Читать книгу: «Твид и кровь», страница 2

– Ладно. Если что, зови – помогу тебе забраться.

Эти слова заставили Эдит проникнуться к Робин еще большей нежностью. Они всегда принимали друг друга такими, какими были на самом деле, не пытались подавить или изменить друг друга. Колледж Святой Анны потерял бы в глазах Эдит половину своего очарования, не учись здесь Робин.

Обменявшись любезностями с матроной, Эдит выскользнула из общежития и торопливо зашагала в сторону здания школы. Легкий дневной ветерок, который едва менял направление дождевых капель, превратился в хлесткие порывы, запускающие свои цепкие руки под одежду. От холода Эдит перестала различать свежий сосновый запах леса и травы после дождя. Дорогу освещали фонари, установленные вокруг спортивной площадки. Их сияние разливалось по дорожке к главному корпусу, но стоило Эдит преодолеть арку, как ее окружила густая непроницаемая темнота. К счастью, дорога была хорошо ей знакома. Занятия начинались с завтрашнего дня, и в школе было пусто. Хотя и в любой другой день никто ничего не заподозрил бы – у положения старосты есть свои плюсы. Эдит пожалела, что не накинула пиджак – как и общежития, старое здание плохо отапливалось, и от каменных стен веяло вековым холодом. Она сложила руки на груди и быстро пересекла галерею, выходящую в парк. Колонны отбрасывали длинные тени на красноватые стены и дрожали, искажая свои очертания, когда она проходила мимо.

Нырнув в проем, служивший входом во внутреннюю часть школы, Эдит пробежала по коридору и приблизилась к двери учительской. Из щели под ней на каменный пол струился желтый свет.

Эдит постучала и прислушалась. До нее донеслись шорох бумаг, скрип стула, а затем знакомый мужской голос тихо произнес:

– Дита? Заходи.

Тогда она повернула ручку и открыла дверь.

Глава 2
Милая Дита

Для неподготовленных школа-интернат могла казаться суровым местом, но Эдит привыкла к ее нехитрому строгому распорядку и даже научилась им наслаждаться. Когда дежурная по общежитию в первый раз пробегала мимо их двери со звонком в руке, Эдит в полусне сползала с постели и шла в душ. Ко второму звонку она натягивала школьную юбку, аккуратно расчесывала влажную челку и пробегала взглядом домашнее задание. К тому времени, как дежурная делала по общежитию третий круг, Эдит уже расталкивала Робин. Та успевала только натянуть форму прямо на пижамные штаны, сунуть в карман пиджака пачку сигарет и хмуро поглядеть на свое отражение перед выходом.

– Ну и красавица, – обычно мрачно резюмировала она.

Вместе они – посвежевшая Эдит и еще не успевшая до конца проснуться Робин – отправлялись на утреннюю пробежку. Их футбольная команда и мужская команда по регби обычно бежали впереди. Открывал процессию, разумеется, Хиро, которому для поддержания жизнедеятельности необходимо было перед кем-нибудь красоваться. Затем все, потирая озябшие руки и выпуская пар изо рта, выстраивались в шеренгу на футбольном поле для переклички и гуськом следовали в часовню на утреннюю службу. К этому времени школьники просыпались достаточно, чтобы за завтраком не шлепнуться лицом в миску со вторничными хлопьями «Витабикс». Уроки, обед, футбольная тренировка, снова уроки, ужин, час домашних заданий, вечерний чай, отбой. Эдит нравилось, что все в школе работает как часы.

После отбоя Робин обычно поднимала оконную раму и выскальзывала на крышу, чтобы стрельнуть сигареты у соседок по общежитию или выпросить у дежурной бутылку персикового шнапса. Эдит оставалась в комнате – заканчивала домашнее задание, читала или ложилась спать пораньше. Она не закрывала окно, чтобы Робин могла залезть обратно, и через щель до нее доносились негромкие голоса, взрывы смеха, щелканье зажигалок и скрип металлического настила. Иногда она слышала и голоса парней, перебравшихся на крышу женского общежития. Тогда Эдит раздраженно поджимала губы, накрывала голову подушкой Робин и уговаривала себя поскорее провалиться в сон.

В начале семестра, когда количество домашних заданий и грядущих контрольных еще не превышает критический уровень, сборища на крыше случались почти каждый день. Эдит не понимала, как возможно несколько часов просидеть на ветру, прихлебывая ледяное пиво, а утром прийти на уроки без всяких признаков менингита и даже умудриться время от времени выдавать что-то осмысленное.

Этим утром Робин выглядела слегка помятой, но, скорее, потому, что Эдит забрала ее подушку и ей пришлось подложить под голову рюкзак. На виске даже отпечаталась пряжка от ремня. Время от времени Робин едва не роняла голову, но успевала проснуться за миг до соприкосновения с партой. На ее листе теста остаточных знаний пока что красовалось только имя, а карандаш скатился в углубление в парте.

Эдит скосила глаза на соседний ряд. Винс выглядел и вполовину не так плачевно. За завтраком он всыпал в свой кофе два пакетика средства от простуды (основной валюты колледжа Святой Анны) и теперь пришел в себя достаточно, чтобы усердно скатывать ответы у своего соседа. Воротник невыглаженной рубашки Хиро торчал над зеленым пиджаком, почти полностью скрывая курчавый затылок.

Эдит уставилась в свой лист, не видя ни цифр, ни букв. Большая часть строчек была уже заполнена, но ей никак не удавалось вписать ответы в оставшиеся.

С прошлой ночи, с того самого момента, как в три часа (она проверила время!) ее разбудил хохот, Эдит грызло странное чувство разочарования. У нее не было никакого желания появляться на крыше, участвовать в обрядах посвящения или выпивать. Но неприятно было внезапно почувствовать себя исключенной из общего веселья, даже если она исключила себя сама – вернее, сознательно не включила. Шесть лет в школе, а в ее жизни не было ничего, кроме ученических советов, тренировок и математических конкурсов.

– Мисс Спейд! – воскликнул мистер Морелл, и голова Робин медленно, как на шарнире, отклонилась влево. – Еще раз поймаю на списывании – и вы получите ноль баллов за задание!

– Простите, – буркнула Робин, – больше никогда в жизни.

Эдит поймала себя на том, что сунула в рот кончик ручки, поспешно вытащила его и вытерла рукой губы. Она не стала поднимать голову, чтобы посмотреть, увидел ли это кто-то, но, когда мистер Морелл проходил вдоль ее ряда, он остановился рядом с Эдит и на пару секунд опустил свою ладонь ей на плечо. Она почувствовала ее тепло даже через толстую шерстяную ткань форменного пиджака.

Как назывался первый известный правовой кодекс, созданный в Месопотамии? «Законы Ур-Намму», конечно. Какая древнеиндийская империя под властью царя Ашоки сыграла ключевую роль в распространении буддизма? Империя Маурьев, современная Патна. Как звали первую древнеегипетскую женщину-фараона?

Эдит невольно покосилась на Хиро, который перевернул свой лист и что-то с увлечением строчил, игнорируя озадаченный взгляд Винса. Уэлч с детства сходил с ума по Древнему Египту. Он мог наизусть перечислить правителей Верхнего и Нижнего царств, боготворил Арсиною, сестру Клеопатры, и знал про построенную Имхотепом пирамиду больше самого Имхотепа. История Древнего мира была единственным предметом, который он действительно учил, и единственным предметом, в котором Эдит пока не могла его обойти. Но только пока.

Едва не протыкая карандашом бумагу, она жирно вывела на тесте ответ «Хатшепсут» и придвинула лист к Робин.

– Быстрее, пока он не смотрит.

Ее не пришлось долго уговаривать. Когда мистер Морелл собирал листы, Робин вручила ему свой с такой ослепительной улыбкой, что он заявил:

– Если ваши ответы полностью совпадут с ответами мисс Данлоп, мне придется аннулировать вашу работу.

– Как скажете, – безмятежно отозвалась она, отлично зная, что мистер Морелл больше лает, чем кусает.

Он вообще не пользовался уважением учеников, между собой они его прозвали Чик-чик. Эдит ужаснулась, узнав, что кличка родилась из-за слухов о сделанной им вазектомии, а вовсе не потому, что он напоминает школьникам птичку.

Лима откинула стул на задние ножки и облокотилась на парту Хиро и Винса.

– Что было в последнем, про царицу Египта? Я так и не вспомнила.

Тешить самолюбие Хиро было опасно, на его лице тут же расцвела широченная улыбка.

– А ты что, не знаешь? Брось! Это же такая легкотня!

– Ну же, просвети меня.

– Нет, правда…

Хиро обвел класс таким самодовольным взглядом, что Эдит подивилась, почему у нее одной возникает желание его придушить.

– Никто не знает?

– Данлоп знает, – предположил Винс, прячущий под партой тетрис. – Готов проставить хоть свой…

– Мистер Экблом-Финнеран! – перебил его мистер Морелл тоном, который у любого другого учителя вышел бы угрожающим.

Он сидел за столом, не поднимая головы от тестов, и, кажется, капельку покраснел.

– Пожалуйста, подумайте о том, что именно хотите сказать.

Винс невинно заулыбался, для полного эффекта недоставало только нимба над головой.

– Готов проставить хоть свой диск с Линзи Дрю.

Робин фыркнула и покачала головой, и Эдит убедилась, что знать не желает, кто такая эта Линзи Дрю.

Винс и Хиро пожали друг другу руки под партой и одновременно повернулись к Эдит. Помрачневшая Лима поставила свой стул обратно на четыре ножки.

– Ну? – поторопил Эдит Винс.

И вдруг все в классе, включая мистера Морелла, уставились на нее. Даже копия бюста хеттского царя Суппилулимы I вытаращила на нее свои огромные гипсовые глаза. Она почувствовала, как начинают гореть щеки.

– Что «ну»?

– Знаешь ведь, как звали ту египетскую принцессу?

– Царицу, – поправил его Хиро. – Первую женщину-фараона. Не подведи меня, Данлоп, мне очень нужен этот диск.

Он смотрел то на Эдит, то куда-то чуть выше ее плеча. Нахмурившись, Эдит сложила руки на груди. Раздражение почти моментально избавило ее от смущения.

– Хатшепсут.

Издав победный вопль, Хиро дал щелбан покорно подставившему лоб Винсу, и тот мрачно покачал головой.

– Данлоп, ты серьезно? Я же верил в тебя!

– Но я права. Хатшепсут – первая женщина-фараон.

– Не первая, – возразил Хиро, не скрывая удовольствия от собственного превосходства. – До нее еще была Себекнеферу.

– Она была регентшей!

– Не-а. Регентши у сыновей-фараонов были и до нее, но только Себекнеферу первой села на трон.

Он склонил голову набок и лукаво прищурился.

– Боже мой, Данлоп! Ты что, не прочла дополнительную литературу?

Как только в его тупой башке помещаются все эти имена? Учитывая, сколько раз в нее прилетал мяч для регби, это настоящее чудо. Выжидательно поджав губы, Эдит уставилась на мистера Морелла, но тот с извиняющимся видом развел руками.

– Себекнеферу, она же Нефрусебек, правила недолго…

– Три года и десять месяцев, – перебил его Хиро с важным кивком.

– Спасибо, мистер Уэлч. Да, правление было кратким, но правила она на целых шесть династий раньше Хатшепсут. Боюсь, тут я обязан присудить очко в пользу мистера Уэлча.

Совершенно раззадоренный класс зааплодировал и заулюлюкал, Хиро вскочил на свой стул и принялся отвешивать поклоны налево и направо. Особым вниманием он одарил Эдит, едва не согнувшись пополам. Она нахохлилась, недовольно наблюдая за тем, как мистер Морелл безуспешно пытается уговорить его сесть. Он был не из тех учителей, которые умеют держать дисциплину в классе силой одного только своего авторитета, но, к счастью, Хиро нечасто переходил черту. Раскланявшись, он скользнул обратно на свое место, все еще посмеиваясь, но остальные, взбудораженные его вольностью, продолжали галдеть, окончательно потеряв к мистеру Мореллу интерес. Он с силой постучал мелом по доске, чтобы призвать их к порядку, но, похоже, заметила это только Эдит. Она могла бы воспользоваться своим положением старосты и разок прикрикнуть на одноклассников, но большего унижения для мистера Морелла и вообразить нельзя. Что ты из себя представляешь, если тебе приходится призывать на помощь школьницу, чтобы восстановить порядок в классе?

Хмурясь, Эдит чуть сползла под парту. В свете недавно пришедшего из Оксфорда результата собеседования – ее занесли в позорный лист ожидания – этот маленький проигрыш ударил по ней сильнее, чем следовало.

Снова принявшись балансировать на ножках стула, Лима повернулась к Хиро. Мистер Морелл уставился на ее спину и негромко позвал:

– Мисс Ветивер…

Откинув голову и прикрывая ладонью рот, Лима громко засмеялась какой-то шутке Хиро. Встревоженная Мэтти выпрямилась на стуле и подергала Лиму за юбку, но та отмахнулась.

– Мисс Ветивер, будьте добры… повернитесь лицом к учителю.

Голоса в классе понемногу стихли, даже Хиро осекся. Все с любопытством прислушивались, гадая, чем все закончится – может, Чик-чик в первый раз в жизни оставит ученика на отработку?

В этот раз Лима определенно услышала учителя, ее голова дернулась в сторону. Дернулась, но не повернулась. На смуглой коже мистера Морелла проступил едва заметный, но знакомый Эдит румянец, и ей захотелось оттаскать Лиму за волосы.

– Мисс Ветивер?

– Что? – бросила она, разворачиваясь на месте.

Теперь и Хиро смотрел на нее безо всякого веселья. Скорее с недоумением.

Мистер Морелл стоял совсем рядом с Эдит. Она увидела, как нервно сжались и разжались его пальцы.

– Идет урок, – без всякого выражения сказал он. – Пожалуйста, не отвлекайтесь на личные беседы.

Лима откинулась на спинку стула.

– Что? Не могли бы вы говорить громче?

– Эй, хватит… – прошептал Хиро.

Мэтти пнула ее под партой, но Лима не сводила с багровеющего мистера Морелла пристального взгляда. К ужасу Эдит, кто-то позади нее захихикал.

– Мисс Ветивер, если вы плохо слышите, то можете пересесть на первую парту. Уверен, кто-нибудь из ваших одноклассников согласится поменяться с вами местами.

Лима выдавила смешок:

– А если они не согласятся, что вы сделаете? Заставите их?

На задней парте снова фыркнули. Эдит обернулась, но не успела увидеть, кто это был, – прозвенел звонок. Заскрипели ножки стульев, все повскакивали со своих мест и принялись сгребать вещи с парт, тихо посмеиваясь и косясь на мистера Морелла. Лима не сдвинулась с места.

В конце концов мистер Морелл быстрым, дерганым движением поправил очки, отвернулся к учительскому столу и принялся собирать в стопку тесты. Лима лениво подняла с пола сумку и сунула в нее учебник.

Мэтти, подталкивая ее к выходу из аудитории, прошипела:

– Зачем ты это сделала?

Лима поджала губы и промолчала.

Эдит собирала вещи нарочито медленно и даже позволила Робин уйти без нее. Когда они с мистером Мореллом остались вдвоем, он чуть обернулся через плечо. Его взгляд выражал только усталость.

– Дита, иди на урок, – попросил он, и Эдит, испытывая смутное облегчение, пробормотала: «Ладно» – и вышла, осторожно прикрыв дверь аудитории.

Они учились по зимнему расписанию, и между утренними и вечерними уроками было почти четыре часа свободного времени. Чаще всего в это окно спортивное поле было занято командами младших классов, которым рекомендовали тренироваться засветло, но иногда и старшим удавалось выкроить час-другой. Эдит удалось заполучить поле до вечерних уроков, но теперь она начинала гадать, зачем вообще это сделала. Сейчас Лима отберет у нее капитанскую повязку, а через два часа на латыни им придется притвориться, что ничего не случилось.

Эдит не была плохим капитаном. Она сносно играла в нападении, ответственно подходила к организации выездных матчей, выделяла время, чтобы вместе с тренером Борски разработать тактику игры. Но она не была Лимой Ветивер, звездным игроком, прирожденным лидером. Когда спортивные скауты приезжали на их матчи, интересовала их только Лима. Еще в младшем шестом классе ей предложили футбольную стипендию, а в этом – еще две. Эдит вообще не светило стать капитаном, но в начале прошлого семестра Лима вывихнула лодыжку. Поначалу Эдит чувствовала себя неуютно, капитанская нашивка прожигала ей грудь, пока она бегала по полю, а Лима с жадным разочарованием наблюдала за командой с трибун. Сейчас же Эдит действительно хотела быть капитаном. Ей нравилось играть, но чувствовать себя незаменимой на поле куда приятнее. Но теперь об этом можно было забыть. Лодыжка Лимы была в полном порядке, а по поводу своей популярности Эдит не питала ни малейших иллюзий. Плетясь к раздевалке бок о бок с без умолку болтающей Робин, она повторяла себе, что надеяться не на что, но при одной мысли о голосовании сердце начинало колотиться сильнее.

Заметив напряжение Эдит, Робин полушутливо заметила:

– Хватит трястись. Если какая-нибудь девица захочет сместить тебя, то она полная идиотка.

– Это явно непопулярное мнение, – буркнула Эдит.

– У Ветивер недостает самого важного. Знаешь чего? Моего голоса. Она его не получит.

– Не знаю, как тебя и благодарить.

– Можешь оставить благодарности при себе, капитан, – великодушно предложила Робин, толкая дверь раздевалки и тут же отворачиваясь. – О господи! Кого здесь убили?

Эдит прижала рукав пиджака к носу. После младшей команды по регби один щелчок зажигалкой в женской раздевалке мог повлечь за собой взрыв. Она даже представить боялась, что творится в мужской.

– Они снова оставили под скамейками свои носки, – донесся из недр голос Лимы. – Данлоп, скажи Борски, чтобы он как следует отделал этих маленьких засранок.

«Скоро это снова будет твоей обязанностью», – мрачно подумала Эдит, входя в раздевалку.

Все их спортивные команды носили название «Смарден», по старому названию школы. Раньше она была колледжем «Смарден» для мальчиков (над входом даже сохранилась соответствующая табличка), но почти пятьдесят лет назад сюда стали принимать и девочек, подселили монахинь, и название изменили. Их форму можно было узнать по темно-зеленому цвету и кайме в виде остроконечных елей на рукавах. Логотип школы, две большие буквы: S – «Смарден» и A – «Анна», помещался на груди слева. У Эдит, помимо номера, «семерки», справа был нашит капитанский символ. Она пробежала пальцами по аккуратным швам, отложила игровую форму на верхнюю полку и схватила тренировочную, кислотно-желтую. Сегодня вечером придется отпороть нашивку.

Это была их первая в новом году тренировка, и все порядком суетились – кто-то забыл гетры, кто-то обнаружил дыру в термобелье. Эдит никогда не видела, чтобы ее сокомандницы так быстро собирались. Не успела она стянуть волосы в хвост и скинуть школьную форму, как в раздевалке остались только она и Лима.

Натянув майку-джерси на термобелье, Эдит захлопнула шкафчик и присела, чтобы перевязать бутсы. Забравшись на скамью с ногами, Лима бесцельно теребила шнурки. Странно, что она так задержалась, ей всегда не терпелось поскорее оказаться на поле.

– Зря ты так с мистером Мореллом, – заметила Эдит, стараясь, чтобы ее слова не звучали как проповедь. – Он этого не заслужил.

Лима вздохнула – кажется, с облегчением.

– Да знаю я! – огрызнулась она. – Ужасно вышло. Я не оправдываюсь, но у меня сейчас все… не очень гладко.

Она прикусила губу и с досадой взглянула на Эдит.

– Я типа злость на нем выместила.

Лима была высокой, почти метр восемьдесят, Эдит едва доставала ей до уха. Видеть ее лицо на одном уровне со своим собственным было непривычно, и Эдит впервые разглядела россыпь полупрозрачных веснушек на ее щеках и лбу и крошечный белесый шрам над верхней губой.

– Ты извинишься перед ним?

– Боже, нет конечно! – фыркнула Лима. – Мне не настолько стыдно. Просто надеюсь, что я не слишком его обидела.

Она затянула шнурки и поднялась, Эдит тоже встала. Уже у выхода Лима окликнула ее:

– Данлоп!

Она оглянулась. Лима остановилась на месте, заламывая пальцы с обкусанными ногтями.

– Да?

– Тебе правда не нравится Уэлч?

От удивления Эдит на секунду даже приоткрыла рот.

– Издеваешься?

– Я серьезно.

– Не знаю, что я должна сделать, чтобы стало яснее, – отрезала Эдит.

Выражение лица Лимы стало слегка капризным – она не до конца ей поверила.

– Я всегда думала, что это такой неприступный образ, чтобы он обратил на тебя внимание. – Она с деланым равнодушием пожала плечами. – Работает ведь. Иногда мне кажется, что Уэлча интересуют только те, кого нужно брать приступом.

Черты ее лица исказились, и Эдит с ужасом поняла, что Лима вот-вот заплачет. Она потянулась вперед и схватила ее за холодную напряженную ладонь. Девушка не отреагировала, но Эдит только стиснула ее сильнее.

– Мне не нравится Уэлч, – с нажимом повторила она. – Не пойми меня неправильно, но я вообще не понимаю, почему ты встречаешься с ним. Он ведь ужасно с тобой обходится. Ты заслуживаешь лучшего.

Выпустив ее руку, Эдит сделала шаг назад. Лима неуверенно улыбнулась и утерла слезинку о плечо.

– Уэлч милый. Он не ужасно со мной обходится, как раз наоборот. Но он будто… не здесь. Каждый раз, когда мы остаемся наедине, у него даже глаза будто стекленеют.

Она вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на Эдит.

– Так бывает, когда у тебя на уме совсем другой человек.

Эдит не нашла что сказать и просто покачала головой. Разочарованная Лима с силой, до красных следов, потерла лоб.

– Ладно, плевать, – решительно сказала она. – Пойдем.

Стемнело, за пределами хорошо освещенной площадки царила кромешная тьма. Вдалеке горели окна младшеклассниц на втором этаже общежития. Эдит попробовала носком покрытие на поле и вдавила шипастую бутсу в скользкий искусственный газон. Изо рта шел пар, и даже в термобелье, джемпере и утепленных гетрах она сразу застучала зубами. Ее сокомандницы, кружком собравшиеся вокруг тренера на центральной линии, подпрыгивали и переступали на месте, чтобы разогнать по телу кровь. Приблизившись к ним легким бегом, Эдит остановилась за плечом у Робин, поправляющей напульсники – тренер не терпел татуировок, даже как-то грозился вышвырнуть ее из команды.

Гордону Борски было не больше сорока. Он получил травму, вылетел из Первой Английской лиги и с тех пор мотался тренером из одного колледжа в другой. В колледже Святой Анны он работал уже около трех лет. Эдит, Робин и Лима тогда едва попали в старшую команду, а Борски уже вывел их на второе место в национальном чемпионате. Он научил их воспринимать футбол всерьез. На какое-то время, может быть краткий миг, он заставил их всех поверить, что в мире не существует ничего, кроме игры.

Эдит привыкла мыслить практично. Она ни за что не купилась бы на всю эту чушь о командном духе и игровой горячке, но тренер подсказал ей, что еще можно извлечь из футбола – спортивные стипендии, входной билет в лучшие университеты страны. Но если твою игру скауты не называют феноменальной, то нужно хотя бы быть капитаном.

Борски оглядел их всех, снисходительно улыбаясь. Его располневшее за годы тренерства лицо поросло короткой густой рыжеватой бородкой, спрятавшей рот, но не лукаво прищуренные глаза.

– Вы опоздали, – заметил он, постукивая маркером по наручным часам. – Две минуты – два круга.

Девочки протестующе застонали, но не стали спорить. Эдит молча дернула вверх молнию джемпера на шее, чувствуя смутное облегчение от того, что процедура ее импичмента немного откладывается.

Но тут Борски остановил взгляд за ее плечом и изменился в лице. Теперь его выражение стало понимающим, быть может даже ласковым. Эдит опустила подбородок и краем глаза заметила чуть позади себя руку с разодранными до крови пальцами.

– Не разбегайтесь пока, – произнес тренер и задумчиво почесал шею. – Я что, напоминать вам должен, что вы выбираете капитана?

Все закивали. Исход голосования им был так же очевиден, как и Эдит.

– Кто-нибудь хочет предложить альтернативу действующему капитану? – скучающе осведомился он.

– Лима! – выкрикнула Мэтти, опасливо косясь на Эдит.

– Ветивер!

– Какая неожиданность! Ну, кто за Ветивер?

Вверх взметнулось восемь рук. «За» были все, кроме Робин, двух девочек из младшего шестого класса, их одноклассницы Полы и самих Эдит с Лимой. Борски пересчитал проголосовавших и маркером записал на ладони цифру, как будто бы в этом был хоть какой-то смысл. Восемь из четырнадцати.

Загоняя обратно слезы, Эдит пристально уставилась на собственные черные бутсы. Ничего страшного. Она будет вице-капитаном. Несколько голов и удачных передач в этом сезоне, и скауты обязательно обратят на нее внимание. «Но это твой последний сезон, – напомнил серьезный разумный голос в ее голове. – Пока рядом Лима, ни один скаут на тебя не взглянет».

– Хорошо. Кто за Данлоп?

Поднялись оставшиеся руки: Робин, Пола, стипендиатка Джессика и Марсель, француженка, которую Эдит в прошлом году подтягивала по французской грамматике. Эдит послала каждой по неловкой благодарственной улыбке и вдруг заметила, что Лима тоже подняла руку, не сводя глаз с тренера Борски.

Он ошеломленно уставился на нее.

– Ветивер, опусти руку.

– Почему? Я не могу отдать голос за себя. Нет такого правила, что нельзя голосовать за соперника.

– Зачем ты вообще участвуешь, если голосуешь против самой себя? – поинтересовалась Джессика. – Это контрпродуктивно.

– Капитан – Ветивер! – заявил Борски.

Но Лима отрезала:

– Нет. Я снимаю свою кандидатуру.

Сжимая кулаки, она повернулась к Эдит. В глазах у нее стояли злые слезы.

– Данлоп, если согласна, то повязка твоя.

В горле Эдит пересохло. Ей хотелось в ту же секунду выпалить, что она согласна, но кем бы она себя выставила? Было очевидно, что Лима поступает так только из жалости к ней.

– Команда проголосовала… – начала Эдит.

Но Лима ее перебила:

– Я знаю, что ты хочешь быть капитаном. А я не хочу.

Она с вызовом поглядела на Борски, и в ее глазах мелькнула горечь.

– Мы скоро выпускаемся. Пора переключиться на что-нибудь посерьезнее футбола.

Косясь на Лиму, девочки принялись шептаться. У тренера Борски был такой вид, будто его тошнит.

– Ветивер…

Лима сделала шаг назад – крошечный, почти незаметный. Тогда он закрыл маркер колпачком и устало заключил:

– Капитан – Данлоп. А теперь два круга по полю.

Перед глазами Эдит отпечаталась восьмерка, выведенная черным на ладони тренера.

Во время пробежки сокомандницы нагоняли ее, чтобы поздравить, искренне или из вежливости, но Лима не сказала ни слова. Сколько бы Эдит ни пыталась нагнать ее, та будто нарочно ускорялась. Всю тренировку она то пялилась ей в затылок с растрепанным длинным хвостом, то теряла ее из виду.

Это было странно. Лима, всю жизнь сходившая с ума по футболу, едва ли не в обнимку спавшая с мячом, вдруг заявила, что ей следует найти себе занятие посерьезнее? Та Лима Ветивер, которую Эдит знала, не произнесла бы подобное даже в горячечном бреду. Она явно врала, но зачем?

В конце тренировки они отрабатывали удар по воротам. Те, кто справлялся, могли отправляться в раздевалку. Температура упала, все озябли. Мэтти, стоящая на воротах, неуклюже пыталась утереть покрасневший нос огромной перчаткой.

– Не раскисай, Кханна! – рявкнул тренер, взглянул на часы и кивнул Эдит: – Данлоп, ты следующая!

Выдохнув облачко пара, Эдит встретилась взглядом с Мэтти. Мячи были новые, с непредсказуемой траекторией, да и сложно сбить с толку вратаря, который знает, что его будут дурить. Будь это поздняя тренировка, уже после вечерних уроков, Борски заставил бы ее и Мэтти отрабатывать удар до последнего и заглянул бы на поле наутро, чтобы полюбоваться на их окоченевшие трупы.

Примерившись к правой «девятке» ³, Эдит сделала глубокий вдох, а на выдохе сорвалась с места. Мяч скользил по траве, послушный каждому движению ее ног. Влажное от пота термобелье и челка липли к коже, резинки гетр впились в нежную кожу под коленями, сердце сдавило от напряжения, в ушах свистел ветер – в этот момент Эдит чувствовала все на свете. Под носом Мэтти блестело, но она и бровью не повела. Все ее внимание было сосредоточено на Эдит и мяче перед ней. Убедившись, что за ней наблюдают, Эдит сделала вид, что заносит ногу для удара, и, когда Мэтти метнулась влево, сменила ногу и направление и по идеальной дуге отправила мяч в противоположный угол. Глаза Мэтти вспыхнули. Не успела Эдит опустить ногу на землю, как девушка бросилась вправо, выбрасывая руку. Поздновато, но и Эдит ударила ниже, чем рассчитывала. Пальцы Мэтти только слегка коснулись мяча, но этого оказалось достаточно, чтобы тот изменил свое направление и с грохотом срикошетил от перекладины.

– Господи, Данлоп, просыпайся! – недовольно одернул ее тренер. – Ветивер, теперь ты!

Голова Эдит гудела. Не глядя больше на ворота, она на ватных ногах убралась с линии удара и остановилась поодаль, чтобы понаблюдать за Лимой.

Она играла в полузащите, голы не были ее специальностью. Но игра давалась ей так естественно, будто в детстве вместо игрушечных пупсов ей совали в руки Кубок Англии. Лима с разбега запустила мяч в нижний угол, не прибегая к уловкам с противоходом, как Эдит, – ей это было не нужно. Мяч пролетел ровнехонько под рукой Мэтти, по такой идеальной траектории, что, даже если бы та успела его коснуться, он все равно оказался бы в сетке.

– Сносно! – весело заметил Борски, пока Мэтти, отряхиваясь, поднималась с газона. – Ветивер? Эй, Ветивер!

Лима медленно повернулась. Лицо ее было залито слезами. Она бросила на тренера умоляющий взгляд. В следующий миг ее лицо исказилось, она зажала ладонью рот и зарыдала. Эдит шагнула к ней, но Лима, не поднимая головы, побежала прочь с поля.

– Что это с ней? – пробормотала Марсель, переступая с ноги на ногу. – Сама же отказалась от капитанства. Господи, какая она странная!

Эдит почему-то казалось маловероятным, что слезы Лимы связаны с капитанской должностью. Или с Хиро.

Почему тренер так странно на нее пялится? И почему это не кажется странным самой Лиме?

Борски заколебался, снова взглянул на часы и со вздохом провел пальцами по подбородку. Что бы ни происходило между ним и Лимой, он не стал прерывать из-за этого тренировку, и у Эдит немного отлегло от сердца. В таких случаях она обычно воображала самое худшее.

Девочки в раздевалке сообщили, что Лима забрала одежду и тут же ушла. Сама Эдит торопилась в учительскую – времени стоять под теплым душем или искать Лиму у нее не было. Смыв с себя пот, она торопливо бросила форму в сумку и с влажными волосами выскочила из раздевалки.

Конечно же, наперерез ей бросился Хиро Уэлч, но для него у Эдит тоже не было времени.

– Дай угадаю: ты ищешь Лиму, – выпалила она прежде, чем он успел хотя бы открыть рот. – Понятия не имею, куда она убежала, но лучше бы тебе поскорее ее найти.

Хиро озадаченно вскинул брови. От холода на его щеках проступил румянец.

– Почему? Что с ней?

– Не знаю, но повела она себя странно – забила гол и расплакалась. Борски ей что-то говорил?

Смущенный, Хиро признался:

– Да нет, ничего такого. Думаю, я знаю, в чем дело.

– Так исправься! – отрезала Эдит.

– Ты даже не знаешь, о чем я говорю. Почему же я сразу виноват?

– А разве нет?

– Может быть, – с кривой улыбкой признал он и вздохнул. – Да, ты права. Но я исправлюсь. Ветивер будет счастливейшей девушкой в мире.