Читать книгу: «Теория случайных встреч», страница 3

– Допустим, я помогу, – согласился незнакомец.

– И чем же? Уберешься отсюда?

Ава сурово взглянула на молодого человека. Ну чистый конь в пальто, жалкий такой, слезливый.

– На, покури, и всё пройдет, – она протянула ему оставшуюся сигарету. – Больше я ничего не могу для тебя сделать.

Аврелия отсоединилась от стенки, в которую почти вросла, пока происходила вся эта дичь, и, стараясь не смотреть на него, поднялась в квартиру. Прикрывая дверь, она всё-таки не удержалась – глянула вниз; однако, таинственный юнец уже исчез – а был ли мальчик? Ей почему-то стало стыдно; неприятно защемило внутри. Происшествие долго не давало нормально уснуть; подушка врезалась в шею, словно лезвие ножа, луна лезла в окно всей огромной круглой рожей, слепя глаза.

В итоге Ава заснула лишь к утру, тревожным и отрывочным сном, и встала жутко уставшей. С кухни тянуло запахом жареных яиц – её любимое блюдо. Яйца оставались одним из самых натуральных продуктов, поскольку куры все также жрали любую дрянь, пили из любой лужи, и питайся они хоть сырой землей, все равно бы неслись как бешеные. Назло Аврелии, елось сегодня плохо, и настроение было подавленным. Теплилась слабая надежда, что парень в подъезде привиделся ей под воздействием коктейля – но, к сожалению, и тут провал: отсутствие второй сигареты в кармане куртки красноречиво свидетельствовало – ночной визитер был самой что ни на есть осязаемой реальностью. В довершении всех бед, когда она ждала на остановке, не обращая внимания на холод и дразнивших в очередной раз мальчишек, бесповоротно погруженная в себя, – в рюкзаке нервно зажужжал телефон.

«Ава, я заболела неведомой фигней. Надеюсь, выживу. Устрой мне трансляцию с уроков. Плииз», – написала Летка.

Аврелия обреченно вздохнула. Ни день, а мрак – то не эдак, сё не так.

В школе ничего не изменилось – разве что вместо Леты за партой сидело унылое одиночество. Уроки проходили мимо Аврелии, поскольку она находилась не в классе, а в мыслях внутри своей головы. Лежавший в пенале телефон работал нон-стоп и воплощал самого прилежного ученика. Все, о чем говорила Анна Дмитриевна, поводя своим длинным носом ученой стерляди, транслировалось подружке в прямом эфире.

«Ты мне поможешь? Поможешь? Поможешь?» стучало в ушах. И взгляд этот, грустной лошадки, которой живется не сладко. Интересно, где он сейчас?

– Лаврова, к доске!

«Что? Где? Когда?» – отчаянно затрепыхался в черепной коробке мозг. Только без паники. Ава встала, взяла на всякий пожарный наногрифель, и прошла с конца комнаты между рядами к электронному экрану. Она ступала гордо, словно осужденный на казнь за правое дело. Вряд ли остальные ребята оценили, насколько великой была Авкина жертва – она ведь даже не услышала вопрос.

– Рассказывай! – учительница воззрилась на неё; заляпанные стекла очков сделали её глаза мертвенно-матовыми, как у несвежей скумбрии.

Девочка смотрела в пол. По классу прокатился смешок, от парты к парте, и затих в углу.

– Ты готова к уроку? Какие отличия мобильно-цифровой эпохи ты можешь назвать?

Анна Дмитриевна отвернулась в сторону. Вид несчастной жертвы уже не возбуждал ее так, как в первые годы работы – профессиональное выгорание.

Аврелия начала мямлить. В принципе, она помнила тему, просто отвечать совсем не хотелось. Слова тянулись с трудом, застревая в зубах – хоть зубочисткой выковыривай.

– Мне из тебя клещами вытаскивать?

Ха-ха-ха. Эта банальная фраза считалось жемчужиной её учительского юмора, правда, произнесенная в тысячный раз, осталась незамеченной.

– Твёрдая три. Материал знаешь, а отвечаешь очень неуверенно. Это всех вас касается!

Далее последовала длинная лекция о потерянном поколении, бестолковости, необходимости читать денно, нощно, вечерне и утренне, учиться при каждой возможности, пока не хлопнет крышка гроба, о безнравственности, пустоте… Самое ужасное, эту воблу прорвало, когда Ава стояла у доски, и теперь девочка никак не могла вернуться на место, не смея прервать занудную тираду. Ава очень устала от потоков морали, льющихся на всех, и в первую очередь, на неё, слишком близко расположенную к источнику. На секунду она задумалась о наличии в мире наряду с моральными уродами высокоморальных уродов и об отличиях первой категории от второй.

Всё когда-нибудь заканчивается, и этот фонтан тоже иссяк – учительница соизволила заткнуться. Бедная Ава успела потерять надежду, что Анна Дмитриевна вообще вспомнит о её существовании.

– Садись, Лаврова.

Ура! Она плюхнулась за парту, ощущая себя выпотрошенным мешком муки. Зато сегодня к ней больше не пристанут.

Никакого аппетита, никакой жажды жизни, никакого настроения. Не хочется вставать с места и идти на перемену. Никуда идти не хочется, пожалуй, лишь на тот свет. Однако этого никто не оценит. Придётся остаться. И она осталась за партой до конца учебного дня, безразличная к окружающему миру. Почему в унынии время тянется медленнее?

У раздевалки толпился народ, стояла толкотня, шум и суматоха. Аврелия протиснулась сквозь строй беспорядочных тел и выудила куртку. Непослушный рукав долго убегал, не давая просунуть в него левую руку. Знакомая троица хулиганов тусила у одной из лавочек. Увидев девочку, они мерзко захихикали.

– Поторопись, милашка, а то твой ухажер заждался, – сообщил ей один из них намеренно томным голосом.

– Вы о чем, удоды? – не поняла Аврелия.

– Да о тебе там во дворе какой-то Гоголь из цифрового учебника спрашивает, – пояснил другой, с толстыми щеками хомяка.

«Хорошо, не Зюскинд, – невольно подумала Ава. – Гоголь хоть и странный, но не такой стремный».

Она вышла из школы и увидела того, кого ожидала увидеть меньше всего – загадочного коня в пальто, повстречавшегося ей в ночи.

– Откуда ты здесь взялся? – ужаснулась Ава. Она была уверена, что он последовал по предложенному ей маршруту «вон!».

– В общем, я хотел сигарету вернуть. Я забыл сказать тебе вчера, что не курю, – абсолютно искренне объяснил незнакомец. Своей детской непосредственностью он прошибал на слезу.

– Ну и трехнутый же ты! Кто ж сигареты прилюдно возвращает на школьном дворе?! Пошли.

Аврелия с досадой дернула его за рукав, задавая направление – за собой. Впрочем, с мерами предосторожности она всё равно запоздала – кругом шушукались, болтали, раздавались смешки. Ей казалось, все только и пялятся на нее и её странного спутника, с причёской действительно как у Гоголя – как она этого раньше не подметила? Слава богу, не как у Зюскинда… Хоть какой-то плюс!

Сухость сегодня стояла особая. Вымороженная жёлтая пыль забивалась в ноздри, часто чихалось. Парень шел за ней, сутулясь, покладисто, словно она вела его под уздцы. Ава наконец посчитала, что они отдалились на достаточно безопасное расстояние.

– Давай! – она протянула руку; он вложил ей в ладонь небольшой блок.

– Все, отдал сигарету – и свободен! – Аврелия подняла на него свои большие глаза.

– Внутренне или внешне? – уточнил он.

– Что ты мелешь? – нахмурилась девочка. – Просто свободен. Можешь катиться хоть на юг, хоть на восток!

– Аврелия, я должен поговорить с тобой. Где-нибудь подальше от людей.

– Слушай, это просто за гранью! Я не хочу с тобой разговаривать. Вдруг ты вообще маньяк! Ещё и имя мое разнюхал. Убирайся-ка ты по-хорошему!

– Аврелия, ну пожалуйста! – и столько отчаяния в его интонации. И взгляд этот, жалобно-просящий, прямо в душу просачивается. И пальто это, встопорщилось немного на загривке, как стриженная грива взъерошенного пони.

– Ладно! – не выдержала она.

Поговорить. Подальше от людей. С незнакомцем. Довольно опасная, право, затея! Впрочем, вряд ли ей что-нибудь сделает печальный конь – она же не верхом на него садится.

Подальше от людей. Есть лишь одно местечко – заброшки. Пешком далеко, Летки с самокатом нет. Придется ехать на вагончике.

Транспорт появился скоро. Аврелия подметила сходство между унылой поступью сгорбившихся лошадок и сутулой походкой своего спутника.

Через сорок минут ленивой тряски они добрались до самой западной остановки. От неё в заброшенную зону надо было чапать примерно минут десять мимо серо-зеленых пятиэтажек, стоявших «на страже границы». Показался верный старый друг – горелый остов автомобиля. Приблизившись к нему, Ава бесстрашно вытащила сигарету и закурила – таиться больше не от кого. Тяга светилась салатово-зеленым, окрашивая пальцы в мертвенно-жёлтый.

Они оказались в привычном дворе – сегодня, в последний день учебно-рабочей недели, густо засиженный кучей молодежи. Ни яблоку упасть, ни бренди пролить. Раздавалось нетрезвое пение – высокие влюбленные стояли в кругу поздравлявших и целовались, обвившись друг с другом, длинные и сплетенные шеями, как два жирафа.

Во дворе молодой человек расправился и пошел увереннее – это показалось подозрительным.

– Мы на месте! – объявила ему Аврелия.

– Ты называешь это место безлюдным? Да здесь толпа народу!

– Другого нет, – девочка пожала плечами.

Конь резко поменялся в лице; его глаза отражали решимость. Он неумело взял её за локоть и куда-то потащил мимо увлеченной дворовой свадьбой компании. Ава настолько опешила, что сперва и не подумала сопротивляться. Чувство самосохранения внезапно вернулось к ней, когда он вывел её из двора, и её нога ступила на terra incognita.

– Стоп! – рявкнула Ава, ударив по тормозам. Подошвы ботинок скрипнули о пыльный асфальт. – И копыта свои от меня убери!

– Не бойся, – уверенно сказал её спутник. В какой момент успела произойти эта трансформация из трусливого пони в смелого мустанга, чья волосня развевалась от ходьбы, как дерзкий пиратский флаг, а фигура гордо высилась над неровным полотном дороги? Его энтузиазм увлекал в бездну приключений. Он доброжелательно приобнял её за плечи и повел дальше. И она пошла. Пошла, будь оно неладно!

Со всех сторон нахлынула жуть. Их шаги гулко отдавались эхом, отскакивая от стен пустых домов. Выбитые окна большинства квартир зияли, скрывая тайны в полумраке покинутых зданий. Изредка раздавались крики проносившихся в небе птиц. Тем не менее, уже знакомый незнакомец шел очень уверенно, будто бывал здесь не раз. Он свернул в проулок, где на потрепанной веревке болтались какие-то облезлые тряпки, и направился к высокому дому, по форме похожему на поставленный вертикально кукурузный початок из стекла. Строение блестело от солнечного света. Соты стеклянных ячеек местами отсутствовали, и в эти дырки солнечный свет проваливался, не отражаясь – они горели чернотой.

– Нам сюда, – он услужливо распахнул дверь в единственный подъезд.

– Ты обалдел?! – Ава сурово сдвинула брови. – Давай вернемся обратно. Немедленно!

Она понимала, что в принципе особого выбора у нее нет – они отдалились на приличное расстояние от двора и возможной помощи.

– Всё в порядке. Я просто покажу тебе кое-что и потом мы вернемся.

От его спокойного голоса страх немного рассеялся, и его место заняло любопытство. В подъезде пахло дошираком и рыбой. Величественные стеклянные лестницы по-змеиному вились вверх. На площадке первого этажа этот конь с партийной кличкой Гоголь – как его мысленно окрестила Ава – вызвал капсульный лифт, в котором прозрачные стены и пол, и едешь, словно замотанный в пищевую пленку. На чердачном этаже они поднялись по витиеватым ступенькам и вышли на плоскую крышу, где старый китаец сидел на коврике и ел разводную лапшу из пластикового лотка, наматывая её на усы, а у его ног валялся здоровый аргентинский дог. Вид открывался потрясающий, разве что китаец всё портил. Насколько хватало взгляда, толпились коренастые дома, маленькие с такой высоты; над ними голубело холодное небо, летали птицы; весь город беззащитно открывался, показывая жёлтые улицы и высохшие деревья, а за городской чертой тянулась грубыми мазками серая желтизна сухих полей, до самого горизонта. И ни капли зелени в целом бескрайнем пейзаже.

Старый китаец втянул лапшу с хлюпаньем, распространяя горячий запах вкусовых добавок. Собака повела носом и правым ухом, не открывая глаз; её нос и ухо, казалось, жили отдельно от неё.

– Вижу, привел, – китаец задумчиво оглядел Аву. – Это она. Та самая, – он закивал одобрительно.

– Ты, наверное, проголодалась? – предположил парень.

Он наступил на самую больную мозоль – Аврелия тут же вспомнила, что пропустила обед и почти не позавтракала, и её живот откликнулся глухим урчанием.

Рядом с китайцем стояло два мешка и огромный рюкзак. Молодой человек порылся в рюкзаке и извлек оттуда нечто невероятное. Он расстелил на полу – вернее, на стеклянной крыше, ставшей импровизированным полом – скатерть, и стал последовательно раскладывать и расставлять снедь: помидоры, огурцы, нарезанную морковь, сочные ветки зеленого укропа, хлебные лепешки, сыр, огромный кусок свиного окорока с жирком, явно от нормально питавшейся свиньи, холодную запеченную телятину и банку компота – в ней плавали яркие сливы.

Ава в шоке вылупилась на приготовленный «стол». Аромат стоял превосходный, натуральный, насыщенный, перебивая напичканный усилителями вкуса запах запаренной китайской лапши. От одного вида яств можно было захлебнуться слюнями насмерть.

– Неужели не искусственное?! Откуда ты все это взял?!

– Из дома принес, – улыбнулся парень.

– А дом твой где? – Ава подозрительно сощурилась.

– Об этом я и хотел поговорить. Но давай потом, а сперва поедим?

Ясное дело, долго упрашивать её не пришлось…

Старый китаец снисходительно смотрел на лопавшую молодежь, которой, в отличие от него, нужно было расти и хорошо питаться – он же довольствовался малым, как истинный аскет. Нос аргентинского дога долго размышлял, поворачиваясь то влево, то вправо; в итоге пес всё-таки поднялся, показав миру красивые золотистые глаза, развернулся мордой к скатерти, сел и молчаливо уставился на едоков. За него говорили его поза и вид – он глядел так, словно вся еда, исчезавшая в желудках людей, на самом деле принадлежала ему. Такому нельзя отказать – ведь это означает ущемление законного обладателя в правах. Поэтому догу выделили тарелочку, куда подкладывали мясо. Он опустошал все с завидной скоростью.

Как же выбивалась необычная трапеза из быта эпохи вселенской суши! Как сладко и сочно хрустели огурцы, как легко и мягко таяли во рту кусочки свинины, а от компота и вовсе кружилась голова. Аврелия наслаждалась моментом. После её будничного рациона настолько богатая на вкусовые ощущения пища действовала опьяняюще. В довершение пира старый китаец притащил медный заварочный чайник с деревянной ручкой и разлил по трём стаканам горячий чай. Блаженная сытость погружала в наркотическую дрему. Аврелия потихоньку сползла куда-то вбок, даже не заметив.

Проснувшись, она обнаружила, что лежит на циновке в обнимку с аргентинским догом, сопящим ей прямо в лицо. Определить время суток не представлялось возможным. Впрочем, было тепло, уютно, сытно, собака не воняла, и предпринимать никаких действий не хотелось.

– Аврелия, ты проснулась? – раздался голос парня. Она совершенно сроднилась со своим лошадиным спутником, и он перестал её раздражать.

– Нет, не проснулась, – нехотя буркнула она.

Девочка выпуталась из собачьих объятий и села. Под потолком покачивался светильник в зеленом абажуре, пол застилали соломенные циновки; боковая стена представляла собой сплошное стекло – сквозь него в комнату смотрело посеревшее небо.

– Сколько времени? – с тревогой поинтересовалась Ава.

– Время – понятие относительное, – усмехнулся он.

– Хватит свои тупые шуточки шутить. Меня там мать небось с фонарями обыскалась.

– Не переживай, она спит давно после трудовой недели.

Девочка тихонько сглотнула обиду. Его слова звучали горькой правдой: в круговороте работы, домашних и не очень дел, в попытках наладить личную жизнь мать частенько забывала о ней.

– Ты не беспокойся, поговорим, и я тебя домой отведу, – пообещал молодой человек.

– Держи, взбодришься, – произнес китаец и материализовался из левого угла с чашкой превосходного кофе, настолько крепкого, что волоски вставали на теле дыбом от одного только запаха. Молочная пенка волнообразно колыхалась на поверхности.

– У вас тут прямо мечта какая-то! – прокомментировала Аврелия. – Кормят, поят, спать ложут. Сказка на ночь не предусмотрена?

– Предусмотрены только невыдуманные истории, – усмехнулся парень.

– У собаки есть кличка? – Ава пила кофе, прислонившись спиной к аргентинскому догу, будто к спинке кресла.

– Сырок, – ответили ей.

– Что? Почему сырок?

– Да знаешь, сырки такие творожные? В шоколадной глазури? Беленькие такие?

– Нет.

– Печаль, – вздохнул парень. – Видимо, ты их уже не застала. У нас продают полно, я их обожаю.

– У вас – это где?

– Где я живу.

– Колись ты уже, – Аврелия сделала большой глоток. – Прекрати загадочничать. Откуда? Как звать?

– Макс. Из Маджара.

– Кого?

– Не кого, а чего, – Макс не выдержал и заржал; китаец подхватил его приглушенным мышиным хихиканьем через усы. – Маджар – восстановленный город, один из новых городов.

– Новых городов?! – Ава не могла поверить своим ушам. Неужели они существуют?!

– В Маджаре живут многие богатые мира сего из разных стран, – продолжил Макс. – Поэтому английский обязателен к изучению, иначе никто никого не поймет. Вот такая ирония – вроде с эпохи колонизации тысячи лет прошли, а ничего не поменялось и языка поинтересней не изобрели.

– Английский убрали из программы в рамках реформы, когда я училась в третьем классе, – припомнила Аврелия. – Вроде, моя подруга Летка тайком занимается им, не знаю, где и у кого.

– Живущим здесь он и не нужен, – пожал плечами парень.

– Ты вот как думаешь, – добавил он, – вода сама стала такой? Мёртвой? Или ей помогли?

– «Структура воды изменилась в результате разрушительной промышленной деятельности человека», – монотонно процитировала Аврелия. Эту расхожую фразу зубрили наизусть все школьники.

– Ага, как бы не так, – мимика перевоплотила Макса из доброго коня в загадочную хитрую Джоконду. – Структура воды изменилась под воздействием добавленного в неё синтезированного вещества. Нравится новая версия?

– И кому это было нужно? – недоверчиво удивилась Ава.

– Ну ты даешь! Ты разве не замечала, что на протяжении всей истории человечества из окружающего дерьма всегда возвышается некая особо вонючая кучка и начинает считать себя лучше всех, отнимать все ресурсы у других и наделять себя исключительными правами? Или историю вам тоже не преподают?

– Преподают, правда, не в таком ключе.

Она отставила пустую чашку в сторону. Китаец покрутил усы и добавил ей кофе.

– Предположим, всё так, и воду целенаправленно испортили жадные богатые дядьки. Но причем здесь ты? И главное, я?

– Ты разве не считаешь это несправедливым? Тебе не хочется что-то изменить?

– Спасти мир?

«А это Гоголь с убеждениями, конь-филантроп» – промелькнуло у Авы в мозгу, и настал её черед хохотать, в голос, безудержно, прыская кофе по сторонам.

– Ты чего? – насупился Макс.

– Простите, – захлёбываясь смехом, выдавила из себя девочка. – Просто, ты местами на коня смахиваешь – добрый такой внешне, глазастый; и на Гоголя тоже из-за причёски. А тут выясняется, что ты идейный ещё к тому же! Убеждённый конь, а-ля бетмен! Задумал-таки отобрать у богатых и дать бедным, да? – внезапно приступ веселья ушёл и её интонация сменилась на гневную. – Почему ты тогда до сих пор не выступил с докладом на площади и не поднял всех в неравной и честной борьбе? Почему ко мне привязался? Почему не выкрал нормальную воду из вашего Маракеша или как его там, и не раздал её в порыве добра на перекрестках, почему не закидал ликующую толпу настоящими апельсинами, не припер плодородной земли и не засеял целину?!

– Не все же так просто, – вздохнул Макс. – Вынести за пределы города много нельзя, тебя сканируют, да и вообще, какую погоду сделает немного живой воды и хорошей почвы, если всё остальное отравлено? Тут так не подступишься, подход нужен, план. Город хорошо защищён – проникнуть в него может только житель с картой резидента. Выйти и свалить в туман также довольно проблематично: отсутствуешь в течение дня и не вступил вечером в ворота – найдут поисковики на вертолёте и вернут домой. Искателей приключений, с кем организоваться, нет: в городе – все условия, электрокары, еда, а главное, парки и поля, и несколько климатических зон – красота, и наш Маджар – слишком привлекательная клетка, чтобы убегать оттуда. И всё-таки клетка. Мне, надо сказать, повезло – меня за воротами китайцы-шаманы похитили, мчали алиэкспрессом, иначе я бы так далеко не оказался.

«Что?! Так китайцы-шаманы тоже правда?» – внутренне обалдела Ава. «Может, у того деда дошик из костяной муки похищенных детей?» – она с подозрением покосилась на усатого любителя лапши.

– Спокуха, не приносят они никого в жертву, – заверил парень, проследив за Авкиным взглядом. – У них есть принципы.

– Да что ты говоришь! У тебя их зато нет. Ты уже наврал мне – первый раз, когда сказал, что имя своё не помнишь, а второй раз – изображая невинность валенка при походе к заброшкам, в ходе которого выяснилось, что ты офигенно осведомлен. И я должна верить тебе после всего?!

– Ну… – виновато протянул парень, – далеко в заброшки ты бы иначе не пошла, пришлось импровизировать. А про имя я на самом деле переволновался и слегка перепутал. Наоборот, имя то я помню, а дорогу начисто забыл – китайцы-шаманы хорошо постарались.

– И какой у китайцев в тебе интерес? Выкуп хотят от твоих родителей олигархов?!

Внутри Аврелии смешались недоверие, злость, презрение к его наивности, зависть к беззаботной сытой жизни, откуда дурачок сбежал, раздражение. Весь диалог выглядел как некий бред, однако в эпоху вселенской суши любая чушь могла оказаться истиной, а любой непреложный факт – обернуться чушью, и ничего нельзя было сразу сбрасывать со счетов.

– Родители не олигархи у меня! – запротестовал парень, дерзко тряхнув волосенками. – Они ученые. Мы типа обслуживающего персонала для обеспечения богатых.

– М-да, а ты – герой-диссидент с обостренном чувством справедливости, лидер серой массы рабов, идущий против системы. И лучший друг китайцев-шаманов в довесок! – Аврелия глянула на него скептически. – Возвращайся домой, мальчик! К свиному окороку и горячему шоколаду, к тёплой постельке и маме с колыбельной, и к розовым снам о радужных пони! Катись с ветром подальше, короче!

– Очень предсказуемая реакция, – философски прокряхтел китаец. Он достал трубку с длиннейшим мундштуком и закурил.

– А какая должна быть реакция? – в бешенстве парировала Ава. – Привет, я чувак из несуществующего города, меня сперли китайцы, я хочу спасти мир и вернуть всем всё, поэтому я пришел к тебе, давай, помоги… И что мне делать по-вашему?!

– Думать, Аврелия, думать, – ответил старик. – Многие хотят изменить ход истории, но не всякому дается такой шанс, и не всякий умеет такой шанс принять.

– А вам-то что? Ели бы лапшу и вешали бы её мне на уши!

– Шаманы заинтересованы в сохранении гармонии миропорядка, – спокойно пояснил дед. – Когда наблюдается перекос, они стремятся его исправить.

– Круто! Ну так чешите и исправляйте! Я тут причем?! Я домой хочу!

От накала эмоций аргентинский дог по кличке Сырок проснулся и заворчал за Авиной спиной.

– Отведи её, – велел китаец парню. – Если я ей ещё про гадание по панцирю черепахи затирать начну, она тут всё разнесет. Потом одумается.

Макс послушно поднялся с места. День великих откровений плавно подходил к концу.

Жуть наступала отовсюду. Страшная ночная жуть, не белая, в отличие от дневной, а чёрная, с небом цвета мокрого асфальта. Она ползла и копилась в углах, шуршала в пустых подъездах, хлопала дверьми. Особо страшно смотрелись некоторые освещённые окна; не хотелось даже думать о том, кто мог там жить, безмятежный среди жути. Аврелия чувствовала себя так, будто за ней наблюдают, и старалась не отставать от Макса, мерившего асфальт широкими лошадиными шагами. Разговаривать тем более не хотелось: вдруг из пустых домов вылезет что-нибудь и вступит в диалог. Аргентинский дог Сырок сопровождал их, попутно совершая свой вечерний прогулочный моцион. Несколько раз он рычал и бросался в темноту, отгоняя бродячих псов и прочих обитателей заброшенной зоны. В знакомом дворе девочка облегченно выдохнула; он стоял пустым в позднее время суток, заваленный бутылками, одноразовыми сигаретными блоками и фантиками.

– Как я домой-то вернусь? – сказала Ава, первая нарушив тишину. – Конибусы не ходят по ночам. Такси вызовем?

– Можем пешком.

– Ага, тогда мы только к утру доберемся!

– Да перестань! – возразил Макс. – Я до твоей школы отсюда пешком ходил.

– Ну ты ж конь, тебе и не такие километражи под силу! А я-то девочка!

– Ладно, давай такси. С собаками пускают?

– Зависит от водилы. Правда, мне платить нечем.

– Я заплачу, – успокоил парень.

Они вернулись к истоку – остановке, на которой вышли днем. Пятиэтажки светились дружелюбно и безопасно. Душа расслабленно растеклась по телу до самых кончиков пальцев, больше не скованная напряжением. Аврелия достала мобильник. Она смахнула поток сообщений от Леты – слишком устала, чтобы отвечать, – и нажала на значок приложения – желтую с шашечками лошадиную морду.

– Ближайшее такси – в десяти минутах пути, – объявила она Максу. – Мы возьмем вип, комфорт или эконом?

– Вип это как? У них золотые подковы и рог во лбу?

– Понятия не имею, – Авины глаза погрустнели и стали ещё больше, едва помещаясь на некрасивом лице. – Я и обычное-то никогда не брала.

– Значит, пошикуем! Вызывай вип.

– Щедро!

Ава вбила данные, выбрала нужную опцию; телефон издал ржание – типа «ваш заказ принят»; на карте приложения замигал маячок. Они предались ожиданию.

Небо из темно-серого превратилось в чёрное. Чернота медленно расползалась по нему, как акварельная краска по мокрой бумаге. Звезды потонули во тьме. Они стояли под фонарем остановки, поливавшем сверху рассеянным оранжевым светом, наподобие сухого душа – парень, девушка и собака.

Пассажиры увидели такси издалека – белое четырехногое лошадиное пятно стремительно приближалось с дальнего конца улицы с характерным цоканьем. Модный водитель в цилиндре, с серьгой в ухе и стильной бородкой резко осадил орловского рысака. Перед ожидающими остановилась шикарная карета с подогревом сидений, минибаром и лакеем, открывшим им дверцу. Они залезли внутрь.

Гоголь со знанием дела замутил из содержимого минибара два мохито и поставил их на подставку под напитки, воткнутую между сиденьями. Он также высунулся из окошка и предусмотрительно попросил водителя не торопиться, чтобы они могли посмаковать момент. Аврелия испытала к коню чувство благодарности.

Яркие счастливые окна домов переливались оранжевым, красным, голубым и фиолетовым; кое-где разноцветно мелькали плазмы – пятничным вечером люди отдыхали перед экранами. В центре призывно мелькали вывески баров и кафе – город расслаблялся. Ава тоже расслабилась, размазавшись по сиденью, словно расплавленный сыр. Аргентинский дог занимал пол кареты, укрывая телом ноги пассажиров и напоминая белый шерстяной плед. Не хватало камина, новогодней елки и пирога с изюмом.

Карета подкатила прямо к подъезду. Он казался холодным при одном взгляде на скользкую металлическую дверь. Лакей подал Аврелии руку, помогая выйти, и она мысленно перенеслась в царскую эпоху. Впрочем, промороженный пыльный воздух и громкий чих быстро вернули её в современность.

В подъезде все трое поднялись по лестнице и, не доходя до Авиного этажа, вдруг слаженно уселись на ступеньках, не сговариваясь. Аврелию совсем не тянуло домой – и ее спутники телепатически считали это.

– Вот объясни мне, Макс, – заговорила Ава, – ты сбежал из отчего дома с намерением восстановить справедливость, верно? И как ты собирался её восстанавливать?

Усталые глаза девочки смотрели испытующе.

– Ну, не знаю точно, – протянул парень, будто оправдываясь.

– Ты адекватный вообще?!

Макс пропустил её восклицание мимо ушей и начал растолковывать, спокойно и размеренно:

– Интуитивно я всегда думал, что если вода отравлена намеренно, то помимо яда, должны были создать противоядие.

– Это твоя теория?

– Теория, – согласился он. – Но богачи никогда не станут рисковать собственным благополучием, в этом я уверен на все сто, я знаю их психологию. Следовательно, теория верна.

– И всё-таки, теория есть теория, – покачала головой Аврелия, рассыпав волосы по спине. – Я одного не пойму: раз эти шаманы-китайцы такие праведные, почему они своими силами не восстановят гармонию миропорядка?

– Я сам это не до конца понимаю, – Макс пожал плечами. – Старик затирал мне что-то. Вроде, они не могут непосредственно менять ход событий, а осуществляют своего рода надзор, содействие в организации перемен.

– Ясно. Короче, им просто влом. Руководить всегда проще, чем делать.

– Наверное.

Помолчали, потянули время, пожевали со скуки языки. Ночь не бесконечна, и вскоре Аврелия всё-таки решительно встала.

– Мне пора, Макс.

Её лоб прорезали две морщинки, брови сдвинулись; при желании можно было услышать, как шуршат её мысли, как бегают туда-сюда.

– Спокойной ночи, Аврелия. Надеюсь, ещё увидимся.

– Надейся.

Она приблизилась к двери, достала ключ и безжалостно с размаху воткнула его в замочную скважину. Макс провожал её глазами, смотря снизу вверх; его влажный лошадиный взгляд с легкостью долетал сюда через два десятка ступенек.

Маленький утренний луч нежно погладил Аврелию по щеке. Она выпуталась из сна; стянула нагретое одеяло. Приятно понежиться в постели с утра, когда никуда не надо торопиться.

На кухне мать одиноко мешала ложкой синтетический кофе. После ароматной арабики деда-китайца химическая вонь ощущалась особенно – от нее прямо тошнило.

– Доброе утро! – поздоровалась Аврелия. Она рассеянно открыла холодильник, пошарилась в нём и извлекла на свет божий пару йогуртов на сухом молоке.

– Ты вчера поздно вернулась? – буднично поинтересовалась мать. – Я пришла около восьми, тебя еще не было.

Поразительная попытка показать заинтересованность при полной безразличности интонации. Интересно, если я стану национальным героем, она также безучастно порадуется? «Ты спасла мир? Ну окей, я на работу».

– Не очень поздно, – ответила Аврелия. Уточнять не имело смысла. Какое бы время она не назвала, реакция бы последовала одинаковая.

– Не хочешь с нами сегодня в ресторан? – мама мечтательно повела плечами. – Меня Мирзан пригласил.

Ава чуть не захлебнулась йогуртом от отвращения. Новый хахаль мамы, Мирзан, восточный мужчина, галантный и волосатый, ей не нравился. Он источал приторность турецких сластей и сахарные речи, за которыми чувствовалось осознание собственной неотразимости. А мать смотрела на него с восхищением, как последняя дура, с залепленными медом ушами, вся липкая от патоки, и не видела сути.