Читать книгу: «Красные платки», страница 4

Нюра стоит рядом со всеми с утра пораньше. «Наши», как она называет таких же пенсионеров, подавшихся в торговлю не по желанию, но по нужде, зазывают хлестко, остро и с юмором. Нюра еле-еле шевелит сухими губами, бросает в рот немного сушек, чтобы успокоить желудок. С утра наварила овсянки на воде, пожевала хлебушка и отпила горячего чая. Вот и вся пища на день. Нюра не жалуется, не стонет, хоть и мерзнут ноги в гамашах. Надевать валенки неловко – засмеют еще, а ничего среднего между валенками и гамашами у старухи нет.

– Бабуль, сколько платок? – обращается рослый кабан, чуть помладше ее Славика. Глаза вострые, нагловатые, а нос с горбинкой – вылитый уголовник, еще и с лысиной.

– Тебе за пятьсот отдам. Первый у меня за сегодня, – радостно восклицает она, готовая завернуть любой платок в целлофановый пакетик.  – Какой тебе больше приглянулся?

– Не-не-не, бабуль, обожди. Такую тряпку за пятьсот? Давай за триста возьму две. Мне своей бабке: любит она такую хреномуть.

– Да ты что же? Сама шила, а ты мои платки «тряпками»? Поглядите на него: ни стыда ни совести, – сокрушается Нюра, а сама чуть не плачет.

Солоноватые слезки вот-вот брызнут из маленьких кошачьих глаз. Такие же они потерянные, слабые и полные горести, как у загнанного в угол зверя.

– Два платка по триста – и разойдемся, бабуль. Заворачивай, – пышет кабан, нависая над бабой Нюрой.

Торгаши по обе руки лениво, с некоторой завистью взирают на продавца и покупателя. Бизнес – ничего не поделаешь. Тут либо упорствовать и терять клиента, либо подмасливать. Пенсионеры поматерее знают свое дело, а вот Нюра за столько лет так и не привыкла к новому опыту. Что ж, отдаст за триста, зато хоть какой-то прибыток будет.

Вечером ее раскладной деревянный столик почти пуст. Сиротливо лежит розовый платочек с ландышем, ждет, на чью бы головушку ему взгромоздиться. Ждет и Нюра, а вот чего – поди разбери. Ненавистно мигает светофор. То зеленый, то желтый, то красный. Нюра выучила его интервал: внутри постоянно ведет отсчет. Она ведь бывший математик! Хотя, как говорили у них в школе, бывших математиков не бывает. Устало чапают такие же, как она, пенсионеры. У них еще есть силы работать уборщицами, вахтершами и воспитательницами в детских садах, а вот Нюры хватает только на храм, ателье и продуктовой. На выходных постоит целый день с платками, а потом всю неделю лечится травами, дышит над картошкой и пьет сиропчик.

Розовый платочек купила за четыре сотни преподавательница из местного университета. С ней они часто пересекаются в одном продуктовом. Вместе старушки следят за изменением ценников, охают, ругают правительство и товарища Чубайса, давно отошедшего от дел, но разграбившего страну в девяностые. Преподавательница бы помогла какой копейкой, но сама до сих пор посылает половину зарплаты детям и внукам. Нюра понимающе вздыхает и советует, как лучше повязать этот платок с ландышем.

Вечером баба Нюра склоняется перед ликом Спасителя. Все ей кажется, что икона мироточит. Уже не первую ночь перед сном старуха просит Господа забрать ее хоть на Пасху. Бьется головой об пол, ждет ответа, как верная собака, нашептывает благую молитву. Крестится и просит не за себя, а за здоровье внуков и правнуков. Молчит Христос, молчит Богородица. Воет за деревянным белым окном сирена, несет по полу холодом, а из подъезда вторгается сырость. Промозглый воздух душит Нюру и, потушив свечки, ложится на кровать.