Читать книгу: «Личность и патология деятельности»

© ООО Издательство «Питер», 2025

Личность и патология деятельности

Предисловие к первому изданию

Научно-технический прогресс во всем мире, строительство коммунизма в нашей стране выдвигают на первый план вопрос о человеческой активности. Психологи, работающие в области инженерной, летной или космической психологии, психофизиологии, не говоря о педагогической, социальной или медицинской психологии, сейчас понимают, что свои специфические, даже частные проблемы они не могут решать без учета человеческого фактора. Проблема человеческих личностных отношений, мотивации, деятельности выступает на первый план.

Не только психологи, но и представители других дисциплин интересуются психологией: биологи и физики, математики и лингвисты, врачи и инженеры. Интерес возрос не только к теории психологии, но и к ее методическим приемам.

Нередко случается даже так, что интерес к методикам приобретает своеобразное самодовлеющее значение. Обнаруживается известное парадоксальное явление: в поисках методических приемов предаются забвению те неправильные теории, которые стоят за ними, игнорируется тот факт, что за системой методов всегда кроются определенные методологические позиции.

Поворот к психологии личности является сейчас очевидным во всей мировой психологии, нашей и зарубежной. О важности этой проблемы говорилось на многих симпозиумах на XIX Международном конгрессе психологов в Лондоне, она актуальна и сейчас при разработке многих разделов психологии, например при исследовании памяти, восприятия и т. п. Известно, что восприятие долгое время понималось как пассивный процесс вне связи с личностью субъекта. Больше того, в классических работах по изучению восприятия старались нейтрализовать условия эксперимента: в качестве материала предъявлялись бессмысленные слоги, геометрические фигуры, предполагалось, что чем «беспристрастнее» будет испытуемый, тем объективнее условия эксперимента. Взгляд советской психологии на психику как деятельность послужил основанием для многих экспериментальных работ, исследующих процесс восприятия как форму этой деятельности, как процесс, формирующийся в конкретной деятельности и в общении с людьми (работы А.В. Запорожца, Л.А. Венгера и др.). В современной зарубежной литературе также выдвигается на первый план личностный аспект восприятия. Работами школы, получившей название New Look, была сделана попытка показать, что сама селективность восприятия зависит от личностных особенностей человека (Брунер, Постмен). Эти экспериментальные находки дали толчок новому направлению, которое стало даже называться «личность через восприятие».

Роль личностного фактора в процессе восприятия особенно выступает при исследовании так называемого неопределенного стимульного материала.

Аналогичное явление мы наблюдаем и при исследовании памяти: в связи с возрастанием в современных условиях значения человеческого фактора в производстве, в системах управления, обучения (Б. Г. Ананьев, А.Н. Леонтьев, П.Я. Гальперин, Н.Ф. Талызина), исследование памяти как один из аспектов изучения личностной направленности становится актуальным. Изучение памяти как мотивированной, целенаправленной деятельности является конкретизацией подхода к анализу психики как организованной активности (А. А. Смирнов, П.И. Зинченко). Работы Л.В. Бондаревой, проведенные под нашим руководством, являются конкретизацией такого подхода на материале патологии.

Особенно отчетливо выступает необходимость анализа личностного компонента при исследовании мышления. Так, О.К. Тихомиров [56]. разбирая структуру мыслительной деятельности, приходит к выводу, что «личностный смысл есть реальное функциональное образование, включенное в процесс управления поисками решения задачи». Ниже мы остановимся подробнее на этой проблеме, здесь же хотелось бы подчеркнуть, что при исследовании любого раздела психологии необходимо учитывать такую характеристику деятельности человека, как личностный смысл. А.Н. Леонтьев, который ввел в психологию это понятие, с полным правом отмечает, что «личностный смысл порождается бытием человека, жизнью». Следовательно, изучение этой проблемы является важнейшим разделом нашей науки [25]. Изучение личности – одна из важнейших проблем философии. Именно методология марксистской философии дает возможность провести водораздел между биологизаторскими тенденциями в психологии и материалистическими взглядами. Между тем, несмотря на большую значимость проблемы личности, очень слабо разработаны пути ее исследования. Когда в конце XIX века психология утратила свой умозрительный характер, а вместе с вундтовскои психологией в нее проник метод естествознания (что было, конечно, для своего времени прогрессивно), психика была разложена на элементы и личность была для исследования утеряна; ни Вюрцбургская школа, ни гештальтпсихология, ни бихевиоризм не спасли этого положения: психология личности оставалась малоизученной. Лишь в последнее время эта проблема стала привлекать к себе внимание психологов, стали развиваться разные концепции личности. В ряде теорий современных зарубежных психологов стал намечаться отход от биологизации личности и стремление объяснить ее особенности социальной детерминацией; однако до сих пор не удалось создать единой стройной теории личности. Содержательная сторона мотивов, потребностей человека не поставлена во главу угла исследований, даже в теориях наиболее прогрессивных ученых, как К. Левин, К. Роджерс, Г. Олпорт. Термин «личность» употребляется этими авторами часто для обозначения некоторой «целостности», «организма»; ведущей детерминантой поведения личности объявляется стремление к «адаптации к среде», к «удержанию равновесия» со средой (К. Роджерс), «стремление защиты своего „я“ от тревоги» (Саливен).

Происходит смешение понятий «личность» и «организм».

В отличие от большинства зарубежных теорий советская психология рассматривает личность как продукт общественного развития. Определяющей детерминантой формирования личности является то положение, которое она занимает в системе общественных отношений, и та деятельность, которую она выполняет (Л. С. Выготский, А.Н. Леонтьев, Л.И. Божович, А.В. Запорожец, С.Л. Рубинштейн, А.Р. Лурия).

Из этих положений советской психологии мы исходили при анализе патологически измененной деятельности. В настоящей книге отражены результаты исследований автора и его сотрудников в области патологии деятельности, которые могут представить интерес для разрешения некоторых теоретических вопросов психологии личности.

В книге не представлены все возможные формы нарушений деятельности. Мы ограничились двумя аспектами: а) нарушениями мотивационной сферы и б) ролью измененного личностного компонента в структуре психических процессов. Считаю приятной обязанностью выразить благодарность сотрудникам лаборатории экспериментальной патопсихологии Московского НИИ Психиатрии М3 РСФСР и сотрудникам патопсихологической лаборатории больницы им. П.Б. Ганнушкина С.Я. Рубинштейн, Т.И. Тепенициной, В.В. Николаевой, С.В. Лонгиновой, а также моим аспирантам Л.В. Бондаревой, А.Д. Булгаковой, Б.С. Братусю, М.М. Коченову, Е.Т. Ойзерман, данные исследований которых были мной использованы в этой книге.

1971 г.

Глава I. Психологические исследования патологии деятельности и их значение для психологии личности

Исследования в области психологии личности идут в разных аспектах и направлениях. Кризис эмпирической психологии привел в начале нашего века к новому взгляду на предмет и методы психологической науки. Исследования Л.С. Выготского и П.П. Блонского у нас, К. Левина, Э. Шпрангера, К. Бюлера за рубежом были нацелены на поиски новых путей психологического исследования.

Как попытку преодолеть кризис традиционной психологии следует рассматривать исследования в области дифференциальной, индивидуальной психологии, типологии. Однако, несмотря на рост этих исследований, было ясно, что они не раскрывают психологию личности. На это указывали в разное время А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн, В.С. Мерлин и др. «Индивидуальные свойства личности – это не одно и то же, что личностные свойства индивида, т. е. свойства, характеризующие личность», – пишет С.Л. Рубинштейн [44].

Неправомерность подмены психологии личности исследованиями в области дифференциальной, типологической психологии была отмечена и зарубежными психологами (К. Левин, К. Роджерс, Г. Олпорт).

Пути исследования психологии личности намечены советскими психологами. Опираясь на марксистскую теорию о социальной природе психики, советская психология рассматривает личность как продукт общественно-исторического развития; анализ личности должен проводиться через анализ ее деятельности.

Особенно плодотворным для конкретных исследований в области психологии личности оказалось понятие «личностный смысл», введенное в 1947 г. А. Н. Леонтьевым. На основании исследования исторического развития человеческого сознания А.Н. Леонтьев отличает понятие «личностный смысл» от понятия «значение». В своей книге «Проблемы развития психики» А.Н. Леонтьев определяет значение как то, «что открывается в предмете или явлении объективно – в системе объективных связей, отношений, взаимодействий» [24]. Значение является обобщением действительности, фиксированным в слове: «Став фактом индивидуального сознания, значение не утрачивает своего объективного значения». В отличие от него А.Н. Леонтьев различает «единицу» сознания, которая не совпадает с ним, – это «субъективный личностный смысл сознаваемого содержания». «Смысл, – пишет А.Н. Леонтьев, – создается отражающимся в голове человека объективным отношением того, что побуждает его действовать, к тому, на что его действие направлено как на свой непосредственный результат. Другими словами, сознательный смысл выражает отношение мотива к цели» [24]. Введение этого понятия является попыткой проанализировать сознательную активную деятельность субъекта. Разграничение понятий значения и личностного смысла позволило сделать предметом конкретного психологического анализа строение деятельности, строение потребностей человека, его мотивов. Оно дает возможность проследить динамику мотивов, их иерархическое построение. Особенно четко это сформулировано А.И. Леонтьевым в его докладе на XVIII Международном конгрессе психологов в Москве (1966 г.). «Смысл порождается не значениями, а отношением между мотивом действия и тем, на что действие направлено как на свой прямой результат, т. е. его целью» [25].

Указывая, что мотивы и цели могут изменяться, А.Н. Леонтьев говорит: «Цель, которая первоначально сама по себе не имела для субъекта побудительной силы, может приобрести ее и стать мотивом: происходит смещение мотива на цель, в результате чего действие превращается в самостоятельную деятельность» [25]. Изменение мотивов изменяет не значение действия, цели, а их личностный смысл для человека.

Введение и вместе с тем разведение понятий смысла и значения позволяют, как об этом сказано в приведенном докладе, преодолеть разрыв между сферой сознания, мышлением и сферой мотивов, потребностей. А.Н. Леонтьев так формулирует эвристичность введения этого понятия: «Введение этого понятия позволяет преодолеть также и те психологические концепции, которые исходят из признания двух разных действующих друг на друга сфер. Одна – сфера сознательной мысли, сознания; другая – сфера потребностей и мотивов. Конечно, следует различать эти сферы. Они, однако, образуют единую структуру – внутреннюю структуру самого сознания» [25]. Эти положения А.Н. Леонтьева были положены нами в основу анализа некоторых видов патологии личности.

Мы подробно остановились на проблеме мотивов и личностного смысла, так как использование этих понятий позволило раскрыть некоторые вопросы патологии деятельности. Исследования личности в советской психологии проводились в основном в двух аспектах: в одних исследованиях изучалось строение самой деятельности, мотивов (А. Н. Леонтьев и сотр.), они проводились главным образом в теоретическом плане. К этим исследованиям примыкали работы В.Н. Мясищева и сотрудников, поставившим проблемы отношения, И.Ф. Добрынина и работы грузинской школы Д.Н. Узнадзе и его коллег.

Из зарубежных психологов строением мотивов, потребностных состояний занимались такие ученые, как К. Левин, Г. Олпорт, на работах которых мы остановимся ниже.

Другая линия исследования личности – это путь формирования личностных особенностей, черт характера в процессе воспитания и обучения. Сам педагогический процесс становится предметом изучения психологов (Л. И. Божович, Л.С. Славина). В этих работах исследуются условия, под влиянием которых у детей формируются те или иные особенности личности.

Если в зарубежной психологии изучаются влияния социальных факторов на развитие ребенка, то в работах советских исследователей ставится вопрос об анализе самого процесса формирования этих особенностей; иными словами, изучается психологическая природа самого этого процесса. В этих исследованиях делается попытка активно формировать эти особенности, т. е. ребенок изучается в процессе целенаправленного воспитания (работы А.Г. Ковалева, А.Л. Шнирмана, Ж.А. Бодалева и др.).

К исследованиям Л.И. Божович, Л.С. Славиной примыкают работы, посвященные исследованию направленности личности, ее самооценки (Е. А. Серебрякова, М.С. Неймарк, Е.И. Савонько и др.). Немало работ посвящено возрастным особенностям личности. Во всех этих исследованиях ставился вопрос о возникновении этических мотивов, умения действовать по моральным нормативам (Д. Б. Эльконин, Л.И. Божович, Л.С. Славина). В этих работах авторы развивают мысль Выготского о том, что возникновение «внутренних инстанций» у ребенка является определенным личностным индикатором, возникающим на определенной возрастной ступени (дошкольной).

В этой книге нет возможности и надобности останавливаться на всех направлениях, по которым происходит изучение личности. Нам хотелось лишь отметить, что путь изучения самой структуры деятельности, мотивов, их иерархии и построения и путь изучения их формирования являются основными аспектами исследований в области психологии личности.

Эти два аспекта являются генеральными путями исследования. Однако исследования последних лет, как отечественной, так и зарубежной психологии, показали плодотворность еще одного пути – исследования патологически измененной деятельности. Известно, что за последнее время возросла роль смежных научных дисциплин или, как их иногда называют, пограничных областей знания, среди которых прочное место заняла экспериментальная патопсихология.

Будучи разделом психологической науки, патопсихология отправляется от ее основных положений: принципа детерминизма и принципа развития.

К чему обязывают эти принципы? Они обязывают к изучению не изолированных ответных реакций человека на раздражитель, а к исследованию качественного содержания психической деятельности, т. е. к анализу изменений действий, поступков, познания человека. Как указывает С.Л. Рубинштейн, детерминизм в его правильном философском определении означает, что внешняя причина не определяет непосредственно реакции человека – она действует через внутренние условия. «Внешнее воздействие, – говорится в его книге „Бытие и сознание“, – дает тот или иной психический эффект, лишь преломляясь через психическое состояние субъекта, через сложившийся у него строй мыслей и чувств» [45]. В применении к конкретным патопсихологическим исследованиям это означает, что надо перейти от изучения распада отдельных функций к изучению изменений различных форм деятельности больного, в структуру которой включены и изменения личностных установок, мотивов человека.

К такому же выводу приводят положения советской материалистической психологии о генезисе психических процессов. Само формирование этих процессов невозможно без участия мотивационных компонентов. Указывая, что психические процессы складываются прижизненно, А.Н. Леонтьев подчеркивает, что формирование это происходит в процессе усвоения «мира предметов и явлений, созданного человеком». Он указывает, что биологически унаследованные свойства составляют лишь одно (хотя и очень важное) из условий формирования психических функций. Основное же условие их формирования – это овладение миром предметов и явлений, созданных человечеством. Этот процесс овладения является процессом активным. Чтобы мир предметов открылся ребенку, последний должен осуществлять активную деятельность с этими предметами и явлениями. Это усвоение происходит в общении с другими людьми. Ребенок вводится в этот мир окружающими людьми, и они руководят им в этом мире.

Следовательно, важнейшим условием овладения, усвоения мира является наличие отношений с другими людьми. Сложная психическая деятельность является изначально общественно обусловленной, она формируется в освоении мира, в общении с другими людьми, с которыми ребенок находится в определенных отношениях.

Эти отношения определяются конкретно-историческими условиями, но, сложившись, они сами определяют поступки и действия человека. В процессе овладения миром возникают общественные потребности, мотивы и интересы ребенка, формируется его личность. С развитием человеческого общества способы удовлетворения этих потребностей, по выражению К. Маркса, «все более очеловечиваются». Появляются новые, более высокие потребности, дифференцируются и трансформируются уже образовавшиеся.

Разрушая психическую деятельность человека, болезнь изменяет часто именно этот ее личностный компонент. Болезни мозга приводят часто к таким изменениям соотношений потребностей, мотивов, их содержания и иерархии, что образуется некая модель формирования потребностей, мотивов (пусть даже патологических).

Исследованиям распада психики придавал большое значение Л.С. Выготский. При построении своей теории о высших психических функциях, в своей дискуссии с К. Левиным, он опирался часто на данные из области патологии.

Материал патологии послужил Л.С. Выготскому основанием для построения своего учения о локализации психических функций для анализа их психологической структуры.

Не случайно, вероятно, что ряд зарубежных ученых, создавших психологические теории личности (К. Роджерс, Г. Олпорт и др.), были либо психиатрами, концепции которых складывались в процессе психотерапевтической практики, либо исследователями, привлекавшими для своей теории данные патопсихологии.

Изучение измененной работоспособности, исследования, посвященные восстановлению нарушенных психических функций, изучение факторов и условий, способствующих их восстановлению, – данные всех этих исследований оказываются весьма полезными для теории и практики психологической науки (исследования А.Р. Лурия, Л.С. Цветковой, С.Я. Рубинштейн, Е.Д. Хомской, В.М. Когана, Э.С. Бейн и др.).

И. П. Павлов также подчеркивал в своих «лекциях», что, изучая патологический материал, физиолог может иногда рассмотреть такие явления, которые не удается обнаружить в норме. Он говорил о том, что патологическое часто «открывает нам, разлагая и упрощая то, что заслонено от нас в норме»¹.

Следует подчеркнуть, что мы, конечно, далеки от мысли, что механизм человеческой деятельности надо изучать на материале патологически измененной психики. Мы не выводим закономерности человеческой деятельности из тех закономерностей, которые устанавливаются при распаде психики. Изучение болезненных состояний показывает как раз обратное положение, а именно что деятельность здорового человека, в основе которой лежат полноценные человеческие потребности и мотивы, резко отличается от деятельности больного, у которого эти мотивы и потребности искажены. Однако механизмы формирования патологических потребностей и мотивов могут быть аналогичны механизмам формирования нормальной потребности. Потребность становится патологической вследствие того, что она формируется в особых патологических условиях (прежде всего в условиях измененной нейродинамики мозга). Ценность патологического материала и заключается в том, что мы знаем эти условия и поэтому можем в какой-то мере выделить и проследить формирование этих потребностей. Только в этом смысле мы можем рассматривать данные патологически измененной деятельности как некие модели протекания деятельности вообще.

Найти четкие определения для психологической характеристики нарушений личности трудно потому, что личность человека является социальным образованием. В трудах К. Маркса мы находим определение личности. «Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность общественных отношений»².

Изменения личности, неизбежно связанные с изменением основных ценностей, общественных установок и стремлений человека, его самооценки, находятся не в прямой, а в очень сложной и опосредованной зависимости от поражений коры мозга. При анализе этих поражений возникает опасность смешения психологических и биологических категорий. Такое смешение неизбежно приводит к завуалированным, но тем более опасным тенденциям биологизации психологических и социальных явлений. С другой стороны, соскальзывание психологических исследований на путь сопоставления анатомических поражений с различными описаниями изменений поведения практически приводит к утере предмета собственно психологического исследования.

Как известно, психология занимает некоторое самостоятельное место «на стыке» между общественными и естественнонаучными дисциплинами. Это ее положение обусловлено объективными закономерностями. Следовательно, всякие попытки избрать для нее либо то, либо другое русло носят порочный характер.

Попытка изучать нарушения психики в отрыве от мозга, игнорировать конкретный клинический материал, показывающий нарушения психической деятельности в связи с болезнями и изменениями физиологического состояния мозга, была бы идеалистической. Уже М.И. Сеченов делает попытку вскрыть физиологическую основу психических процессов и развивает материалистическую теорию психологии. Он показывает, что без внешнего чувственного раздражения невозможно себе представить существование какой бы то ни было психической деятельности.

Для современной советской психологии, основывающейся на теории марксизма, всякие попытки принизить общественную природу человеческой психики, попытки вывести содержание сознания и идейную направленность человека из деятельности его мозга являются необоснованными. Сознание человека, его отношение к реальной действительности зависят от образа его жизни, от способа удовлетворения его потребностей. В зависимости от условий жизни, общественной и трудовой деятельности меняются идеи, представления, намерения и стремления человека.

Таким образом, содержание сознания, т. е. то, как человек понимает явления окружающего мира, как он относится к ним, к чему стремится и чем руководствуется в своем поведении, – все это зависит от его жизнедеятельности. Мозг – это тот орган, который осуществляет эту связь с внешним миром.

В современной американской и западноевропейской психологии имеет место иное понимание содержания сознания и его роли в деятельности человека. Представители одного направления пытаются доказать, что ведущими силами поведения, которым подчиняется сознание, являются изначально заложенные в глубинах психики биологические инстинкты (фрейдизм). Представители другого направления вообще отрицают существование сознания, рассматривая человека как автомат, слепо реагирующий на раздражения окружающей среды (бихевиористы).

Таким образом, с разных сторон те и другие теории стремятся принизить роль сознания.

Важно отметить, что признание роли «социальной среды» еще недостаточно для правильного понимания природы человеческого сознания. Как известно, педология также признавала «влияние социального фактора», но рассматривала его как некоторую «внешнюю силу», «взаимодействующую» с другой силой – с задатками ребенка.

Такое понимание вело к игнорированию реального развития сознания ребенка в процессе обучения или человека в процессе его жизнедеятельности, иначе говоря, к забвению учения Маркса о развитии человеческих потребностей. Основные положения этого учения изложены А.Н. Леонтьевым: «Человек сначала работает, чтобы есть, затем ест, чтобы работать; труд становится из необходимости добывания средств для существования – первейшей духовной потребностью человека. Будучи мотивом, источником деятельности, потребности оказываются также ее результатом. Это значит, что деятельность человека, которая была раньше средством достижения какой-нибудь цели, может в дальнейшем стать его потребностью.

История развития, усложнения или возвышения духовных потребностей человека является историей развития его индивидуального сознания. Ведущие, разумеется, социальные потребности конкретного человека – это и есть то, что определяет, мотивирует, формирует систему его поступков, действий, отношений»³.

При рассмотрении нарушений личности нельзя, разумеется, игнорировать всю эту содержательную сторону психики человека, т. е. его сознание и направленность личности. Клиническая практика обнаруживает несомненные качественные нарушения всех этих образований при некоторых поражениях головного мозга. Однако найти правильную систему понятий для анализа этих нарушений, как мы уже указывали, трудно. Мы не ставим себе целью разрешение этой трудной задачи. Мы считаем, что на данном этапе развития психологии важна уже сама постановка ее. Во всяком случае можно отбросить некоторые, безусловно ложные представления. К их числу, относятся, в первую очередь, попытки связать асоциальное поведение больных непосредственно с поражением коры.

Наряду с такими явно механическими построениями существуют также более тонкие, завуалированные. Было бы, например, ошибочно и упрощенно представить дело так, что огнестрельные ранения лобной доли непосредственно и немедленно ведут к изменению социальных установок больного. Иными словами, неправильно думать, что поражение лобной коры разрушает определенное содержание потребностей и мотивов человека или что это поражение ведет к их исчезновению или регрессу. Иногда только после целого периода жизни с поражением мозга больные становятся измененными и ограниченными в своих общественных связях и отношениях, но это следует рассматривать прежде всего как следствие сложного процесса, нередко как неудачную компенсацию. У больных с поражением мозга действительно часто нарушены мотивы и отношение к реальности, но не потому, что высшие мотивы исчезли или сменились низшими по содержанию, а потому, что изменилась роль этих мотивов в поступках и действиях человека, в механизмах рациональной регуляции поведения. На это указывают и данные С.Я. Рубинштейн [47].

Дальнейшие главы будут посвящены конкретным исследованиям в области патологии деятельности, которые могут оказаться, на наш взгляд, полезными для построения теории личности.

Мы отдаем себе полный отчет в том, что не можем в данной работе тронуть всех проблем патологии личности; для решения их мы не владеем достаточными данными. Мы хотим лишь попытаться привести в известную систему имеющиеся у нас данные по патологии деятельности, показать полезность их анализа для психологии личности.