Сорные травы

– Если хочешь, поехали, проведу на работу, препараты вместе посмотрим.

– Издеваешься? Я сейчас аппендикс от маточной трубы на препарате не отличу, – хмыкнул он. – Узкий специалист подобен флюсу.

Шарики на столе складывались в пирамидку. Этак весь хлеб переведу.

– Если бы дело было в голливудском боевике, я сказала бы, что проблема в каком-то излучении. Интенсивности достаточной, чтобы убить мозг. Отсюда и отёк в коре, минимальный, потому что воздействие молниеносное. Вот тебе и никакой клиники. И никаких морфологических проявлений.

– Злобные инопланетяне с излучателями? – Иван поставил на пол пустую бутылку водки и поднялся к бару. – Коньяк будешь?

– Знаешь же, не люблю. А ты пей, если хочешь.

Он кивнул, вернулся за стол.

– Бред сивой кобылы в тёмную сентябрьскую ночь, – сказала я.

– Инопланетяне, разумеется, бред. Как и излучение. Но, с другой стороны, если разумных объяснений нет, остаются неразумные. Излучение, по крайней мере, выглядит логичней, чем вирус с геморрагическими осложнениями.

– Да какой в пень вирус? Он даже при молниеносном течении морфологию даст. На препаратах что-то будет видно в зависимости от типа, – я махнула рукой. – Впрочем, чего азбучные истины пересказывать… Сам знаешь, не маленький.

– Минздраву это скажи.

– Идиоты. Зомбоящик включим? Мне в такой маразм поверить трудно.

Мы перебрались в гостиную: Ив не забыл прихватить недопитый коньяк. Минут пять я потратила, разыскивая пульт от телевизора, – как засунула куда-то месяц назад, когда кино вместе смотрели, так и забыла. Новостные выпуски на всех каналах оказались похожими, точно близнецы: нет причин для паники, слухи о количестве жертв сильно преувеличены, всего лишь новая форма гриппа с тяжёлым течением, пейте, дети, корвалол, будете здоровы.

– Спите, жители Багдада, всё спокойно, – прокомментировала я выступление министра здравоохранения. – Хоть бы не позорилась, дура, в одну группу элеутерококк с арбидолом мешая.

– А они и есть одна группа: препараты с недоказанной эффективностью, – фыркнул Ив, опустошая очередную стопку.

Сколько ж мы вылакали за сегодня?

– Я имела в виду фармакологические группы.

– Ей-то откуда знать? Образования нет.

– Ну что ты. Экономическое, – я воздела указующий перст. – Экономисты – они ведь всё знают. И как учить, и как лечить. И что эта нынешняя ерунда – грипп с геморрагическими осложнениями. Беда, коль пироги начнёт печи сапожник…

– А сапоги тачать пирожник, – подхватил муж, выключая телевизор. – Классика. Двести лет прошло, а ничего не изменилось. Две вещи бесконечны: вселенная и человеческая глупость, – Ив пожал плечами. – Убедилась? Вернёмся к нашим инопланетянам.

– Это твои инопланетяне. Я говорила об излучении.

– Хорошо. Я тоже об излучении. Гипотеза прекрасно объясняет характер детской смертности: чем меньше возраст, тем меньше устойчивость к внешним воздействиям.

– И ни черта не объясняет расклад у взрослых. Что это за излучение может быть, если куча народа перемёрла, а кто-то рядом и не почувствовал ничего?

– Ну, это хоть какое-то объяснение. Потому что иначе придётся сказать, что господь Бог ткнул наугад пальцем, и кто-то умер. А кто-то нет.

– Или не Бог.

– Или не Бог. – Согласился Ив. – Или не наугад.

– Нет, я не вижу ни одного признака, позволяющего как-то объединить умерших: перебрала все, вплоть до группы крови. Ни-че-го. Разве что у детей какой-то градиент по возрасту.

– А на форум ваш ты ходила? Может, коллеги что нарыли?

– Нет. – Я поднялась, намереваясь включить компьютер.

– Возьми ноут, неудобно из-за спины заглядывать.

Мы разлеглись на ковре, плечом к плечу, уткнувшись носами в монитор. На форуме судебно-медицинских экспертов тема про сегодняшние события нашлась, понаписать там успели не один десяток страниц. Но содержание их сводилось всё к тому же: никто ничего не понимает. Смерти произошли примерно в одно и то же время по всей стране… точнее, по всему земному шару. Если учесть поправку на часовые пояса, выходило, что миллионы людей умерли практически в один миг.

– Не катит излучение, – сказала я. – Чтобы весь шарик разом накрыло?

– Как раз катит. Только не скользить по поверхности, как солнечный луч, а пройти Землю насквозь. Одномоментно. Звезда там взорвалась или что ещё в этом роде.

– Сам-то себе веришь?

– Нет. Интересная была гипотеза, жалко. А на буржуйских сайтах?

В англоязычном интернете тоже не нашлось ничего нового. Разве что там официальные лица не пытались сделать хорошую мину при плохой игре. В большинстве стран объявили чрезвычайное положение. Ведутся исследования, причины происшедшего выясняются. Судя по тому, что в последующее время необъяснимых смертей не произошло, повторения странной «эпидемии» не ожидается. Тем не менее, медицинские службы приведены в состояние повышенной готовности и так далее, и тому подобное. Даже если кто-то и пытался собрать какую-то статистику, информации в свободном доступе не нашлось.

– Глухо, – резюмировал Ив. – Пошли спать, завтра на работу.

– Сейчас, еще ЖЖ гляну.

По-хорошему, надо бы не в «Живой журнал» лезть, а друзей обзванивать. Но… Останавливал тот же страх, из-за которого я не зашла к соседке. Хватило увиденного и услышанного на работе. И Ани с Кирюшей. В очередной раз почувствовать, что происходящее касается не только каких-то там чужих людей, но и меня лично, оказалось слишком страшно. И профессиональный цинизм не спасал. Да и нет его, пресловутого профессионального цинизма, есть лишь не слишком крепко сработанный щит, прикрывающий душу. От стрел, может, ещё сгодится, пулю не удержит, а уж бомбу вроде сегодняшней… Алкоголь, конечно, анестетик, но не всесилен. Я всё-таки потянулась было к мобильному – набрав первый же номер, увидела надпись «сеть перегружена», и, неприлично обрадовавшись, отложила в сторону. Домашний телефон мы давно отключили за ненадобностью: в век, когда мобильники есть даже у детей, городская телефонная сеть выглядит сущим атавизмом, а плату требует регулярно. Не судьба, значит, сегодня. Завтра. А пока – френд-лента.

Терпеть не могу кальки с английского, предпочитая перевод, но «лента друзей» всё же не то. Кто-то и вправду стал другом за несколько лет, кто-то перешёл в разряд хороших приятелей, а кто так и остался пикселями на мониторе. Слухи в сети расходятся мгновенно, куда там пресловутым завалинкам. Может, и мелькнёт что-то дельное. Надежда умирает последней.

И в жутких мучениях.

Потому что кроме единичных постов «я живой» и нескольких «в ближайшее время в сети не буду, занимаюсь похоронами» разумного в ленте не нашлось. Крики о том, что всё это было предсказано то ли Нострадамусом, то ли Вангой, – во мнениях присутствующие не сошлись. Конспирологические идеи разного толка: новый вирус, запущенный злобной военщиной, новый излучатель от той же злобной военщины, происки жидомасонов, нашедших способ истребить русский народ. Побочный эффект большого адронного коллайдера. Космическое излучение. Облако космической пыли. Инопланетяне с излучателями (дочитав до этого места, я начала истерически хохотать), то ли испытывающие новое оружие против землян, то ли таким образом изучающие землян. На этом фоне набившие оскомину цитаты из Иоанна Богослова с многострадальной звездой Полынь и печатью диавола, без которой никто не может ни продавать, ни покупать, казались такими родными, что впору прослезиться. А редкие упоминания официальной версии и вовсе выглядели светочем разума.

– Дурдом, – сказала я сама себе и захлопнула крышку ноутбука. – Ив, ты спишь?

– Нет ещё.

Муж вернулся в комнату.

– Начиталась?

– Ага, – я поднялась, потирая поясницу: затекает, когда на животе читаю. – Темна вода во облацех. И хоть бы одна зараза честно написала: ни черта не понимаю, может, со временем разъяснится.

– Давай я это напишу. Даже зарегистрируюсь ради такого дела. Ерундой занимаемся: переливаем из пустого в порожнее, – он по-хозяйски ухватил меня за задницу. – Пошли спать.

– Спать или спать? – поинтересовалась я. Судя по выражению лица, просто упасть и уснуть муж не планировал. Что ж, почему бы и нет?

– Спать, – Ив снова хлопнул по попе и занялся грудью. – И спать. Вперёд, на полу неудобно.

Вперёд так вперёд.

Отмотать бы время назад, в тот миг, когда секс превратился в супружеский долг. Так разве упомнишь? Сперва сами всё гробим, потом сами рыдаем. А сейчас можно предсказать всё, что случится в следующие полчаса до последнего вздоха. Поцелуи… Одежда… нет, не летит, как когда-то, – сползает на пол. Губы… грудь, ниже… ещё ниже. Теперь моя очередь. Скользнуть губами по животу, вниз, обвести языком головку, забирая в себя, ещё и ещё, пока ладони мужа не толкнут легонько плечи, отстраняя. Принять, качнуться навстречу, поймать ритм. Вперёд-назад, вперёд-назад, туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно… тьфу, что за чушь в голову лезет. Успею? Не успею. Ив всегда был хорошим любовником, но когда, подходя к пику, начинаешь размышлять о том, что ложиться в постель с мужчиной, который спит с другой, примерно так же приятно, как садиться голой задницей в общественном туалете… Вот теперь точно не успею, можно расслабиться и получать удовольствие. Вздрогнул, несколько неровных движений, замер. Всё.

– Было?

А если я скажу нет, что тогда? Будем вымучивать оргазм? Да-ёшь ор-газм, шай-бу, шай-бу… А пошло оно всё. Коньяк, что ли, добить?

– Ага. Мыться пойду.

«Do you believe in life after love^[10]», – крутилось в голове. И чего эта песня привязалась, я же не слушаю Шер?

Холодная ванна под ногами, слишком горячая поначалу струя душа. Что-то плохо стал регулироваться, надо смеситель менять. Доделать, что ли, то, что Ив не закончил? Руки есть, душ есть, дел на пол минуты. Не буду. Не хочу. Не сегодня.

Я свернулась на дне ванны и расплакалась.

Глава 3

Утро добрым не бывает. Добравшись до работы, я поняла это особенно отчётливо. К тому, что «койко-мест» в холодильнике не хватает, не привыкать: когда строили морг, людей в городе жило раза в два меньше, чем сейчас. К трупам на полу секционного зала тоже – а куда их девать, если в холодильник не влезают, а столы нужны для работы. Но когда окрестности служебного входа напоминают батальное полотно, становится немного не по себе. Труповозка, что подъехала прямо передо мной, оказалась забита чуть ли не доверху и санитары сбились с ног, не успевая оформлять и заносить покойников. А уж когда я, переодевшись, зашла в секционный зал…

– Доброе утро, Мария, – шеф невозмутимо, словно бы не услышав мою тираду, повернул голову. – Полностью разделяю твоё мнение.

Шеф у секционного стола – редкое явление. Обычно он занимается только сложными вещами. Вроде того случая, когда мужчину намотало на вал, и мы всем бюро соображали, как же описать то, что нам привезли.

– Сколько?

– Когда меня вызвали… где-то около полуночи, навезли под две сотни. К утру прибавилось. Я написал докладную с просьбой не проводить судебно-медицинское исследование вчерашних «скоропостижно скончавшихся», но ответа пока нет. Трупы везут.

Я снова прочувствованно выругалась. Если учесть, что обычно у нас выходит два-три трупа на одного эксперта за смену, объёмы предстоящей работы впечатляли.

– Мария, – в голосе шефа мелькнуло неодобрение. – Будучи солидарен по существу вопроса, осмелюсь напомнить: ты всё-таки леди.

– Леди не потрошат трупы, – хмыкнула я. – Не знаете, сколько всего?

– Наши статистику пока не дали. Зарубежная тоже пока собрана не слишком хорошо, думаю, точных цифр раньше, чем через месяц, не дождёмся, если дождёмся вообще. То, что есть, варьирует по городам, но в целом получается пятнадцать-двадцать процентов взрослого населения. Плюс дети – среди них однозначно выживших меньше умерших.

– Сколько-сколько? – выдохнула я.

Шеф подхватил под локоть.

– Маша?

– Сейчас, – я отстранилась. – Все нормально.

Всё просто замечательно. Только вот дышать темно и воздуха не видно. Я опустилась на корточки, сцепив руки на затылке, – преодолевая сопротивление мышц, разогнула шею. Быстрый и надёжный способ обеспечить прилив крови к мозгу, чтобы избежать обморока. Пару раз приходилось пользоваться. Если уж дожила до своих лет, ни разу не уподобившись изнеженной барышне былых времен, то и начинать не стоит. Медленно выпрямилась.

– Это десятки тысяч только в нашем городе.

– Да. Присядешь?

– Нет. Всё нормально, – повторила, как заведённая. – Все… нормально…

Осмыслить это было невозможно.

– Шеф, – сказала я, на миг забывшись. – Прошу прощения. Олег Афанасьевич…

– Да ладно, чего уж там, – усмехнулся он. – Как будто я не знаю, как вы меня зовёте.

– Прошу прощения… вы ничего не перепутали?

– Я бы очень хотел перепутать. Нет. Можно понадеяться, что у нас, как всегда, всё не как у людей, и статистика окажется другой. Но, судя по тому, что я услышал, сделав несколько звонков… Боюсь, как бы на самом деле всё не оказалось ещё хуже.

– Ясно. О причинах что-то говорят?

– Пишем «острая коронарная недостаточность» плюс сопутствующим – грипп.

– Ох ты ж ёпрст, – я осеклась, вспомнив замечание про «леди». Какая я леди, к чертям собачьим? Оно и к лучшему, леди – создания прекрасные, но исключительно декоративные. Тем не менее, выслушивать очередной выговор не хотелось.

– Мария, мы же взрослые люди. Всё понятно, чего уж там.

– Угу, – буркнула я. – Противно.

Шеф промолчал. Я сняла с вешалки пластиковый фартук.

– Олег Афанасьевич, а где все?

Он взглянул на часы, такие же стерильно-белые, как и кафель, на котором они повешены.

– Ещё десять минут до начала рабочего дня. Один детский прозектор уже работает, там, в соседнем крыле. Санитары тоже работают. Сейчас новых примут – будут одевать и укладывать тех, что я ночью вскрыл.

– Вы не ложились?

– Хоть какая-то польза от бессонницы. Да и не могу я дома. Женщины плачут… – он вздохнул. – Двое позвонили и попросили свои законные три дня на похороны близкого родственника. Думаю, примерно к обеду они сообразят, что всё равно осмысленно заниматься похоронами нынче не выйдет.

– Почему?

– Подумай.

Я подумала. Крепкое словечко вырвалось само. Шеф сделал вид, будто не заметил.

– Если сами не приедут, я их вызову. А потом задействую свои каналы, чтобы помочь с похоронами. У тебя кто-то есть?

– Подруги сын. Четыре месяца было… Может, и без меня справится, но если что – попрошу помощи.

– Хорошо, буду иметь в виду. Докладную, как я уже говорил, написал, но не уверен, что подействует. Трупы везут. Согласно закону, к нам должны привезти всех, а мы должны всех исследовать. Так что придётся как-то справляться с этим потоком.

И с ворохом бумажек, сопровождающих этот поток. Похоже, надо будет здесь поселиться. Формально сроки проведения судебной экспертизы не ограничены, определено лишь, что в течение суток после установления причины смерти должно быть выписано свидетельство, а тело выдано родственникам. Но во что превратятся все эти трупы без холодильника через недельку… если родственники покойных не возьмут нас штурмом до того.

– Вадим скоро должен студентов подогнать, – продолжал шеф. – Какая-никакая, а помощь. И придётся поработать сверхурочно.

– Да я уж поняла, – пробурчала я. – Чувствую, в ближайшее время от скуки мы не умрём.

Студентов оказалось трое. Маловато, но, учитывая вчерашний денёк, удивительно, что и эти до кафедры доехали. Вадим вскрывал труп, подробно объясняя, что к чему, студенты жались друг к другу, почти не задавая вопросов. Странно. Обычно к пятому курсу народу море по колено, а сфотографироваться с органокомплексом в руках едва ли не дело чести – будет чем шокировать приятелей. То ли события, напоминающие дурдом, подействовали, то ли трупов многовато для неподготовленной психики. Впрочем, мне-то что за дело? Своих забот хватает.

Я как раз закончила с описанием, когда Вадим подвёл длиннющего парня с рыжими вихрами, торчащими из-под колпака.

– Вот тебе подмога. Отпустить я их должен в одиннадцать пятьдесят.

– Ясно, – я перевела взгляд на студента. – Как зовут?

– Вася.

– «Вася», – передразнила я. – Вы доктор, привыкайте. Василий?..

– Иванович.

Да уж, повезло парню. У родителей явно было извращённое чувство юмора. Тем не менее.

– Лечебник?

– Да.

– Я так понимаю, Василий Иванович, теорию вы знаете. Того, что сейчас показал преподаватель, вам хватит для самостоятельной работы или лучше повторить?

– Лучше повторить.

– Хорошо. Давайте так: я работаю, вы рассказываете, что видите и как бы писали протокол. Ошибётесь – поправлю. После этого, пока я работаю со следующим, вы заполняете документы. Я проверяю то, что написали, и пока пишу новый акт, вы вскрываете следующего и описываете. Будут вопросы – зовёте меня. Понятно?

Он кивнул.

– Вот и славно, – я глянула на его руки, поморщилась. – Перчатки у вас дрянь, возьмите нормальные вон в той коробке, и приступим.

Студент оказался толковым, вскрытие провёл честь по чести. Медленно, правда, пока он с одним возился, я с двумя управилась, но всё помощь.

– А можно я останусь? – спросил он, глядя на часы. – У нас потом лекции по социальной медицине и стоматологии. Скука смертная.

– Здесь веселее, что ли?

– Здесь я помочь могу, а не дрыхнуть две пары. Видно ведь, что рук не хватает.

– Пусть остаётся, – вмешался шеф. – Работы, и правда, непочатый край.

Что ж, пусть остаётся. Хотя по большому счёту наши усилия сейчас можно сравнить с попыткой вычерпать океан чайной ложной. Тридцать-сорок минут на труп, ещё двадцать – на оформление акта, ту его часть, что можно написать, не дожидаясь лабораторных исследований. Итого – если шеф не пробьёт разрешение не вскрывать вчерашних, через несколько дней мы будем завалены подгнивающими трупами. А то, что пробьёт, – сомнительно. Чиновники от медицины руководствуются не здравым смыслом, а некими высшими соображениями. Например, «как бы чего не вышло» или «задница у меня одна». Теоретически, они правы, под шумок можно много чего наворотить. «Приспать» ненужного ребенка. Помочь зажившейся на этом свете бабульке покинуть бренный мир, чтобы освободить жилплощадь. Раз и навсегда решить проблему с надоевшим супругом так, чтобы не делить совместно нажитое имущество. Но никакие высшие соображения не изменят главного: исследовать все тела мы не в состоянии. И при таком темпе работы, как сегодня, проглядеть причину смерти – раз плюнуть.

– Мы тоже останемся, – вмешалась девушка. – Какая уж тут стоматология.

Шеф глянул на часы.

– Хорошо. Только, доктора, не обижайтесь, но сперва побудете на побегушках. Сейчас мы скинемся, смотаетесь в магазин, тут через квартал. Поднимемся на кафедру, пообедаете с нами. Потом продолжим работать.

– Война войной, а обед по расписанию? – хмыкнула девушка.

– Да. Если хочешь, чтобы мозг служил тебе верой и правдой, его нужно кормить. Тем более, когда война.

Пока студенты бегали, я звякнула Иву, предупредила, чтобы домой не ждал. Душ в здании есть, переночевать можно на кафедре. Судя по тому, что я слышала краем уха во время работы, ни шеф, ни Вадим домой тоже не собирались. Тем более что шеф обещал доплату за сверхурочные часы. Если обещал, значит, сделает всё честь по чести.

Трупы везли. Милиция, похоже, додумалась до «оптимизации». Вместо того чтобы выезжать на каждый труп по очереди, везти к нам и возвращаться обратно, сортировала вызовы по домам и загружала машину сразу и до победного. «Скорой» не было ни разу – видимо, им не до трупов, разгребают вызовы, а то, что их должно быть много, – несомненно.

Муж тоже не собирался сегодня ночевать дома. А может, и не только сегодня. К ним тоже везли и везли, вчера – пострадавших в авариях, возникших из-за внезапной смерти водителей. Сегодня – тех, кого не довезли вчера, плюс обычный контингент. Человеческому телу не прикажешь отменить острый аппендицит из-за того, что вокруг дурдом. В общем, Иву оставалось только посочувствовать: живые больные бывают крайне невыносимы, а когда их очевидно больше возможностей врача – невыносимы вдвойне.

Ближе к вечеру – студентов мы уже отпустили, но официальный рабочий день ещё не закончился – позвонила Аня. Попросила взаймы. На похороны. Ничего странного, погребение – удовольствие дорогое, даже если экономить. А с тех пор, как отец её ребенка растворился в неясных далях, с деньгами у Ани было не очень. Не голодали, но и не шиковали особо, а уж откладывать на чёрный день и вовсе не получалось.

– Маш, они только за гроб просят пятьдесят тысяч.

– Сколько? Ты что, собираешься заказать гроб красного дерева с наворотами?

Бестактно, конечно, так говорить, и похороны близкого – личное дело. Но…

– Нет. Говорят, это самый простой. – Она всхлипнула. – Маш, я бы продала что-нибудь, но нечего…

– Гони их в шею. Самый простой гроб столько стоить не может. Что за агентство?

– Не знаю. Позвонили сегодня с утра, говорят, мы знаем, что у вас горе, поможем… Маш, думаешь, мошенники? Откуда они знают?

Может, и не мошенники. У ребят из ритуальных агентств прикормленные люди везде. Начмед поликлиники, подписывающий свидетельства о смерти. Или поменьше сошка, через которую проходят подобного рода документы. Человечек в милиции, знающий, куда сегодня выезжали на трупы. Вариантов много, не согласится один – найдут другого. Тем более, что чаще всего соглашаются: на то, что платит государство, сыт не будешь, а тут копеечка, и вроде как ничего дурного не делаешь. Родственники и впрямь частенько растеряны, совершенно не зная, куда обращаться.

– Они и визитку оставили. И прайс-лист, тут телефоны есть, – она назвала номер.

Номер я не знала, но посмотреть список недолго. Так или иначе, с нами работают все агентства, что есть в городе. Или мы с ними, не разберёшь. В наши обязанности входит установить причину смерти и выдать тело, обмытое, одетое и в гробу, причем гроб предоставляют родственники. Вот тут-то и подключаются ритуальное агентство. Вообще-то при нашем бюро конторка работает, где все мы на полставки числимся, – в подготовке тела к погребению есть нюансы, для решения которых существует отдельный прейскурант. Мало кто хочет, чтобы близкий, погибший, скажем, в ДТП, лежал в гробу с месивом вместо половины лица. Или начал разлагаться, не дотянув до похорон. Или… да мало ли, этих нюансов? Словом, мы получаем приличную прибавку к зарплате, ритуальщики – свою прибыль, государство – налоги, родственники – покойника в лучшем виде. Все довольны. Но поскольку иногда родственники заказывают гроб в «левом» агентстве – все их мы, так или иначе, знаем. Телефон был настоящий. Агентство при кладбище. Я перезвонила Ане, посоветовала договариваться с ними о месте на кладбище, катафалке и прочем, а с гробом я разберусь.

У двери, ведущей в помещения ритуальщиков, стояла толпа. В том самом состоянии озверевшей очереди, знакомом всякому хоть раз бывавшему в присутственных местах. Я сунулась было внутрь, дорогу тут же преградила тётка в черном.

– Куда?

– По делу – я попыталась обойти, но баба встала насмерть.

– По какому?

– По важному.

– Все стоят – и ты постоишь. Нашлись, тоже, белые люди.

– Постою, – кивнула я. – С превеликим удовольствием, отдохну хоть. Только скажите на милость, пока я тут стою, кто будет вашими покойниками заниматься? Пушкин? Или свидетельства о смерти сами напишутся?

Это в деревне на самый крайний случай покойника можно за оградой кладбища похоронить, а то и вовсе в саду закопать. В городе без бумажки никуда не денешься.

– Быстро только, – проворчала тётка, отступая.

Я шагнула внутрь, в комнатушку, оборудованную под лавку, протолкалась к прайс-листу, судя по виду – только сегодня приклеенному вместо старого, присвистнула. Ай, молодцы, до чего быстро сообразили! Препираться с огрызающимся продавцом бесполезно, он ничего не решает, продавить директора я, наверное, не сумею. Вот ведь незадача: столько народа перемёрло, а всякая дрянь жива-живехонька. Придётся к шефу обращаться. Обещал помочь, значит, сделает. Рычаги для того, чтобы надавить на агентство, у него есть.

Шеф был в кабинете, как и все наши, собравшиеся попить чайку и отдышаться. Там же оказались те двое, что брали выходные для похорон.

– С гробами я решу, – сказал шеф. – С транспортом сложнее: катафалк у них всего одни. Кто платит, тот и заказывает музыку.

– Скинемся, грузовик арендуем, – отмахнулся коллега. – С могильщиками что делать? Техники копать не хватает, вручную разве? Ни за какие деньги договориться невозможно, я пробовал.

Шеф кивнул.

– Я думал, дворника-таджика попрошу друзей подогнать. А он тоже…

– Сами выроем, – вмешалась я. – Вас здесь двое взрослых сильных мужчин…

– Почему двое? А я? – вскинулся Вадим.

– Обижаешь, Мария.

– Прошу прощения. Четверо сильных мужчин, ну и я в деревне выросла, лопатой махать умею. Выроем. Только, Олег Афанасьевич, при всем уважении…

– Действительно, – снова подал голос Вадим. – Не надо вам. Всё-таки руководитель руководить должен, а не ямы рыть.

– Так и скажите: стар стал да немощен, – шеф, поморщившись, потёр левое плечо. – Спорить не буду. Поможете?

Мы нестройным хором подтвердили: поможем.

Шеф заночевал в кабинете, комнатушку дежурного эксперта – всё равно ночь по городу мотаться – уступили мне, мужчины устроились в помещениях кафедры, сдвинув столы в классе. Сколько спала – не засекала, отключилась, не раздеваясь, и проснулась, когда совершенно зелёный дежурный эксперт зашёл в комнату. Из краткой, несвязной, но крайне эмоциональной речи кое-как удалось выудить, что хоть и ездили с милицией только на очевидный криминал, но всё равно это чересчур для одного. Особенно, если учесть, что среди милиционеров треть личного состава выкосило.

– Брешешь, – не удержалась я.

– Они так говорят. А «Скорая» вообще говорит, что у них чуть ли не половины нет.

– Брешут.

Потому что поверить в это – проще сразу застрелиться. Современный город без милиции и «Скорой»…

Шеф подтвердил – преувеличивают. Но ненамного. Так называемые помогающие службы пострадали от неведомой напасти куда сильнее, чем в среднем по популяции. Впрочем, официальной статистики до сих пор нет.

Трупы везли.

Студенты по расписанию не появились. Вадим позвонил в деканат – оказалось, старшие курсы сняли с учёбы в поликлиники и на «Скорую». Раньше так делали на пике эпидемии гриппа, и то не каждый год. Сейчас, похоже, работать действительно некому.

Судя по доносившимся из дальних помещений крикам, среди посетителей то и дело начинались скандалы. Посовещавшись, мы решили: экспертам к родственникам не ходить. Некогда. Раз уж санитары в любом случае будут с ними общаться, пусть они и отдуваются. Им тоже некогда, но, по крайней мере, младший медицинский персонал имеет право сделать лицо кирпичом, мол, ничего не знаю, от меня ничего не зависит. К обеду даже непробиваемый, казалось бы, Михалыч начал смолить одну сигарету за другой и огрызаться.

Какая-то бойкая тётка умудрилась неведомым образом прорваться в секционный зал – и кулем осела у стеночки. Нянчиться с ней никто не стал: положили на каталку, вывезли в помещения для посетителей и сдали на руки мужичку, назвавшемуся мужем. Тот, вместо того чтобы лупить супругу по щекам или что там делают граждане, приводя в чувство бессознательного родича, начал хватать санитаров за рукава и громким шёпотом предлагать деньги. Чтобы кого-то там, фамилию санитар не запомнил, вскрыли без очереди. Санитар послал мужичка по всем известному адресу правда, вернувшись, про предложение рассказал. Маршрут предполагаемого путешествия мы одобрили. Было дело, я и сама за такие вещи деньги брала, не стесняясь, – если уж родственникам горит похоронить тело непременно на третий день после смерти или вообще в те же сутки до восхода солнца, пусть оплачивают сверхурочную работу. Да и коллеги подобным не брезговали, если уж начистоту. Но выбирать между богом и маммоной банально не было времени. Поди найди в этом бардаке «внеочередной» труп. Тем более что все они сейчас «внеочередные».

Санитара отправили обратно, оторвать со стены прейскурант на дополнительные услуги – жаль, что поздно сообразили, надо было ещё вчера это сделать. Через полчаса после того, как сняли прайс, примчался директор агентства, размахивая пачкой квитанций. Директора вежливо послали возвращать деньги. Никто из нас не бессребреник, но некому и некогда заниматься мытьём и укладкой волос, посмертным макияжем и прочим и прочим.

– Конвейер, мать его всяко-разно, – проворчал Вадим, наблюдая, как один труп на секционном столе заменяет другой. – Я-то, дурак, думал, что все повидал.

Шеф оторвался от протокола, в который раз помассировал левое плечо. Не нравился мне этот недавно появившийся жест, совсем не нравился.

– Главное, совершенно бессмысленный. Не исследование, а профанация. Разве что статистику собрать, да и то…

– Ничего пока не слышно?

– Пока нет.

А хотела бы я покопаться в собранных результатах. Отсортировать, взять статистическую программу помощнее и попытаться выявить закономерности. Ведь не может же быть так, чтобы их не было вовсе? Что могло одномоментно убить каждого пятого, не задев тех, кто рядом, и не оставив следов? Если разберутся, что к чему, чую, напишут не одну диссертацию. Впрочем, будет ли кому писать? До тех пор, пока неизвестны причины, невозможно быть уверенным в том, что непонятное воздействие не повторится снова. И снова. И так, пока воздействовать станет не на кого.

Ещё один вопрос – только ли людей задело? На животных до сих пор никто внимания не обращал, не до них. Но если окажется, что не было ни массового падежа скота, ни заметного количества трупов диких животных, то выходит совсем странно. Дохлых кошек и собак я на улицах не видела. Значит ли это, что их нет? Надо выйти в сеть с кафедрального компьютера, поискать информацию о животных…

– Маш, тебе плохо?

– А? – нашла время про интернет думать. Работать надо.

Михалыч опёрся о стол, подавшись в мою сторону.

– Я несколько раз повторил, что всё готово, можешь работать, а ты стоишь со стеклянным взглядом и ножом в руке и молчишь.

– Задумалась, извини, – так, крышка черепа вскрыта, мозг вынут, органокомплекс подготовлен, и в самом деле можно работать. Если бы не санитары, которые делают черновую работу, возиться бы с каждым трупом вдвое дольше.

– Точно всё нормально? Я пошёл? – он мотнул головой в сторону подсобных помещений, где тела приводили в божеский вид и уносили родственникам.

– Да, спасибо.

Работаем. Там, в городе, ещё тысячи трупов, которые вот-вот начнут разлагаться. И которые нельзя похоронить без свидетельства о смерти, а свидетельство не выдадут без исследования. Невозможно вычерпать море, но придётся. Расскажи кто пару дней назад: судебный медик, вкалывающий сутками, словно врач фронтового госпиталя, – посмеялась бы от души. Сейчас было не до смеха.