Но квартира, в которой я оказалась, не оправдала моих ожиданий. В прихожей были поклеены обычные светлые обои с незатейливым цветочным узором. Одна комната прямо напротив входа оказалась раскрыта, и, прежде чем Коля успел ее закрыть, я увидела заправленную кровать, письменный стол, медальки на стене и пару разборных гантелей, аккуратно уложенных на коврике у стены.

В квартире была еще одна комната, но дверь в нее была заперта. Коля помог мне снять пальто и кивнул в сторону ванной.

– Руки можешь помыть здесь. Полотенце чистое, не переживай, – парень усмехнулся и, проследив, что я зашла в ванну, зашел буквально на пару секунд в запертую комнату, осмотрелся и вышел, снова закрыв двери.

Я же заперлась в аккуратной чистенькой ванной и, включив воду, зависла над раковиной. Что я здесь делаю? Мне всего-то нужно было увидеть Колю, убедиться, что он не так сильно пострадал от того дождя и уйти со спокойной совестью. Оставаться на чай совершенно не обязательно.

Когда с кухни послышался свист чайника, я вынырнула из размышлений и, поспешно помыв руки, вышла из ванной. На маленькой хрущевской кухне уже пахло свежезаваренным чаем с примесью благоухающих трав. Коля смерил меня долгим взглядом и тихо произнес:

– Я даже немного напугался, что ты решила принять душ.

Парень выглядел смущенным, и мне вдруг захотелось рассмеяться этой глупой шутке.

– Ты единственный, кому тут действительно нужен душ, – сдерживая улыбку, ответила я.

– Ах, прости, – спохватился Коля, – Это все пробежка. Я сейчас быстро сполоснусь, а ты пока разлей чай по чашкам.

Муромцев достал из шкафчика две белые чашечки, украшенные цветочным узором. Я ухмыльнулась сама себе, предположив, что ради меня он достал посуду из семейного сервиза.

– Справишься? – участливо спросил парень, замерев на полпути в ванную.

– Не стоит недооценивать меня, Николай Николаевич, – я уверенно ухватилась за чайничек с заваркой, всем телом ощущая на себе взгляд физрука.

Наконец, убедившись в моей небезнадежности, он скрылся в душе, и я снова почувствовала нечто странное. Я разливаю ароматный травяной чай по чашкам, пока за стенкой Коля мылит свое сильное тело под горячим душем. Вот он резко переключает температуру, направляя на себя струю контрастно холодной воды, и по его светлой коже разбегаются мурашки – по сильным плечам, крепкой груди, по тугим мышцам рук и спины… От одной этой мысли по моему собственному телу побежали предательские мурашки.

Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение. В последнее время меня часто заносит в неприятное озабоченное состояние. И виной этому Муромцев Николай Николаевич – святая простота и мистер «сияющая улыбка». Нужно держать свои эмоции под контролем, но с каждым разом все сложнее и сложнее.

– Все в порядке? – я и не заметила, как на пороге замер Коля в белой футболке, маняще облегающей его рельефный торс – слегка влажный после душа.

Мои глаза задержались на Колином теле неприлично долго, так что, отводя взгляд, я даже не знала, что сказать в свое оправдание. К счастью, физрук сделал вид, что ничего не заметил.

– Так что ты тут делаешь, Надежда Львовна? – весело спросил парень, присаживаясь на стул с чашкой в руках.

– Все в школе очень переживают за тебя, – ответила я, не глядя на Колю, – И, как оказалось, зря. Ты совершенно не выглядишь больным.

– Я немного повалялся в больничке с температурой, – признался он, сморщив лицо из-за неприятных воспоминаний, – Но, как только температура спала, я сбежал. Мне нужна активность, чтобы быть в строю. Лежкой лежать и плевать в потолок – это не про меня.

– Если бы ты направил свою жажду деятельности в правильное русло, может, добился бы чего-то большего, чем просто…, – пробормотала я, снова невольно зависнув взглядом на внушительных бицепсах парня.

– Чем что? – уточнил он, с издевкой глядя на меня.

– Чем уроки физкультуры в школе Булкина, – я закончила мысль и холодно посмотрела на Колю.

Муромцев понимающе кивнул, а потом вдруг несогласно покачал головой.

– Ты многого обо мне не знаешь, Надя, – тихо произнес он, но я перебила.

– Что бы ты ни сказал – будет лишь оправданием твоему бездействию, – серьезным тоном возразила я, в свое время прослушавшая множество лекций от именитых коучей, – Возможно, ты думаешь, что мне легко говорить, ведь я…

Не успела я договорить, как Коля, не спуская с меня серьезного взгляда, прервал:

– Удачно встретила богатенького дядю? – не без тени обвинения предположил он, и я мгновенно разозлилась.

– Ты ничего обо мне не знаешь! – прошипела я и уже собиралась с шумом поставить чашку на стол и, гордо задрав голову, уйти, как Коля перехватил мою руку и осторожно опустил чашку на пробковую подставку.

– Не шуми, пожалуйста, – попросил он, облизав пересохшие от волнения губы, – Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто…

– Ты ревнуешь, – догадалась я, высвобождая запястье от хватки физрука, – Я же сразу сказала, что между нами ничего не может быть.

Коля мягко улыбнулся и пожал плечами:

– Дай мне время, и ты сама удивишься, как сильно ошибалась, – уверенно произнес он, склонив голову на бок.

– Ты отвратительно самоуверенный, – фыркнула я, отвернувшись от улыбающегося парня. Но тот склонился над столом и осторожно коснулся пальцами моей ладони, и мне пришлось снова окунуться в голубое озеро его глаз.

– Дай мне время, – повторил он, – Ты поймешь, что настоящее, а что – нет.

– Хочешь сказать, что мой жених – это ненастоящее? – усмехнулась я, – А ты, наверное, – то, что нужно, да?

Коля помолчал, внимательно глядя на мои губы. От его взгляда – долгого, жаждущего – у меня перекрыло дыхание, и, едва Муромцев отвел глаза, я глубоко вдохнула.

– Ты не выглядела счастливой, когда тебе подарили машину, – начал он поучительным тоном, – Но ты улыбалась, когда я показал тебе каштаны.

Я вскинула брови в удивлении. Да как он смеет?! Хотелось возразить, вспыхнуть, разозлиться, но я не могла. Не могла, когда он смотрел на меня так ласково, понимающе… Будто тоже через все это проходил и знает, что происходит внутри меня.

– Если ты думаешь, что сможешь завоевать меня каштанами, – грубовато произнесла я, – Ты сильно ошибаешься.

Но на лице парня снова просияла широкая улыбка, словно я выдала именно ту реакцию, которой он ожидал. Принимая вызов, он снова произнес:

– Дай мне время, Надя. Дай мне время.

Я раскрыла рот, чтобы картинно рассмеяться, но тут из запертой комнаты раздался вздох, отчетливо похожий на женский. Коля встрепенулся, и подскочил с места.

– Ты не один? – удивилась я.

– Прости, Надя, – растерянно произнес он, – Думаю, тебе пора.

Что? Он выгоняет меня? Ради той, которую скрывает за закрытыми дверьми? Что здесь вообще происходит?!

ГЛАВА 9 НОЯБРЬ

После моего странного визита к Николаю Николаевичу прошло пару недель. Ни я, ни он при случайной встрече не возвращались к обсуждению произошедшего. Когда физрук нагло выдворил меня из дома, не объяснив ни слова, я поклялась себе, что больше не подпущу его к себе ближе чем формальное приветствие. Хватит с меня! Я и так позволила этому парнишке пробудить в себе слишком много забытых эмоций.

А эмоции только мешают. Отвлекают меня от главной цели. Я должна выиграть конкурс молодых дизайнеров и доказать себе, Антону и всему миру, что я – только я сама по себе – значу так много, что даже Лаптев больше не сможет упрекнуть меня капризами и зависимостью от брендов и станет смотреть на меня как на равного достойного партнера, а не как на очередную глупую овечку, что блеет около него и его денежного пастбища.

Я всего достигну, если не буду отвлекаться на эмоции.

– Надежда Львовна, я не понимаю, что из этого сделать, – промычала Леночка, критично осматривая старомодный джинсовый сарафан на манекене.

Каждая из девочек получила свой манекен, на котором должна представить два наряда из перешитой одежды. Мы решили, что будет любопытно усложнить эксперимент и сделать два образа – один повседневный и один праздничный.

– Укороченный топ и юбку-шорты, – посоветовала я, бегло глянув на сарафан, – В волосы повяжем платок, на руки сплетем фенечки и возьмем сумку из макраме или рафии. Добавим немного хиппи-настроения.

Лена округлила глаза и, представив образ у себя в голове, благодарно закивала.

– Супер! – восхитилась она.

– Попробуй нарисовать эскиз, – я ткнула пальцем в заранее нарисованные мной женские фигуры на листках бумаги. Начинающим дизайнерам будет удобно рисовать свои эскизы, не тратя время на отрисовку фигуры.

– Я не очень хорошо рисую, – пожаловалась девочка, но я только ближе подвинула бумагу.

– Рисуй как можешь. Мне важно, чтобы ты попробовала.

Лена кивнула и, еще раз осмотрев сарафан, склонилась над рисунком. Я же перешла к Вере, которая уже вовсю штриховала тени на эскизе своего наряда. Осмотрев длинную шерстяную юбку красивого коричневого оттенка и белую блузку с жабо, я ухмыльнулась и перевела взгляд на рисунок девочки.

– Ого, – удивленно протянула я, выхватывая эскиз из ее рук, – А у тебя здорово получается!

На нарисованной фигуре были надеты широкие кюлоты со строгой стрелкой и карманами и приталенная блуза с рукавами буфф. Жабо с кофты превратилось в рюшечную оборку на карманах брюк, что мило смягчало жесткость линий. Образ дополняли коричневые кожаные подтяжки, ботинки с носочками и сумка-почтальонка.

Я прикрыла глаза и представила, как в таком виде по Лондону времен Викторианской эпохи расхаживает девчонка-подросток, которая прячет светлые косички под кепочку и выдает себя за мальчика, раздающего газеты, но на самом деле эта малышка не так проста, потому что под этим прикрытием она собирает информацию о богачах и передает ее своему лидеру – такому же подростку-Робин Гуду.

– Это очень хорошая работа, – похвалила я, вернувшись в реальность, – В ней чувствуется история.

На мгновение я окунулась в собственные воспоминания, когда на каждой перемене и даже посреди скучных уроков я постоянно рисовала костюмы к выдуманным персонажам. В какой же момент я перестала придумывать историю для каждого своего образа? Мои эскизы стали более техничными, модными, но они были лишь одеждой, соответствующей текущим трендам. Ни одна моя работа за последние годы не несла в себе характер того, для кого этот костюм был придуман. Может быть, моя ошибка именно в этом? Может, такое отношение к коллекции и делает ее скучной?

– Спасибо, Надежда Львовна, – Верочка зарделась и вернулась к рисунку, а я с задумчивым видом перешла к Маше.

С некоторой завистью девочка посматривала на Верины успехи. У самой Маши на столе лежало пару скомканных листов бумаги – символ творческого кризиса. Я присела на парту и, склонив голову, осмотрела манекен, на который был надет видавший виды спортивный костюм из широких ярко-розовых штанов и такого же цвета ветровке.

– Ничего не получается, – расстроенно пробормотала ученица, сложив руки на коленях.

Я посмотрела на другую кучу одежды, которая была приготовлена для праздничного образа, и заметила там любопытный кожаный пиджак черного цвета.

– Это батин, – пояснила Маша, заметив мой взгляд.

– Батя не придет выяснять со мной отношения, если мы этот пиджак порежем? – на всякий случай уточнила я, и девчонка звонко рассмеялась.

– Нет, он ему больше не нужен, – заверила она.

– Отлично, – я вытащила жакет из кучи вещей и, встряхнув, накинула его на манекен вместо спортивной ветровки. – Штаны отрезать до шорт, распороть боковой шов и сделать треугольные кожаные вставки. Край оставим рваный. Из ветровки смастерим корсетный топ, а кожаный жакет слегка ушьем. Получится спортивно и дерзко одновременно.

– Разве можно носить шорты с пиджаком? – удивилась Маша, и я, закатив глаза, рассмеялась.

– Если красиво, то можно, конечно.

Вдохновленная поданной идеей, Маша села рисовать новый эскиз, а я уже переключилась на работу Любы. С ее манекена на меня смотрело мамино (а то и бабушкино!) черное платье неудачной длины и с крайне тяжелой драпировкой.

– Почему у тебя все черное? – усмехнулась я, окинув взглядом девочку в черном сарафане и черной водолазке.

– Это цвет моей души, – угрюмо ответила она.

– Это подростковая драматичность, – поправила я и, покачав головой, уставилась на манекен, – Есть идеи?

– Может быть, сделать струящуюся юбку и короткую кофту с открытыми плечами и длинными рукавами? – неуверенно предположила девочка.

Я одобрительно кивнула и добавила:

– Юбку сделаем на запахе, а рукава у топа будут клеш и оставим по низу аккуратную рокерскую дрань.

Девочка никак не изменилась в лице, но в ее глазах мелькнул знакомый огонек азарта.

– Окей, – ответила она, продолжая смотреть на платье.

– В тебе есть что-то от молодой Вивьен Вествуд, – зачем-то произнесла я, с любопытством глядя на короткие взъерошенные волосы Любы.

– Это комплимент? – уточнила она, вероятно, даже не подозревая, кто такая Вивьен Вествуд.

Я кивнула и поспешила покинуть рабочее место Любы, настроение которой сегодня напоминало грозовые тучи.

Одарив девочек вдохновением, я перешла к своей собственной коллекции, которая была тщательно отрисована на множестве плотных листов. Перебрав эскизы в сотый раз подряд, я уронила голову на стопку советских книг по швейному мастерству, и тихо вздохнула.

– Вы так здорово даете советы нам, – начала Маша, – Неужели у вас не получается так же со своими работами?

Я показывала свои эскизы ученицам, чтобы похвастать и получить восхищенные отклики, но результат ввел меня в еще большую депрессию. Девочкам было скучно. Неинтересно. Моя коллекция не откликалась их сердцам. Но с моей стороны было глупо ожидать от них отклика, ведь одежда, которую я создаю, действительно больше подходит взрослым деловым женщинам.

Тем, кто уже оставил позади детскую непосредственность и эмоциональность.

– Не получается, – пробормотала я, не поднимая головы с книг.

– Вам нужно вдохновиться, – задумчиво произнесла Леночка, – Чем-то красивым.

– Никником, например, – прикусив губу, Маша кокетливо похлопала ресницами.

– Что за Никник? – я подняла голову и вопросительно глянула на рыженькую ученицу.

– Николай Николаевич. Физрук, – усмехнувшись, пояснила Люба.

– Машка сохнет по нему, – Лена согласно кивнула.

– А вот и нет! – возразила Маша, но тут же снова расплылась во влюбленной улыбке, – Ну может, только немного.

– Мария, он для тебя слишком стар, – я строго пригрозила девочке пальцем, и все ученицы хором рассмеялись. Даже кислая Люба.

– Да я же только посмотреть, – отмахнулась Маша, – Все равно он в вас влюблен.

«А я влюблена в другого» – хотела ответить я, да только так и замерла с раскрытым ртом. А влюблена ли я в Антона на самом деле? Будит ли он во мне хоть какие-то романтические чувства? Или я закрыла себя в жестких оковах дисциплины и расчета настолько, что уже не могу по-настоящему влюбиться в мужчину, за которого выхожу замуж?

Впрочем, у Антона и без того столько положительных качеств, что любовь нам только помешает.

«Дай мне время. Ты поймешь, что настоящее, а что – нет» – сказал мне Николай, когда я сидела на его маленькой кухне и пила ароматный травяной чай. И почему его голос так часто всплывает в моей голове? И почему я постоянно жду, что он станет делать, чтобы убедить меня в своей правоте?

– Это не взаимно, – коротко ответила я Маше.

– Бедный Никник, – Лена покачала головой.

– С разбитым сердцем он кажется еще более красивым, – протянула Маша, не переставая улыбаться.

– А знаете, вы правы! – заявила я, резко поднимаясь из-за стола, – Нам нужно найти вдохновение. Пойдемте погуляем по школе и поищем что-нибудь красивое.

Воодушевленные, мы бродили по школе, отмечая необычные сочетания цветов на плакатах или за окном, мягкость серых облаков и остроту линий строительных инструментов. Правда, маляры, красящие левое крыло, попросили нас не мешаться, и мы всей компанией спустились на первый этаж.

– Что это за звуки? – заинтересованно спросила Леночка, стараясь уловить источник странных шлепков и мужских вздохов.

– Это из спортзала, – подсказала Верочка.

– Боюсь предположить, что там происходит, – Люба лукаво улыбнулась, а я уже чувствовала жар, растекающийся по телу от разгорающегося любопытства.

– Сейчас мы это узнаем, – уверенно произнесла я и, звонко отстукивая каблуками по плитке, направилась прямиком в спортзал.

У самой двери необычные звуки стали слышны гораздо сильнее, так что, подбадриваемая любопытством, я осторожно раскрыла дверь и проскользнула в спортзал, пропуская следом своих девочек.

В центре зала в круг собралась куча разновозрастных мальчишек в спортивных шортах и трико. Они одобрительно присвистывали и хохотали, наблюдая за тем, что происходило в кругу.

– Давай болевой! Захват! Рычаг! – кричали мальчишки, подсказывая незнакомые мне команды.

Не сдержавшись, я поспешила к толпе учеников, одергивая задирающуюся от быстрой ходьбы юбку. Растолкав тройку старшеклассников, я вошла в круг и увидела, как на расстеленных матах лежит прижатый к полу парнишка лет шестнадцати-семнадцати, а на нем, грубо вытянув подростковый локоть, восседает Николай в одних красных шортах.

Раскрасневшийся мальчишка свободной рукой похлопал по мату, и физрук, ослабив хватку, слез с крупного и неповоротливого на вид подростка. Я поджала губы, наблюдая за тем, как обычно смешливый физрук превратился в строгого мужчину – в сильного наставника. И мне вдруг стало страшно от того, что я не могу отвести глаз от этой примитивной мужественности.

– Теперь ты иди на захват, – скомандовал Николай, вставая в стойку спиной ко мне.

Невольно я засмотрелась на то, как перекатываются забитые мышцы под кожей, покрытой синяками и царапинами. В пальцах неприятно покалывало от желания коснуться мужского тела. Я тряхнула волосами, скидывая с себя странные чувства.

В тот момент, когда ученик попытался ухватить Муромцева за край шорт и потянуть на себя, Николай поддался и позволил поджать себя в странное тесное объятие. Вдохновленный успехом, мальчишка сделал подсечку и с громким шлепком уложил тяжелого физрука на мат. Нарочно медленно двигаясь, Коля дал ученику шанс выкрутить свою руку так, что у меня самой в приступе эмпатии что-то резко кольнуло в области локтя.

Ученик обрадовался и зазевался, и физрук, желая наказать его, грациозно перевернул пацана и прижал его спиной к мату.

– Правило номер один – не отвлекайся от боя, – сбивчиво дыша, напомнил Коля и слез с мальчишки.

Подняв голову, он заметил меня и переменился в лице. Жесткая мужественность, которой горел его стальной взгляд, сменилась удивлением, а за ним и мягкостью. На плотно сжатых губах мужчины снова расцвела привычная мне улыбка, а щеки покрылись румянцем то ли от активного спорта, то ли от того, что Коля смотрел на объект своего вожделения – на меня.

Мальчишки заулюлюкали, заметив, с каким особым вниманием мы с Николаем смотрим друг на друга, и Муромцев, на мгновение снова ставший серьезным, отдал очередную команду:

– Делимся на пары и отрабатываем прием!

Толпа ребят быстро рассосалась. Часть заняла уже лежащий на полу мат, остальные отправились в конец зала, где были сложены другие маты. Я обернулась на девочек и улыбнулась тому, как они наблюдают за старшеклассниками и шушукаются между собой.

Николай отер тыльной стороной ладони пот со лба и приблизился ко мне. А мне стоило больших усилий натянуть на лицо холодную маску, ведь я совершенно забыла, что обиделась на этого обаятельного полуголого физрука с богатырской фамилией.

– Что за мордобой ты тут устроил? – возмутилась я, прежде чем Коля успел сказать хоть слово.

– Это самбо, – он махнул рукой на ребят, валяющихся на матах, – В самбо морду не бьют.

– А что вы делаете в самбо? Обнимаетесь на полу в полуголом виде? – я прищурилась, бегло осмотрев торс физрука.

Смутившись, тот отошел к скамье, на которой лежала желтая футболка, и вернулся ко мне уже одетый.

– Я просто веду секцию самбо. Не нужно на меня злиться из-за этого, – миролюбиво попросил парень, но я в ответ покачала головой.

– Я злюсь не из-за того, что ты учишь парней насилию, – фыркнула я, скрестив руки на груди, и тут же опомнилась: То есть я не злюсь. Вернее, злюсь, но не совсем. Я…

– Ты злишься на меня. Постоянно злишься на меня, – уверенно произнес Николай, – А это значит только одно – я тебе нравлюсь.

Я вскинула руки в возмущении и чуть не захлебнулась тем количеством воздуха, которое заглотила, чтобы вывалить на физрука все мое презрение.

– Да что ты о себе возомнил?! – вскрикнула я, забыв о том, что в зале полно учеников, – Я никогда не опущусь до уровня школьного физрука, ясно?!

Николай Николаевич смотрел на меня с довольной улыбкой, будто я была глупой, но очень симпатичной собачонкой, которая даже в приступе злости остается любимой мохнатой врединкой.

– И вообще все эти побоища, что ты тут устроил, – я обвела рукой зал, в котором мальчишки учились боевым искусствам, – Уверена, у тебя нет на это разрешения! И еще…Еще…

Мне отчаянно хотелось ухватиться за что-нибудь еще, чтобы хоть как-то задеть самовлюбленного физрука, но тот продолжал изучать меня терпеливым взглядом, от чего я злилась еще больше.

Подумать только – он мне нравится! Да как такая чушь могла прийти в его дурную голову?! Решил опозорить меня перед ученицами? Ну я этого так просто не оставлю!

– Я все расскажу Людмиле Сергеевне! – пригрозила я и, не оборачиваясь на улыбающегося физрука, постучала каблуками на выход, – Девочки, мы уходим!

С трудом отлипнув от созерцания спортивных старшеклассников, девочки поплелись за мной.

– Вы что, правда пойдете к директору жаловаться на Никника? – испуганно спросила Маша, а я, все еще подпаляемая наглостью Коли и тем, как бесцеремонно он выгнал меня из своей квартиры, кивнула и, оставив девочек, поспешила к Людмиле Сергеевне.

К счастью, директриса оказалась на месте. Увидев меня на пороге, она заметно удивилась.

– Что-то случилось, Наденька? – спросила она, окинув меня участливым взглядом.

– Да, я хотела бы обсудить один вопрос, – я стремительно прошлась по кабинету и остановилась около застекленного шкафа со школьными наградами.

– Если ты не можешь поладить с девочками, попроси Ольгу Александровну помочь. Ей чудесным образом удается подобрать ключик к любому ребенку, – Людмила Сергеевна ласково улыбнулась, говоря о тихой учительнице английского языка.

– Нет, дело касается физрука Николая Николаевича, – начала я, с трудом удерживая уверенность на том же уровне.

– А что не так с Николаем? – искренне удивилась женщина.

– Вы знали, что он учит мальчишек драться? – вскинулась я, – Прямо сейчас у вас под носом проводит кровавые бои в спортзале.

– Как кровавые? – ужаснулась директор, – У него же кружок самбо для учеников.

Я отвела глаза, ругая себя за то, что в запале слегка перегнула палку.

– Но ребята дерутся. Вместо того, чтобы учиться разбираться словами, – оправдалась я.

– Наденька, я много раз наблюдала за тем, как работает Николай. Какие ценности он доносит до обычных мальчишек, у половины из которых отцы либо отсутствуют, либо спиваются день за днем, – Людмила Сергеевна смягчилась, видимо, поняв, что моя жалоба на физрука не имеет ничего общего с реальностью, – Нам очень повезло, что Коленька вернулся в Булкин. Очень жаль, конечно, что его вернуло такое горе, но он правда очень помогает мальчишкам города.

Я перевела на директора недоумевающий взгляд:

– Какое горе?

Людмила Сергеевна встала из-за стола и, приблизившись, аккуратно развернула меня к шкафу с наградами. Всмотревшись в расставленные за стеклом фотографии, я увидела улыбающегося Колю с золотой медалью на шее и флагом России, накинутым на плечи. На другой фотографии Муромцев был заснят в процессе схватки с другим спортсменом на очередном соревновании. Здесь же на полке стояли грамоты, подписанные на его имя, – на русском и английском языках.

– Николай трехкратный чемпион мира по боевому самбо, многократный чемпион Европы и наших российских соревнований, – пояснила женщина, – Какое-то время он жил и тренировался в Бразилии.

– Но почему он вернулся? – тихо спросила я, припоминая, как Людмила Сергеевна упомянула какое-то горе.

Женщина поникла, словно рассказывала историю, тесно связанную со своей собственной семьей. Может, так оно и бывает в маленьких городах, где все друг друга знают?

– У Коли скончался отец. А следом за ним у мамы случился обширный инсульт, – дрожащим голосом пояснила директор, – Коля вернулся, чтобы ухаживать за ней.

Теперь, когда я знала правду, все встало на свои места. Он выгнал меня из квартиры, не потому что прятал девушку или жену за запертой дверью. В той комнате лежала его мама в тяжелом состоянии, и он не хотел втягивать меня в эти непростые заботы.

Я рвано выдохнула и захлопала ресницами, ощутив, как в уголках глаз стали скапливаться слезы. Услышав правду о Коле, я поняла, как несправедлива была по отношению к нему. Как хамила ему, обзывая глупым физруком, неспособным на большие свершения. И как он беззаботно улыбался в ответ, не говоря ни слова ни об успешной карьере спортсмена, ни о проблемах с матерью.

– Простите, – я смахнула побежавшие по щекам слезы и, выскочив из кабинета директора, поспешила в обратном направлении.

Ведомая жгучим чувством вины, я ворвалась в спортзал, где все еще шло занятие, и, отыскав глазами смеющегося Колю, направилась прямо к нему. Его лицо замерло с открытой улыбкой на губах, когда, услышав стук каблуков, он обернулся и увидел меня.

Мое сердце колотилось так, что, если бы ни оживленный гомон, царящий в спортзале, Коля мог бы услышать этот бешеный стук и понять, что он действительно мне нравится.

Не обращая внимания на учеников и удивленный вздох Николая, я влетела прямо в него и, крепко обхватив его шею, прижалась всем телом в трепетном объятии.