Собрав последнюю волю в кулак, Иван что есть силы заорал: «Изыди, пaдла!!!» и бросился на старца, стараясь со всего размаху врубить ему кулаком в седобородую челюсть. Однако облако моментально рассеялось, и Иван, пролетев через его остатки, больно ударился обо что-то твердое у противоположной стены. Оглянувшись, он увидел, что стог вспыхнул и огонь стремительно разрастается.

Надо было срочно спасаться. Выхватив из огня свой рюкзак, Иван моментально выскочил на улицу. Тем временем, в сарае раздались крики Александра, который проснулся, потому что начал гореть. Спрыгнув с пылающего стога, он выскочил из сарая в дымящейся одежде и что есть силы заорал на Ивана: «Ты чё, cyка?!!!» Иван пытался что-то ответить, но вышло невразумительно.

А сарай уже пылал. От криков проснулись хозяева и выбежали во двор. «Говорила я, не кури в сарае!!!» – заорала бабка, а ее сын, взъярившись подобно дикому зверю, схватил вилы и бросился на Ивана, так как именно тот первый оказался в поле его зрения. Иван, все еще будучи в шоке, не смог должным образом отреагировать. Отступив на пару шагов назад, он остановился, на что-то наткнувшись, и с ужасом наблюдал, как прямо на него, замахнувшись для удара вилами, несется разъяренный бородатый мужик. «Вот и все!» – подумал он. Ивану вдруг вспомнилось, как год назад, он, точно такими же коваными вилами, убил соседскую собаку, с размаху вогнав их ей в грудь за то, что она слишком противно, на его взгляд лаяла, играя с детьми на лужайке напротив его дома.

Но вдруг мужик исчез, будто провалившись сквозь землю. Точнее, именно туда он и провалился, поскольку во дворе строился колодец, о котором мужик в пылу гнева забыл и низвергся. Иван же об этом не знал, и продолжал стоять, как парализованный, ожидая, что сейчас внезапно исчезнувший мужик появится вновь и таки припорет его вилами. Но мужик не появлялся. Видимо, приземление в довольно глубокий колодец прошло не слишком удачно. Из под земли раздавались звуки, с трудом поддающиеся описанию. Наверное, что-то подобное мы могли бы услышать от медведя, которого научили хрюкать.

Из ступора Ивана вывел Александр:

– Tули встал?! Валить пора! Сейчас и дом загорится! А то скажут, будто бы мы подожгли!

И он, сунув в руки Ивану его рюкзак, потащил друга прочь. Когда они вышли со двора, Иван, наконец, осознал происходящее в должной мере и они стремительно побежали. Александр считал, что нужно уйти так далеко, чтобы не было видно пожара. Но даже с нескольких километров было заметно, как пожарище освещает черное июльское небо. Поэтому друзья бежали и бежали неведомо куда, пока совсем не обессилели.

Им казалось, что они попали в совсем уж пустынное место и здесь их никто не найдет, даже если очень захочет. Настал момент останавливаться на ночлег вторично. Теперь это оказалось проще. Найдя на поле копну соломы, друзья разлеглись на ней. В отличие от сена в негостеприимном сарае, солома оказалась мягкой, кроликами не пахло. Над головой мерцали звезды, а приятный ночной ветерок охлаждал их разгоряченные тела. Расслабившись, они моментально погрузились в сон и разбудило их только ласковое утреннее солнце.

На землю приходило утро, воздух прогревался. Чувствовалось, что день обещает быть жарким, даруя то тепло, которого так порой не хватает осенней и зимней порой. Однако прелести погоды вновь не могли порадовать друзей. Куда большую важность для них имела погода внутренняя, которая в данном случае характеризовалась словосочетанием «с бодуна». Поэтому, едва проснувшись, друзья запустили руки в свои рюкзаки, которые они не бросили даже в столь чрезвычайных обстоятельствах и вытащили оттуда по бутылке пива. Осушив их, они ощутили, что жизнь все-таки продолжается. Иван встал, закурил и оглянулся. К его удивлению, место, показавшееся им вчера пустынным, было окраиной большого поселка. Друзья быстро поняли, где они находятся, попутно осознав, что убежать им вчера удалось довольно далеко, а значит, и возвращаться домой тоже придется не близко. Но делать нечего, надо идти.

Они встали, зашли в поселок, где купили в дорогу по несколько бутылок пива, и уже собирались повернуть в сторону родной деревни, когда внимание Ивана привлек местный храм. Его только что отреставрированный купол ослепительно сверкал на солнце, контрастируя с ярко-голубым небом и редкими кудрями белых облаков. Картина завораживала и Иван несколько секунд не мог оторвать от нее взгляда. Наконец он восхищенно сказал: «Слава Богу, что мы русские и православные, а не урюки какие-нибудь!», перекрестился и поклонился храму в пояс. После этого по удобнее перехватил сумку с пивом и друзья неспешно зашагали в направлении к дому.

Вася-прострели-рыло

Тот, кто бывал в сельской глубинке, легко может вообразить себе эту картину: прохладным июньским вечером огромная луна на чистом небе светит так ярко, что кажется, будто настала белая ночь. Мягкий лунный свет падает на темнеющие крыши сельских домов и верхушки деревьев, светлой змеистой ленточкой по земле тянется узкая дорога… Жизнь в деревне уже успокоилась, воздух наполнился тишиной, нарушаемой только звучащим в удалении собачьим лаем. Лай, то хриплый и басовитый, то звонкий и визгливый, подобно звуковым всполохам, возникает то тут, то там, как своего рода перекличка между брехливыми друзьями человека. Они далеки от созерцания красоты ночного пейзажа, в их носастых головах вертится совсем другая картина… Да что там картина – целый мир со своими желаниями, ролями, границами, кланами, стаями и многим другим. Псы, днем сидящие на цепи, ночью целиком погружались в свою песью жизнь. В целом, она была у них неплоха и, казалось, будет так продолжаться и дальше – откуда, в конце концов, в деревне, пусть и крупной, могут взяться революционные изменения? Но однажды в тульской губернии появились люди искусства.

Без них эта история никогда бы и не произошла. А случилось вот что. В тех местах снимали экранизацию романа Льва Толстого «Война и мир», а точнее – сцену охоты. Для этой цели пейзаж подходил весьма: удивительной красоты холмы, поля и перелески позволили воссоздать неповторимую картину барских развлечений 19-го века. В съемках участвовало много собак – породистых, мощных, откормленных. Однако когда съемки закончились, собаки стали не нужны, и прагматичные, но жестокосердые режиссеры подсчитав, что довольно длительная процедура реализации собак не окупится, просто выбросили их и уехали. Голодные стаи наводнили близлежащую деревню… Мало никому не показалось.

Алчные до жратвы хищники сразу поняли, что поймать в поле зайца куда сложнее, нежели украсть у крестьянина курицу. Поэтому подворья стали подвергаться массированным атакам и понесли большие потери. Пропадали не только куры, но и свиньи, бараны, козы, а о тихоходных утках, гусях и индюках и говорить нечего. Псы даже умудрялись каким-то образом открывать кроличьи клетки и вытаскивать оттуда их пушистых обитателей. Понятное дело, что крестьяне, в отсутствие духовных ценностей весьма привязанные к материальным, от этого очень страдали, и к тому имелись основания: кто прокормит крестьянина, кроме него самого? Защита в виде отрядов дворняг не помогала. Крайне озлобленные длительным сидением на цепи деревенские псы, по той же самой причине были весьма слабо развиты физически, и поутру хозяева часто находили их с перерезанными глотками и выпущенными кишками. В такой ситуации требовалось что-то срочно предпринимать. Жители собрались на сходку и, обдумав различные варианты, ополчились.

Война двуногих с четвероногими продолжалась относительно недолго и стала победоносной. Всего через пару месяцев часть киношных собак деревенские жители перебили, а часть – приручили. Особых потерь крестьянское воинство при этом не понесло, но в одном из ночных рейдов 25-летний плотник Вася случайно застрелил сухонького 65-летнего пенсионера по кличке Киссоныч, буквально с пятнадцати метров влупив тому заряд двенадцатого калибра в пунцовую харю. В произошедшем Киссоныч был виноват исключительно сам, поскольку вопреки договоренности, вместо того, чтобы стоять на фланге и загонять собак на стрелков, зачем-то полез в зону обстрела. Однако Вася получил 3 года колонии-поселения за убийство по неосторожности, так как районные официальные лица решили, что «в России во всем должен быть порядок» и нехорошо, когда труп есть, а наказанных – нет. Вдогонку от односельчан он получил еще кличку «Вася – прострели-рыло», которая затем привязалась к нему на всю жизнь и даже серьезно изменила последнюю.

Этот эпизод быстро стал новостью номер один, породив множество обсуждений – ведь в однообразной крестьянской жизни так не хватало острых новостей, которые бы могли развлечь народ. Но вскоре он также быстро и забылся, и деревенская жизнь продолжилась в прежнем, размеренном ритме, как будто и не было в ней никогда ни Васи, ни Киссоныча. О следах роковой ошибки напоминал только бережно подвязанный ствол молодого побега яблони, который, падая, сломал своим телом подстреленный Киссоныч, и который, как только тело убрали, был тут же вновь возвращен к жизни заботливыми руками хозяина участка по прозвищу Тихон.

Но сказать, что в деревне совсем не произошло никаких изменений, неправильно. Изменения произошли, да еще какие. По сравнению с ними простреленный колган Киссоныча выглядел сущим пустяком. В деревне полностью обновился кадровый состав собак. Предыдущее собачье сообщество практически иссякло. Его убыль началась еще во времена набегов на скотные дворы, а продолжилась во время противостояния и после него, так как новые псы, уже будучи прирученными и одомашненными, постепенно загрызли практически всех своих бывших оппонентов, когда и тех и других спускали ночью с цепи на прогулку. Отдельных друзей человека застрелили сами хозяева, если хотели сменить своих ординарных дворняг на лохматых собак-артистов из съемочной группы.

Жители старались не зря – уж больно хороши оказались пришлые собаки. Их отличал не только превосходный экстерьер и отменные физические данные, но и исключительная злобность. Постепенно таким собакам нашлось место на каждом дворе, а в большинстве случаев – даже нескольким. Собака в деревне являлась вовсе не роскошью, но острой необходимостью, так как процветало тотальное воровство и надо было от него защищаться. Воровали все – и те, кто занимался этим на постоянной основе, и случайные прохожие и проезжие, да сами жители не упускали случая попятить что-нибудь у соседа. Соответственно, чтобы заранее припугнуть потенциального вора, на заборах развешивали таблички с предупреждениями. Многие при этом старались выделиться, сделать табличку запоминающейся. В основном оригинальность касалась формы табличек, их размера и цвета. Содержательная же часть надписей не сумела воспринять печати творческого поиска. Но встречались и исключения.

Это мог наблюдать Вася-прострели-рыло, когда направлялся к своему другу Павлу по кличке «Додон». Васю освободили досрочно, так как родственники смогли собрать денег на взятку, и теперь, спустя полтора года, он снова шел по родной деревне, на каждом заборе читая ярко оформленные надписи: «Осторожно! Злая собака!». Или: «Злая собака! Осторожно!». Только в одном месте он прочитал: «Если пес тебя укусит, я скажу ему спасибо!». Конкурировать с этой надписью могла лишь другая, неподалеку: «Если пес тебя укусит, над тобой заржу как лошадь!». Она располагалась на калитке Павла-Додона.

Павел радостно встретил Васю, всем своим видом показав, что заржать он готов еще до того, как гостя укусил пес. Надо отметить, Додон сам чем-то напоминал лошадь – высокий, тощий, с длиннющей рыжей гривой. Глядя на него, многим приходила на ум фраза «конь в пальто». С Васей они дружили с детства и Додон был первым, к кому пришел Вася после освобождения из заключения.

Додон поставил на стол полуторалитровую бутыль самогона, приготовленного его матерью, Вася достал поллитровую бутылку, наполненную под самую пробку самогоном, который, соответственно, приготовила Васина мать. Началось застолье, Додон рассказывал Васе все деревенские новости за полтора года его отсутствия, а Вася описывал особенности жизни в колонии-поселении.

Одной из таких особенностей являлся запрет на употребление спиртного, в случае нарушения которого имелся риск загреметь в настоящую зону, поэтому пить следовало очень аккуратно. Несмотря на то, что Вася не страдал алкоголизмом, от этого запрета он очень страдал. Поэтому теперь, в гостях у Додона Вася, образно выражаясь, с наслаждением опрокидывал рюмку за рюмкой. Образно – потому что пили они из стаканов, похищенных в свое время Додоновой матерью из столовой детского сада. Во время культурных возлияний стакан считали рюмкой, если его наполняли не более чем на четверть.

Когда друзья садились за стол, им казалось, что говорить они могут вечно – столько нового накопилось с момента вынужденного Васькиного отъезда. Однако спустя всего пару часов за столом образовалась какая-то пустота, срочно требовавшая заполнения и еще более натягивавшаяся оттого, что не находилось чем ее заполнить. И тут с улицы раздался тонкий блеющий голос: «Будьте здоровы!». Додон выглянул в окошко. Во дворе стоял сухощавый пожилой человек с седой бородой, в очках с толстой оправой и довольно длинными седыми волосами, заплетенными сзади в косичку. «О! – обрадовался этому явлению Додон, – сейчас, Васька я тебе прикольного чувака покажу. Приехал один придурок из Москвы, я ему комнату сдаю. Какой-то он там экстрасенс, духовный лидер, член Общества истинных православных, почетный старец, специалист по карме и т.д. – черт его разберет! Рассказывает интересно, только не понятно ни хрена!»

Старец оказался за столом и Додон наложил ему полную тарелку картошки с луком, а еще отрезал толстенный кусок черного хлеба и щедро посолил его. Дедушка вежливо поблагодарил, отказавшись от мяса, так как, по его словам, употребление мясного забивает энергетические каналы.

– А может по стопарю накатим, отец? – бодро предложил Вася, но Додон замахал на него руками:

– Что ты! Они не пьют!

– Да-да, – поддержал его старец. Духовный человек употреблять спиртное не может. Это ведь страшный яд! Кроме того, он портит ауру! А еще духовный человек не курит и не пьет кофе!

«Нелегко быть духовным человеком! – подумал про себя Вася, – и нафига это надо!»

– А что ж тогда духовный человек делает? – спросил он вслух старика.

– О! Многое! Духовный человек постигает духовность, исследует волю Бога, дабы принять ее, нести слово Божие в массы и вести за собой заблудшую паству, учить ее правильно жить и правильно обращаться со своей энергетикой!

– Ну энергетика, это, конечно, хорошо. А вот если о чем, о жизненном – вот ты, например, дедушка, дрова колоть умеешь?

– А то! – запальчиво ответил духовный старик. И получше вас с Пашей!

На лице у Васи отразилось искреннее сомнение. Однако старец, казалось, обрадовался такой реакции. Он вскочил из-за стола и потащил всю компанию во двор, как будто ему не терпелось продемонстрировать свое мастерство.

И правда, старик оказался весьма ловким. Профессиональным ударом расколов несколько чурок, он обошел по кругу весь двор, в процессе чего продемонстрировал, что вполне сведущ в вопросах приусадебной агрономии, выращивания сельскохозяйственных животных, плотницком и скобяном деле и тому подобных вещах, а также немного разбирается в кроликах. Теперь на лице Васи отражалось неподдельное уважение.

– Да, у такого человека, ясен пень, можно учиться духовности! – заключил он.

Закончив презентацию собственного мастерства, удовлетворенный старец вернулся за стол, ведя за собой двух друзей, где начал свою душеспасительную беседу. Обстановка за столом уже изменилась: со стороны Васи и Додона исчезло прежнее пренебрежение к старику. Напротив, они слушали его с благоговейным вниманием, лишь изредка, как будто украдкой, потягиваясь к бутылкам, чтобы обновить дозу самогона в стакане.

А старик как будто ожил. Он говорил с таким напором и силой, будто проходя по саду, умудрился сыскать и тайком сожрать молодильное яблоко. Он говорил о бренности и ничтожности жизни, которую ведут все люди, особенно Вася и Павел, о том, что нужно верить в Бога и следовать его заповедям, иначе тот разозлится и свирепо покарает, доказывал, что православие есть единственная истинная религия, а все остальные идут от сатаны, а католики, кроме этого, еще и предатели Христа, и т.д., и т.п. После этого старик перешел на энергетику, вполне убедительно увязав разговор об обязанностях христианина с особенностями эксплуатации чакр, видами тонких тел и энергий, вредными и полезными продуктами, влияющим на энергетику, учению Рерихов и Блаватской… Казалось, его невозможно остановить.

Но через некоторое время от общетеоретических вопросов он перешел к конкретике, а именно – к судьбам Паши и Васи. Основательно раскритиковав образ жизни, мышления и мироощущения первого, он приступил ко второму.

– Тут ситуация гораздо серьезнее! – сказал он побледневшему Васе. Ты задумывался, как ты здесь оказался? Почему ты здесь сидишь? Почему киряешь самогон?

– Ну это, типа к другу пришел… А самогон киряю потому, что он у нас есть… – неуверенно ответил Вася.

– А почему ты именно сейчас к нему пришел?

– Ну давно его не видел…

– А почему ты давно его не видел?

– Ну в тюрьму посадили ни за что… Ну не совсем в тюрьму, а в колонию-поселение…

– А почему тебя посадили?

– Ну я был не виноват…

– Нет, если это с тобой случилось, значит, оно не случайно! Все, что с тобой происходит, это не случайно, и здесь ни причем обыденные категории «виноват – не виноват». Кстати, в чем тебя обвинили?

– Ну, в убийстве по неосторожности. Завалил случайно одного мужика из нашей деревни.

– Завалил? По неосторожности? Как это произошло?

– Ну охотились мы на собак. Я стрелять хорошо умею, поэтому был среди основных стрелков. Мы заняли позицию у дома Тихона, сзади, возле хлева притаились, а мужики с боков должны были собак загонять. Там у Тихона молодой сад насажен, деревья совсем маленькие пока, просторно, вот мы и решили, что если мужики с двух сторон туда собак загонят, собаки вперед на нас побегут, и мы их перекокаем с полпинка. А Киссоныч, муdак, полез зачем-то в сад, что ему там надо было – черт его знает, очень видно старался помочь. И вроде вылез-то он всего метра на два, но там же темно, ни пса не видно, я смотрю – мелькнуло что-то, ну, думаю, как близко уже собаки оказались, и шмальнул скорее с верхнего ствола. Тут и другие стрелять начали, в общем, шум-гам, туда сюда, а когда все стихло, пошли собак собирать, да начали с другого конца. Нескольких собрали, а потом смотрим – валяется еще что-то, подошли поближе – а это Киссоныч лежит, рылом в землю уткнулся. Мы его повернули, а у него в полрыла дыра прострелена. Короче, туда сюда, расследование, ментовка, экспертизы… Оказалось, это я ему рыло прострелил. За это мне деревенские погоняло придумали – «Вася-прострели-рыло», а в райцентре три года поселения вкатили… – закончил свое невеселое повествование Вася. Он ожидал, что сейчас старец с новой силой начнет рассуждения о православном долге, добре и зле, но тот неожиданно спросил:

– А что это вы на собак охотились? Охотятся обычно на кабанов, на копытных там всяких, ну на худой конец – на медведей. Но на собак – первый раз в жизни слышу. Вы что их, едите? Или шкуры на шапки используете? И где вы собак в таком количестве берете?

В ответ Вася от начала до конца рассказал историю появления киношников, съемки фильма с последующим сбросом собак и начавшейся вследствие этого войны. Свой рассказ он закончил словами:

– А собак мы не едим. Их люди не едят. Хотя свиньям можно скормить, те сожрут. И на шапки тоже редко получается. Ведь для этого точно в башку надо бить – а попробуй попади собаке в башку! Она ведь шустрая, башкой туда-сюда вертит! А калибр у нас большой, и пули разрывные. Вот шкуры и портятся. Хотя иногда, конечно, если выскочит перед тобой, так и уложишь ее прямо в рыло!

– В рыло! В рыло!!! – вдруг закричал старец, от возбуждения даже вскочив со стула. В этом-то все и дело! Вот где собака зарыта!!! Это самое главное! Здесь ключевой момент! Это твоя кара, что ниспослал тебе Господь! Неспроста у тебя появилась такая кличка! Это знак свыше! Ты много грешил, пренебрегал заповедями Христовыми, не следил за своими чакрами, за чистотой своей ауры и тем самым навлек на себя Божье наказание! Случай с Киссонычем – совсем не случайность! Это Бог послал слугу своего – ангела, и тот направил твою руку так, что ты выстрелил Киссонычу в лицо! Или, как у вас выражаются, в рыло! Теперь это твой крест, и ты будешь нести его, пока не искупишь многогрешия своего, особенно возлияния, блуда и сквернословия! Признавайся, ругаешься матом?

– Ну, – ответил смущенный Вася.

– Матерящийся да не войдет в Царствие Небесное! – громко и торжественно произнес старец, гордо подняв вверх указательный палец правой руки, испачканный в сливочном масле.

– А как же Киссоныч? – вмешался в разговор логически последовательный Додон. Его что, тоже ангел специально под пули вытолкнул, чтобы Ваську наказать? Или он случайно под руку подвернулся?

– Ничто не случайно! Киссоныч был еще более греховен, чем Вася! Ведь он же и старше. Именно поэтому он погиб, а Вася – только пострадал. Будь на тебе, Вася, греха побольше, ты тоже погиб бы! И помни – с того самого случая висит на тебе проблема, и пока не осознаешь свои грехи, пока не очистишься, будет она преследовать тебя, и ты будешь попадать в подобные ситуации! – в голосе старца угадывались не только гордость и торжество, но и радость – как своим открытиям, так и тому, что Господь дал ему шанс наставить раба Божьего на путь истинный.

– И первое, что ты должен сделать, это пойти на кладбище и на коленях попросить прощения у человека, которого ты убил, а потом пойти исповедоваться! Если сделаешь это, то начнется отпущение грехов твоих. Ты почувствуешь облегчение уже на обратном пути с кладбища. Но чтобы полностью искупить твои грехи этого мало. Тебе нужно ступить на путь праведный, ходить в храм и обязательно прекратить есть мясо, употреблять спиртное, курить и материться!

Закончив вразумлять Васю, старец снова принялся за Додона, наобещав тому тоже кучу неприятностей, хотя и помельче. Однако Додона это не слишком проняло. Он слушал старца с нескрываемым интересом, но впускал его слова в себя лишь до какого-то предела, не очень глубоко, подобно тому, как котенок, не отрываясь наблюдает за вращающимся барабаном стиральной машины, но мигом забывает про это удивительное вращение, стоит лишь позвать его к блюдцу с молоком.

На Васю же слова старца произвели колоссальное впечатление. Ему казалось, что перед ним разверзлась бездна и он, оглушенный, стремительно падал в чернеющую пустоту. Его жизнь, которая до этого была веселой и бессмысленной, вдруг обрела смысл, но смысл этот оказался весьма зловещим. После беседы со старцем Вася увидел свое прошлое в новых, ужасающих тонах: как он, дурак, жил, игнорируя божественные знаки, не понимая ситуаций, которые специально организовывали ему ангелы для его исправления, зашлаковывая ауру и совсем не думая о чакрах. Чтобы хоть как-то снять напряжение, когда старец ушел спать, Вася попросил Додона налить ему стакан самогонки и залпом жахнул его. Додон посмотрел на Васю с ироничным уважением.

В конечном итоге они выпили еще по стакану, и только после этого Вася смог отвлечься от раздирающе-гнетущего чувства обилия совершенных им ошибок и страха от неприятностей, ожидавших его в будущем. Они несомненно произойдут, ибо будто печатью, скреплены тем случайным выстрелом, когда Киссоныч сунул свою красную рожу под Васькину пулю.

Основательно набравшись, Василий двинулся к своему дому. По деревне ему предстояло пройти больше километра, и на всем пути его сопровождали собаки, которых хозяева на ночь спускали с цепи. Риск нападения со стороны четвероногих друзей человека был велик, однако Василию удалось благополучно миновать почти весь путь. Но недалеко от его дома, две собаки, с лаем сопровождавшие его с середины деревни, вдруг активизировались. Осознав, что вот сейчас этот парень уйдет неукушенным, они перешли к решительным действиям.

Он уже почти входил в свою калитку, как вдруг почувствовал, что кто-то держит его за ногу. Попытавшись вырвать ногу, Вася понял, что в нее на полном серьезе вцепилась собака. Сильной боли он не ощутил, так как был очень пьян. Высвободив ногу, он сделал шаг в другую сторону, как раз навстречу второй собаке, которая от души кусанула его за эту же ногу. Отбившись от второй твари, Вася собрал силы для последнего прыжка и нырнул в калитку. Оказавшись в безопасности он пришел в бешенство: почему он не может спокойно пройти по родной деревне?! С какой стати около самого дома его кусают собаки?! Желая отомстить, он вбежал в дом, схватил ружье, которое всегда держал заряженным, и вновь побежал к калитке, на ходу снимая ружье с предохранителя. «Ну че, суки!» – заорал он, распахнув калитку. В ответ из темноты послышался грозный рык. Не особо рассчитывая попасть в невидимую рычащую цель, а скорее, чтобы разрядиться самому, Вася выстрелил в направлении звука. Визга не последовало, но рык прекратился. «Испугалась!» – подумал Вася и, услышав, что с другой стороны, гавкнув, к нему приближается вторая собака, выстрелил и туда. Собака завизжала и, судя по звуку, остановилась. «То-то же, суки!» – сказал Вася и побрел домой. Внезапно на него навалилась такая усталость, что хотелось лечь спать прямо на дорожке, но он все же дополз до кровати.

Наутро около Васиной калитки прохожие обнаружили два собачьих трупа. Одной собаке пуля попала прямо между глаз, ну или может быть, чуть выше, полностью уничтожив голову, а другой влетела в открытую оскаленную пасть и, пробив шею, вышла с обратной стороны наружу. Завизжать успела именно эта собака. Позже пришел хозяин и стал орать на Васю и грозиться снова засадить его в тюрьму, но стоящий на распухшей ноге Вася, будучи злым с бодуна, ответил хозяину в таком духе и такими словами, что тот, даже не увидев в Васиных руках ружья, счел за лучшее побыстрее отвалить к себе домой.

С этого времени прошло уже несколько дней. Вася помнил о наказе старца, однако ему очень не хотелось идти на могилу каяться перед Киссонычем. Но строгость старца, боязнь кары и желание получить отпущение грехов сделали свое дело. И вот однажды, одетый в чисто постиранное белье, Василий прибыл на кладбище. Проникнувшись важностью момента, он не стал подъезжать на мотоцикле прямо к самой могиле, а оставил его у входа и пешком приблизился к последнему пристанищу Киссоныча. Собравшись с духом, Вася перешагнул через ограду и встал на колени напротив памятника. «Иван Вадимович Киссонов, 1928-1993 гг.» – прочитал он.

Вася не готовил заранее покаянной речи – ему казалось, что в нужный момент простые слова найдутся сами собой. В конце концов, что тут сложного – попросить у человека прощения? Однако он стоял, а слова все не находились. Так продолжалось минуту, две, три… Как будто что-то заблокировалось внутри Васи и он не мог выдавить из себя ни звука.

Наконец, напрягшись изо всех сил, он прошептал: «Гнида ты, Киссоныч!!! Ну какого кляпа полез ты тогда в загон! Тебе полагалось стоять с краю и загонять собак в нужном направлении, а вместо этого ты сам туда сунулся, раcпрoбиби твою мaть!!! На хрена нужна такая помощь! Вот и вышло, что я, случайно, прострелил твою пустую башку, а мне потом за это вкатили три года! Хотя я ни в чем не виноват! Да еще баба твоя проклятая теперь меня достает, лишил, я ее, видите ли, кормильца, выплачивай, мол, теперь компенсацию! Ну какой из тебя кормилец, жoпа?! Все, что ты мог, так это ротанов из пруда таскать, да у магазина бутылки собирать!» – речь Васи явно пошла не в том направлении, в каком задумывалась. Но Вася заводился все больше. Ему вдруг стало очень жалко себя – из-за какого-то никчемного человека он провел полтора года в зоне, получил судимость. «А бабла сколько пришлось мусорью отвалить, чтобы меня досрочно отпустили?! И все из-за тебя, сукa!!!» – сказал Вася уже громко и смачно плюнул в памятник. «Лежишь тут псина, а я страдаю!!!»

Вася встал, несильно, чтобы не сломать ногу, пнул мраморную плиту на могиле и пошел прочь. Как ни странно, он чувствовал колоссальное облегчение, и не просто облегчение, но искреннюю радость, наполнившую его до краев. Вася вдруг осознал, что вот он идет по кладбищу, молодой и здоровый, а ненавистный ему Киссоныч, из-за которого случилось столько неприятностей, лежит в гробу, причем застрелил Киссоныча не кто-нибудь, а он, Вася, вот этими самыми руками! Получалось, что Вася убил своего врага и восторжествовал над его трупом! От этих мыслей он чувствовал себя победителем.

«И старец был в какой-то степени прав! – подумал Вася. Он обещал мне, что если я искренне попрошу прощения, то на обратном пути с кладбища почувствую облегчение, ибо начнет отпускаться грех мой. И хотя прощения, в общем-то, попросить не получилось, но поговорили мы искренне, и облегчение пришло!» За этими мыслями Вася добрался до мотоцикла, завел его и не спеша поехал домой. Спешить никуда не хотелось – хотелось просто смотреть вокруг и радоваться жизни.

Далее какой-то период дни протекали в своем обычном русле. Днем Вася работал на пилораме, вечерами немного выпивал с друзьями (пьющим он не был), в свободные дни занимался хозяйством и охотой.

Надо отметить, что Вася любил охоту. Во всяком случае, стрелять по живым существам ему определенно нравилось. Еще в детстве, отец, также падкий до охоты, обучил его обращению с оружием и отдал свое старое одноствольное ружье 16-го калибра. С тех пор не каждая птица, бродячая собака или кошка могла миновать окрестности их дома, не получив заряд свинца. Стрелком Вася был довольно хорошим.

А через некоторое время после разговора со старцем, у Васи обнаружилась одна, довольно странная тенденция: он не просто стал стрелять как будто еще лучше, чем раньше, но и начал попадать своим жертвам преимущественно в голову. Поначалу он объяснял это явление случайностью, как с покусавшими его собаками, потом – ростом своего мастерства. Спустя же некоторое время в сознании у Васи начали зарождаться сомнения. Дело в том, что он стал попадать в голову даже тогда, когда не стремился к этому, причем попадать все точнее и точнее. Иногда происходили совсем неожиданные случаи. Однажды Вася, вместе с другими охотниками, верхом на лошади преследовал косулю. Догнать испуганное животное посчастливилось именно ему. Он скакал сзади, пытаясь изловчиться и выстрелить, что долго не удавалось. Наконец он прицелился и нажал на курок. Как назло, именно в этот момент косуля решила обернуться и пуля попала ей аккурат промеж больших испуганных влажных глаз. Благодаря таким случаям репутация Васьки как хорошего стрелка все время упрочнялась, но и кличка «прострели-рыло» прирастала к нему все больше.