Комната, полная зеркал. Биография Джими Хендрикса

У Джими все еще отсутствовал усилитель, и он прекрасно понимал, что отец не поможет ему с покупкой. Эл жалел о том, что купил ему гитару, потому что считал, что тот тратит слишком много времени на музыку. Позже Эл писал, что поддерживал первые выступления сына, но все до единого товарищи Хендрикса по первым группам придерживаются противоположной версии. «Джими держал свою гитару в доме Пернелла, опасаясь, что она будет уничтожена, если он оставит ее у себя, – вспоминал Энтони Атертон из The Velvetones. – Его отец был категорически против музыкальной карьеры сына и запрещал репетировать». Каждый вечер группа помогала Джими тайком улизнуть из дома на репетицию или концерт. Несколько участников The Velvetones вспоминают, что несколько раз видели, как Эл избивал Джими в приступе ярости. «Эл был жестоким человеком, – рассказал Пернелл. – Отчасти это было чертой времени, тогда все мужчины были такими. Когда они не могли бить своих жен, выплескивали гнев на детей. На это было тяжело смотреть, это было просто отвратительно».

Участники группы знали, что в те редкие дни, когда Эл бывал дома, к двери нужно подходить на цыпочках. «Даже будучи подростком, я понимал, что мистер Хендрикс был нетипичным отцом, – вспоминал Атертон. – Я боялся его из-за ревущего голоса и того, как он обращался с собственными детьми. Любой, кто появлялся на пороге его дома с инструментом, попадал ему под горячую руку. Он часто говорил: “Положи эту чертову штуку на место, с ней ты не получишь ни гроша”».

Однажды вечером после концерта в Birdland Джими оставил свою электрогитару за кулисами клуба, возможно, подумав, что хранить ее там безопаснее, чем дома. На следующий день он обнаружил, что гитару украли. «Он был совершенно раздавлен, – вспоминал Леон. – Но думаю, еще больше его расстраивала необходимость рассказать обо всем отцу. Он знал, какая его ожидает взбучка». В тот момент казалось, что музыкальная карьера Джими окончена.

Осенью 1959 года Джими начал встречаться с Бетти Джин Морган, они познакомились в школе. Бетти выросла на Юге и имела сильный акцент, что было необычно для афроамериканцев Сиэтла. Из-за нехватки денег их свидания обычно сводились к прогулкам в парке Лещи. Родители Бетти были консервативны, поэтому каждый раз, когда Джими хотел сходить с ней куда-нибудь, он должен был лично спрашивать разрешения у ее отца. Джими нравились эти формальности. «Он был очаровашкой, – вспоминала Бетти Джин. – Родителям нравилась его вежливость. Мама очень вкусно готовила, и он обожал ее за это». Когда у Джими еще была гитара, он пытался произвести впечатление на Бетти, играя у нее на крыльце.

Той осенью Джими исполнилось семнадцать. По воспоминаниям его одноклассника Майка Тагавы, одежда Хендрикса устарела на пару лет: «Он носил черно-белую рубашку в полоску с поднятым воротником, черные брюки со стрелками, сужающиеся к лодыжкам, и ремень шириной в полдюйма [чуть больше 1 см. – Прим. ред.]. Такой образ можно увидеть в фильме “Бриолин”». В конце концов Джими устроился разносчиком газет в Seattle Post-Intelligencer, но всего через три месяца уволился.

Джими часто помогал отцу стричь газоны. Эл хотел, чтобы сын продолжил семейный бизнес и работал вместе с ним. «Когда Джими весь день трудился изо всех сил, он зарабатывал один доллар, – вспоминал Леон. – Джими ненавидел эту работу, она была очень тяжелой». Его друг Джимми Уильямс работал в продуктовом за пятьдесят долларов в неделю и пытался пристроить туда Джими. «Эти деньги круто изменили бы его жизнь, – вспоминал Уильямс, – но Эл сказал, что не может допустить, чтобы сын работал допоздна, потому что ему нужно учиться и ходить в школу. После этого ничего не изменилось, Джими по-прежнему редко появлялся на занятиях».

По мере того как соседские мальчишки становились старше, получали работу или уезжали из района, их дружбе приходил конец. Казалось, что Джими отставал от сверстников по всем фронтам и даже в отношениях с Бетти Джин продвинулся только до поцелуев. 31 декабря 1959 года он встречал Новый год с Джимми Уильямсом, играя “Memories Are Made of This” Дина Мартина. В полночь он поздравил Бетти Джин по телефону, но, учитывая, что она жила всего в нескольких кварталах, этот романтический жест вряд ли произвел на нее впечатление.

Если Джими в то время и спал с какой-то другой девушкой, он никогда не хвастался об этом перед друзьями. Джимми Уильямс и Пернелл Александер вспоминали, как однажды все вместе они должны были пойти на вечеринку, куда были приглашены взрослые девушки, имевшие богатый сексуальный опыт. Эта ночь, казалось, была идеальным шансом для Джими лишиться девственности. Пернелл во всем был опытнее своих друзей, поэтому, прежде чем войти в дом, он усадил Джими и Джимми на ступенях, как если бы был их старшим братом, и выложил карты на стол: «Родители этих девочек уехали, так что они захотят веселиться, возможно, всю ночь. Я надеюсь, вы знаете, что это значит и как нужно себя вести. У кого-то из вас уже был опыт с девушкой?»

Ни Джими, ни Джимми не ответили. По их молчанию и округленным глазам было очевидно, что опыта у них не было. «Ну, все, что от вас требуется, – выглядеть уверенно», – сказал Пернелл и зашел в дом.

Джими и Джимми не последовали за ним. Они остались на крыльце, глядя друг на друга и пытаясь собраться с духом. Для них секс прочно ассоциировался с нотациями о том, что будет, если девушка залетит. Тревогу усиливало и то, что некоторые из их друзей уже имели детей. Какое-то время они размышляли о том, сколько проблем добавит незапланированная беременность в их и без того непростую молодую жизнь. В то время им было по семнадцать, но они все еще были мальчишками. «Я не могу позволить себе, чтобы девушка забеременела», – обеспокоенно сказал Джими. Джимми Уильямс с ним согласился. В конце концов он встал и направился прочь. Джими поднялся и последовал за лучшим другом, так и не переступив порог того дома.

В конце концов Джими рассказал Элу о потере гитары и получил за это самый большой нагоняй в своей жизни. В течение нескольких недель Джими приходил в школу словно в воду опущенный.

До кражи электрогитары Джими начал играть в группе под названием The Rocking Kings. Как и The Velvetones, она состояла из старшеклассников, но они устраивали платные концерты на профессиональном уровне. Несмотря на то что в The Rocking Kings был отличный гитарист Джуниор Хит, Джими произвел на участников впечатление во время осенней «битвы групп», и ему предложили место. «Он казался праведником, – вспоминал барабанщик Лестер Экано, – не пил и не курил. На фоне других парней он был диким». Джими, возможно, и был аутсайдером в жизни, но стоило дать ему сцену с усилителем и прожектором, как он преображался. У The Rocking Kings был менеджер Джеймс Томас, который договаривался о концертах и пытался придать группе более профессиональный вид. Так, он требовал, чтобы все участники носили пиджаки. Для одного концерта Джими пришлось взять напрокат красный пиджак, и в итоге он отдал за аренду больше, чем выручил. Эл долго ему это припоминал.

После того как у Джими украли гитару, для The Rocking Kings он стал бесполезен, и в конце концов несколько участников решили помочь ему и скинулись на новый инструмент. Это была белая Danelectro Silvertone, купленная в Sears Roebuck за 49 долларов 95 центов. К электрогитаре прилагался усилитель. Как и раньше, Джими держал ее дома у друзей, чтобы не злить отца. Он покрасил ее в красный цвет и крупными буквами высотой в два дюйма (около 5 см. – Прим. пер.) написал «Бетти Джин» на передней панели. Его тетя заметила, что он мог бы назвать гитару «Люсиль» в честь матери, если бы это имя не занял Би Би Кинг.

Влияние Би Би Кинга было велико, и популярными номерами группы стали каверы на “Every Day I Have the Blues” и “Driving Wheel”. Сет-лист The Rocking Kings мог включать “C.C. Rider”, оригинальную R&B версию в исполнении Чака Уиллиса; аранжировку “The Twist” Хэнка Балларда, более медленную, чем хит The Chubby Checker; популярные песни вроде “Rockin’ Robin” или “Do You Want to Dance”; каверы на хиты The Coasters; “Blueberry Hill” Фэтса Домино; и почти всегда – песни Дуэйна Эдди и Чака Берри. Группа также исполняла собственные аранжировки популярных у местных “David’s Mood” и “Louie, Louie”. «Мы смешивали блюз, джаз и рок. Мы были готовы сыграть что угодно, что заставило бы людей танцевать», – вспоминал Экскано Экано. Выступления сопровождались необычным звуком его барабанов, он назвал его «слоп-битом». «В этом был дух шаффла, под нашу музыку было легче танцевать, – объяснил Экано. – Мы играли черную музыку, но на наши концерты приходили все».

В июне 1960 года Эл и Джими снова переехали, на этот раз в небольшой дом по адресу: 2606, East Yesler Way, всего в нескольких кварталах от школы Гарфилд-Хай. Джими окончил второй семестр с четверкой по искусству, двойкой по машинописи и незачетами по драме, всемирной истории и физкультуре. Он отказался от лингвистики, столярного дела и испанского языка, чтобы не провалиться. Терри Джонсон вспоминал, что Джими просто не хотел учиться, а когда получал незачеты, его самооценка подрывалась еще больше.

Когда в сентябре следующего года в Гарфилд-Хай снова начались занятия, Джими посещал школу весь месяц, но вскоре стало очевидно, что он не сможет ее окончить. Джими много раз грозили отчислением, если он продолжит пропускать занятия, однако он так и не взялся за ум. В конце октября 1960 года его официально исключили из рядов учеников Гарфилд-Хай. В школьном досье указано, что причиной отчисления было устройство на работу, но единственной его работой была должность гитариста в The Rocking Kings. «От выпуска из школы его отдаляла не пара-тройка проваленных предметов, он пропустил так много, что этот объем уже невозможно было наверстать. Кроме того, по законам того времени мы были обязаны исключить ученика при регулярных прогулах», – вспоминал директор школы Фрэнк Ханавалт. В том году учебу в Гарфилд-Хай бросили около 10 % старшеклассников.

Годы спустя, когда Джими стал знаменитым и начал мифологизировать свое прошлое перед доверчивыми журналистами, он рассказывал им байку о том, что учителя-расисты «выгнали» его из Гарфилд-Хай после того, как увидели держащимся за руки с белой девушкой в классе. Эта история – чистой воды вымысел: в школе межрасовые отношения не были чем-то неслыханным, а у Джими не было белой девушки, с которой он мог бы держаться за руки. Все, кто посещал Гарфилд-Хай в то время, говорят, что его единственной девушкой в школьные годы была Бетти Джин. С Джими училась белая Мэри Уилликс, которая быстро стала его близкой подругой, они часто говорили об НЛО, бессознательном и реинкарнации. Дружба Джими с Уилликс была платонической, белых подруг у него в принципе было не много. «Остальные [белые] ученицы едва знали, кто такой Джими Хендрикс», – отмечала Уилликс. Тем не менее их товарищество, наряду с многочисленными дружескими отношениями с музыкантами всех рас, которыми Джими обзавелся той осенью в Гарфилд-Хай и в Центральном округе, оставили на нем неизгладимое впечатление. «В Гарфилд-Хай Джими столкнулся с мультикультурализмом, и тот остался с ним на всю жизнь, – вспоминал Вилликс. – Это было действительно особенное место, оно оставляло свой отпечаток на каждом, кто там учился». Дружеские отношения, многие из которых стали возможны благодаря взаимной любви к музыке, оказали на Джими большее влияние, чем все то, чему он научился на занятиях.

Что касается поздней фантастической истории Джими о том, как его выгнали из-за воображаемой белой девушки, то даже слов о том, что Джими застукали в классе, было достаточно, чтобы вызвать ухмылку на лицах его друзей и одноклассников. Правда заключалась в том, что 31 октября 1960 года, в Хэллоуин, семнадцатилетнего Джими Хендрикса исключили за неуспеваемость.

Глава 7
Spanish Castle Magic
Сиэтл, Вашингтон
ноябрь 1960 – май 1961

«Spanish Castle был Вальхаллой эпохи рок-н-ролльных танцевальных выступлений Северо-Запада. Если выступали там, вы были на вершине».

Пэт О’Дэй, радиоведущий из Сиэтла

В тексте песни “Spanish Castle Magic” 1968 года Джими Хендрикс сообщал, что ему требовалось полдня, чтобы добраться до легендарного танцевального зала Spanish Castle (англ. «Испанский Замок»). На самом деле от Центрального района дорога занимала всего час езды на машине. Поездка в этот клуб, находившийся в Кенте, штат Вашингтон, стала поворотным для его карьеры путешествием: это был лучший танцевальный зал Северо-Запада и выступать в нем мечтал каждый местный музыкант. Хендрикс впервые побывал в Spanish Castle в 1959 году на выступлении The Fabulous Wailers, самой популярной местной группы того времени, и возвращался в него каждый раз, когда появлялась возможность. Построенный как бальный зал в 1931 году, Spanish Castle вмещал две тысячи человек. Название этого здания с оштукатуренными башнями и стильным неоновым интерьером было увековечено в истории музыки Северо-Запада в 1961 году, когда The Fabulous Wailers выпустили концертный альбом “At the Castle” (англ. «В Замке»). Радиоведущий Пэт О’Дэй застал большинство крупных концертов в клубе. «Spanish Castle был Вальхаллой эпохи рок-н-рольных танцевальных выступлений Северо-Запада, – рассказывал он. – Выступать на этой сцене мечтали все местные группы».

Джими впервые сыграл на сцене Spanish Castle в конце 1960 года, когда The Rocking Kings выступали на разогреве у другой группы. Само выступление не было выдающимся, так как участники сильно нервничали, но вскоре The Rocking Kings стали получать неплохие заказы. Они сыграли на фестивале Seafair в Сиэтле и заняли второе место в любительской битве групп всего штата.

Хотя большинство посетителей Spanish Castle составляли белые, клуб был расово интегрированным, и на его сцене многие белые местные музыканты играли R&B и джаз. «Сцена Северо-Запада находилась под сильным влиянием афроамериканской культуры, – вспоминал Ларри Кориелл, начавший свою карьеру в группе The Checkers, популярной в Spanish Castle. – Оригинальность музыки Северо-Запада была частично обусловлена географической изолированностью Сиэтла. Из-за этого популярным направлением стал грязный R&B The Wailers, The Frantics и The Kingsmen».

Фирменной песней региона стала “Louie, Louie”, она звучала практически на каждом выступлении любой группы. Ее текст, возможно, и был неразборчив, но мощный ритм, позаимствованный у оригинала Ричарда Берри, написанного почти в афрокарибском калипсо, был определенно танцевальным. «Грязный» звук, который упоминал Кориелл, отчасти был следствием низкочастотного оборудования и высоких уровней громкости, но отчасти и результатом преднамеренного эксперимента. «Мы вырезали конусы динамиков, накрывали их полотенцами и втыкали зубочистки в вуферы, чтобы звук стал грубым», – вспоминал Джерри Миллер, позже игравший с The Moby Grape. Примерно в это же время Джими начинает экспериментировать с дисторшеном: как-то раз он уронил усилитель и обнаружил, что толчки искажают звучание его электрогитары.

Ни одной группе этот «грязный, но крутой» звук не удавался лучше, чем The Fabulous Wailers из Такомы. Несмотря на то что все участники группы были белыми, The Wailers создали собственное инновационное R&B-звучание, а их гитарист Рич Дангель оказал огромное влияние на Джими. По воспоминаниям Дангеля, как-то раз Джими подошел к нему после концерта в Spanish Castle и похвалил его игру. «Он был застенчивым парнем, но явно пытался мне польстить, – рассказывал Дангель. – Он сказал, что, если нам когда-нибудь понадобится еще один гитарист, он готов занять эту позицию». На первый взгляд предложение было нелепым, но это прекрасный пример того, как Джими пытался себя продвигать. В Spanish Castle выступало не так много афроамериканских гитаристов, и Джими, несомненно, выделялся на общем фоне.

Есть легенда о том, как Джими слонялся за кулисами Spanish Castle. Чаще всего ее рассказывал Пэт О’Дэй: «Рядом все время околачивался один чернокожий парень. Он подходил ко мне и очень вежливо говорил: “Мистер О’Дэй, если у кого-нибудь сломается усилитель, у меня в багажнике есть запасной, он очень хороший. Но я дам его только при условии, что тоже смогу сыграть”». В то время выход из строя усилителя был обычным делом. Джими использовал легкий шантаж: если хотите получить мой усилитель, дайте мне играть. Хотя в этой истории, возможно, есть доля правды – позже О’Дэй продвигал The Jimi Hendrix Experience, и они с Джими с теплом вспоминали времена Spanish Castle, – она, безусловно, преувеличена, поскольку в то время единственным усилителем Джими был Silvertone, который ни один музыкант не отважился бы назвать «очень хорошим». По воспоминаниям Сэмми Дрейна, друга Джими, у одного из соседей был древний «Меркурий», им они иногда пользовались, чтобы добраться до клуба. «Когда Джими писал эту строчку о езде в полдня, он имел в виду, что машина постоянно глохла, и иногда дорога и правда занимала полдня», – рассказывал Дрейн.

Ненадежные автомобили были бичом The Rocking Kings. Например, однажды группу пригласили на хорошо оплачиваемый концерт в Ванкувере, но их машина сломалась перед канадской границей. В качестве награды за усилия группа получила только оплату проезда на автобусе обратно в Сиэтл. После этого провального недотура группа в первоначальном составе распалась. Менеджер Джеймс Томас переформировал ее и поставил Джими на более важную позицию бэк-вокалиста. В то время Джими редко пел, утверждая, что его голос слишком слабый. Томас переименовал группу в Thomas and the Tomcats и стал фронтменом. В такой конфигурации группа дала несколько концертов в небольших городах вдали от Сиэтла, но проблемы с машинами продолжали преследовать музыкантов. За одно из шоу на востоке Вашингтона они получили тридцать пять долларов – это означало, что Джими заработал примерно шесть долларов за выходные. Сельской публике понравилась группа, особенно запомнилось соло Джими в песне Эрла Кинга “Come On”, которая стала кульминацией выступления Tomcats. По дороге домой группа находилась в приподнятом настроении, пока не попала в метель к востоку от Сиэтла. «Было около четырех утра, – вспоминал Лестер Экано. – Мы сидели в стареньком «Студебеккере» Джеймса Томаса 1949 года выпуска. Все устали, поэтому решили затормозить и немного поспать, надеясь, что за это время снегопад прекратится». Когда они проснулись два часа спустя, метель переросла в снежную бурю, и все испугались, что замерзнут насмерть, если не поедут дальше. Стоило машине съехала с дороги, как она попала в кювет и перевернулась, за рулем был Экано. Никто не пострадал, но все были сильно напуганы.

Однако Джими был не только напуган. Он заявил, что его уже тошнит от ночных поездок на разваливающихся машинах. «С меня хватит этого дерьма», – сказал он ошеломленным коллегам по группе, лег на землю и стал делать снежных ангелов. Остальные поплелись вверх по дороге в поисках эвакуатора. Когда они вернулись час спустя, Джими все еще лежал в снегу, его голову накрывало пальто, и он казался безжизненным. «Честно говоря, мы испугались, что он замерз до смерти», – вспоминал Экано. Когда Лестер подошел к Джими, чтобы проверить пульс, Хендрикс вскочил и закричал: «Попался! Меня так просто не убить!»

К весне 1961 года почти все друзья Джими окончили школу. Варианты трудоустройства для молодых афроамериканцев обычно ограничивались сферой услуг, но даже в ней многие профессии были недоступны, например работа продавцом в универмаге. С 1950-х годов чернокожие в Сиэтле могли покупать одежду в универмагах в центре города, но им не разрешалось примерять ее. Имея ограниченные перспективы, несколько друзей Джими, включая Терри Джонсона и Джимми Уильямса, присоединились к вооруженным силам. Так поступало большинство чернокожих парней после выпуска.

Из-за того что Джими бросил школу, его карьерные перспективы были еще хуже, чем у окружающих. У него не было никакого опыта работы, за исключением игры в группах и помощи отцу со стрижкой газонов. Когда той весной его спрашивали, есть ли у него работа, он всегда отвечал, что его работа – Tomcats. У него за душой не было ничего, кроме гитары и усилителя, но этих сокровищ было достаточно, чтобы он мог мечтать о карьере гитариста. Когда Hank Ballard and The Midnighters приехали в город с гастролями, Джими достал бесплатный билет и сидел на шоу с гитарой на коленях. После концерта он пристал к гитаристу, чтобы тот научил его лизам, и ходил за ним по пятам, пока тот не сдался. Джими начал всерьез продвигать себя; возможно, ему не хватало финансовых ресурсов, но амбиций и напористости было предостаточно. Тем не менее даже во время самых кассовых выступлений Tomcats Джими зарабатывал меньше двадцати долларов в месяц, и большая часть заработка уходила на покупку снаряжения и сценической одежды. Юридически Джимми был совершеннолетним, но он все еще зависел от своего отца.

Примерно той же весной Джими встретился с другой местной восходящей звездой: Брюсом Ли. «Это произошло в боулинге Imperial Lanes на авеню Ренье», – вспоминал выпускник Гарфилд-Хай Денни Розенкранц. В то время Ли был известен своими демонстрациями карате и склонностью затевать драки на парковке боулинга. Джими пришел, чтобы поддержать друга, – у него самого не было денег на участие в турнире, – так что, вероятно, с будущей легендой боевых искусств его не объединяло ничего, кроме рукопожатия в боулинге.

Отношения Джими с отцом оставались непростыми. Эл считал, что его сын ленив, и теперь, когда Джими стал, по сути, мужчиной, Эл начал критиковать его еще больше. «Отец думал, что идея Джими стать музыкантом была дерьмовой, – вспоминал Леон. – Он буквально говорил, что музыка – это проделки дьявола». Эл по-прежнему хотел, чтобы старший сын работал садовником вместе с ним, а Джими ненавидел тяжелый физический труд, и мысль о том, чтобы стать помощником отца, его ужасала. Совместный труд не сближал отца и сына, и Джими жаловался, что за всю его помощь Эл платил ему всего доллар. Они с Леоном пародировали хриплый голос отца, говоря: «Вот тебе доллар». Весной 1961 года клиент Эла заметил, как тот бьет Джими. Джими упоминал об этом инциденте в интервью 1967 года: «Он ударил меня по лицу, и я убежал». По воспоминаниям Леона, даже когда Джими было восемнадцать лет, Эл продолжал пороть его ремнем.

Бедность Джими бросалась в глаза даже участникам The Rocking Kings, хотя никто из них не был выходцем из привилегированных слоев общества. Терри Джонсон работал в закусочной прямо напротив Гарфилд-Хай, и Джими часто заглядывал к нему за бесплатной едой. Благодаря Терри Джими узнал, что после закрытия ресторан выбрасывает непроданные бургеры или картофель фри. Даже когда на смене был не Терри, Джими заходил в закусочную перед закрытием и спрашивал, есть ли у них еда, которую собираются выбросить. Сначала сотрудников ошеломляло, что парень, которого они знали по школе, попрошайничал, но вскоре они поняли, насколько плачевным было его положение, и начали ежедневно собирать для него кулек непроданных гамбургеров. Иногда парню удавалось забрать домой с полдюжины бургеров, но чаще всего он быстро съедал все, что ему давали, прямо на парковке, как голодный дикий зверь. Пока он ел, он смотрел на школу, в которую когда-то ходил.

Джими продолжал встречаться с Бетти Джин Морган, хотя редко мог позволить себе сводить ее куда-нибудь, кроме парка. Тем не менее той весной Джими сделал ей предложение. Его поступок был неожиданным, ни Бетти Джин, ни ее родители никогда не рассматривали его кандидатуру всерьез. «Мама сказала, что мне придется подождать до окончания школы, а выпуститься я должна была только в 1963 году», – вспоминала она. Хотя Джими нравился ее родителям, по всей вероятности, они надеялись, что он хотя бы устроится на работу, прежде чем предлагать союз их дочери.

Разговоры о браке прекратились после того, как Джими попал в поле зрения полицейского управления Сиэтла. 2 мая 1961 года его арестовали за езду на угнанной машине. Его отвезли в центр содержания несовершеннолетних, тот самый, что находился через дорогу от квартиры, в которой он жил всего год назад. Когда Эл пришел внести за сына залог, Джими сказал ему, что не знал, что машина была украдена, и что в момент ареста она была припаркована. Эл написал в своей автобиографии, что дело быстро уладили и Джими не пришлось отбывать никакого срока. Полицейские протоколы рассказывают другую историю: так как это было его первое правонарушение, Джими провел за решеткой один день, но всего через четыре дня его арестовали еще раз за езду на другой угнанной машине. Произошедшие друг за другом аресты не были аргументом в пользу снисхождения. Следующие восемь дней Джими провел под стражей. На этом наказание не закончилось: Джими предстояло судебное заседание, на котором его бы официально осудили, ему грозил серьезный срок.

В то время полицейское управление Сиэтла регулярно критиковали за чрезмерное преследование темнокожих мужчин. «Копы останавливали тебя, даже если ты просто шел по улице», – вспоминал Терри Джонсон. В 1955 году мэр Сиэтла создал комиссию для расследования чрезмерной жестокости полиции в Центральном округе. В отчете о результатах расследования были приведены распространенные среди полицейских убеждения: «Все негры носят ножи» и «Любой негр за рулем «кадиллака» – либо сутенер, либо наркоторговец». Джими клялся, что не угонял ни одну из машин и не знал, что они были в угоне, тем не менее ему грозило до пяти лет тюремного заключения по каждому из уголовных обвинений.

Хотя Джими был мечтателем, даже его буйное воображение не могло придумать сценарий, при котором он смог бы зарабатывать на жизнь в качестве музыканта в Сиэтле. Он уже задумывался о том, чтобы пойти в армию, а с приближением даты суда начал рассматривать этот вариант более серьезно, поскольку прокуроры часто скашивали срок за военную службу. Ранее той весной вместе с Энтони Атертоном Джими предпринял попытку вступить в военно-воздушные силы. «Как только они нас увидели, сразу же сказали, что мы не подходим физически, потому что не сможем выдержать перегрузки», – вспоминал Атертон. Вероятнее всего, причиной отказа был цвет кожи молодых людей, в то время в ВВС было мало афроамериканских пилотов.

После этого выбор Джими пал на армию. Он отправился в военкомат и спросил, могут ли его зачислить в 101-ю воздушно-десантную дивизию. Он читал о ней в учебниках по истории и нарисовал в своем блокноте знаменитую нашивку «Кричащий орел». «Он продолжал говорить, что собирается купить себе одну из этих нашивок», – вспоминал Леон. Джими так прикипел к этой нашивке, поскольку она наделяла владельца определенными характеристиками. Этот знак отличия и мужественность, что он символизировал, манили юношу, детство которого прошло в неполной семье.

На слушании 16 мая 1961 года Джими представлял государственный защитник. Прокурор согласился на условный двухлетний срок при условии, что Джими пойдет в армию, однако судимость внесли в его личное дело. На следующий день Джими подписал контракт на трехлетнюю службу в армии. 29 мая он должен был сесть на поезд в Форт-Орд, штат Калифорния, чтобы начать базовую подготовку. При определенном стечении обстоятельств он смог бы стать членом легендарной 101-й воздушно-десантной дивизии, той самой, что десантировалась с парашютом за линией фронта во время высадки в Нормандии. Если не брать в расчет несколько поездок в Ванкувер в детстве, Джими никогда не выезжал за пределы Сиэтла больше чем на двести миль (около 322 км. – Прим. пер.). Кроме того, он еще ни разу не летал на самолете, не говоря уже о том, чтобы прыгать из него с парашютом.

В ночь перед отъездом в базовый лагерь Джими дал последний концерт с Tomcats. Они выступали на фестивале под открытым небом на Мэдисон-стрит, на сцене прямо напротив клуба Birdland, где почти три года назад Джими начал свою карьеру с The Velvetones. На последнее выступление старшего брата с группой пришел Леон, Бетти Джин Морган тоже была там. После концерта Джими подарил Бетти Джин дешевое кольцо со стразами, сказав, что оно обручальное. Но еще больше к Бетти Джин его привязал другой шаг: он попросил подержать у себя дома его любимую гитару до тех пор, пока он не сможет за ней послать.

То выступление пришло посмотреть несколько сотен человек, включая нескольких школьных друзей Джими и приятелей по соседству, которые знали его те восемнадцать лет, что он прожил в Сиэтле. Среди них была и Кармен Гауди, которая пришла на концерт с новым бойфрендом. Между Кармен и Джими не было никакой вражды, она не испытала сладкой тоски, снова увидев его на сцене. И все же Кармен была одной из немногих, кто видел его первый публичный концерт в подвале синагоги. Она не могла не заметить, как сильно улучшилась его игра за такой короткий срок. Теперь в его движениях сквозила уверенность, и хотя его соло все еще были слишком кричащими, он играл с таким щегольством, что неизменно привлекал внимание зрителей. «Он все еще был дикарем, когда дело доходило до игры, – вспоминала Кармен. – Но он был хорош. Он был очень хорош».

На следующий день Джими сел на ночной поезд до Калифорнии. 15 лет назад он совершил точно такое же путешествие со своей бабушкой Клариссой в Беркли. В три года поезд казался ему захватывающей волшебной машиной, но повзрослевший Джими ощутил одиночество еще до того, как поезд тронулся со станции. Он провел всю свою юность в нескольких минутах ходьбы от нее, но теперь поезд уносил его на юг, прочь от того единственного места, которое он называл домом.