Читать книгу: «Вопреки», страница 6

– Ничего себе, я думал, будет спортивный костюм! – Воскликнул Макс, когда я подошел к нему. – Ладно, надеюсь, успеешь хотя бы на последнюю пару… – Боже, меня даже папа так с универом не контролировал!

Территория универа оказалась совсем не такой, какой я ее помню. Я был здесь дважды: прошлой зимой и летом. Зимой здесь висели гирлянды, стояли наряженные елки, падал хлопьями белый снег, красиво переливаясь под желтыми дорожками фонарного света, а снежинки, гоняемые ветром, медленно вальсировали до земли. Уличными украшениями в силу особенности универа здесь были неработающие кинокамеры, фотобудки, прожекторы и софиты, призрачный отсвет которых заставлял блестеть снег вокруг. А ещё вместо звонков здесь звучали новогодние песни, а студенты на переменах обсуждали последние новости со стаканчиками горячего шоколада в руках – это было так необычно, когда я впервые это увидел, потому что в Энске такого никогда не было, и за перемены, которые длились всего десять минут, мы успевали купить лишь сосиску в тесте, если их ещё не разобрали, а потом бежали на пару, потому что тебя могли не пустить за опоздание.

Летом здесь менее интересно, чем зимой, потому что все носятся по дорожкам: кто на пары, а кто с них, кто-то постоянно в бегах, потому что опаздывает, кто-то, наоборот, ползет, как улитка, потому что кино в соседнем квартале интереснее, чем учеба, и этот кто-то в поисках решающего аргумента «за». Тут есть одна очень занимательная особенность: каждый, кто опаздывает, непременно желает хорошего дня местной статуе, установленной посреди двора на деньги инициативных учеников, а у увековеченного героя довольно смешная история для почитания.

Однажды в одном королевстве король и королева… Ладно-ладно, шучу. Начну, пожалуй, с истории постройки, а там, глядишь, и выйдем к местной байке. Кто такой Визаж Миньон? Он был, на современный лад, режиссером-сценаристом, а на языке восемнадцатого века – богатым безработным, настолько богатым, что мог себе позволить нанять людей, чтобы они воплощали его творческие идеи в жизнь. Он поселил их при дворе своего поместья и каждый месяц писал небольшие пьески, которые из-под его пера прямиком отправлялись в небольшую пристройку для разучивания. Надо сказать, что у Визажа было девять детей, а потому большинство пьес было для них. Кстати, где-то на фасаде здания универа даже можно увидеть остатки детских декораций.

Время шло, Визаж старел и задумывался о вечном, но одна мысль не давала ему покоя: кто же примет его дело, ведь дети не особо горели театром и вообще разбрелись по стране, а с отцом остался лишь младший больной сын, который с трудом себя обслуживал и вряд ли бы смог перенять его детище. Визаж долго думал о преемнике, бродил в задумчивости по улочкам тогда ещё немноголюдного Рэя и сам не заметил, как судьба занесла его на местный рынок, где жизнь, казалось, была далека от театральных декораций. Визаж предался воспоминаниям и купил у торговки бутылку парного молока, белый хлеб с хрустящей корочкой и немного зелени, отправившись изучать быт бедняков. Неизвестно, сколько торгашей он обошел, пока не встретил женщину, которая в свободные от торговли минуты постоянно прихорашивалась и поправляла подол платья, читая какую-то уже повидавшую жизнь книжку. В общем, Визаж, как вы понимаете, вывел эту торговку в свет и спустя год она стала уже мадам Миньон, заправляющая его детищем и превратившая особняк сначала в пансион, потому что у нанятых актеров рождались дети, а после и вовсе в училище, потому что не все из них были обучены грамоте. Долго ли, коротко ли, но наступил двадцатый век. В Рэй пришла современная цивилизация, и училище стало превращаться в привилегированное высшее учебное заведение с вековой историей и безупречной репутацией.

А теперь обещанная байка. Один студент – то ли Том, то ли Томми – как всегда, опаздывал на лекцию, потому что каждое утро ухлестывал за местной красоткой Мадлен, которая дразнила его своими отказами. А учителя в то время были гораздо строже, чем сейчас, и чтобы хоть как-то оправдать свое опоздание, Том стал выдумывать по дороге гениальный, как ему казалось, план.

«Маленький олененок беспомощно метался от одной колонны к другой, испуганно смотря на меня своими черными блестящими глазами, то и дело словно жалобно повторяя: „Где мама? Мама!“…

О, бедное дитя! Я не смог пройти мимо, сэр, я решил ему помочь! Сквозь снежную бурю мы ворвались в лес. Я боялся, что мы опоздаем и олененок останется сироткой до конца дней! О, мы искали его маму по всему лесу, ветки царапали мое лицо, ноги попадали в какую-то грязь, кусты цеплялись за одежду, но мы продолжали искать, потому что это так ужасно – потерять кого-то и стать потерянным! И вдруг навстречу нам вышла прекрасная олениха… Мне казалось, что мир в ту минуту озарился светом и ангелы запели „аллилуйя“. Снег искрился и блестел, пока они терлись о носы друг друга! Но я, конечно же, поспешил на лекцию, потому что я очень ценю ваши уроки! И вот я здесь, промокший и продрогший, но счастливый и готовый учиться!»

И вроде бы все уже поверили ему, ведь на глазах у Тома выступали слезы, да и одежда была мокрой, только вот была одна загвоздка: на дворе был май и леса возле универа никогда не было, а олени не то чтобы редкое явление на улицах – их вообще в Рэйе не существовало. Но что только ни придумаешь для того, чтобы тебе поверили! Тогда-то Том и обрел свою первую по праву славу, да и ещё стал местной легендой сравни лепрекону, о котором до сих пор ходят истории. Поэтому когда кто-то из студентов опаздывает на урок, непременно дает пять каменному Томми на удачу.

Сейчас из-за того, что была середина осени, все вокруг было пожухшим и грязным, кроме крон деревьев, которые постепенно становились темно-оливковыми, а некоторые кущи и вовсе были песочными, изредка отправляя на землю, как ракушки с морского дна, золотисто-каштановые листья. Но казалось, что никто не замечал происходящего вокруг, будучи увлеченным собственными проблемами, и я их понимаю, потому что территория моего бывшего универа интересовала меня в последнюю очередь. Потому что вы даже не представляете, какие вкусные шоколадные эклеры были в кафе на первом этаже, да ещё и с заварным кремом! Только ради них я бы ещё пару лет там проучился, а не из-за фонтанов и маленького парка со скамейками на территории. Но не думаю, что в универе Визажа есть что-то подобное… Кстати, вы знаете, что значит его имя? Оно переводится с рупрехтского как «милая мордочка». Видимо, по этому принципу он и выбрал свою профессию. А вдруг он хотел стать архитектором или врачом? Может, тогда просто не было таких возможностей? Вы только представьте: Визаж Рулетка или Визаж Фонендоскоп, – звучит угрожающе.

Сумасшедший поток студентов перемещался по территории, и даже смотря на него из окна машины, я не представлял, как стать его частью, потому что здание универа было похоже на один большой муравейник, в котором было сотни ходов и выходов, в которых невозможно было разобраться без навигатора.

Макс бросил меня возле ворот универа, как нерадивый хозяин, швырнувший не умеющего плавать щенка в море, в надежде, что тот приплывет к берегу. Что ж, спасибо, Макс! Я все ещё склоняюсь к тому мнению, что тебе пора завести семью, по крайней мере, можно было бы пожелать хотя бы хорошего дня (жалко, что вы не видите, как я в этот момент закатил глаза). Ну ладно, может я это услышу, когда разберу чемоданы, но не обещаю, что это будет сегодня или вообще на этой неделе, тем более что уже вторник и она подходит к концу.

Я открыл дверь главного, как мне казалось, корпуса, потому что я вообще не помню расположение факультетов, которые мне показывали на летней экскурсии по территории. Надеюсь, что я смогу найти хоть какую-то информацию внутри. Хотя, надо признаться, мои надежды канули в небытие, когда я увидел сотни открывающихся и закрывающихся дверей, к которым вела широкая лестница, а потому несколько минут просто стоял в оцепенении, смотря по сторонам: кто-то проносился мимо меня, кто-то ронял свои учебники, какие-то девушки прихорашивались, сидя на подоконнике, кто-то бежал вместе с ноутбуком и стаканчиком кофе, злобно фыркая, что опаздывает, какая-то компания увлеченно спорила, то и дело задевая проходящих мимо руками, – в общем, вроде бы обычный учебный мегаполис, но я был абсолютно без понятия, что мне здесь делать. Потому что, конечно же (!!!), я не знал своего расписания и, конечно же, я этим не поинтересовался заранее – я же очень сосредоточен на учебе. Чувствуете нотки веселости в моем голосе? Так вот, не верьте им!

Я бесцельно двинулся к гардеробу, думая о том, что может, там будет что-то полезное для таких «подготовленных», как я. С энтузиазмом я двигался до тех пор, пока в меня не врезался какой-то парень, разлив на мой желтый свитшот, к счастью, едва теплый кофе.

– Прости-прости-прости! – Не знаю, сколько раз он повторил это слово перед тем, как я попытался открыть рот. – Я не хотел! Извини, я просто задумался!

– Я верю, что ты не хотел, но боюсь, моя одежда тебя уже не простит!

– Извини-извини! Давай я сейчас все вытру, у меня есть влажные салфетки!

– Не надо, все нормально, – проворчал я, закатив глаза, когда он отдал мне стаканчик и стал суматошно искать салфетки в своем рюкзаке. – Просто ты изгадил мой любимый свитшот, а так все хорошо, – я выдавил улыбку.

– Прости, прости! – Достал!

– Если ты, правда, хочешь хоть как-то загладить вину, то ты не знаешь, где тут расписание?

– А на кого ты учишься?

– Что-то там драматический факультет… – О да, сейчас бы забыть свою специальность. Лёша, ты поражаешь меня своими умственными способностями все сильнее!

– А, ты учишься на актера драматической роли? – Я неуверенно кивнул. – Тогда тебе со мной, я тоже на этом факультете! – Надеюсь, по дороге на меня не выльется ещё одна кружка. – Кстати, я Адам.

– А я Лё… Кхм! – Ты Чарли, Чарли, Чарли! Не будь склеротиком хотя бы сейчас. – Чарли! – Я улыбнулся, пытаясь сделать вид, что не запутался в своих личностях.

– Приятно, извини ещё раз!

– Спасибо и на том, что это был хотя бы не кипяток!

– Ты только первый день в городе, да?

– Нет, я здесь живу всю жизнь, просто… – Давай, выдавливай, как курица яйцо, себе историю жизни. – У меня просто был целый месяц экзистенциальный кризис… Не до универа, ну, ты понимаешь! – Я всё ещё продолжал выглядеть как ребенок, не умеющий убедительно врать.

– Ого, до сих пор не умею выговаривать это слово, – Адам улыбнулся. – А я вот переехал сюда только два года назад. До этого мы жили в Гéрбале, ну, ты знаешь, наверное! – Понятия не имею, где это.

– Конечно знаю. Это… Это рядом с…

– Рядом с Нумми! – Час от часу не легче! Ну, я попытался.

– Да, там очень красиво!

– Надеюсь, это сарказм? – Всё, Лёша, кончай спектакль, а то он подумает, что ты дурачок!!! Я закивал головой. – Почему у тебя такой странный акцент? – А почему ты постоянно что-то спрашиваешь, ты же вроде не журналист?

– Мы просто много путешествуем, вот, и каждый раз живем почти все лето в новой стране, наверное, поэтому… – Очень правдоподобно, папа уже бы на первом слове сказал, что не верит!

– Ого! И где ты был в последний раз?

– В Энске.

– Чёрт, это же так далеко! Там правда белые ночи? – Я кивнул. – И как тебе?

– Эмоционально… – Я натянул улыбку.

Адам оказался сносным парнем, хотя до сих пор казался мне неуклюжим. У него были пшеничные лохматые волосы, большие зеленые глаза, походящие своим цветом на веточку ели, время от времени задумчиво смотрящие куда-то вдаль. У него был чуть вздернутый нос и ямочки на щеках, а ещё он часто хмурился и поджимал губы, особенно если начинал уходить в себя. Он был в сером кардигане, белой футболке и черных джинсах, которые переходили в черные грубые ботинки на платформе. Не встреть я его в холле, то подумал бы, что это местный донжуан, но, по-видимому, это было не так. И то ли он был помимо неловкости ещё и стеснительным, то ли местные театральные дивы были слишком недоступными. Впрочем, у меня ещё будет время разобраться с этим, но могу заметить пока то, что мы славно поболтали с Адамом после пары, когда он показывал мне наше учебное крыло. Итак, я узнал, что он терпеть не может карбонару и ананасы, а ещё что он проводит почти весь день на катке по выходным и что хочет написать, как восходит рассвет над морем, но родители не отпускают его слоняться по ночному городу.

– Слушай, а ты хорошо ориентируешься в городе? – Спросил я, выходя из здания универа. Нужно же мне было как-то попасть домой, раз Макс об этом не позаботился.

– Думаю, что не лучше тебя. А что? – Адам развернулся ко мне, на что я отвел взгляд, словно подумал, что у меня развязался шнурок, – ещё не хватало, чтобы понял, что я неместный.

– Ты не знаешь, как пройти к Восточной улице?

– Так это же рядом! – Воскликнул Адам, махнув рукой. – На автобусе вообще минут пять!

– А метро?

– Ну его же тут нет!

– Точно! Это я размечтался… Я просто обычно на машине езжу, поэтому пешком плохо ориентируюсь.

– Тебя проводить? – Спросил Адам, с недоверием посмотрев на меня. Я закивал головой, пытаясь не набрести на зрительный контакт с ним. – Не хочешь по пути дойти до причала за кофе? Там, кстати, ещё целую неделю будут украшения к празднику Лилий! – Я почувствовал, как у меня приподнялись брови, а лицо исказилось в гримасе растерянности. Лёша, сейчас, тьфу, Чарли, сейчас вся твоя легенда полетит к чертям. – Видимо, из-за своего кризиса ты и это пропустил! – Я уже говорил, что Адам мне сразу понравился?

– Да… – Я закивал головой, пытаясь реанимировать свою мимику. – Так что за праздник? – Видимо, я попал в точку с вопросом, потому что лицо Адама засияло, да и сам он переменился в позе, стоило ему начать рассказ. Такое чувство, что я был единственным, кто у него поинтересовался этим событием.

– Если честно, я не понимаю, почему никто не уделяет должного внимания этому празднику, – воодушевленно затараторил Адам. – Потому что декорации заслуживают хотя бы половины того внимания, которое отводится на них в Новый год! В канун праздника принято опускать венки из лилий и ромашек на воду и загадывать при этом желание, а ещё лучше, если перевязать венок лентой в цвет лилий в венке. Такая традиция была заложена во времена рыцарей, когда девушки загадывали их скорое возвращение из походов, а с течением времени переросла в экологичный способ загадывания желаний. Все уж лучше бессмысленных шариков. Кстати, ты знаешь, что лилия обозначает счастье и силу духа, по крайней мере, согласно некоторым поверьям, и если подарить лилию, то это поможет пережить душевную боль! А что насчет цветов, то если ты хочешь пожелать здоровья, нужно собрать букет из апельсиновых и рыжих лилий, а если сделать комплимент – из молочных.

– Зачем ты выбрал этот факультет, тебе надо на флористику! – Адам смущенно заулыбался и пожал плечами.

– Все мои познания меркнут по сравнению с декорациями на причале! Кстати, когда ты там был в последний раз? – Ха-ха-ха… Жаль, вы не слышите мой внутренний истеричный смех. Я? На причале? Никогда! Мы с папой так ни разу и не дошли до него за все те разы, когда приезжали.

– Я? – Я сделал отвлеченный вид и перевел взгляд на собаку, важно шагающую по противоположной части дороги. – Наверное, в начале лета.

– Ого, так давно! А я последний раз там был позавчера.

– Хочешь сказать, что это твое место силы? – Я внимательно осмотрел Адама с ног до головы: по нему и не скажешь, что он романтик.

– Ну, можно сказать и так. Кстати, а какое у тебя любимое место в городе? – Ох, Адам, ты действительно хочешь, чтобы я раскололся в первый же день? Я так просто не сдамся: сейчас выдумаю что-нибудь правдоподобное!

– Ну, наверное, кафе «Dans le noir»… – Да, с фантазией у меня сегодня как-то не заладилось.

– О, я там был несколько раз, там очень вкусный ореховый латте! – Что? Это ещё и существует?! Спокойно, главное – не подать виду, что мой внутренний менталист сегодня в ударе. А! Точно, оно же было возле моего дома. – А ещё мне нравится, что там всего в меру, я имею в виду интерьер – уютный минимализм! – Мне оставалось лишь кивать в ответ.

Когда мы вышли на тропинку к причалу, то ещё издалека Адам успел мне составить целый список дел на этом крохотном островке катарсиса. Взойдя на бревенчатую поверхность, мне тут же открылся вид на спокойное светло-бирюзовое море и расположившиеся возле причала сиреневые водяные лилии, которые украшали мелководье. Я подошел ближе к воде и опустил руку вниз – вода была достаточно теплой для осени, хотя, если честно, я вообще без понятия, какой она должна быть. Адам подергал меня за рукав и указал на кофейную лавку, которая располагалась в пяти шагах от нас. Лавка сияла и блестела не только разноцветной мишурой, украшавшей ее, но и своей чистотой. Над меню висела гирлянда из настоящих цветов, украшенная флажками с гербом Рэйя. Кстати, вам, наверное, интересно, как он выглядит? Он треугольной формы, а изображение на нем похоже на символ солнца и какой-то китовый хвост под ним. Хотя, если честно, я никогда не замечал, чтобы кто-то говорил о том, что здесь водятся киты, и вообще был скептически настроен к этой информации.

– Раз ты так много знаешь о традициях, то почему на гербе китовый хвост? Никогда не слышал, что у них тут пристанище…

– Ты что! – Взорвался Адам. – Ты никогда не видел китов, прожив здесь всю жизнь? – Серьезно? Это тоже не шутка воображения?

– Никогда, – я пожал плечами и замотал головой.

– Ты должен их сегодня увидеть! Они очень часто проплывают мимо города, а здесь лучший вид на них! – Ну, началось по новой: Адама опять захлестнули эмоции, отчего мне вновь приходилось следить за своим языком, чтобы не выдать себя.

Когда мы подошли к витрине, внутри на стеллажах были такие гастрономические изыски, которых даже в хорошем ресторане не всегда встретишь! Тарталетки с икрой, круассаны с лососем, грилаты с тунцом и много чего ещё, – если честно, у меня даже глаза разбежались от выбора, когда я посмотрел на меню. Про карнавал напитков я вообще промолчу: здесь было все, даже то, чего не может быть! Я взял, по совету Адама, брускетту и малиновый латте, тот в свою очередь взял апельсиновый раф и галету с грушей. Видимо, из нас двоих только я не ел с самого утра, тем более, ещё до дома добираться не пойми сколько, да и я был не особо уверен, что с аппетитом Макса в холодильнике что-то осталось.

Как только мы отошли от лавки, под ногами я почувствовал что-то мягкое и опустил взгляд. Я оказался на бархатной ковровой дорожке цвета молодой орхидеи. Такого я не ожидал увидеть и, если честно, в Энске я никогда не видел подобного, даже возле самых дорогих ресторанов или отелей. Но, кажется, никого совершенно не волновало, что убранство набережной могут затоптать в один день, а потому помимо ковровой дорожки стояли букеты из лилий в небольших плетеных корзинах, и уже после недавнего экскурса Адама я мог различить, что белые – для чистоты души, розовые – для поддержки, оранжевые – для здоровья, а тигровые лилии – для богатства. Но весь этот набор пожеланий уступал тому запаху, который стоял на набережной, и тем более красоте, которую создавали краски вокруг. Честно, я никогда бы не подумал, что в Рэйе может быть так красиво. Может, все не так плохо, как нарисовалось в моей голове, и Рэй мне понравится не меньше, чем Энск, – кто знает…

У правой стороны причала стояла бежевая яхта, мачту которой украшал невероятно красивый шелковый флаг, переливающийся из лавандового в медовый и абрикосовый цвета. Думаю, даже будь я самым гениальным художником, я бы все равно не смог передать тот волшебный перелив, который создавали лучи закатного солнца на флаге. Но поверьте, он был самым красивым из тех, которые я когда-либо видел. Леера яхты были натянуты, а якорная скоба и шток едва возвышались над водой, капроновый трос был навернут на барабан, а нос яхты был направлен вглубь горизонта, пока кранцы то и дело бухали о дебаркадер.

Мы приземлились на край причала, когда позади нас шумная компания спускалась по трапу на палубу, располагая корзины с фруктами и шампанское на рубке. По возгласам стало понятно, что у кого-то день рождения, потому что компания не могла провести и пяти минут без распевания: «С днем рождения-я-я-я тебя-я-я-я…» и не взорвав в который раз хлопушку. Но в этот раз хлопок раздался где-то около нас, и, подняв голову наверх, я увидел, как тысяча золотых маленьких искорок спускаются на нас и мы погружаемся в это золотое безумие, словно пузырьки шампанского в бокале. Было такое чувство, словно все это устроено для меня! Нет, конечно, это все было приятным совпадением, и такое совпадение мне нравилось, потому что в этот момент я почувствовал себя намного лучше, чем утром. Мне казалось, что все мои проблемы и переживания такие мелочные по сравнению с азартом и радостью жизни, что я просто понял, что все не так ужасно, как могло бы быть! Лучше уж беспечно сидеть под фонтаном золотого конфетти, чем, вжавшись в угол комнаты и обхватив колени руками, пытаться отвлечь себя от страшных мыслей, заставляющих тебя терять контроль над своим разумом.

– Все хорошо?

– Да, я просто задумался о том, где мне взять учебники, ведь вам их уже, наверное, давно раздали!

– Не переживай, я могу прислать тебе электронные.

– Было бы круто! – Наше спонтанное знакомство с Адамом мне нравилось все больше и больше. Я даже рад, что он пролил на меня свой кофе! Я не знаю почему, но за эти несколько часов мне стало казаться, словно я знаю Адама всю жизнь и будто он мой лучший друг. Не знаю почему, но он внушал мне такое доверие и искренность, что дружба с ним, наверное, – самое легкое, чего бы я мог достичь здесь. Может быть, не все так просто, да и в тихом Адаме кто-то водится, но сейчас об этом мне вообще думать не хотелось, я просто мечтал о том, чтобы в городе появился хоть один знакомый человек, а если он окажется ещё и моим другом, то я буду просто на седьмом небе от счастья.

– Смотри-смотри! Они появились! – Сначала я не понял, куда смотреть: то ли на толпу, удаляющуюся на яхте, то ли на закат солнца, который застила облачная пелена, то ли на море, то ли на лилии, но, поймав взгляд Адама, я понял, что нужно смотреть куда-то в глубь горизонта. Я устремил туда все свое внимание, но ничего, кроме фиолетовых волн, не увидел.

– А что там? – Спросил я с некоторой нерешительностью в голосе.

– Там же киты! – Серьезно, Адам?! Там же ничего нет! Но произнести это вслух я не решился. – Вот же, вот! – Адам вытянул правую руку вперед и указательным пальцем показывал куда-то на горизонт. Я почувствовал, как мое лицо искажается в гримасе неудовлетворенности, потому что не понимал, почему китов видит Адам, но не я! Что за несправедливость? Неужели у меня так упало зрение за эти несколько недель…

– По-моему, за время своего кризиса я стал слеповат… – Адам достал из кармана кардигана свои круглые очки и протянул мне.

– Держи! – Если бы вы только знали, какой у него минус! Казалось, что я могу рассмотреть все ракушки на морском дне, не говоря уже о китах, которые, кстати, для Адама, видимо, много значили. И чтобы не портить вечер, я решил ему подыграть, чтобы не сломать в нем какую-нибудь важную деталь, как это случилось с Дашей.

– Обалдеть! – Я с улыбкой открыл в удивлении рот. – Они невероятны! – Адам просиял, посмотрев на меня, и заулыбался.

– Если честно, ты единственный человек, который их видит вместе со мной! – На мой вопросительный взгляд Адам тут же продолжил: – Просто, у меня совсем нет друзей, как мы переехали, и ни с кем, кроме как с родителями, я никогда не засиживался здесь.

– Ну, тогда давай дружить? – Предложил как-то неуверенно я, не зная, нужно ли было мне это говорить или было бы лучше, если б я закрыл свой рот и не встревал.

– Ты это всерьез? – Я медленно кивнул, не понимая суть вопроса, словно сейчас мне откроется какая-то страшная тайна, после которой я не захочу даже видеть Адама. – Спасибо… – Прошептал он с искрящимися глазами и отвел взгляд. Вот чего, а такой реакции я не ожидал. Не знаю, что происходит в его жизни, но, видимо, друг ему нужен ещё сильнее, чем мне.

Какое-то время мы ещё сидели на причале, пока окончательно не стемнело и Адаму не позвонили родители, поинтересовавшись, где он. После этого нам все-таки пришлось расстаться, но Адам не забыл о том, что меня нужно было проводить до Восточной улицы, а потому мы медленно двинулись к ней, попутно разговаривая об универе и прочих насущных вещах. Мы попрощались недалеко от моей парадной, договорившись встретиться завтра у гардероба. По крайней мере, мне бы очень хотелось, чтобы меня кто-то встретил там, потому что я не сомневаюсь, что опять потеряюсь в бесконечной веренице кабинетов.

Я поднялся на лифте на двенадцатый этаж и, покопавшись в карманах, нарыл ключи, вставив в замочную скважину один из них. Но не успел я зайти в квартиру, как раздался раздраженный голос, и в следующую секунду Макс схватил меня за запястье.

– Ты где был? – Я отдернул руку и со звериной яростью посмотрел на него.

– Не хватай меня за руки! – Прошипел я, пнув чемодан ногой и хлопнув дверью комнаты.

…Я ускорил шаг. Двое мужчин, не отставая, шли за мной. Поначалу я не особо сильно обращал на них внимание, но с каждой пройденной мной улицей казалось, что это похоже на преследование. Я уже было хотел позвонить папе, но подумал о том, что не стоит беспокоить его по таким пустякам, тем более, для него все, чтобы я ни сказал, прозвучало бы так, что через минуту перекрыли бы весь центр для моих поисков (и я не шучу!).

Я стал мельком рассматривать их отражения в витринах, и вид у них был более, чем странный: у одного была грязная одежда и местами порванная серая куртка, волосы скрывались под черным капюшоном толстовки, а взгляд был довольно угрожающим и жутким, а ещё достаточно целенаправленным, потому что он вообще не спускал с меня глаз. Второй был хоть и низкого роста, но довольно крупным. У него были огромные ладони и квадратные черты лица: уши были прижаты к голове, кустистые широкие брови занимали половину лба, вдавленные поросячьи глаза, плоский нос и узкие поджатые губы, которые он часто кривил в недовольной гримасе, – он был похож на сломанного робота, которого никто не захотел бы купить в магазине. А ещё у него был довольно сиплый голос, как мне слышалось, что наводило жути.

Они плавно надвигались на меня, словно цунами на город, и будь у меня тогда чуть сильнее развит инстинкт самосохранения, то я бы точно завернул в сторону папиного офиса, а не упрямо бы шел домой. Но я же был слишком храбрым, поэтому потом пришлось расплачиваться за это.

Дойти до парадной мне не хватило нескольких шагов. В подворотне у парковки меня окликнули и в то же мгновение схватили за запястье, а другая грубая ладонь прислонила к моему носу ужасно вонючую мокрую тряпку, отчего я попытался вырваться, но через пару мгновений мои мычащие конвульсии сошли на нет, как и все происходящее вокруг.

Когда я пришел в себя, то, как вы помните, оказался в сером промозглом подвале с единственной лампочкой, торчащей откуда-то из стены, и с застегнутыми наручниками на щиколотках и запястьях. Поэтому я ненавижу, когда меня хватают за руки, и не ручаюсь за себя в этот момент.

– Дверьми ты будешь хлопать без меня! – Раскатился громом по моей комнате голос Макса, когда он с ноги открыл дверь.

– Отстань!

Макс схватил меня за волосы, наматывая прядь на кулак, и выволок в коридор, протащив несколько метров вперед. Я пытался вывернуться, но получалось только ещё больнее.

– Больно! Отпусти меня!

– Это ещё не больно, а теперь заткнись и слушай меня! Я тебе не мальчик на побегушках! – Оскалился Макс, схватив меня за руку и прижав к стене, когда я начал сопротивляться. – Не вырывайся! – Я впервые видел его таким остервенелым.

– Отпусти!

Макс вцепился в мою шею, прижимая ещё сильнее к стене, отчего вместо крика из меня вышел лишь едва слышный хрип. Макс что-то угрожающе шипел, продолжая сдавливать мне шею, на что я чувствовал, как с каждой секундой, которая тянулись, словно вечность, мои глаза увеличивались от страха и боли, а руки все ещё беспомощно пытались ослабить хватку.

– Отпусти… – Взмолился через силу я, начав лупить рукой по стене, потому что никакого другого жеста для поражения на ум не приходило, но Макс не унимался. – Пож… жалуйста… – Еле слышно прошептал я, обессиленно и медленно сползая по стенке, чувствуя, что начинаю терять сознание и фокус в глазах.

– Ты хочешь жить? Хочешь?

Я, едва разбирая слова, закивал головой, пока его силуэт покрывался черными пятнами в моих глазах, а ноги едва удерживали мой вес.

– Тогда заткнись! – Прошипел с покрасневшим лицом Макс и убрал от меня руки, отчего мое окаменевшее тело, словно мешок, свалилось на пол. – И да, если я узнаю, что ты рассказал о нашем диалоге своему отцу, поверь мне – будет хуже, гораздо хуже! – Гаркнул он, хлопнув дверью в зал, когда я на карачках заползал в свою комнату.

Я попытался отдышаться, но голова шла кругом и меня всего трясло. Я сам себе не верил, что Макс меня отпустил, и все ещё пытался подавить крик, чтобы удержать внутри себя воздух. Я обхватил голову руками, но вместо пустоты закрытых глаз один за другим всплыли воспоминания из злополучного подвала, в котором меня держали: сперва я почувствовал, как все поледенело внутри, а после ещё и ощутил на своей шее такую же крепкую хватку, что и тогда. Я вцепился в рукав свитшота и стал раскачиваться вперед-назад, пытаясь побороть тошноту, подступавшую к горлу, и душащий страх, от которого у меня сейчас стучали зубы и тряслись губы, а щеки пылали до боли в висках. Я даже пытался не дышать, чтобы меня не услышал Макс и не вернулся назад. Мне хотелось лишь одного: чтобы он поскорее оставил меня в покое и уехал в Энск…

Не знаю почему, но наши отношения с Максом резко испортились после моего похищения, словно между нами пробежала кошка вражды и никак не перебежит назад для примирения.

 
***
 

Вот уже почти месяц я живу один. Мало что поменялось вокруг меня за это время, зато много чего изменилось внутри. Мне казалось, что за месяц произошла трансформация моего сознания, и из все ещё наивного подростка я превратился во взрослого человека, который стал по-другому смотреть на жизнь и происходящие события.

Это все произошло как-то быстротечно, в одну ночь, я даже не знаю, в какую именно. Но неделю назад я проснулся со странным для себя чувством: я ничего ни к кому не чувствую, просто ни-че-го. Ещё неделю назад я был влюблен, в животе порхали бабочки (да, у мальчиков они тоже есть), у меня были вдохновляющие и забавные сны, в которых я находил ответы на бытовые вопросы, но если в таком настроении я заснул, то проснулся я абсолютно без этих декораций в голове. И знаете, что самое интересное?! Мне стало так проще жить! Нет, серьезно, я не знаю, что произошло, но я чувствую такую легкость и безразличие к трудностям, как будто с меня опали все проблемы и мысли, которые весили несколько тонн. Не знаю, что делать пока что с этим состоянием, но мне нравится ничего не чувствовать, потому что так невозможно разбить сердце и уничтожить мечты.