Читать книгу: «Улица Сумасшедшего Аптекаря», страница 2

Санкт-Петербург, 2024 год

– Ваш эспрессо.

Официантка поставила на столик крошечную чашку, по сравнению с которой пакетик сахара казался неприлично большим. Артем потянулся за бумажником.

– За счет заведения.

– Спасибо.

Он сделал глоток и с удовольствием откинулся на мягкую спинку кресла, вновь похвалив выбор клиентки. Ему всегда нравилась «Хельга» – уютный, небольшой отель, удивительно гармонично вписавший современный интерьер в стены старого петербургского особняка. Обошлось без пошловатой имперской роскоши, но в то же время и в современный минимализм дизайнеры не скатились, нашли золотую середину. И без грамма золота на стенах, удовлетворенно заметил Артем.

Окна бара выходили на Большую Морскую. До революции улица славилась дорогими ювелирными лавками и модными салонами. Вот и пять этажей здания отеля когда-то были заполнены магазинами, к примеру, здесь находился салон ювелирной фирмы Тилландера – поставщика лучших бриллиантов в столице и конкурента самого Фаберже.

Официантка кружила по залу, поправляла салфетки и букетики цветов, не забывая постреливать в сторону Артема глазами.

Женский персонал отелей его всегда привечал – высокий, симпатичный, голубоглазый. Добавить к приятной внешности университетский диплом, отличное знание французского и особое петербургское обаяние – и получится совершенно неотразимый коктейль для двадцатилетних провинциалок, пытающихся найти себя в большом городе. Достаточный для того, чтобы презентовать чашку кофе или задуматься о совместной ночи, но не достаточный для длительных отношений. Экскурсовод-фрилансер – далеко не лучшая партия в наше нестабильное время.

Артем оказался единственным посетителем маленького лобби-бара – стойка под красное дерево и четыре крошечных столика с мягкими креслами. Завтрак уже закончился, и холл отеля опустел: командировочные разбежались по делам, туристы отправились бродить по городу, и скучающая официантка направила все свое нерастраченное внимание на Артема.

– Вы клиента ждете?

– Клиентку. Из Франции.

«Вернее, из Парижа», – повторил он про себя, пытаясь унять разыгравшуюся фантазию.

Валери Видаль – красивое имя. Интересно, как она выглядит? Француженки – они ведь разные. Первый образ, который возникает перед глазами, – изящная невысокая брюнетка, тонкие черты лица, стрижка каре, кокетливый взгляд темных глаз. Но затем его заслоняет высокомерная и холодная как море у берегов Нормандии Катрин Денев. Затем блондинку оттесняет мадемуазель Чувственность – большеглазая Эммануэль Беар. А дальше то ли генофонд подпортился, то ли кинематограф перестал нуждаться в красавицах – сейчас в фильмах сплошь простые незапоминающиеся лица. Даже если актрисы отличные. Встретиться с французским шармом, французской элегантностью и французской красотой с каждым годом становилось все труднее. Мадемуазель Видаль писала, что несколько лет назад закончила Сорбонну, значит, достаточно молода. Следовательно, шансы столкнуться с вечно спешащей и всем недовольной феминисткой весьма велики.

– Хотите печенье с предсказанием?

Опять официантка. Стоит над креслом с корзиночкой печенюшек.

Не глядя, Артем запустил руку в корзинку, нащупал пакетик. Разорвал упаковку и разломил треугольник теста. Из-за плеча пахнуло чем-то ванильным, затем над ухом послышался шепот:

– Впереди встреча, которая принесет много проблем… Ой!

Опять официантка – не смогла сдержать любопытство.

«Впереди встреча, которая принесет много проблем, но все закончится хорошо», – мысленно прочитал Артем.

И как прикажите это понимать?

Вообще-то, потенциальной клиентке стоило бы появиться. Или точность во Франции нынче не в моде?

Додумать мысль Артем не успел, двери лифта с мелодичным аккордом разъехались, и в холл шагнула девушка с пластиковой папкой под мышкой. Огляделась и, изобразив на лице вежливую улыбку, направилась к Артему. Узнать его, хотя они никогда не виделись, не составляло труда – в письме он сообщил, что наденет футболку с рисунком танцующего енота. Он часто надевал одежду с какой-нибудь смешной надписью или забавным рисунком – так проще клиентам его узнать. Не стоять же с табличкой «Артем Зубарев, гид-экскурсовод»?

Валери связалась с ним два дня назад. Написала, что живет в Париже, что скоро приезжает в Санкт-Петербург и ей нужен гид. О себе она почти ничего не сообщила, фотография на аватарке электронной почты не стояла, а искать девушку в соцсетях Артем не стал. Зато сейчас невольно залюбовался невысокой худенькой фигуркой. Белокурые волосы, забранные в высокий хвост, делали ее немного похожей на Катрин Денев времен «Шербургских зонтиков». Неброская красота девушки не поражала с первого взгляда, она раскрывалась постепенно.

Не пялься, одернул себя Артем, еще подумает что-нибудь не то.

– Валери, – представилась француженка.

Светло-серые глаза смотрели со сдержанным любопытством. Держалась она свободно, и все же Артем ощущал некоторую настороженность, которую приписал непривычному окружению. Наверняка впервые в России, кто знает, каких баек о нашей стране она могла наслушаться на родине.

Легкая волна парфюма окутала Артема. Мята, чуть-чуть цитрусов, только что распустившаяся роза, щепотка розового перца и кедр – интересное сочетание.

Двухгодичный роман с бьюти-блогершей закончился ничем, разве что Артем заинтересовался воздействием запахов на психику. Аромат мог многое рассказать о человеке и, прежде всего, о его эмоциональном состоянии. Тело врать не умеет, оно знает о наших потребностях гораздо больше, чем сознание. Новое увлечение прекрасно дополняло старое – астрологию. Гороскоп показывал заложенное в человеке от рождения – основу личности, а запахи отражали эмоциональный срез, состояние психики в данный момент.

Набирал статистику Артем на студентках – два дня в неделю он вел семинары в университете. Бывшая сокурсница ушла в декрет и попросила «погреть» место до ее выхода, а он как раз задумывался о поиске работы – зарубежных туристов в последние два года стало совсем мало. Нет, с деньгами как раз складывалось более-менее – турист пошел хоть и редкий, зато состоятельный. Мадемуазель Видаль в данном случае являлась исключением. Одна экскурсия порой могла кормить Артема несколько дней, у него образовалась масса свободного времени. Трудоголиком Артем никогда не был, но даже он начал томиться бездельем, так что предложение сокурсницы оказалось более чем кстати.

Парфюмом студентки пользовались обильно. Поначалу, входя в аудиторию, Артем задерживал дыхание. Потом попривык, адаптировался. Приспособился он и к повышенному вниманию к своей персоне, к мини-юбкам, кокетливым взглядам, неуместным шуткам и даже откровенным предложениям. На шутки отшучивался в ответ, предложения пресекал – вежливо, но решительно, чтобы не оставалось никакой двусмысленности. Простор для ольфакторно-психологических изысканий семинары открывали грандиозный. С одной стороны, девушки всегда охотно называли свой парфюм. С другой стороны, он всегда мог подглядеть дату рождения студенток – информация в учебной части была открытой – и составить гороскоп. С третьей стороны, он наблюдал студенток лично и мог отметить нюансы в их настроении. Когда происходили резкие эмоциональные перепады, когда менялось поведение, то, как правило, менялся и привычный аромат. К примеру, если вдруг беззаботные, игривые лимонные дольки «A Girl In Capri» уступили место дерзкому и раскрепощенному «Girls Can Say Anything», значит, девушка всерьез задумалась о карьере. А если вдруг вместо освежающего и незаметного «L'Eau Pour Femme» пахнуло чувственным и сексуальным «Narciso» – можно не сомневаться, студентка влюбилась.

Опознать по запаху парфюм мадемуазель Видаль Артем не смог, но на составляющие разложил уверенно.

Мята активирует области мозга, связанные с концентрацией и ясностью мышления, розовый перец – отличный стимулятор, снимающий усталость, цитрусы бодрят, придают энергию. Это верхние ноты – то, что ощущается первым. А еще это те черты личности, что видны сразу, лежат на поверхности. Получается, мадемуазель Видаль – серьезная, энергичная и деловитая, или очень хочет казаться такой. Но ведь она сюда не работать приехала… Дальше аромат изменился, проступила женственность – нежная, только что распустившаяся роза. Показалась ненадолго и спряталась за мощным стволом ливанского кедра. Кедр, ассоциирующийся с внутренней силой и спокойной уверенностью, всегда считался основой для мужских ароматов.

Интересный парфюм, сложный, совсем не для вчерашней студентки, решившей развеяться и осмотреть достопримечательности.

Вновь потянуло легкомысленной ванилью – подошла официантка принять заказ.

– Кофе?

Валери кивнула и повернулась к официантке:

– Макиато.

Та едва заметно приподняла бровь и посмотрела с уважением. Артем ее понимал: эспрессо с пятнышком взбитого молока – необычный выбор для девушки, да и вообще не частый.

Эспрессо – чисто мужской напиток. Кофе состоявшихся людей, отвечающих за свои поступки. Латте выбирают юные романтичные особы, не заглядывающие в будущее дальше следующего получаса. Валери по мнению Артема должна была заказать капучино или даже моккачино, а тут вдруг брутально-эстетский макиато, который обычно выбирают люди, знающие себе цену и не чуждые толики авантюризма. Впрочем, макиато с парфюмом как раз бьется, чего не скажешь о легкомысленных модных брючках и пушистом свитерке. Да, непростая нынче попалась клиентка…

– Я должна извиниться, – начала Валери, – я не туристка и приехала не ради городских достопримечательностей, но мне действительно нужен гид и переводчик – человек со знанием французского и знакомый с местными реалиями. Насчет оплаты не беспокойтесь, если вы согласитесь, то я оплачу все время, что вы проведете со мной, как если бы вы показывали мне красоты города.

Артем молчал, ожидая продолжения, и оно последовало:

– Я хочу найти свою мать. Биологическую мать, – поправилась француженка. – Меня удочерили, когда мне было два года. Мои приемные родители – хорошие люди, и я их очень люблю, но я хочу знать, почему меня отдали в чужую семью. Отдать своего ребенка, бросить… Не знаю… – она замялась, поморщившись. – Должна быть какая-то серьезная причина, должно произойти что-то страшное…

– Или не произойти, – мрачно заметил Артем.

Лучше сразу разбить иллюзии. Чем дольше она будет витать в облаках, тем больнее падать на землю. Красивые истории встречаются только в фильмах, жизнь грубее, проще и циничнее.

– Придуманный идеальный образ мамы, проливающей годами слезы, может не соответствовать реальности. Может, лучше оставаться в неведении, чтобы не разочаровываться?

– Не лучше. – Упорства француженке было не занимать.

– А если мать была наркоманкой? Если она спилась? Или малолеткой залетела от случайного знакомого? – Артем уже жалел о сказанном, но остановиться не мог. – Нормальные люди не отдают детей, как бы трудно им не пришлось в жизни, – произнес он уже мягче.

Валери упрямо помотала головой.

– Я должна знать.

Повисшее молчание прервала официантка, подошедшая забрать чашки.

– Вряд ли я стану хорошим помощником, даже не представляю, с чего начать, – пожал плечами Артем. – Наверное, нужно в органы опеки.

Валери кивнула.

– Наши юристы оформили и переслали все необходимые документы, меня заверили, что личное дело выдадут без проблем. Необходимо лишь мое присутствие. И переводчик.

«И переводчик», – мысленно повторил Артем. Первая половина дня у него совершенно свободна, так почему нет?

Видимо, что-то в его лице изменилось, что Валери приняла за согласие.

Она поднялась и скомандовала:

– Отлично. Едем.

– Едем, – повторил Артем.

* * *

Артем готовился встретиться с неповоротливой бюрократической машиной, но все прошло на удивление быстро – то ли французские юристы действительно проделали всю подготовительную работу на отлично, то ли государственные службы бюрократию включали исключительно для своих граждан. В личном деле содержались не только имя и фамилия биологической матери Валери, но и паспортные данные, и даже адрес. Правда, почти четвертьвековой давности. Зато об отце не было написано ни строчки – вот и гадай, то ли умер, то ли сбежал еще до рождения дочери.

– Что теперь? – Артем протянул папку с бумагами француженке.

– Хочу встретиться со своей матерью… – Валери замялась. – Но, боюсь, одна я не справлюсь – языковой барьер и вообще… Она ведь может не говорить по-французски…

Реальность может оказаться куда хуже, хотелось сказать Артему. Тут не то что по-французски, тут и по-русски некоторые изъясняются на особом диалекте – матерном. Что если она из таких? Но отговаривать девушку он не решился.

Только не получится никакого разговора, добавил он про себя, и языковой барьер здесь ни при чем. О чем говорить двум совершенно чужим людям? Еще и через переводчика. Нет, не получится ничего. И вообще: четверть века прошло, женщина давно могла переехать, сменить фамилию, умереть, в конце концов.

В такси он еще раз просмотрел бумаги из органов опеки. В папке нашлось и свидетельство о рождении. Первым делом он посмотрел на дату рождения – 18.06.1998. Значит, Валери – Близнецы по знаку Зодиака. Пока не очень похоже. При рождении девочку назвали Светланой. Значит, Светлана…

Удочерение произошло в двухтысячном. Странное время, смутное, правда, не такое тяжелое, как девяностые. Сам Артем почти ничего не помнил в силу нежного возраста, но родители рассказывали о растущих ценах, задержке зарплат, неопределенности, когда загадывать не получалось не то что на месяц вперед, а даже на завтра. От полной безнадеги, да безденежья какая-нибудь молодая дуреха могла отказаться от ребенка. А Валери, получается, сейчас двадцать шесть – вполне достаточно, чтобы задуматься о своих корнях, но слишком мало, чтобы оценить последствия открывшегося знания.

Такси привезло их к обычной блочной девятиэтажке в Купчино – такие во множестве строили в спальных районах в семидесятые. Железная дверь с кодовой панелью, но замок не работает. Подъезд давно просит ремонта, лифт с подпаленными кнопками и непременной надписью на стене «Цой жив» дребезжит, но тянет.

Артем видел, как Валери собирается с духом, прежде чем вдавить кнопку звонка. До этого момента она держалась стойко, даже отстраненно, как если бы решала не свои, а чужие проблемы.

Решилась, наконец.

Дверь открыла девушка – невысокая, с пухлыми щечками, вся какая-то кругленькая. Карие глаза под копной темных кудряшек смотрели вопросительно.

– Привет, – поздоровался Артем. – Мы к Нине Павловне.

Он бы совсем не удивился, если бы услышал: «Здесь таких нет».

– Мама в командировке, приедет только послезавтра. Ей что-нибудь передать?

– Передать? Да тут такое дело…

– Ой! – Девушка вдруг всполошилась. – Что мы через порог разговариваем? Проходите, пожалуйста.

Она отступила в квартиру, распахнув дверь.

Время как будто вернулось лет на тридцать назад. «Стенка» под дуб с сервизом, ковер на полу, старомодная салфеточка под хрустальной вазой, какие-то фотографии в рамках – сейчас неудобно, но потом непременно нужно будет посмотреть. Чисто, опрятно, и никаких алкоголиков. Нет, хозяйка такого дома не могла бросить своего ребенка.

Артем представился и повернулся к француженке.

– А это Валери из Парижа.

– Светлана, – улыбнулась хозяйка дома.

Ну и ну! Назвать вторую дочь именем первой, или он чего-то не понимает. Нет, в лоб действовать нельзя, сначала нужно разобраться.

– Мама Вэл в молодости дружила с твоей мамой, потом их пути разошлись, – Артем сочинял на ходу. Ему вдруг показалось, что не стоит Светлане знать об ошибках молодости матери. – Она очень бы хотела встретиться, но все никак не получалось, а Вэл оказалась в Петербурге и решила зайти…

Он плел какую-то чушь, Валери сидела на кончике стула с натянутой улыбкой. Артем спохватился – нужно же перевести. В двух словах он объяснил, что пока не стал открывать истинную цель их визита. По ее лицу было видно, что она не согласна, но возражать не стала.

– Спроси, есть ли у нее братья-сестры, – попросила по-французски Валери.

Артем перевел, приукрасив и завуалировав вопрос.

– Да, есть младшая, Наташка, она сейчас в школе.

– А еще?

На лице девушки отразилось недоумение.

– Нет, нас двое у мамы.

Артем поглядывал на обеих «Светлан», сравнивая их. Ну ничего общего. Валери – худенькая светлокожая блондинка с аккуратным носиком и слегка вытянутым лицом. Светлана – кругленькая, темненькая, щекастая, а нос – длинный, с горбинкой. Хотя, может, они обе в отцов пошли, наверняка же разные…

– Мне кажется, мама говорила, что они познакомились в роддоме. У тебя когда день рождения? – спросила Валери по-французски. Артем перевел.

Светлана назвала дату, ту, что стояла в свидетельстве о рождении. На лице француженки отразилось недоумение. Неужели поняла без перевода? Наверное, физиономия Артема тоже удивленно вытянулось – себя он видеть не мог.

– Что-то не так? – Светлана растерянно переводила взгляд с одного гостя на другого.

«Близнецы?» – пришла в голову мысль, но он тут же одернул себя: настолько разными близнецы не бывают.

– А можно посмотреть фотографии вашей мамы в молодости? Наверняка там есть и моя мама, – вдруг попросила Валери.

Артем едва успел перевести, как Светлана вскочила и бросилась к секретеру. Достала альбом – толстый, с розами на обложке.

– Вот мама еще до моего рождения, – объясняла она, переворачивая страницы из серого картона. – Вот она с подругами. Вот она с папой, когда они только познакомились. Но почему она никогда не говорила, что у нее есть подруга во Франции?

Светлана опять вскочила.

– Вы смотрите, я сейчас кофе сварю. Или лучше чай?

Фотографии оказались любопытными, но мало что прояснили. Мать Светланы в молодости выглядела полной копией дочери – такая же кругленькая, щекастая, с темными кудряшками. Фото со свадьбы – молодые выглядят счастливыми. Вот она беременная, вот на ступенях роддома с букетом в руках, рядом счастливый молодой папаша и дата – 18.06.1998. Далее шли фотографии уже с детьми, сначала с одной девочкой, потом с двумя.

Появилась хозяйка дома с подносом. Артем из вежливости пригубил кофе. Растворимый. Валери к чашке не притронулась, ее взгляд был прикован к альбому.

Украдкой Артем посматривал на француженку. Какие чувства она испытывает? Но лицо девушки оставалось непроницаемым. Наконец она поднялась, подхватила с вешалки куртку и, кивнув Светлане, вышла из квартиры. Пришлось расшаркиваться в извинениях за двоих.

Валери молчала, пока они ждали лифт. Не проронила ни слова, пока ехали вниз. Молча толкнула дверь парадной и свернула под арку. Когда они оказались на улице, Артем не выдержал:

– Это не она.

– Не она, – эхом отозвалась француженка.

– Что теперь?

– Если бы знать.

Сейчас, когда стало не нужным держать лицо, она выглядела расстроенной и озадаченной одновременно.

– Давай где-нибудь сядем и спокойно подумаем, – предложил Артем.

Валери молча окинула взглядом окрестности. Здесь, на солнечной стороне улицы могло показаться, что уже наступила весна. С крыш вовсю барабанила капель. Снег на газонах подтаял, превратившись в редкие грязноватые кочки, между которыми проглядывали пучки прошлогодней травы. От кочек по асфальту бежали ручьи, образовав на проезжей части солидную лужу. Переступив через комок мокрого снега, Валери направилась в сторону крошечного китайского ресторанчика. С силой рванула дверь и швырнула папку с документами на ближайший столик.

– И что теперь? – повторил Артем, когда они заказали по чашке кофе, третьей за сегодня.

С каждым разом кофе становился все хуже.

– Если бы я что-то понимала! – Валери потянулась к бумагам из опеки, но только для того, чтобы с отвращением их оттолкнуть.

Ее вдруг прорвало:

– Ничего не понимаю! Ее зовут так же, как написано в этой чертой папке! Она родилась в тот же день! У меня ощущение, что я попала в какой-то глупый детективный роман.

Артем хмыкнул.

Подобное ощущение за последние годы у него возникало дважды. Сначала он угодил в историю с цепочечными убийствами, в которых оказались замешаны близкие ему люди, затем была поставлена точка в деле об убийстве бывшей одноклассницы. Не самые приятные воспоминания захватили его: лучший друг оказался организатором серийных убийств, возлюбленная, во второй раз предавшая его, – преступницей, новое чувство закончилось, не успев начаться… Впрочем, Ольгу Артем до сих пор вспоминал с нежностью. Даже скачал на ноутбук сериал с ее участием. Правда, дальше двух серий дело не пошло.

– Мистика какая-то! – Резкий голос француженки вернул его в сегодняшний день.

Да, мистика. Двадцать шесть лет назад в Петербурге у Нины Павловны Якуниной родилась дочь по имени Светлана. А потом девочек вдруг стало две: одна осталась с настоящими родителями в Петербурге, а вторую удочерила чета французов. Но так не бывает, разве что кто-то намеренно или случайно перепутал документы. Но где можно было напутать? В органах опеки? Каким образом там оказалось свидетельство о рождении девочки из благополучной семьи? И почему в документах не указан отец?

– У вас в России всегда такой бардак или только мне повезло?!

Громкая французская речь напугала узкоглазого паренька за стойкой. Не понимая, чем недовольны клиенты, он опасливо косил на дверь в подсобку – не позвать ли начальство.

– Не волнуйся, у мадемуазель личные проблемы, – успокоил Артем официанта. И добавил уже по-французски: – Неужто во Франции не бывает ошибок?

– Ничего себе ошибка! – Валери дернулась от негодования. – Думаю, это сделали сознательно!

– Зачем?

– Вот это и нужно выяснить.

Будто бы это так просто сделать. Хотя….

Артем потянулся к папке с документами. Валери не спускала с него глаз, смотрела, не отрываясь, пока он перелистывает страницы.

– Ну? – с нажимом спросила она.

– Вспомни, что рассказывали твои приемные родители? Как проходило оформление документов?

Валери пожала плечами:

– Ничего особенного.

– Совсем ничего?

Ее взгляд заметался, словно она не знала, что ответить. Ох, как же трудно с женщинами!

Артем опять уткнулся в бумаги. Должны же остаться какие-то следы, за которые можно уцепиться. Ага…

Валери, ревниво наблюдавшая за ним, подалась вперед:

– Ты что-то нашел?

– Смотри. Тут написано, что перед тем, как передать тебя приемным родителям, ты находилась в больнице Святой Марии. Можно попробовать найти твою историю болезни. Еще тут есть фамилия инспектора, которая занималась твоим делом. Конечно, прошло больше двадцати лет, но вдруг она что-нибудь вспомнит.

– В России так просто по фамилии найти человека?

– Может, просто, а может, и нет, – пробормотал Артем.

Он уже набирал номер чиновницы органов опеки, которая выдала Валери бумаги.

– Добрый день, это Зубарев, переводчик мадемуазель Видаль, мы сегодня были у вас. Тут у мадемуазель возникли небольшие вопросы… Нет-нет, ничего серьезного. Скажите, мы могли бы пообщаться с Задорожной А.В.? Это ведь она вела личное дело мадемуазель… Ах вот как?.. Спасибо.

Оказалось, инспектор давно на пенсии, живет в пансионате для пожилых людей.

– Поехали! – Валери решительно поднялась.

– Куда?

– В больницу и пансионат.

– Во второй половине дня у меня экскурсия на Васильевском острове, так что можем успеть только в одно место. Выбирай.

Ответом ему стали задумчивый взгляд и закушенная губа. Порывшись в карманах, Валери достала монетку.

– Аверс – в больницу, реверс – в пансионат.

Монета подлетела вверх, закрутилась на столе и легла, выставив на обозрение извивающегося дракона с раскрытой пастью – будто бы в год дракона могло выпасть что-то другое.

– Значит, больница, – подытожила Валери.

* * *

Когда видишь старое здание, ожидаешь, что и внутри оно будет выглядеть соответствующе. Детская больница разменяла третье столетие, однако за старинным фасадом скрывался вполне современный интерьер. Вестибюль выглядел на редкость стильно и даже ярко – все-таки для детей делали. Около стойки регистратуры, как водится, толпились перенервничавшие родители. Пришлось пристроиться в хвост и ждать. Зато появилось время, чтобы сформулировать вопрос.

Подошла очередь, и Артем доверительно нагнулся к администратору в белом медицинском костюмчике.

– Как можно получить историю болезни человека, который лежал здесь двадцать лет назад?

– Свидетельство о рождении, – донеслось из-за стойки.

Валери нашла в папке копию.

– По копиям информацию не выдаем.

Артем наклонился еще ниже.

– Мадемуазель может показать вам оригинал, только это свидетельство будет на французском и фамилия там стоит другая. Мадемуазель удочерили граждане Франции, когда ей было два года. Копия – все, что ей выдали органы опеки.

Администратор впервые оторвала взгляд от монитора и с любопытством уставилась на Валери.

– А зачем ей наша медкарта? – В голосе женщины слышалось неприкрытое любопытство.

– Скажи, готовлюсь поступать в отряд космонавтов, а для этого необходима полная информация о здоровье, начиная с рождения, – с самым серьезным видом произнесла француженка после того, как Артем перевел вопрос. – Да-да, прямо так и скажи. Чем бредовее объяснение, тем меньше потом вопросов.

Версия с космонавтом тут же была переведена на русский.

Администратор с уважением взглянула на Валери и защелкала мышкой.

– Не оцифровано. – Сейчас в ее голосе слышалось сожаление. – Вам в архив нужно.

– Где это?

– Рядом с отделением патанатомии. Выйдете из корпуса, обойдете его справа, потом еще раз направо, увидите небольшое двухэтажное желтое здание. Я сейчас позвоню, скажу, чтобы вас ждали.

– Спасибо, надеюсь, не заблудимся.

Они не заблудились, но ни само здание, ни щербатые ступеньки, ведущие вниз к обшарпанной железной двери, не внушали оптимизма. Окна первого этажа выглядели вполовину меньше второго и словно ушли под землю, придавленные двумя столетиями. Казалось, дом намертво врос в болотистую невскую почву.

Артем потянул за дверную ручку. Смрадный коктейль из запахов разложения, формалина и химикатов ударил в нос, словно предупреждая: рядом морг.

– Подожди меня здесь.

Но Валери, дернув плечом, решительно шагнула вперед. И тут же остановилась, ожидая, когда глаза привыкнут к сумраку – фонарь над дверью освещал лишь небольшую часть коридора. Едва заметно проступали силуэты обмотанных теплоизоляцией труб, под ногами до самой двери в торце коридора бугрился старый линолеум. К табличке с надписью «Архив» была прикноплена записка: «Стучите. Если не открываю, меня нет».

На стук никто не вышел, но оказалось незаперто.

Из-за высоких, плотно забитых бумагами стеллажей помещение казалось тесным и мрачным. Большинство медицинских карт лежали в картонных коробках с надписанным от руки годом, другие были собраны в перевязанные бечевкой неряшливые стопки. Пахло пылью и старой бумагой, однако легкий запах тлена проник и сюда, отчего в голову закрадывалась мысль, что архив – это тот же морг, только для документов.

– Эй, есть кто-нибудь?

– Сейчас будет, – донеслось из-за стеллажей.

Затем показался и сам хозяин архива – худющее прыщавое существо, признающее только один цвет – черный. Густо подведенные черным глаза, черная помада на губах, гребень из черных волос на макушке и, конечно же, черная одежда. Возраст существа, как и пол, угадывались с трудом – может, пятнадцать лет, а может, и все тридцать.

– Чего надо? – басом осведомилось существо.

Артем начал объяснять, но человек в черном его перебил:

– Карта нужна? Так бы сразу и сказал. За какой год?

– Двухтысячный. Сентябрь.

Если верить документам, удочерение Валери произошло в сентябре.

– Угу.

Найти что-либо в забитом стеллажами помещении казалось совершенно безнадежным делом, но хозяин архива уверенно приставил к одному из стеллажей стремянку и стянул с верхней полки вместе с клубами пыли коробку, на которой от руки было написано: «2000, IX».

– Вот. – Коробка с грохотом опустилась на стол. – Сами ищите, что нужно.

Карта Светланы нашлась быстро, но содержимое оставляло желать лучшего. Почерк врача читался с трудом, мешали разнокалиберные листки анализов и вклеенная гармошка ленты кардиомониторинга. Валери тоже склонилась над бумагами, но пользы от нее без знания русского было чуть.

«Состояние ребенка при поступлении в стационар тяжелое, жалобы на сильные боли разлитого характера в эпигастрии, которые позже сместились в правую подвздошную область… Перистальтика выслушивается… Состояние кожных покровов… Температура…» – Артем едва понимал, что только что прочитал. Он нашел последнюю заполненную страницу – наконец-то диагноз. Оказывается, девочке сделали полостную операцию на кишечнике.

– Эй, – Артем повернулся к француженке, – у тебя шов после операции на животе есть?

– М-м…

Глаза Валери широко распахнулись, словно она удивилась вопросу, потом взгляд заметался и устремился вверх, как бывает при припоминании.

– Нет, шва нет, – ответила она после заминки.

Артем не заметил паузу. Возможно, произошла путаница при оформлении документов, размышлял он, нужно просто искать карту девочки двух лет, которую выписали в начале осени.

Они проверили все карты в коробке, но другая двухлетняя девочка в больнице ни в сентябре, ни в августе не лежала.

– Нужно искать дальше, смотреть в соседних коробках, на полках. В таком бедламе все угодно может потеряться, – ворчала Валери.

Это правда. В архиве царил полный бардак, карты вываливались из расклеившихся коробок, часть документов, сложенных пополам, просто засунули в первое попавшееся свободное пространство. Одна карта вообще нашлась на полу – ее краешек едва заметно выглядывал из-под стеллажа.

Однако, тщательные поиски ничего не дали. Кроме двух двухлетних мальчиков и годовалой девочки других более-менее подходящих по возрасту детей в сентябре из больницы не выписали. Артем протянул Валери карты детей, но она посмотрела на него как на идиота:

– Если ты не способен отличить девочку от мальчика и годоваса от двухлетки – это твои проблемы. Мои приемные родители не похожи на слабоумных.

– Тогда я пас.

Артем уселся на угол стола – единственный стул был занят служащим архива – показывая, что сдается. Но Валери не собиралась уходить ни с чем. Уперев кулаки в бока, она решительно уставилась на полки – полководец перед генеральным сражением, не меньше. Ее взгляд, блуждающий по стеллажам, вдруг замер, глаза удивленно расширились.

– Там что? – Она показала на тщательно заклеенный большой пакет, лежащий на самом верху, над коробками двухтысячного года.

– А леший его знает! – Служащий лениво повернул голову. – Какие-то бумаги, но не больничные. Они тут больше двадцати лет лежат. Вроде бы что-то коммерческое с западной фармой.

– Посмотрим?

– Ну уж нет! Мой рабочий день закончился. Я уже десять минут назад должен был уйти.