, история. Вот почему все водители так уверены, что их мнение хотя бы кого-нибудь в мире интересует? Меня лично, к примеру, вообще сейчас ничего не интересует по этой угрюмой и на редкость дурацкой жизни.

Кроме депрессии и дождя.

Да и дождь уже давно задолбал…

Машина тем временем потихоньку, продираясь сквозь пробки и объезжая их кривыми старомосковскими переулками, кое-как выползает на Садовое.

Ага. «Город пустой»… Все правильно. Дальше – по прямой до Тверской. Почти до конца…

– Да срать, – кривлюсь, – наш Кирилл Дмитриевич хотел и на Главного. И, боюсь, даже на самого главного срать тоже хотел. Просто смысл ему у нас появляться теперь? Здесь же не телевизор. На телевизор он еще ездит изредка, морду свою любимую подсветить, чтобы народ не забывал. А то мало ли что. Это ж только Главный думает, что он Деда завалил в борьбе за свое кресло. Если б Дед этого сам не захотел – никогда бы не проиграл. А так – просто нашел возможность красиво соскочить. Вот и соскочил…

Водитель Олег Михалыч только фыркает.

Вздыхает.

– Да это все в гараже понимают, – закуривает, не спрашивая моего разрешения. – Дураков-то у нас нет…

Мы, правда, давно знакомы. Он знает, что я тоже курю. И не стукач. Мне это, собственно, ни к чему…

– Дед, – разгоняет ладонью дым, – любого перекусит, если захочет. Это все всегда в редакции знали. Везде. И в гараже в том числе, его мужики наши всегда чисто по-человечески уважали, хоть он и сволочь, конечно, редкая. Но рабочий класс понимает. Просто не хочет он уже ничего…

Я вздыхаю. Тоже мне, философ, господи прости, твою мать.

Почти такой же, как я…

– Ну почему, – тоже лезу в карман за сигаретами. – Что-то он почти наверняка хочет. Просто мы не понимаем, что именно. А так – живет ведь и помирать не собирается. И от денег не отказывается ни фига.

Пока поворачивали на Тверскую, набрал Саню.

– Привет, – говорю, – я минут через пять буду. Где встречаемся? На улице, извини, как ты любишь, говорить не будем.

В трубке задорно хрюкают.

– Да я согласен, – отвечает, не здороваясь. – Это не дождь, а просто какой-то пиздец. Такое ощущение, что нас всех скоро тут смоет нахер. Или того хуже, плесенью какой зарастем. Короче, ты, не доезжая до нас, такой паб «Челси» знаешь?

Задумываюсь. «Челси»…

«Челси»?!

– Это минкультовский кабак, что ли? – вспоминаю неожиданно. – Нихуяссе. Там же, извини за выражение, пидарасы одни…

Водитель, накинувший уши на трубку, коротко фыркает. Я машу рукой: за дорогой давай смотри…

– Не, – перебивает. – С Минкульта там народ действительно собирается. Но не гомосеки. Гомосеков в Министерстве культуры у нас, безусловно, много, но собираются они немного в другом месте. Хочешь, покажу?

Ну уж спасибо, думаю.

Уважил.

Я лучше пешком, извините, постою.

– Спасибо, не надо, – бурчу. – Мне пидарасов и в редакции хватает. И не только в редакции, но и по жизни вообще. Не знаем, куда и девать. Короче, я уже к Пушкинской подъезжаю. Давай бегом…

Пушку мы действительно уже, считай, проскочили. Свернули в Большой Милютинский, через холодные плети косого, снова разбушевавшегося дождя.

Вот он, «Челси».

Совершенно неприметная дверь…

Выскочил из машины, пока успел добежать – уже полные кроссовки воды.

А говорят – непромокаемые. И неубиваемые. Дурят нашего брата, короче.

Ой…

Внутри оказалось неожиданно уютно. И даже светло. Но все равно как-то волгло и немного промозгло.

Как, наверное, все и везде этой ублюдочной осенью.

Глава 13. Кому это было надо?

Сашка уже ждал внутри. Бегом, что ли, бежал?

Высокий, сутулый, весь какой-то удивительно нескладный, с простецким деревенским лицом и пижонистыми усиками, подкрученными и напомаженными, но абсолютно не подходящими к вечной одутловатости чуть рябоватой физиономии. Он больше походил на чуть поднабравшего бабла мелкого провинциального барыгу, чем на москвича в «надцатом», насколько я помню, поколении. Да еще и из «старой» московской – профессорской, кстати – семьи.

Я его давно знаю. Еще деды дружили…

– Привет, – говорю, – еще раз.

Он тяжело вздыхает. Смотрит в мою сторону ничего не выражающими глазами немало в свое время выпившего человека.

– Ну, здравствуй, – макает роскошные усы в густую пивную пену.

Пиво, кстати, безалкогольное.

Пижон.

Я взглядом подзываю официантку.

Подходит. Кивает, здороваясь. Достает блокнотик и ручку, демонстрируя готовность записать заказ.

– Ирландское, – спрашиваю, – что есть?

Она словно даже спотыкается.

– Пиво? – удивляется. – Да разное. А что конкретно вас интересует: эли, стауты, лагеры? Есть один очень характерный сорт…

– Виски, – перебиваю. – Ты на улице когда, милая, была в последний-то раз?

Она картинно разводит руками. Да уж. Погодка, мать ее так. Хороший хозяин, как говорится, собаку не выгонит. Малыш, разве я хуже собаки?!

И за что же мне вот это вот все тогда?

– Я уж как-то даже и испугалась. Народ сейчас водку больше предпочитает. Да как обычно, – чуть разводит руками. – Jameson, Bushmills, Tullamore DEW. А больше ничего, мы все-таки пивной паб.

Я киваю. Сашка жует губу.

– Вот и отлично, – соглашаюсь. – Больше ничего у них в этой сраной дикой Ирландии, в общем-то, и нет. Bushmills. Если есть зеленый молт, то его. Если нет – то любой, хоть «блэк», хоть вообще ординарный. И чаю какого-нибудь, можно обычного черного, только чтобы с чабрецом и лимоном. Просто согреться хочу…

Официантка смотрит в мою сторону особенно заинтересованно.

Любят они меня…

– Виски, – интересуется, – пятьдесят?

Еще раз поднимаю на нее глаза, просто как на слегка сумасшедшую.

– Сто. И, – меня даже от одной мысли об этом передергивает, – не вздумай мне в стакан льда насыпать. Просто виски. Просто чай. И все.

– Понятно, – поджимает губки.

Обиделась, значит.

– Больше пока ничего? Тогда сейчас схожу принесу.

Я подмигиваю, поднимаю вверх большой палец. Она подмигивает в ответ. Вот и перестала обижаться, делов-то: одна улыбка, одно движение головой… Что ж меня именно официантки-то так любят? Нет чтоб нормальный кто хотя бы разок полюбил.

Сашка смотрит пристально. Даже с некоторым восхищением. У него с девушками «из народа» всегда не очень хорошо было, даже когда в универе отправлялись кого-нибудь подцепить.

– Вот за что тебя уважал, Глеб Борисыч, – фыркает, – так за какое-то прям поразительное жизнелюбие. Оно у тебя на лице написано. Крупными печатными буквами. Подыхать будешь, всю Москву водой зальет, а все равно ничего не изменится. Ладно, говори, чего звал-то, а то у меня на службе дела.

– Дела подождут, – холодно улыбаюсь.

Молчу, дожидаясь не слишком спешащую официантку. В этом мире всегда важно показать, кто тут старший, по крайней мере, в данном конкретном случае.

А то служба у него, вишь.

Знаем мы эту твою службу в пресс-службе.

Подождет…

– Ну, ты же знаешь, Глеб, я теперь человек государев, – наконец не выдерживает, извиняясь. – Госслужащий, можно сказать. Это ты у нас можешь себе позволить быть вольным стрелком. А у нас на то, что я в пабе заседаю в служебное время, иногда могут и руководству, понимаешь, настучать.

Вот ведь, думаю. Еще раз: пижон. Надо на место ставить.

Пора…

– Встречаться с такими, как я, – улыбаюсь еще холоднее, – входит в твои служебные обязанности, Саша. Даже, по идее, должны представительские выделять. Но я знаю, что не выделяют. А я тебе за это еще и деньги плачу…

Достаю из кармана конверт, куда заранее переложил две штуки евро.

Для аванса – хватит пока.

Тихо кладу на стол.

– Убери, – командую.

Конверт исчезает в одном из безразмерных карманов.

– Я весь внимание, – собирается.

– Да все как обычно, – отхлебываю материализовавшийся на столе виски.

Какая умница девочка, однако! Не стала возле стола тереться. Поняла, что серьезный разговор. Они, девушки из любой вменяемой прислуги, это вообще непонятно каким чувством улавливают.

Нижним чутьем, не иначе.

– Чернуха, – вздыхаю, – двойной тариф. От тебя требуется стандартный джентльменский набор: будем мочить одних джентльменов по заказу других джентльменов. «Комсомолка» или «МК», на твой выбор. «АиФ». «Ведомости». Еще какая подобная им хрень. Можно подумать, я тебе что-то новое предложу.

– А мог бы, кстати, – вздыхает в ответ, подзывая жестами официантку и тыча пальцем в мой стакан с виски.

Мол, еще такой же тащи.

Оба тихо смеемся. А то безалкогольное пиво. Государев, блин, человек…

– Вот прям вижу! – ржет. – Звонит мне Глеб Борисыч в мэрию. И говорит: а пошли, Саш, благоустройством заниматься, допустим. Цветы, например, сажать. Телевизионные бригады я уже вызвал, очередь за твоей прессой. Бюджет уже утвержден, все хорошо. Ладно. Сектор-то какой хоть бомбим?

Я только морщусь.

– Финансовый, – добиваю стакан с виски. – Микрокредиты, вестимо.

Сашка жует губу. Как бы напомаженные усы не повредил, придурок.

– Мама моя родная, – отворачивается. – И зачем ты меня на свет белый родила, а потом еще судьба с этим ублюдком в юношестве познакомила? Ты ничего поговеннее не мог на рынке обнаружить, что ли? Чтоб уж раз и навсегда…

Я тычу пальцем наверх.

Понятно?

– Заказ оттуда, – киваю. – В этом смысле крыша – надежнее не бывает. Никто никого не тронет. Не придут и не посадят, гарантировали жестко. Ну а уж безопасность «на земле» – это твои дела…

Он чешет пятерней затылок.

– Да в этом-то, – принимает у официантки стакан с виски, – я даже и не сомневаюсь. Ничего нового в этом мире…

Она, кстати, и мне тоже принесла. Я же говорю – умница. Но все равно прошу посчитать.

– А в чем, – смотрю на него остро, – есть сомнения?

Он отводит глаза в сторону.

– Да, если по делу, – кривится, – так примерно ни в чем. На «земле», ты прав, я свои вопросы решу. С «земли» на мою контору не наезжают. И в том, что ты не подставишь, я тоже, в общем, уверен.

– Тогда в чем дело? – спрашиваю еще раз, как можно жестче.

Он снимает большие роговые очки, отчего его взгляд становится трогательно и обманчиво беззащитным.

Поднимает на меня глаза.

– А ты хоть понимаешь, – трет переносицу указательным пальцем, – в какое говно мы все, вместе с тобой, постепенно превращаемся? Понимаешь, конечно. Просто в наших кругах об этом не принято говорить…

Я вздыхаю.

– Только давай без этой. Без достоевщины. Я вообще к Федору Михайловичу со всем уважением отношусь. Но без любви. А мне еще сейчас к Деду ехать, там и не такого можно сдуру хлебнуть.

Саня тихонько хмыкает.

Вертит в руках тяжелый стакан.

– К Кириллу Дмитричу, – неожиданно говорит мечтательно. – К Кириллу – это, наоборот, хорошо. Я б сам к нему с удовольствием поехал. Жалко, шашлыки не по погоде как-то совсем. А то б и на работу забил.

Я вскидываюсь удивленно. Такие, как наш Санечка, как правило, теряют интерес к фигуранту сразу же, как пропадает финансовый интерес. Хотя он через Деда наверняка что-то свое на телеке размещает.

Будем знать…

– Надо же, – выгибаю левую бровь домиком. – Слава павшему величию, что ли? Вот от тебя, брат, никак не ожидал…

Саня фыркает. Подзывает снова официантку, просит еще два виски и сразу закрыть счет.

Официанточка кивает понимающе. Сколько у нее тут нас таких за день-то проходит, решал мелкой и средней руки, с учетом того, что паб недешевый и пафосный и здесь народ с минкульта толчется?

И не сосчитать.

А Саня смотрит на меня внезапно потяжелевшим взглядом.

– Дурак ты все-таки, Глеб, – прищуривается, глядя мне прямо в глаза. – Что ты, что Стас этот твой, покойник придурочный, царствие ему, конечно, небесное. Хотя ни по каким параметрам он этого царствия и близко не заслужил. Его ж даже ни в одну преисподнюю не возьмут, чисто по профнепригодности. Ибо там принято души на сковородках жарить, а у него этой самой души и вовсе не было никогда. Ну да ладно. Ты что, думаешь, что Дед твоему Главному проиграл, поэтому и слился? Ты его реально за лузера, что ли, держишь? Ну так запомни: Кирилл в этих наших с тобой тараканьих бегах не проиграл. Кирилл просто в очередной раз нас всех очень красиво наебал. Потому как единственный, кстати, из нас, кто просто вовремя с этого сраного велосипеда соскочил, чисто по-человечески. И дай нам бог каждому так же вот со временем соскочить…

– Ну да, – мне неожиданно остро хочется курить.

Очень остро.

Я отхлебываю виски. Потом еще. Второй глоток встает прямо поперек глотки. Меня передергивает.

– Ну да, – повторяюсь.

Потом дико кривлюсь, аж до судорог. Будто лайма какого бусурманского зажевал. Причем на этот раз – без текилы. Да и вообще…

– Сань, че ты несешь-то? Соскочил. То-то ему постоянно деньги нужны…

Мой собеседник сначала фыркает. Потом шипит – как большой рассерженный кот. Точно я его чем-то особенным зацепил…

Бывает.

– А это издержки, – перебивает меня Саня, принимая из рук официантки черную фирменную папочку со счетом.

Смотрит внутрь, кивает. Я даже не лезу за бумажником. Сегодня я заказчик, я привез деньги и работу, значит, «за стол» платит именно он – таков неписаный этикет. Ничего. Он на этой халтурке, если все пойдет как надо, не напрягаясь десятку-то евро совершенно точно отыграет.

Только на первом этапе. Я цены знаю. Потом – уж как пойдет. Причем совершенно заслуженно с точки зрения профессии – «сетка» своя у него в печатной прессе хорошая, даже очень.

Я иначе бы и не обращался.

Да и вообще. Я у него, конечно, далеко не единственный заказчик, а он – далеко не единственный мой подрядчик. Но по большому счету, мы – настоящие партнеры. Я – старший. Он – младший.

И это уже довольно давно…

– Это издержки, – Саня снова толкает вискарь внутрь.

Чую, нажрется он сегодня. Прямо в своей мэрии. Или домой уедет. Херачит прямо как не в себя.

Понесло…

Ничего. У них там к этому, говорят, довольно либерально относятся, в отличие от кремлевских – там папа сам сильно не пьет и другим не велит. Хотя все равно бухают как не в себя, конечно, но хотя бы обходятся без гомосятины. К тому же он и вправду редко в последнее время когда выпивает по-настоящему – так, чтобы от всей пролетарской души.

Со здоровьем проблемы, и серьезные. Вон цвет лица какой – даже погода на улице выглядит лучше, с этим ее бесконечным и совсем нездоровым дождем. Но сегодня, верняк, накидается.

Погода, видимо. Тот самый дождь.

Удивительно он этой осенью льет, не переставая.

Я даже и не помню, чтоб такое когда было: не случайно у моего товарища по беспечным годам детства такое похоронное настроение. Ой, не случайно. Или я еще, дурак, в нем что-то эдакое разбередил… Вот и восполняет образовавшийся недостаток в организме столь необходимой сорокоградусной жидкости.

В первый раз, что ли?

Да еще – по такой уродской погоде…

Ну да, ну да…

– И он их готов платить, – наконец завершает. – Да и не думаю, что он так уж чтобы сильно в деньгах нуждается. Скорее, никогда не отказывается подхалтурить. Ну и прибедняется, само собой. Чтоб народ его довольной роже не слишком сильно завидовал. А то народ в наших кругах, сам знаешь, довольно в этом плане гнилой. И опасный, особенно в этой своей придурочной «креативности».

Я киваю. На самом деле я тоже примерно так же думаю. Вариантов-то немного. Просто зачем об этом вслух говорить? К тому же не верю, что Кирилл, человек реально продуманный, у которого я в свое время учился чуть ли не азам этого бизнеса, себе на черный день вообще ничего не прикопал на огороде.

С халтурами это он развлекается больше.

Ну и профессиональное мастерство тренирует – вдруг еще пригодится когда, плюс чтобы рынок совсем уж не забывал. Тут Саня прав.

Безоговорочно прав.

Деньги в некоторых наших делах – пыль…

– Ладно, – говорю. – Ты тут про Стаса упомянул. Не к ночи, конечно, душа у него была и вправду… м-м-м… беспокойная. Но он мне все-таки не чужой. Мысли какие есть, кто его мог оприходовать? Все-таки один круг…

Саня жмет плечами.

– Да кто угодно, – дует зачем-то в стакан с остатками виски. – Говнюк он был редкий, даже по меркам нашего не самого богоугодного бизнеса, честно так говоря. Образцовый говнюк, можно сказать, эталонный. Столько народу подставил на своем тернистом жизненном, сука, пути. Или ты не знал, к примеру, что он на всех нас фейсам в Контору активно стучал? И на тебя, кстати. На своего лучшего друга, ебеныть.

Я только вздыхаю. Можно подумать… Стучал, разумеется.

Я даже знаю кому.

Допиваю виски одним тяжелым глотком. Меня снова передергивает. То ли от этой грубой ирландской самогонки, то ли еще почему. Не важно, в сущности.

Вот вообще ничего не важно.

Кроме, сука, дождя…

– Да не были мы с ним друзьями. Просто с ним какое-то время очень легко было. А так в людях всем ошибаться свойственно. И мне в том числе. Когда узнал про его шуточки с фейсами, доказательно, тогда и из круга общения выпилил. Он же не просто с конторой, он там с самыми упырями связался. Умер он для меня. И не потому, что его слив был для меня лично чем-то опасен: просто человек для меня умер окончательно, потому что еще и осёл, который себе все мозги кокаином пронюхал. Можно подумать, кому надо в Конторе не знают, чем мы тут промышляем на досуге. Просто понимают, что мы не только по собственной инициативе так делаем. Но и волею пославших нас, тех самых, которые и любых фээсбэшников, если будет сильно надо, по самое горло закопают. И внаглую скажут, что так и было. И им, самое смешное, поверят, по крайней мере, кому положено. Мы, дружок, инструмент. Хороший инструмент. А хороший инструмент ломать не принято, глупо это. Впрочем, кому я это, дорогой мой Саня, и зачем, сука, говорю?

Саня только кивает. Потом тоскливо смотрит на дно стакана.

Морщится.

– Вот-вот, – вздыхает снова. – А Стаса твоего как раз сломали. Жестко. И наглухо. Туда ему и дорога. Заслужил. Но ты-то, парень, сам задумайся разок: кому это было надо и вот вообще почему?