Читать книгу: «Акула в черном небе», страница 3

6

Я плыл на яхте, а в море бушевал невероятный шторм. Серо-черные тучи сомкнулись от горизонта до горизонта и периодически озарялись угрожающим светом молний. Яхта качалась и подпрыгивала на огромных волнах, как картонная. Неожиданно яркая молния расколола небо, и я не успел опомниться, как стена воды – всего лишь ничтожный всплеск для океана – накрыла яхту своим гребнем.

Я очутился под водой и почувствовал гадкий соленый привкус в носоглотке. Я судорожно поплыл вперед, желая вынырнуть на поверхность, но впереди была непроглядная чернота, окутавшая меня жидким бархатом. Я запаниковал и начал вертеться, проплывая немного то в одну, то в другую сторону, но ситуация не изменилась. Мне стало не хватать воздуха.

Вдруг я увидел мутную серость, которая блекла на черном полотне у меня перед глазами, и из последних сил поплыл к ней. Но серое пятно не приближалось. Я подумал, что это может быть мираж из-за нехватки воздуха и неожиданно вынырнул на поверхность. Жадно хватая ртом воздух, я обнаружил, что яхты и в помине нет, очевидно, она перевернулась и затонула.

Меня обуял панический ужас, ведь я остался наедине с грохочущим, как грозный зверь, океаном. Совсем один в необъятной и разъяренной пучине, беззащитный против всесильной стихии, которая превосходила меня размерами и мощью в миллионы раз. Темные волны швыряли меня, как щепку, а непроглядные черные тучи, словно венец доминирующей природы, насмешливо подмигивали молниями.

Вдруг я увидел сотканную из грязно-серых облаков на фоне черных, громадную, на большую часть обозреваемого неба, страшную пасть акулы с множеством острых зубов, на кончиках, подернутых дымкой. Туловище ее таяло вдали, но в нем из таких же серых облаков, словно отражая темную воду, вырисовывались десятки мелких акул. Их косяк немного заворачивал под нижнюю челюсть – и к этому месту по цветовой гамме, будто наливался водой, готовый рухнуть с небес в исконную среду обитания – и растворялся в огромной пасти большой акулы.

Как всесильная судьба, смотрела акулья пасть с небес, готовая съесть меня живьем. Океан оглушительно грохотал, но к нему добавился и другой рев. Гулкий и мощный рев с мрачного неба.

Неожиданно я почувствовал, что бестелесная сила обволакивает меня и тянет вверх. Я попытался уцепиться за что-нибудь, но вокруг не было ничего, кроме воды. Я вырвался из объятий океана и полетел вверх, оставляя снизу бушующую пучину. Полетел прямо в черное небо, прямо в разверстую пасть акулы, и мне казалось, что океан теперь сверху, а я падаю вниз. Я закричал, но мой крик тонул во все нарастающем реве.

Я проснулся от своего крика. Руки сновали, судорожно нащупывая твердую почву. Когда понял, что подо мной постель, я сел. В оглушительной тишине пульс, словно металлический язык в колоколе, бился об виски. Вокруг было темно, но светлой зимней ночи было достаточно, чтобы узнать очертания моей комнаты. Потребовалось некоторое время, чтобы я почувствовал себя в безопасности, однако тяжелое послевкусие сна не проходило. К нему же прибавилось ощущение дежа вю, которое в последнее время преследовало меня часто.

Я снова лег и попытался заснуть. Но стоило сомкнуть глаза, как меня захлестнула новая мысль, окончательно разрушившая мои надежды на спокойный остаток ночи. Я вспомнил, что об этом сне мне рассказывал сотрудник несколько дней назад. Говорил, что ему это приснилось, но, в силу ограниченного лексикона и абсурдности сна, он не мог, как следует описать его. Однако теперь я понял и ощутил все тонкости и детали, которые он хотел до меня донести.

7

На этот раз, по пути на работу, мне удалось сесть почти сразу. Я был уставший и разбитый. Пару дней назад я не спал полночи из-за кошмара про шторм и, несмотря на то, что в последующие дни я высыпался, мне никак не удавалось собраться с силами и вернуться к прежней бодрости.

Я томно смотрел в окно на одинаковые улицы, до тошноты знакомые уставшим глазам, и лишь изредка переводил взгляд в салон маршрутки. В один из таких моментов я обратил внимание, что на центральном зеркале заднего вида, куда водители обычно вешают иконки, четки и тому подобное, висят плюшевые игральные кости. Их было три штуки, и они подрагивали и вертелись в такт «Газели», подпрыгивающей на неровной дороге. Вследствие этого постоянно менялись комбинации чисел, в зависимости от того, какой стороной повернуться кубики. Я не особо за этим следил и не подсчитывал, лишь наблюдал за их хаотичным движением.

Такие вещи всегда притягивают взгляд своей необузданностью, ведь никак нельзя предсказать – какой стороной повернется кубик. Маленький наглядный пример, как абсурдная жизнь вертит и швыряет нас, словно эти кубики, с неведомым исходом.

Но тут я подумал, что было бы забавно, если бы кубики повернулись в комбинацию из трех шестерок. Внезапно так и произошло! Буквально через секунду, как картина возникла в моем воображении, я увидел это в действительности. Комбинация сложилась всего на мгновение, далее последовали новые ухабы, но кадр из трех шестерок застрял в памяти и, словно бельмо, висел перед глазами. У меня не появилось ассоциаций с какой-то дьявольщиной; меня напугало, что я смог предсказать такое уникальное совпадение. Более не менее уравновешенное состояние растворилось, как дымка, и реальность вокруг заструилась совершенно иными потоками.

Женщина, сидящая передо мною, встала, чтобы выходить на остановке и на ее место сел мужчина, стоявший надо мной. На глаза мне снова попалась татуировка силуэта в зеркале, и я понял, что уже минут так пятнадцать надо мной стоял ее обладатель. Но я, будучи в неведении, даже не смотрел на него или, если и смотрел, то чисто машинально, вследствие чего эти эпизоды не задержались в памяти. Я опять так и не увидел его лица.

В очередной перекур сотрудник вышел со мной подышать воздухом. Первую минуту мы молчали, каждый погрузился в свои мысли.

– Мне такой сон приснился, – неожиданно заговорил он.

Я покосился на него, но ничего не ответил, ожидая продолжения. Тревожное чувство уже закралось внутрь.

– Стремный, – заметил сотрудник. – Шторм бушует. Я в море… или в океане. Качаюсь на волнах, а в небе такие черные тучи, молнии поблескивают. А потом там появляется огромная акула в форме тучи. Нет, не тучи, а как из дымки… и громадная, на все небо! А в ней еще маленькие, еле видны дымкой. И шум океана, как будто рев… И вдруг меня тянет вверх, прямо в акулью пасть.

Саня замолчал, желая продолжить, но не нашел нужных слов. Он всегда был скупой на эмоции, но в случае с пересказом этого сна, он вообще был словно завороженный. С застывшим лицом, словно вылепленным из гипса, и пустым взглядом, направленным внутрь себя, перечислял он детали, а главное – сотрудник был уверен, что говорит это впервые.

Я тупо уставился на Саню, не зная, что ему ответить, сигарета бесцельно повисла между двух пальцев. Когда мне впервые приснился этот кошмар, меня подмывало поделиться этим с сотрудником. Таким уникальным совпадением! Я ждал того момента, когда приду на работу и расскажу ему об этом, но потом, когда сон стал повторяться, я передумал. Слишком все это было странным, пугающим и я решил, что не стоит.

Теперь же меня охватило безумие. Мне захотелось вцепиться сотруднику в горло и прокричать ему в лицо, что как это он не помнит сна? Неужели он не помнит, как рассказывал мне о нем на этом же месте несколько недель назад? Как такое вообще можно забыть и почему тогда помню я?

Тут напрашивается один ответ – кто-то из нас сумасшедший. Разумеется, адвокат моей психики мне подсказывает, что это Саня, но когда я подключаю логику, то все больше склоняюсь к мысли, что скоро проснусь с братом в одной палате.

Следующей ночью мне опять приснился этот сон. И снова я был в бескрайнем океане среди огромных бушующих волн. А с черных небес скалилась громадная пасть акулы, словно кровожадность демонстрировала всесильная судьба. И снова звучал страшный всепоглощающий рев.

Что это? Как в первый, так и во второй раз этот сон был следствием впечатления, испытанного после рассказа сотрудника?

8

У брата моего патологий было великое множество, у него был свой выдуманный мир. Не так, как у аутистов, он вполне мог общаться с другими людьми, но, тем не менее, громогласно утверждал о своей реальности. Не то, чтобы она сильно отличалась от нашей, в ней не было эльфов и гномов, однако он занимал другое положение в обществе и порой искривлял прошлое.

Как ни странно, но не было в его реальности тщеславия. Не был он в ней ни политиком, ни музыкальной знаменитостью, а занимал среднюю ячейку в социальном строе (скорее даже ниже среднего). Но там брат был женат, имел двух дочерей и ему было за тридцать. Конечно, все это тоже можно причислить к тщеславию, только меньшего калибра, с учетом теперешнего положения вещей в его жизни.

Но даже, если так, я не хочу смотреть на ситуацию с такой точки зрения. Поскольку речь идет о родном человеке, для успокоения души мне больше импонирует версия, в которой он беззащитный агнец, загнанный в угол жестокой действительностью, чем псих, чье безумие – прямое следствие собственных пороков и слабостей. Конечно, мозг не закуешь и эти мысли будут еще приходить, но я не хочу их поощрять и лишний раз растравлять себя.

Мне с избытком хватало, когда брат удивительно спокойным тоном начинал рассказывать про свою жену и детей. Говорил мне: чем они занимаются, как проводят время вместе. Жену звали Олей, а дочерей – София и Маргарита. Какие красивые имена! Он часто это повторял и, не смотря на то, что по его истории дети уже учились в школе, его не переставал восхищать тот факт, что желания жены по поводу девичьих имен идеальным образом совпали с его собственными предпочтениями. Какие красивые имена! Оно-то все так, имена красивые, вот только нет этих людей, которым брат страстно желает дать эти имена. Не существует их! И вряд ли они появятся, если он будет продолжать в том же духе. Как-то я не выдержал и сообщил ему об этом, притом в грубой форме. Потом обругал себя, терзаясь чувством вины, но брат не обиделся. Он погрустнел, замолчал на некоторое время, а после с легкостью перевел тему.

Это был не первый и не последний раз, не смотря на мою резкость, которая ничего не изменила и даже не пошатнула его уверенности в достоверности информации. Более того, он не пренебрегал случаем поделиться со мной вполне прозаическими историями и мелкими бытовыми происшествиями из своей семейной жизни. Больше всего про детей, возможно потому, что как он сам говорил, да и как думает, наверно, множество отцов: «Не сильно ждал, но теперь люблю больше всех на свете».

Он рассказывал, как одноклассник Маргариты подставил ей подножку в столовой школы, и она упала, разбив локоть, вследствие чего ему пришлось идти и разбираться с хулиганом. Рассказывал, как у них была ветрянка, по каким предметам кто провисал, а по каким тянул.

В общем брат всеми силами старался придать своим иллюзиям правдивость, насыщая их чисто жизненными проблемами и до тошноты детализируя этот песчаный замок. Это можно охарактеризовать, как отречение от насущной действительности и замена ее собственной. Тоже со своими трудностями, но лишь комнатными и заурядными, так, чтобы она была похожа на стандартную реальность.

Однако у моего брата были еще некоторые отклонения, непонятно откуда берущие свои истоки. Эти психозы были таинственными и ужасающе размытыми. Могу лишь сказать, что многое в мире он видел наоборот. Не «по-другому», как со своей семьей, а именно «наоборот». У этого искривления реальности была нечеткая грань, ведь нельзя абсолютно все перекрутить навыворот, есть нерушимые аксиомы, до которых никакой психоз не дотянется.

«Наоборот» поглотило в основном личные воспоминания. Может, еще что-то мне неизвестное, может, впереди меня еще ждут сюрпризы. Но касательно событий прошлого я точно уверен, поскольку я тоже их помню, благодаря чему и разглядел эту аномалию, ведь мы близнецы и в детстве много времени проводили вместе. В них-то и вошло это кривое зеркало, разбилось уже внутри и многое пронзило своими осколками.

Например, насчет алкоголизма отца мой брат перекрутил необычайным образом. Он заявил, что это мать стала заливаться спиртным, как только мы пошли в школу, а отец как раз испытывал отвращение к алкоголю. И отвращение это усилилось после того, как к нему пристрастилась мать.

Мы не первая и не последняя семья, чьи узы порвались под натиском сорокаградусного, вот только почти всегда причина в мужчине. Иногда пьют оба, но, чтобы пила только женщина, притом настолько, что это привело к разводу?! Конечно, исключения бывают, но так переиграть нашу семейную проблему – это надругательство. Обвинить в алкоголизме нашу терпеливую, чуткую и духовно сильную маму, которая вполне могла послужить прототипом для образцового литературного персонажа?! Я не мог понять, к чему это абсурдное искажение фактов.

В детстве мы часто играли в недостроенном и заброшенном корпусе нашей школы, который днем становился пристанищем для ребятни, а вечером и ночью там ошивалась шпана и наркоманы. Однажды, когда мы играли в прятки, мой брат споткнулся и сильно разбил голову о кирпичную стену. Благо, до дома было недалеко, и я вместе с другом успели его быстро дотащить, а там уже родители вызвали скорую.

Мне очень ярко запомнился этот эпизод, я смог бы в деталях его пересказать, однако мой брат утверждал, что это я был на его месте. То есть, что это я разбил голову, а он вместе с другом меня тащил. Не было ни причин, ни разумного объяснения такому мнению и от этого становилось еще страшнее. Просто в его мире было так…

Эта патология распространялась на большинство наших общих воспоминаний (а может, я неправильно ставлю границу, и эти перевороты просто затмили своей неадекватностью обычные поблекшие воспоминания) и, возможно, на многие другие события, свидетелем которых я не был, и, соответственно, не могу понять – правду о них брат рассказывает или нет. Также я не знаю, насколько глубоко укоренился этот психоз. Но, без сомнения, это отклонение еще более странное, чем все остальные его причуды, на которые еще можно дать объяснения, как с точки зрения психологии, так и с точки зрения логики. И когда я думаю об этой загадочной реальности «наоборот», словно надиктованной из потустороннего мира, по спине у меня пробегают мурашки. Как это – вывернуть действительность наизнанку? Как далеко в таком можно зайти и куда приведет эта дорога?