Читать книгу: «Капитализм и ничего больше. Будущее системы, которая правит миром», страница 4

2.2в Более высокая норма прибыли на активы богатых

У людей с высокими доходами не только более крупные состояния, у них еще и более крупные состояния относительно их дохода, и, кроме того, они владеют другими видами активов, чем остальное население. В 2013 году около 20 % домохозяйств в Соединенных Штатах имели нулевые или отрицательные чистые активы, в то время как у средних 60 % домохозяйств почти две трети накопленного богатства существовало в виде жилья и 16 % – в виде пенсионных накоплений (Wolff 2017, ch. 1)³⁰. Состояния среднего класса не диверсифицированы (поскольку большая часть их приходится на жилье) и содержит высокую долю заемных средств (то есть существенным компонентом валового накопленного богатства являются долги). Как показали Кун, Шулярик и Стеинс, используя исторические данные опросов состояний американцев, так было на протяжении всего периода после Второй мировой войны. С финансиализацией экономики доля заемных средств выросла: к 2010 году для среднего класса она достигла «ошеломляющих» 80 % (из каждых 5 долларов валового богатства 4 доллара приходились на долги и всего 1 доллар на чистые активы) по сравнению с 20 % в 1950-м (Kuhn, Schularick, and Steins 2017, 34). Состояния среднего класса, будучи настолько недиверсифицированными и имея столь высокую долю заемных средств, зависят от колебаний цен на жилье и очень нестабильны. С 80 % долей займов, ценам на жилье достаточно упасть лишь на 20 %, и весь их чистый капитал обнулится. Именно так и произошло во время финансового кризиса 2008 года.

Но стоит взглянуть на верхние 20 % или меньше, и структура накопленных состояний меняется: преобладающим видом активов становятся акции и финансовые инструменты, на которые приходится почти три четверти состояний верхнего процента. В жилье вложены относительно небольшие средства, составляющие менее одной десятой всего состояния верхнего процента самых богатых.

Это различие в составе накопленного имущества имеет решающее влияние на среднюю норму дохода от имущества, получаемого группами населения с разным уровнем доходов. Если нормы дохода более или менее одинаковы в пределах активов одного типа (то есть доходность жилья примерно одинакова, независимо от того, владеет ли человек огромным особняком или небольшой квартирой-студией), то общая доходность будет зависеть от разницы в уровне доходности между различными типами активов – например, от того, отличается ли доходность жилья от доходности финансовых активов. Хотя исследований взаимосвязи между доходностью актива и количеством этого актива, которым кто-либо владеет, не слишком много, Вулф (Wolf 2017, 119) пришел к выводу, что нормы доходности мало различаются в пределах классов активов. Другими словами (вернемся к нашему примеру), независимо от того, владеете ли вы особняком или однокомнатной квартирой, доходность будет примерно одинаковой; и это также верно, владеете ли вы облигациями на 1000 или 1 миллион долларов.

Таким образом, проблема сводится к разнице в доходности между классами активов. За тридцатилетний период с 1983 по 2013 год более богатые домохозяйства преуспели в большей степени, потому что доходность финансовых активов была выше доходности жилья (Wolff 2017, 116–121). Средняя реальная (после вычета инфляции) годовая доходность финансовых активов составляла 6,3 %, в то время как средняя реальная доходность жилья стояла на отметке всего лишь 0,6 % (Wolff 2017, 138, appendix table 3.1). Доходность валовых активов для верхнего одного процента составляла в среднем 2,9 % в год по сравнению с 1,3 % для трех средних квинтилей. Эта разница, капитализированная за тридцать лет, дает преимущество богатым в размере около 60 %.

Если богатые систематически опережают средний класс и бедных по доходам, которые они получают от своих активов, мы имеем дело с важным долгосрочным фактором, способствующим усилению неравенства. Чтобы исправить это (если возникнет такое желание), потребуется прогрессивное налогообложение крупных состояний. Однако необходимо иметь в виду, что типы активов, принадлежащие богатым, не всегда оказываются более ценными. Во время пузыря на рынке жилой недвижимости, как в Соединенных Штатах между 2001 и 2007 годами, жилье часто оказывается более доходным, чем финансовые активы. Хотя этого не происходило в течение первых трех лет Великой рецессии (когда доходность жилья была более отрицательной, чем у финансовых активов), нередко это все же происходит: когда фондовые рынки резко падают, а цены на жилье сильно не изменяются, богатые получают общий уровень доходности, который ниже, чем у среднего класса. Как мы видели, за последние тридцать лет происходило обратное.

Теоретически возможно, что богатые люди держат более рискованные и более волатильные активы, так что их более высокая доходность может быть частично отнесена на счет премии за риск. Однако тридцать лет – достаточно длительный период, чтобы уравнять последствия риска, а в долгосрочной перспективе обладатели больших состояний имели больший успех, чем средний класс.

Кроме того, те типы активов, которые обычно принадлежат богатым, более ценны, поскольку они, как правило, облагаются меньшим налогом, чем типы активов, принадлежащие среднему классу. Так, прирост капитала, а в Соединенных Штатах и доход, получаемый менеджерами инвестиционных фондов, в большинстве случаев облагаются налогом по более низким ставкам, чем проценты со сберегательных счетов³¹.

Богатые также пользуются преимуществами масштаба: входные затраты (минимальная сумма, необходимая для инвестиций) для приобретения высокодоходных активов высоки и отпугивают мелких инвесторов; богатые инвесторы могут также прибегнуть к помощи гораздо лучших специалистов по инвестированию и платить более низкие комиссионные за каждый вложенный доллар. Фельдштейн и Ицхаки (Feldstein and Yitzhaki 1982) обнаружили, что богатые инвесторы систематически переигрывают мелких инвесторов по доходности своих активов³².

Итак, более высокий доход, извлекаемый богатыми из своих активов, происходит из трех источников: (1) богатые владеют пропорционально большим количеством активов, долгосрочная доходность которых выше (эффект структуры активов), (2) богатые платят меньше налогов за каждый доллар, полученный за счет накопленного богатства (налоговое преимущество), и (3) входные затраты и издержки управления на доллар активов ниже (эффект низких входных барьеров).

2.2 г Связь большого количества капитала с высокими доходами от труда у одних и тех же людей

Уникальной чертой либерально-меритократического капитализма, заметно отличающей его от классической формы капитализма, является наличие среди самых верхних децилей или процентилей по доходам людей с высоким доходом от труда, и что еще более интересно, растущая доля населения, имеющего как высокий доход от труда, так и высокий доход от капитала. Создавая неологизм, основанный на греческих корнях, я называю подобную связь высокого дохода от капитала с высоким доходом от труда в рамках одного домохозяйства (или отдельного человека) «гомоплутией» (homoploutia) (от homo – «такой же, и ploutia – «богатство»).

Доля людей, имеющих как высокий доход от труда (или капитала), так и высокий доход от капитала (или труда), увеличивалась в последние несколько десятилетий (рис. 2.3). В 1980 году только 15 % людей в верхнем дециле по доходу от капитала также относились к верхнему децилю по доходу труда, и наоборот. За последние 37 лет этот процент удвоился. В жесткой версии классического капитализма мы могли бы ожидать, что почти ни у одного из ведущих капиталистов не будет высоких доходов от труда. Они все равно были бы богаты, имея только доход от капитала, и у них не было бы ни желания, ни времени, чтобы подрабатывать по найму. Точно так же ни один наемный работник в классическом капитализме не мог бы получать достаточно высокий доход от капитала, чтобы оказаться в верхнем дециле капиталистов. Но сегодня обстоятельства изменились.

РИСУНОК 2.3. Верхний дециль капиталистов в верхнем дециле работников (и наоборот), США, 1980–2017

Люди ранжируются в соответствии с душевым доходом их домохозяйства от труда или от капитала; таким образом, самый богатый «капиталистический» дециль включает людей, живущих в 10 % домохозяйств с самыми высокими доходами от капитала (и аналогично для труда). Следовательно, доли самых богатых капиталистов среди самых богатых работников и самых богатых работников среди самых богатых капиталистов совпадают.

ИСТОЧНИК ДАННЫХ: Рассчитано на основе текущих опросов населения США, https://www.census.gov/programs-surveys/cps.html.

Конечная точка развития гомоплутии (если можно вообразить себе такую точку) наступит, когда верхняя часть капиталистов и верхняя часть работников будут одними и теми же людьми (значение на вертикальной оси на рис. 2.3 будет 100 %). Совпадение между людьми с высоким капиталом и высокой заработной платой усиливает неравенство, но, что более важно, значительно затрудняет разработку экономической политики, направленной на сокращение неравенства. Причина этого политическая. При классическом капитализме большинству богатых людей не нужно было прикладывать особенно много ежедневных усилий для достижения (или поддержания) своего статуса, тогда как при либерально-меритократическом капитализме многие из них являются работниками, даже если значительная часть их доходов поступает от владения капиталом. Мы можем заметить, что они богаты, но мы не знаем, какой процент их общего дохода получен за счет капитала, а не труда. Поэтому с политической точки зрения к ним труднее применить самые высокие налоговые ставки, которые применялись в прошлом, поскольку их высокие доходы видятся более заслуженными (будучи результатом их труда).

Рост гомоплутии может быть результатом либо того, что состоятельные люди получают хорошее образование и высокую заработную плату, либо того, что высокооплачиваемые специалисты откладывают часть своей зарплаты и становятся богатыми капиталистами. Без дополнительных данных невозможно судить о том, что из этого происходит чаще. Что известно, однако, так это то, что концентрация капитала в Соединенных Штатах остается чрезвычайно высокой, а прямое владение акциями практически не менялось. В 1983 году 13,7 % населения напрямую владели хотя бы некоторыми акциями; тридцать лет спустя этот процент оставался тем же (Wolff 2017, 122). Если мы включим сюда паевые инвестиционные фонды и пенсионные счета, то доля владеющих акциями увеличилась за это время с менее чем одной трети населения США до почти половины, но в основном речь идет о минимальных суммах. Это говорит о том, что гомоплутия является результатом того, что к и без того высоко концентрированной собственности на капитал «присоединяется» (у одних и тех же людей) чрезвычайно высокая заработная плата.

2.2д Рост гомогамии (ассортативного подбора супругов)

Полезно будет открыть эту тему анекдотом. Лет десять назад, после обеда, сдобренного вином, я разговорился с американцем, который учился в одном из университетов Лиги плюща и на тот момент преподавал в Европе. Когда наш разговор плавно перешел на жизнь, семью и детей, меня сразу удивило его заявление, что на ком бы он ни женился, результат, с точки зрения того, где бы они поселились, какой у них был бы дом, какие праздники и развлечения им нравились и даже в какой университет пошли бы их дети, был бы практически один и тот же. Он рассуждал так: «Когда я учился в [одном из университетов Лиги плюща], я знал, что женюсь на женщине, которую встречу там. И женщины знали это же самое. Мы все знали, что круг подходящих кандидатов в супруги уже никогда не будет таким широким. Так что, на ком бы я ни женился, это была бы та же история: все они были высокообразованными, умными женщинами из того же социального слоя, читали одни и те же романы и газеты, так же одевались, предпочитали те же рестораны, те же виды активного отдыха, места для жизни, машины, разделяли одинаковые взгляды на то, с какими людьми стоит видеться, как воспитывать детей и в какие школы им следует ходить. В социальном плане было почти безразлично, на ком именно из них я бы женился». Затем он добавил: «Тогда я не понимал этого, но теперь вижу это со всей ясностью».

Эта история тогда поразила меня и надолго осталась в памяти. Она противоречила священным мифам о том, что все мы глубоко разные, уникальные личности и что личные решения, такие как брак, который связан с любовью и предпочтениями, имеют важное значение и оказывают большое влияние на всю нашу оставшуюся жизнь. Мой друг говорил прямо противоположные вещи: он мог влюбиться в A, Б, В или Г, но в конечном счете оказался бы в почти таком же доме, в таком же богатом районе – будь то в Вашингтоне, Чикаго или Лос-Анджелесе – со схожим кругом друзей и интересов, с детьми, ходящими в такие же школы и играющими в те же игры. И его история имела большой смысл. Конечно, этот сценарий предполагал, что люди, которые учились в одном колледже, сумеют найти друг друга. Если бы он бросил колледж или не нашел там никого, на ком захотел бы жениться, результат мог бы быть другим (скажем, дом в менее благополучном районе). Его история ярко иллюстрирует силу социализации: почти все в лучших вузах происходят из более или менее обеспеченных семей, и почти все придерживаются более или менее одинаковых ценностей и вкусов. И такие неотличимые друг от друга люди женятся друг на друге.

Недавние исследования документально подтвердили явный рост гомогамии или ассортативного подбора супругов (когда в брак вступают люди с одинаковым или схожим образованием и уровнем дохода). Одно исследование, основанное на обзоре литературы в сочетании со сгруппированными по десятилетиям данными Американского опроса сообществ (American Community Survey), показало, что в 1970 году связь между уровнем образования партнеров была близка к нулю; в течение каждого следующего десятилетия до 2010 года коэффициент был положительным и все время рос (Greenwood, Guner, and Vandenbroucke 2017). Другая база данных (Yonzan 2018) дает еще один взгляд на эту тенденцию; она рассматривает брачную статистику американских женщин и мужчин, которые вступили в брак в «молодом» возрасте, то есть в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. В 1970 году только 13 % молодых американских мужчин, которые входили в верхний дециль мужчин по заработку, женились на молодых женщинах, входивших в верхний дециль женщин по заработку. К 2017 году этот показатель вырос почти до 29 % (рис. 2.4A). В то же время верхний дециль больше всех зарабатывавших молодых мужчин гораздо реже женился на молодых женщинах, которые находятся в нижнем по заработку дециле женщин. Шансы неуклонно снижалась с 13,4 % до менее чем 11 %. Другими словами, молодые американские мужчины с высоким доходом, которые в 1970-х годах были в равной степени склонны жениться на молодой женщине с высокими или с низкими доходами, теперь демонстрируют почти в три раза более сильное предпочтение в пользу женщин с высокими доходами. Еще более драматичные изменения произошли с женщинами: процент молодых высокооплачиваемых женщин, выходящих замуж за молодых высокооплачиваемых мужчин, вырос с чуть менее 13 до 26,4 %, в то время как процент богатых молодых женщин, выходящих замуж за бедных молодых мужчин, сократился вдвое (рис. 2.4Б)³³. От полного отсутствия предпочтений между богатыми и бедными мужчинами в 1970-х годах женщины пришли сегодня к предпочтению богатых мужчин в соотношении почти пять к одному³⁴.

РИСУНОК 2.4A. Доля мужчин в возрасте от 20 до 35 лет из верхнего дециля (по заработку), которые женились на женщинах в возрасте от 20 до 35 лет из верхнего и нижнего децилей (по заработку), 1970–2017

РИСУНОК 2.4Б. Доля женщин в возрасте от 20 до 35 лет из верхнего дециля (по заработку), которые вышли замуж за мужчин в возрасте от 20 до 35 лет из верхнего и нижнего децилей (по заработку), 1970–2017

Выборка для каждого опроса состоит из мужчин и женщин, которые одновременно (i) имели возраст от 20 до 35 лет, (ii) состояли в браке и (iii) работали (с положительным заработком). Абсолютное количество браков (верхний дециль мужчин и верхний дециль женщин и наоборот) одинаково на рис. 2.4A и 2.4B, но процентное соотношение немного отличается, поскольку различны размеры мужских и женских децилей.

ИСТОЧНИК ДАННЫХ: Yonzan, 2018, на основе US Current Population Surveys, https://www.census.gov/programs-surveys/cps.html.

Брачная премия за образование

В весьма амбициозной статье Чиаппори, Салани и Вайс (Chiappori, Salanié, and Weiss 2017) попытались объяснить и рост образования супружеских пар по ассортативному принципу, и повышение уровня образования среди женщин (по контрасту с отсутствием такового повышения у мужчин). Они утверждают, что у высокообразованных женщин более благоприятные перспективы выйти замуж, и поэтому существует «брачная премия за образование», которая, возможно, не менее важна, чем обычная прибавка за квалификацию, которую дает образование. В то время как прибавка за квалификацию, в принципе, гендерно нейтральна, брачная образовательная премия, как утверждают авторы, намного выше для женщин. В основе этого, должно быть, лежит более сильное «чистое предпочтение» гомогамии среди мужчин, потому что, если бы это было не так, то рост уровня образования женщин мог бы с таким же успехом оказаться на брачном рынке не приманкой, а сдерживающим фактором.

Существует еще одна связь – между, с одной стороны, ассортативной брачностью и, с другой стороны, растущей отдачей от инвестиций в детей, которые могут обеспечить только более образованные пары. Они могут, например, создать для своих детей домашнюю атмосферу, способствующую обучению, и помочь им получить культурный опыт, к которому не столь образованные родители могут проявлять меньший интерес (концерты, библиотеки, балет), а также ввести в мир элитных видов спорта. Важность увязки этих, казалось бы, не связанных между собой процессов и явлений – образование женщин, более активное участие женщин в трудовой жизни, ассортативная модель брака и растущая роль раннего обучения детей – заключается в том, что она проливает свет на один из ключевых механизмов образования неравенства внутри одного поколения и его передачи следующим.

Если образованные, высококвалифицированные и состоятельные люди будут жениться друг на друге, это само по себе будет вести к усилению неравенства. Ассортативным брачным поведением можно объяснить около одной трети роста неравенства в США в период с 1967 по 2007 год (Decancq, Peichl, and Van Kerm 2013)³⁵. В странах ОЭСР на ассортативную брачность приходилось в среднем 11 % роста неравенства в период с начала 1980-х до начала 2000-х годов (OECD 2011)³⁶.

Но если, в добавление к этому, резко возрастает отдача от раннего образования и обучения детей и если эти ранние преимущества могут быть предоставлены только очень образованными родителями, которые, как показывают данные, проводят со своими детьми гораздо больше времени, чем менее образованные родители, тогда путь к ярко выраженной передаче преимуществ и неравенства из поколения в поколение оказывается широко открытым. Это верно, даже если – и важно это подчеркнуть – действуют высокие налоги на наследство, потому что наследование финансовых ресурсов – это лишь одно из преимуществ, которыми пользуются дети образованных и богатых родителей. И во многих случаях оно может быть даже не самым важным. Хотя, как я буду утверждать в разделе 2.4, налоги на наследство являются особенно подходящей политикой для выравнивания игрового поля и повышения равенства возможностей, было бы иллюзией полагать, что такого налогообложения будет достаточно, чтобы уравнять жизненные шансы детей, родившихся у богатых и бедных родителей.

2.2е Более выраженная передача доходов и богатства от поколения к поколению

Высокий уровень неравенства по доходам и по накопленному богатству в Соединенных Штатах некогда оправдывали тем, что подняться по лестнице успеха имеет возможность каждый, независимо от семейного происхождения. Эта идея стала известна как «американская мечта». Главным считалось равенство возможностей, а не равенство результатов³⁷. Это было динамичное, устремленное в будущее понятие. Шумпетер, обсуждая неравенство доходов, использовал удачную метафору, чтобы объяснить его: мы можем рассматривать распределение доходов в течение любого одного года как распределение жителей, которые живут на разных этажах отеля, в котором чем выше этаж, тем роскошнее номера. Если его обитатели перемещаются между этажами, и если их дети также не остаются на том этаже, где они родились, то одномоментный снимок того, какие семьи на каких этажах живут, мало что скажет нам о том, на каком этаже будут жить эти семьи в будущем или об их долгосрочном положении. Точно так же неравенство доходов или накопленного богатства, измеренное в определенный момент времени, может дать нам неверное или преувеличенное представление об истинных уровнях неравенства и может совершенно не учитывать межпоколенческую мобильность³⁸.

Идея американской мечты до сих пор сильна как в общественном сознании, так и среди экономистов. Но в течение последних десяти лет или около того, когда впервые стали доступны соответствующие данные, она начала подвергаться серьезным сомнениям. Рассматривая двадцать две страны со всего мира, Майлз Корак (Corak 2013) показал, что существует положительная корреляция между, с одной стороны, высоким неравенством в любой отдельно взятый год и, с другой стороны, сильной корреляцией между доходами родителей и детей (то есть низкой мобильностью по доходам). Этот результат имеет смысл, потому что высокое неравенство сегодня означает, что дети богатых будут иметь гораздо большие возможности по сравнению с детьми бедных. Они могут не только рассчитывать на большее наследство, но и также выиграют из лучшего образования, социального капитала, полученного от родителей, и от многих других нематериальных преимуществ богатства. Детям из бедных слоев населения все это недоступно. Но хотя американская мечта тем самым несколько померкла, на фоне того, что мобильность по доходам в более эгалитарных странах выше, чем в Соединенных Штатах, эти результаты не означают, что дела с межпоколенческой мобильностью стали хуже со временем.

Снижение относительной мобильности

Однако недавние исследования показывают, что межпоколенческая мобильность действительно снижается. Используя выборку пар родитель–сын и родитель–дочь и сравнивая когорту родившихся в 1949–1953 годах с когортой родившихся в 1961–1964 годах, Джонатан Дэвис и Бхашкар Мазумдер (Davis and Mazumder 2017) обнаружили для последней когорты значительно более низкую межпоколенческую мобильность. Они использовали два распространенных показателя относительной межпоколенческой мобильности: ранг к рангу (корреляция между относительным положением родителей и детей на шкале доходов) и межпоколенческая эластичность дохода (корреляция между доходами родителей и детей)³⁹. Оба индикатора показали увеличение корреляции между доходами родителей и детей с течением времени (для «ранга к рангу» она увеличилась с 0,22 до 0,37 для дочерей и с 0,17 до 0,36 для сыновей, а эластичность по доходу между поколениями увеличилась с 0,28 до 0,52 для дочерей и с 0,13 до 0,43 для сыновей). Для обоих показателей поворотный момент наступил в 1980-е годы – в тот же период, когда в США начало расти неравенство доходов. Фактически одновременно произошли три изменения: рост неравенства, рост отдачи от образования и увеличение корреляции доходов родителей и детей. Таким образом, мы видим, что не только при сравнении разных стран, но и с течением времени более высокое неравенство доходов и более низкая межпоколенческая мобильность, как правило, идут рука об руку.

До сих пор мы рассматривали только относительную мобильность. Мы также должны учитывать абсолютную межпоколенческую мобильность, то есть изменение реальных доходов между поколениями. Здесь также наблюдается снижение: абсолютная мобильность в США значительно снизилась в период с 1940 по 2000-е годы в результате замедления экономического роста в сочетании с ростом неравенства (Chetty et al. 2017b)⁴⁰. Мы должны помнить, что абсолютная мобильность сильно отличается от относительной мобильности, поскольку она во многом зависит от того, что происходит с темпами роста. Например, абсолютная мобильность может быть для каждого положительной, если доход каждого ребенка превышает доход его родителей, даже если позиции родителей и детей в иерархии распределения доходов остались совершенно одинаковы. В этом примере полная абсолютная межпоколенческая мобильность будет совпадать с полным отсутствием относительной межпоколенческой мобильности. На протяжении этой книги я в основном полагаюсь на данные об относительной, а не абсолютной мобильности, поскольку она лучше отражает системные особенности экономики.