Читать книгу: «Бывшие. Заноза для Чеширского»

Глава 1

Ира

– Ириш, ты в порядке? – тихий, виноватый голос лучшей подруги вырывает меня из мыслей, пока я в туалете универа старательно обрабатываю ссадины на локте.

Ауч! Больно, до слез! Всего несколько минут назад ее бывший, словно грозовая туча, налетел на нее, осыпая оскорблениями. В итоге пришлось в буквальном смысле встать грудью на защиту подруги.

– Да фигня, – отмахиваюсь, стараясь, чтобы улыбка выглядела хоть чуточку естественней. – Главное, что ты цела и невредима.

Катя – моя лучшая подруга. Она невероятно классная! Сама нежность и доброта, заключенные в хрупкую оболочку. Но слишком уж стеснительная. Я уже который месяц бьюсь над тем, чтобы она набралась смелости и призналась в чувствах Степану – другу ее отца.

Пока, увы, тщетно.

Если у меня получится, я точно заслужу звание почетного купидона нашего университета! Грамоту, конечно, не вручат, зато совесть будет чиста.

– Ира! – позади раздается голос, от которого внутри все невольно сжимается. Это Стас, наш одногруппник.

Я отшила его год назад, после недолгих отношений, о которых жалею каждый божий день. Хорошо хоть повод был веский. Он целовался с одной из местных «королев общаги».

– Чего тебе? – бросаю на ходу, стараясь ускорить шаг. – Иванов, мы опаздываем на лекцию.

– Ира, я скучаю! – пафосно провозглашает он, и от этих слов меня подташнивает. – То, что ты увидела тогда в клубе… это было не то, что ты подумала!

Это как вообще?

– Стас, ты изменил мне год назад, тогда же я тебя и бросила, – освежаю его память, в которой, видимо, образовались дыры размером с цыпленка тикка-масала. – Все. Финита! Я такое не прощаю.

– Но…

– Свободен!

Гордо вздернув подбородок, я разворачиваюсь и увлекаю за собой Катюшу, оставляя Стаса с глупо открытым ртом. В аудитории странно пусто и тихо. Обычно наша преподша – ходячий эталон пунктуальности.

Проходит пятнадцать, двадцать минут… Тишина начинает звенеть в ушах.

– Ну, может, сегодня нас и правда отпустят, – лениво потягиваюсь. – Сходим в кафе, что думаешь? Или у тебя планы на вечер со Степаном?

– Прекрати! – щеки Кати заливает такой яркий румянец, что ее можно использовать как маяк.

Мне становится немного завидно ее чистой, почти детской невинности. Потому что сама я растеряла эти качества где-то на обочине прошлого.

Нет, я тоже любила. Безумно, безоглядно, летала на крыльях. Но их тогда жестоко сломали. Самым циничным и беспощадным способом.

И теперь мне остается лишь тихо радоваться за подругу, которая еще может позволить себе роскошь искренних чувств.

– Ну что, народ? Айда в деканат, выяснять? – предлагает староста, но в этот самый момент дверь распахивается.

Я в это время уткнулась в телефон, листая ленту соцсетей. Поднимаю взгляд и каменею.

Прямо у кафедры, рядом с нашим деканом, стоит Мирон Чеширский. Палач моих надежд. Тот, кто три года назад втоптал мое доверие в грязь и бесследно исчез.

Воздух застревает в горле колючим комом.

Катя мгновенно считывает мое состояние.

– Что такое? Ты чего? – шепчет она, наклоняясь ко мне.

– Он… – пытаюсь выдохнуть, но дыхание сбивается, предательски дрожит. – Это же…

– Добрый день, – голос декана звучит как будто из-под толщи воды. – Как вы знаете, Вера Степановна ушла в декрет. А у нас с вами замена. Этот курс у вас будет вести наш новый преподаватель. Чеширский Мирон Генрихович.

Передо мной он. Тот самый человек, которого я всеми силами пыталась вычеркнуть из памяти. Глаза скользят по до боли знакомым чертам, но сердце, заледеневшее тогда, не отзывается ни каплей тепла. Лишь осколки колючих, болезненных воспоминаний впиваются в самое нутро, обостряя до дрожи давнюю боль от предательства.

Оцепенение накатывает ледяной волной, сковывая каждую мышцу.

Сердце пропускает удар, замирает, а потом принимается колотиться с бешеной скоростью, словно пытаясь вырваться из груди.

Это он. Конечно, это он. Мирон… мать его… Чеширский!

Не изменился ни капли.

Мужчина, бросивший меня одну тонуть в грязи его лжи. Меня начинает мелко трясти изнутри, желудок сжимается в тугой, болезненный ком, а ладони становятся холодными и липкими.

– Здравствуйте, – его уверенный, низкий, с легкой хрипотцой голос вызывает одобрительный шепот у женской половины группы.

Естественно. Он ведь все так же чертовски красив! Настоящий искуситель. В этой его серой водолазке, облегающей крепкий торс…

Рост под метр девяносто. Мужественное, будто высеченное резцом скульптора лицо. Холодные глаза цвета стали. Волевой, мужественный подбородок.

Взгляд все тот же: пронзительный, цепкий, способный заглянуть в самую душу. Волосы чуть отросли, и теперь на его голове царил тот самый небрежный, но безупречно стильный беспорядок.

Мирон Чеширский – живое воплощение самой дерзкой женской мечты.

– Ты его знаешь, что ли? – удивленно шепчет Катя.

– После семинара расскажу, – с трудом выдавливаю я из себя, беспомощно сгребая тетради и ручки в сумку. – Этот говнюк… черт… я не могу…

И я сбегаю.

Ноги сами несут меня прочь, в спасительную тишину женского туалета. Заскакиваю в кабинку, щелкаю замком. Кончики пальцев предательски дрожат. Закрываю лицо ладонями, в глазах темнеет.

– Зачем? Почему он здесь?! Именно в моем универе?!

Кажется, этот лифт поднимается бесконечно. Сегодня мне исполнилось девятнадцать, и этот вечер должен был стать особенным. Ночью, когда я наконец стану женщиной.

Раздается заветный звуковой сигнал, двери плавно разъезжаются. В темном коридоре отеля ни души. И слава богу. Я безумно нервничаю, до дрожи в коленях!

Мандраж сжимает горло, ноги ватные. Ведь не каждый же вечер ты лишаешься невинности.

Но я люблю Мирона! Люблю больше жизни.

Мы вместе уже целый год, и он ждал меня, был джентльменом, не переступая черту. И сегодня важная ночь для нас обоих. А еще Мирон сказал, что хочет, чтобы я представила его моему папе.

Главное, чтобы папуля его с порога не пристрелил…

Нервно хихикая, подхожу к двери и прикладываю ключ-карту. Тихо, словно мышка, захожу в номер. И застываю на месте…

– АХ! МИРОН! БОЖЕ… – знакомый голос роняет мое сердце в пятки.

Лена… моя троюродная сестра. Мы с ней с детства были не разлей вода. Сделаю шаг, другой. Внутри нарастает звенящая пустота.

На полу разбросана одежда.

И я вижу его. Мирона, распластанного на огромной кровати, с блаженно прикрытыми глазами. А моя сестра… моя Ленка… прыгает на нем, закинув голову и неистово крича от наслаждения. Его сильные руки охватывают ее бедра.

Отступаю на шаг.

Нет… Этого не может быть. Не может! В одно мгновение все мои хрустальные мечты разбиваются вдребезги, оставляя после себя лишь острые, режущие осколки.

Сначала накатывает паника. Но на ее месте с каждой секундой, растет и крепнет новая, холодная ярость. Страх медленно, неумолимо трансформируется в одно-единственное желание – отомстить.

– Ладно, ничего, просто на секунду поддалась панике, – хлопаю себя по щекам, возвращаясь в реальность из прошлого. – Проиграла битву. Но война только началась. Держись, Чеширский! Ира Горская измен не прощает!

Глава 2

Ира

Но вопреки данному себе обещанию, все последующие дни я бегаю от Чеширского. Позорно скрываюсь и прячусь, будто я не жертва, а преступник, загнанный в угол собственным прошлым.

Вот и сегодня, отправив Катюшку к ее любимому Степану, сижу в кафе напротив университета. За окном шумит город, а у меня внутри тихая, унизительная паника. Чувствую себя не просто трусихой, а каким-то загнанным зверьком, готовым в любой момент сорваться с места.

Но сказать «перестань бояться» куда проще, чем сделать. Мне нужен план! Не просто реакция, а стратегия. Не знаю, зачем Чеширский приперся в мой университет… Зачем врывается в мою налаженную, жизнь?

Он же знает, что я здесь учусь! Сам когда-то готовил меня к поступлению сюда. Между нами тогда сразу пробежала искра, от которой загораются сердца… Механически помешиваю капучино, и ложка звенит о кружку, возвращая меня в далекое, теплое прошлое.

– Иришка! – отец настойчиво стучит в мою комнату. – Твой новый репетитор приехал! Ты закончила со своей этой, как ее там…

– Инсталляцией! – кричу в ответ, не отрываясь от работы.

Ох!

Я учусь в подготовительной школе, готовлюсь к поступлению в ведущий ВУЗ страны. Вся моя жизнь расписана по минутам.

У нас сильная программа, очень много домашней работы. Голова идет кругом.

Помимо этого, мы участвуем в олимпиадах и научных конкурсах, работаем над творческими проектами. Кто-то устраивается волонтерами в приюты, дома престарелых.

В общем, делаем все, что покажет нас с лучшей стороны. Хотя порой мне так хочется сбросить этот груз ответственности и почувствовать себя просто обычной девушкой, чьи заботы не выходят за рамки школьных романов и прогулок с друзьями.

– Ира, тебя не дозваться, – не дождавшись моего разрешения, ко мне заходит папа в сопровождении молодого мужчины.

– Пап, я просто… ой… – начинаю бормотать, но встречаюсь с хитрым, живым взглядом своего нового репетитора и теряю дар речи. Голова пустеет. – Здравствуйте.

– Привет, – он улыбается. – Это у тебя творческая работа? Я Мирон.

Он подходит ближе. Его присутствие заполняет все пространство комнаты. Я инстинктивно отъезжаю на стуле, показывая то, над чем тружусь уже три долгих месяца.

– Искусная работа. Это Древо жизни? – спрашивает, с нескрываемым интересом рассматривая мою работу.

– Да, – киваю, сжимая от волнения пальцы. – Вы смотрели этот фильм?

– Он гениален, – улыбка Мирона становится теплее. – Кажется, получил приз в Каннах за лучшую короткометражку. «Древо жизни». Мне безумно понравилось.

Мы с ним сразу нашли общий язык, будто знали друг друга сто лет. Если отец, как настоящий капиталист, снисходительно высмеивал мои потуги сделать мир лучше, пытаясь показать, как сильно мы вредим экологии, то Мирон во всем меня поддерживал. Он видел в этом не блажь, а призвание.

Мы гуляли по выставкам, много и без умолку говорили. И незаметно, как-то очень естественно и неотвратимо, влюбились друг в друга без памяти…

– А потом все закончилось, – горько усмехаюсь, отставляя остывший, недопитый кофе. Сладковатая пенка теперь кажется приторной и противной.

– Мне американо без сахара и маффин, – сзади раздается хриплый, до боли знакомый голос, и у меня по спине пробегают мурашки.

Да что он тут делает вообще?! Сейчас же должна быть его лекция, которую я позорно прогуливаю!

– Доброе утро, Ира, – не успеваю даже мысленно собраться с силами, как Чеширский тяжело плюхается на стул напротив меня. Смотрит на меня тяжелым взглядом.

– Мирон Генрихович, – холодно отвечаю. – Прогуливаете собственную лекцию? Ой, как некрасиво и непрофессионально!

– Задаюсь тем же вопросом, – Чеширский невозмутимо мешает свой американо. – Вы никогда прогульщицей не были. Что же случилось, Ира?

– Я честно хотела прийти вовремя… – начинаю, с наигранной легкостью загибая пальцы. – Но вот собака заболела, кошка сбежала, телефон разрядился, будильник сломался… Одним словом, жизнь бывает непредсказуемой, Мирон Генрихович.

Чеширский хмурится, и мне становится почти весело от этой маленькой победы.

– Может, в следующий раз сразу признаетесь, что просто бегаете от меня, как последняя трусиха? – серые глаза словно видят меня насквозь. – Будет гораздо честнее и менее утомительно для нас обоих…

– Может, – пожимаю плечами. – А теперь мне пора.

– Ира, сядь, – произносит спокойно, но с ноткой стали. – Нам с тобой нужно поговорить.

– Мы уже на «ты» перешли? – складываю руки на груди, чувствуя, как учащенно бьется сердце. – Мне пора бить тревогу, Мирон Генрихович? Попахивает домогательством.

– Даже не планировал, – парирует, оставаясь невозмутимым. – Но если хочешь играть в эти игры… что ж… давай поиграем. Точнее, давайте. Сейчас я допью кофе и отведу вас к декану. Поставлю прогул. Как и на последних двух моих лекциях. И как вы тогда материал сдавать планируете, Ирина Всеволодовна?

И щурится нагло, паразит. Ну ничего… довыпендриваешься! Я вскидываю руки, изображая ужас и хватаясь за голову, но «неожиданно» (конечно же нет, ха-ха), задеваю стакан со своим капучино. Он с грохотом падает на стол.

– Ой! – всплескивая руками, будто бы случайно подталкиваю опрокинутый стаканчик к противоположному краю стола.

Темно-коричневая жидкость разливается прямо на светло-синие джинсы Чеширского. Он хмуро, без тени удивления, смотрит на меня.

– Упс, – пожимаю плечами, зловеще растягивая губы в улыбке. – Я не нарочно, Мирон Генрихович. Совсем.

Встаю, беру сумочку, чувствуя прилив детского, жалкого торжества.

– Мне пора, а то опоздаю на следующее занятие. До свидания.

– ИРРРРА! – гневный окрик летит мне вслед, и я припускаю быстрее, выскальзывая на улицу.

Но, как назло, перед самым носом загорается красный свет. Черт! Машины сплошным, неумолимым потоком несутся мимо.

Почти сразу следом выскакивает Чеширский. В одной футболке, рубашку он на ходу обвязал вокруг талии, пытаясь скрыть пятна от кофе.

Он стремительно подлетает ко мне и хватает за запястье. Пальцы обжигают кожу.

– Тебе придется со мной объясниться! – сквозь зубы цедит он. От него пахнет кофе и дорогим парфюмом, и этот знакомый запах сводит с ума.

– Отпусти! Пошел к черту, Чеширский! – рычу, пытаясь вырваться. – Это моя жизнь! И тебе в ней нет места!

Мне удается отпихнуть его, и в этот самый момент загорается зеленый. Я пулей бегу через дорогу, в сторону университета. Не оборачиваюсь. Не могу.

– Ира! Стоять! Мы не договорили!

– Я тебе уже все сказала! – громыхаю на весь универ, широким, решительным шагом направляясь к главному корпусу, хотя внутри все разрывается на части.

Дыхание сбивается, а запястье, где он держал меня, горит. Но не от боли… От прикосновений бывшего.

Да, он предал меня, переспал с моей же троюродной сестрой. Но мое тело, предательское и глупое, все еще помнит его и кайфует от этого простого касания.

И как вытравить это, я пока не знаю.

Захожу в столовую, почти на автомате беру кофе в надежде, что со второй попытки мне все-таки удастся насладиться вкусом. Ко мне тут же подсаживается Катя. Ну все… теперь допроса с пристрастием не избежать.

Но подруга молчит, просто смотрит на меня с безмолвным вопросом.

– Я подставила ему подножку, – вдруг заявляет она не без гордости. – Ир, ты как? Что он тебе сказал? Что он вообще там забыл?

То есть Чеширский сегодня получил сполна. Сначала кофе на брюки, потом подножка от моей тихой и скромной подруги. И отчего-то… становится жалко этого наглого, самоуверенного предателя.

И себя. Себя вот вообще до ужаса жалко! До слез. Ну зачем он снова появился в моей жизни? Чтобы доконать окончательно?

И впервые за долгие, долгие годы я… плачу. По щекам текут горячие, соленые слезы, выпуская наружу всю накопившуюся боль, обиду и одиночество.

– Поплачь, если легче станет. Я с тобой, – тихо говорит Катя. – Любишь его, да?

– Ненавижу! – выплевываю, но в этом слове больше отчаяния, чем злости.

Я быстро соскакиваю с темы, пытаясь взять себя в руки. И внезапно…

– Ира! – над нашим столом возвышается знакомая высокая фигура. Чеширский. – Может, ты перестанешь убегать, и мы наконец поговорим?

– О чем, Мирон Генрихович? – поднимаю на него заплаканные глаза, стараясь, чтобы взгляд был строгим и равнодушным. – Я ваша студентка, какие у нас могут быть разговоры помимо предмета и моей учебы?

– О твоем прогуле, – парирует он.

– Мне жаль, но я все вам уже объяснила, – резко встаю. – Катя, пойдем.

Чеширский провожает меня долгим, задумчивым взглядом.

Почему меня не покидает навязчивое ощущение, что эта ситуация – не то, чем кажется на первый взгляд?

Глава 3

Ира

На следующий день мне даже с постели вставать не хочется. Все тело будто налито свинцом, а веки тяжелые от бессонной ночи, полной мрачных фантазий и планов мести.

Естественно, Чеширский начнет пользоваться своим положением препода, чтобы меня прогнуть, поставить на место. Эта мысль заставляет кровь стынуть в жилах и одновременно будоражит, как опасный вызов.

– Кнопки подкладывать как-то по-детски… хотя я бы посмотрела на его лицо, – хихикаю про себя, пока готовлю завтрак, и это звучит немного безумно. – Что же придумать? Что зацепит этого холодного, самоуверенного циника?

Настроение понемногу улучшается, с каждой минутой я чувствую, как возвращается моя воля к борьбе.

В конце концов, на нем свет клином не сошелся. Самый простой путь – просто вести себя как обычная, прилежная студентка.

В чем-то Мирон прав: я рискую, прогуливая его занятия. Я ведь так мечтала поступить в этот университет!

А потом все разбилось вдребезги. Но благодаря поддержке папы я собрала себя по кусочкам и справилась. И тогда же пообещала себе больше не влюбляться. Никогда!

Но появился он. Чеширский. И все мои клятвы пошли псу под хвост! Хм! Может, он отстанет, если увидит меня с другим? Мысленно перебираю парней в нашей группе.

Любой их них что угодно отдаст за шанс со мной засветиться. Я, конечно, не «королева общаги», через которую прошли все мажоры нашего факультета. Ленка Царева. Я куда лучше неё.

Фыркаю, отбрасывая навязчивые сравнения.

– Может, обратиться к Стасу? Или он потом не отвяжется? – размышляю вслух, наливая кофе. – Ладно, буду соображать по ходу дела.

Долго стою у шкафа, перебирая вещи. Проигрываю капитально. Но сегодня я намерена переломить ход битвы.

Решение приходит внезапно, и на губах появляется дерзкая улыбка. Достаю летнее платьице, достаточно откровенное, чтобы привлекать взгляды, но не вульгарное. Коротенькое, с игривыми рукавами-фонариками.

Оно изящно струится по фигуре, подчеркивая каждый соблазнительный изгиб моего тела. Мягкие складочки ткани ласкают кожу, придавая наряду особую, едва уловимую игривость и при этом элегантность.

Дополняю наряд тонким кожаным поясом, подчеркивающим талию, придавая образу утончённости и шарма. Ловлю свое отражение в зеркале и вижу не студентку, а женщину, знающую себе цену.

– Ну держись, Чеширский! – шепчу, и в груди что-то замирает.

Захожу в аудиторию, где будет проходить семинар. Сажусь прямо за первую парту, с вызывающим спокойствием достаю учебники.

Вечерами я штудировала материал самостоятельно. Так что, если Чеширский решит вдруг устроить показательную порку, я буду готова.

– Иришка, привет, – ко мне подсаживается местный король мажоров, Денис Носов, – чего одна? Без своей мышки? – Его взгляд, тяжелый и наглый, без стеснения скользит по моим голым бедрам.

Чувствуя волну отвращения, я кладу сумочку на ноги, пытаясь скрыться от этого взгляда.

– Катя не мышка, Носов. Уйди, раздража… – хмыкаю, но тут же меня осеняет. Идея, глупая и рискованная, но идеально вписывающаяся в мой новый образ. – Хотя, погоди-ка…

– Всем доброе утро, – в аудиторию вплывает Чеширский, и я старательно его игнорирую, утыкаясь в конспект.

Но все равно краем глаза оцениваю его прикид. Черт, он всегда умел одеваться! Мастерски сочетал современность и классику. Темно-серый свободный пиджак подчеркивает мощь широких плеч, а голубая рубашка, расстегнутая на две верхних пуговицы, добавляет образу свежести и открывает загар на сильной шее.

– Ну, я пошел на свое место, – пытается ретироваться Носов, но я резко хватаю его за рукав худи.

– Не спеши, блин! Сидеть! – гаркаю на него, чувствуя на себе взгляд преподавателя.

Денис плюхается рядом, придвигаясь слишком близко. Его бедро касается моего, и я резко отодвигаюсь, кожей ощущая исходящий от него жар.

– Надо же, – с ледяной издевкой произносит Мирон, – Ирина Всеволодовна Горская соизволила посетить моё занятие. Польщен!

«Не обольщайся, изменник!» – кричит во мне обида.

Но сердце предательски заходится, а взгляд никак не может оторваться от его совершенного тела, знакомого изгиба губ, могучего торса под безупречной тканью рубашки.

Вопреки моим самым темным страхам, Чеширский не придирается и не ставит меня в неудобное положение. Скорее, демонстративно игнорирует. Но почему мне от этого так неприятно?

– Все свободны! Не забудьте написать доклад через два занятия, проверять буду строго, – говорит он, когда звенит долгожданный звонок, – Ирина Всеволодовна, задержитесь.

– Ииир, – тянет Носов, о котором я, признаться, уже и забыла, – ты что-то хотела? Я не против типа…

Закатываю глаза, чувствуя, как этот спектакль начинает меня утомлять.

– Поговорим после лекций, Денис. Вали уже.

Когда аудитория наконец пустеет, я медленно подхожу к кафедре. Заталкиваю все свои чувства в самую глубь сердца, словно в старый, пыльный чулан, и щелкаю замком.

– Вы что-то хотели? – спрашиваю ровным, почти безразличным голосом.

Чеширский медленно встает. Игнорирует мой вопрос, его шаги гулко отдаются в тишине пустой аудитории. Он направляется к двери. Раздается щелчок замка. Упс! А это зачем?

Его шаги неумолимо приближаются, вызывая во мне волну отчаяния и странного, запретного предвкушения. Голос звучит ровно, но холодно, резко контрастируя с бурей моего внутреннего состояния. Каждый нерв напряжён до предела, тело будто сковало невидимыми цепями.

– Почему это платье? – хрипло спрашивает Чеширский, замирая передо мной.

– А что? Не нравится? – вызывающе ухмыляюсь, вскидывая голову. – Раньше нравилось, когда я такое носила. Говорил, что в нем я похожа на фею.

Его кадык нервно дергается. Ощущаю жар, исходящий от сильного мужского тела, знакомый и до боли желанный. И понимаю, что играю с огнем…

Но остановиться уже не могу. Хочу дергать этого тигра за усищи! Уколоть как можно больнее! Чтобы он увидел, почувствовал, что безвозвратно потерял!

– Оно слишком короткое, – Чеширский делает еще полшага, сокращая и без того ничтожное расстояние между нами. Внутренняя сирена орет не своим голосом, предупреждая об опасности. – Ты не должна такое носить…

Но вопреки всему, я вздергиваю подбородок и смело отвечаю на пристальный, темный взгляд.

– Вы мне не отец и не жених, чтобы указывать, носить мне такое платье или нет. Если у вас все, я пошла…

Пытаюсь оттолкнуть его, но Мирон словно скала. Он резко опирается руками о стол по бокам от меня, берет меня в капкан. Пространство между нами исчезает, наполняясь напряжением.

– Отпустите! – шиплю, но в голосе слышится уже не гнев, а дрожь.

– Нет! – рычит Чеширский, наклоняется ниже, его дыхание опаляет мою кожу, а взгляд пожирает мои губы, скользит по шее, по открытым плечам. – Ты не будешь больше носить это платье, Ира. И будешь одеваться скромнее.

– А то что?! – выпаливаю с вызовом. – Опять бросишь меня?!

Мирон ошарашенно смотрит на меня. В его глазах мелькает неподдельное замешательство. Чеширский отступает на шаг, и эта маленькая победа кружит голову.

– Исчезнешь?! – теперь наступаю я, чувствуя, как слезы подступают. – Не сможешь в глаза мне взглянуть после того, что сделал?!

– О чем ты? – тихо, почти беззвучно спрашивает Чеширский. – Ты же сама… блядь, Ира…

– Оставь меня в покое, Чеширский. Ты препод, а я твоя студентка. Не знаю, зачем ты объявился сейчас, но мне плевать! – лгу, и каждое слово обжигает. – Если есть вопросы к моему внешнему виду, напиши ректору докладную. А сейчас оставь меня, пока я не пожаловалась на домогательство!

Собрав остатки гордости, я выхожу из аудитории, чувствуя горящий взгляд Чеширского. Ноги ватные, а внутри все дрожит от бури противоречивых чувств: гнева, боли и предательского, стыдного возбуждения.