Читать книгу: «Э с п р е с с о, л ю б о в ь и л о б с т е р ы», страница 6

Они весело посмеялись. Люсьен сказал:

– Рассказчик ты хороший, сынок.

– Ведь есть в кого. И мама, и папа такие молодцы у меня.

– И ты тоже молодец.

Действительно, подумал Люсьен: «Жизнь налаживается».

15. Шери и Люсьен

Утром Шери еще раз сказала, что уезжает, сказала время отправления поезда, хотя Люсьен не спрашивал, но запомнил.

– Меня будут провожать родственники целым табором, – улыбнулась Шери.

– При таком раскладе мое появление на вокзале будет выглядеть странно, – сказал Люсьен.

Люсьен зачем-то записал ее телефон и адрес Шери в прекрасном городе Терпомосити. На прощание они поцеловались в губы, при этом Шери приподнялась на цыпочки. Поцелуй получился не очень, без страсти.

Люсьен по непонятным для себя самого причинам решил проводить Шери, но так, чтобы не привлекать внимания ее родственников. Он поехал на вокзал.

Времени до отправления поезда было много, Люсьен зашел в вокзальный буфет. Выведенная из спячки появлением потенциального, тем более приличного вида клиента, и желая высказаться, краснолицая буфетчица, толстая, с маленькой головенкой, увенчанной белоснежным накрахмаленным чепчиком, дунула на лезшую в глаза прядь завивки, громко сказала:

– Эй, ты! Сколько можно рыгать?! Совсем совести нет. Полчаса тут рыгаешь! – обобщая опыт наблюдений, она спокойно сказала молодому человеку лет тридцати в добротной зеленой куртке, который икал и не мог остановиться. – Приходят на рогах, сто грамм возьмут, а потом час рыгают. Ни выручки от них, ничего, только рыгать.

Парень вышел из буфета, едва не задев плечом Люсьена.

Люсьен показал на кофе-машину: «Эспрессо, пожалуйста». Мало аппетитные пирожки, требующие срочного захоронения, интереса не вызвали. Он взял бутерброд с сыром, который выглядел вполне прилично.

Мальчишка появился внезапно, словно из-под бетонного пола буфета, и тут же заявил: «Ой, нога болит, блин! Не могу. Оооо, болит нога, не могу, блин». Он стоял журавлем на одной ноге, «больную» придерживал рукой. Выписывая туловищем замысловатые зигзаги, силясь удержать равновесие, жалостливо глядел Люсьену прямо в лицо. Вполне прилично одетый бомжонок, с несколько большим для его возраста присутствием грязи на лице, руках и одежде, продолжал ныть:

– Блин, нога-а-а-а болит, не могу-у-у-у, – морща мордашку, протянул бомжонок и требовательно прибавил: – Дай булку! Нога, блин, болит, не могу, боли-и-и-и-т.

Бегло оглянувшись на предмет поиска родителей или смотрящих вымогателя и никого не обнаружив, Люсьен приступил к переговорам:

– Где ты тут булку увидел?

– Нога! Блин! Не могу, болит. Булку дай! – взвыл малыш. – Ой, нога болит, булку дай!

– Булки нет, есть хлеб с сыром.

– Нога болит, дай булку. – Не унимался мальчик, стоя на одной ножке. Он слегка подпрыгивал, как будто играл в классики. Как-то само собой он поменял ноги, видимо, устал на левой стоять и встал на правую «больную». Люсьен улыбнулся и сказал:

– Станиславский в таких случаях сказал бы: «Не верю!» Я понимаю, что капля камень долбит не силой, а частым падением, но я не доктор и булки у меня нет. Если я тебе дам хлеб с сыром и колбасы в придачу, ты оставишь меня в покое?

Мальчик для верности сказал вяло: «Булку дай». И кивнул головой. Сделка состоялась.

Он взял бутерброд Люсьена, кусочек колбасы небрежно бросил возникшему из-под лавки облезлому вокзальному шарику, хитрому и вонявшему псиной.

Люсьен подумал, что мир не погибнет никогда, пока бездомный способен делиться добычей с теми, кто в худшем положении. Нужно делиться.

Люсьен вышел на перрон. Он видел, как появилась Шери в окружении родственников и после недолгого прощания с ними вошла в вагон. Люсьен пошел на самый край перрона в надежде увидеть Шери в окне поезда. План был так себе. Но он почему-то не хотел с ней расстаться вот так еще раз, не посмотрев на нее. Хотя она могла оказаться и с другой стороны вагона, тогда весь план летел в тартарары. Поезд стал набирать ход, пришло его время. Вагоны все быстрей и быстрей проходили мимо Люсьена. Пока не стали пролетать мимо. Люсьен едва успевал взглянуть в окно, как оно проносилось, сменяясь другим, третьим, и так без конца окнами вагонов. Когда Люсьен подумал, что план на самом деле был изначально плохим и бессмысленным, он увидел на какие-то мгновения Шери. Шери грустно смотрела в окно и увидела Люсьена, их взгляды на долю секунды встретились. Шери от неожиданности подпрыгнула, и ее вагон умчался прочь.

Люсьен еще постоял, глядя на рельсы, этих стальных блестящих на солнце червей, уходящих вдаль. Потом довольно громко, вокруг никого не было, сказал: «Если девушка видит парня, который ей безразличен, она даже от неожиданности не подпрыгивает до потолка». С этой обнадеживающей мыслью Люсьен отправился домой. Он подумал, что ему следует навестить Шери, ее предположение про «следующий раз» как-то подогревало. Это была странная мысль, так показалось Люсьену, но она крепко засела у него в голове.

***

В течение полугода Люсьен несколько раз приезжал к Шери, и они очень хорошо проводили время вдвоем. Даже учитывая тот первый случай, когда Люсьену пришлось играть в какую-то странную игру с Валерием, бывшим любовником Шери. Тот случай запомнился Люсьену и еще одной фразой, оброненной Шери как между прочим. Когда Валерий таки ушел, они с Шери долго сидели вдвоем, пили кофе и беседовали на отвлеченные темы. Уже совсем поздно Шери посмотрела на часы, висевшие над дверью, и сказала, что пора спать. Она выключила свет. «Может, стесняется», – подумал Люсьен. Хотя выключатель был рядом с дверью, а кровать шагах в пяти. Тогда Шери и сказала: «Только без анала и в рот не кончать». И легла ближе к стене, освобождая Люсьену половину кровати. Люсьен промолчал и так никогда и не смог ответить, зачем она это тогда сказала. «Может быть, так ненавязчиво направляла мои мысли в нужном направлении?»

Их отношения были скорее дружескими с большой долей симпатии, Люсьен как-то не мог назвать это любовью, хотя, конечно, Шери ему нравилась во всех отношениях. Шери тоже про любовь не говорила, но и ей Люсьен был симпатичен и даже очень. А в постели Шери была очень хороша.

***

В очередной визит к Шери Люсьен с тревогой узнал, что у нее выявили язву желудка. В те времена еще не обнаружили бактерию Helicobacter pylori, которую теперь сравнительно легко убивают сочетанием пары антибиотиков, – это был почти смертный приговор.

Хирург с толстыми пальцами-сардельками сказал Люсьену, что нужно оперировать.

Тощий и длинный терапевт с носом, удивительно картофельным для такого телосложения, как и положено терапевту, считал, что нужно попробовать лечение.

– Кто вы ей? – между прочим спросил терапевт.

Люсьен задумался: «А кто я для Шери? Любовник, просто любовник. Да не просто любовник, а любящий ее человек, и мне важно ее здоровье». Тогда в беседе с тощим терапевтом Люсьен впервые подумал, что он любит Шери.

– Брат. – Сказал Люсьен доктору и после небольшой паузы добавил. – Двоюродный.

– Если бог на вашей стороне, это поможет. Будем лечить. – Сказал терапевт и посмотрел на Люсьена, словно это он будет лечить Шери.

– Спасибо. – Люсьен хотел спросить, а чем он, собственно, может помочь, но не стал этого делать. Он и так понимал, что ему просто нужно быть рядом с Шери и поддерживать ее морально.

Почти месяц Люсьен ухаживал за Шери в больнице, проводя много часов у ее постели. Много шутил и вообще делал вид, что все идет хорошо. Только вечером, приходя в пустую квартирку Шери, давал волю своим чувствам, вздыхал и грустил, чтобы на следующий день идти в больницу уверенным и оптимистичным. Он стал экономить деньги на случай, а вдруг будет нужно и негде взять! У него с собой было не так много средств, и режим жесткой экономии не мешал. Люсьен ограничил курение и перешел на самые дешевые сигареты без фильтра, которые и курить было невозможно. Он питался кашами, которые готовил из круп, обнаруженных в комнате Шери. Для Шери он покупал всякие разрешенные в больнице вкусности и на этом не экономил. Пару раз он приобрел необходимые Шери витамины, которых не оказалось в больнице.

Еще через две недели терапевт, которого Люсьен перехватил в коридоре больницы, обнадежил:

– Я посмотрел анализы и считаю, что бог оказался на вашей стороне.

– Спасибо, – выдавил из себя Люсьен, едва не расплакавшись от счастья.

Да, Бог оказался на их стороне.

После пережитой болезни Шери Люсьен чувствовал к ней то, что вполне мог назвать любовью. И да, Шери оказалась совершенно права, когда сказала Люсьену после его фиаско в постели в день знакомства, что в следующий раз получится. В следующий раз у них всё получилось как нельзя лучше. А потом всё лучше и лучше. Люсьен обнаружил, что у Шери была своя изюминка в сексе. В момент достижения оргазма Шери грязно ругалась и нецензурно требовала продолжения. Было даже удивительно, что она знает такие слова. Обычно никогда не употребляла даже грубых слов, не то что матерных. Была милой и доброй. Вот этот контраст очень заводил Люсьена.

***

Выписавшись из больницы, в ближайшее воскресенье Шери предложила Люсьену прогуляться. Они гуляли по улицам, пока не подошли к большому белому православному храму, по виду католическому, без маковок, с двумя высокими башнями. Шери сказала: «Давай зайдем». Люсьен кивнул. На крыльце Шери достала из сумочки легкий платок и повязала на голову. Люсьен знал, конечно, что в храм женщинам с непокрытой головой нельзя, при том, что мужчина и полуголый может свободно зайти. Такие обычаи. Шери перекрестилась и вошла в храм. Люсьен удивился, он не предполагал, что Шери верующая, крестик у нее на груди он, конечно, видел, но ведь их носят если не все, то многие, и с верой это часто никак не связано. Внутри храма Шери молилась, реально и со знанием дела. Люсьен не стал ей мешать, а прошел не спеша вдоль стены, рассматривая иконы, до самого алтаря, отгороженного красным канатом. Людей было сравнительно немного. Шери отстояла в храме всю утреннюю службу – часа два. Люсьен слегка загрустил. Он не был излишне верующим человеком, скорее мозгом понимал, что да, я православный человек, это часть нашей культуры, нашей истории и прочее бла-бла. Не более.

Когда они вышли из храма, Люсьен молчал, что на него было очень не похоже. Он действительно не знал, что сказать. Шери чувствовала это состояние Люсьена. Спросила:

– Ты не устал?

– Нет.

– С непривычки может показаться утомительно простоять всю службу. На самом деле это сил придаёт.

– Веруйте, ибо не знаете, когда господь ваш придет. – Сказал Люсьен, он много читал, в том числе и Библию. Он опять замолчал, потому что его слова Шери могла истолковать как некий сарказм. А он не хотел ее обижать. И не знал, как себя теперь вести с ней. Шери посмотрела на задумчивого Люсьена, улыбаясь и щуря глазки. Взяла его за руку и остановила. Она положила руки ладонями на его грудь и довольно плотно прижавшись к нему всем телом, таким образом, что Люсьен невольно обнял Шери за талию.

– Ты что загрустил, милый мой человек, воин Иисуса Христа?

– Почему я воин Христа?

– Ты же крещеный, да?

– Да, меня крестила тетка, очень верующая была, это я уже в старших классах школы учился. Но это так было, типа надо, и крестили, на всякий случай.

– К Богу прийти нужно, сразу это не дается. А вот когда тебя крестили, то обязательно назвали воином Христовым, поэтому ты «воинствовать» должен, противоборствовать, разрушать, уничтожать зло и неправду.

– Как-то это не мое. – Сказал Люсьен.

– Сегодня не твое, а что будет завтра, никто не знает. Ты ведь не бросил меня в болезни, значит, ты воин Христа, спасал меня, беспокоился, мне это очень приятно. – Шери посмотрела Люсьену в глаза и погладила ладонями его грудь. – Ты добрый человек, на самом деле, и не грусти от моего посещения церкви. В конце концов, на наши игры в постели это никак не влияет. – Шери посмотрела в глаза Люсьену лукаво и засмеялась, а Люсьен, вспоминая, как они обычно зажигают в постели, улыбнулся.

– Так-то да.

Шери потянулась губами к губам Люсьена, они нежно поцеловались. Шери еще раз улыбнулась и сказала очень тихо, почти одними губами:

– Я тебя люблю.

Никогда до этого и никогда после Шери не говорила Люсьену, что любит его, считала, что этот вопрос решен.

– Пойдем в магазин, купим вина и что-нибудь вкусное, я тебе приготовлю обед, ты похудел, пока за мной ухаживал.

– Тебе вина нельзя.

– Я и не буду, может, только пригублю. А потом мы отметим мое чудесное выздоровление, как ты любишь говорить, горячим и разнузданным сексом. – Они засмеялись.

Вечер был чудесным. На следующий день Шери завела весьма удививший Люсьена разговор на философские темы. Они гуляли после проливного дождя, и улицы были мокрыми.

– Не убий, не укради, не прелюбодействуй. Что тут непонятно? – Говорила Шери спокойно, одновременно маневрируя вокруг лужи на тротуаре. Люсьен держал ее за руку, чтобы Шери было удобней балансировать на бордюре, обходя лужу. – Не делай, потому что это в твоих интересах.

– И где же тут интерес? Прелюбодействие, конечно, грех, но ведь чертовски, прости господи, приятно. – Высказался Люсьен. Шери остановилась и, не отпуская руку Люсьена, посмотрела ласково ему в глаза снизу вверх. Она была на полторы головы ниже Люсьена.

– Будешь так делать, тебя же потом предадут, у тебя переукрадут, а то и убьют. Кому-то покажется и они даже в этом уверены, что не убий ладно, а как не укради? Прелюбодействие, это тоже вид кражи. Как жить то, если не украсть? И зачем жить? Так немало людей думают. Так и живут, растрачивая себя, а потом удивляются, что их обманули и у них украли. Какой привет, такой ответ. – Сказала Шери и отпустила Люсьена. Они медленно пошли дальше. Люсьен после паузы сказал:

В нашей семье воровать вообще не принято. Мама рассказывала, что когда они с отцом поженились, жили очень дружно и счастливо. А между прочим, у них кровати не было. Были доски на чурбаках, и на них уже матрас и постель. Они на севере тогда работали, там вообще сурово всё, а тогда и тем более. Отец как-то принес десятку, это по тем временам приличные деньги были. А мама спросила, что это за деньги, для зарплаты мало и не время. Отец ответил, что в лесу нашел под пеньком. Тогда мама сказала, что ей муж нужен дома, а не в тюрьме. Отец не был меркантильным и больше никогда ничего такого под пеньками не находил. Теперь другое дело. Воровать по-прежнему нехорошо, но мир изменился, отношения должны поменяться. В том числе между мужчиной и женщиной. Об этом много пишут. – Заметил Люсьен.

Мир материальный, да, изменился: машины, паровозы, тепловозы, микроволновки, сотовая связь. А люди что? Разве люди изменились? Квартирный вопрос вроде бы отпал с приходом ипотеки, а люди всё равно портятся от других вечных, ими же придуманных проблем. Сами превращают свою жизнь в проблему. Разве мужчины научились рожать, а женщины разучились это делать?

Дети, эти цветы жизни, превращают жизнь в заботу о них. И всё меньше людям улыбается эта перспектива. Дети не на время, а навсегда приходят в жизнь родителей. Шери посмотрела на Люсьена таким взглядом, что Люсьен счёл необходимым поправить свои выводы. Без детей, конечно, никак нельзя, как без любви. Шери немного помолчала, и они тем временем шли по мокрому парку, иногда листва роняла на них капельки, стекавшие после только что прошедшего дождя.

– Ты только не думай, что я слишком повернута на религиозных темах, – сказала Шери. – Ты про любовь сказал. Это ведь краеугольный камень веры, а значит и то, что жизнь людей делает осмысленной и счастливой. Любить друг друга – это и есть счастье и смысл жизни. В Библии написано, что смысл жизни в вере, надежде и любви, но любовь из них больше. – Шери, улыбаясь, посмотрела на Люсьена, словно открывает тайну великую. – Понимаешь, любовь больше веры и надежды. Любовь главное, любовь это Бог, а он создал нас по своему образу и подобию.

Еще бы знать, что такое любовь? А то после слов «я тебя люблю» бывает, что человек идет спать с другим, видимо, тоже любит?

– Не богохульствуй, – Шери ласково дотронулась до руки Люсьена. – Ты же понимаешь, что я не об этом безобразии. Я про идеалы, как задумано было для достижения счастья. Без любви человек ничто, хоть самый умный и могучий, и богатый, и веру познавший, он ничто.

– Любовь. Что это? – не унимался Люсьен. – Как понять, что любишь человека, а не секс с ним? Или занимаешься с человеком сексом ради материальных выгод? Вышла замуж за деньги, а не за человека, или женился на богатой. Где тут любовь? А говорят, что полюбили, прям от всей души.

Шери остановилась и, глядя в глаза Люсьену, говорила тихо и медленно, цитируя Библию:

– «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает…». – Шери отпустила Люсьена и добавила. – Если человек всё это чувствует по отношению к другому человеку, значит, он любит. Секс без любви – просто томление духа, получение низкопробного удовольствия и более ничего. А в сочетании с любовью мужчины и женщины тот же секс превращается в единение душ, в счастье.

Люсьен был немного удивлен, что Шери так глубоко разбирается в теме, которая никому на свете не понятна, и после небольшой паузы сказал:

– Оспаривать то, что ты говоришь, не имеет смысла. Разве что добавить. Любовь, когда чувства переполняют человека до краев и выплескиваются водопадами нежности на любимого человека. Если при этом его тоже любят, и он получает мощный ответный заряд, гамму самых приятных чувств. Как-то так. Такие любящие друг друга люди счастливы, и они могут просто летать, ну хотя бы мысленно. Наслаждаясь тем, что они рядом. Что они любят…

Шери слушала Люсьена:

– Это как рай для двоих.

Да, наверное. Проблема в том, возможен ли рай на грешной земле? Или как долго такой «рай» возможен и не является ли это антиподом рая, просто похоть? Может быть, это просто химические реакции и ничего более? Ученые люди, которым, похоже, больше нечем заняться, выяснили, что воздействие на организм дофамина вызывает чувство удовольствия. А другие ученые считают, что на самом деле дофамин не так работает. Он создает у человека ощущение, предвкушение, ожидание результата, как при занятиях любовью ожидание оргазма. А выделяющийся организмом человека окситоцин снижает тревогу, дарит спокойствие, вызывает доверие к любимому человеку, даже когда он и не достоин всего этого!

Химия – это наука, с этим не поспорить, но всё это и в замысел Бога вполне укладывается. Все эти дофамины, окситоцины, тестостероны не противоречат главному. Бог наградил нас возможностью любить и наслаждаться любовью! – Шери сказала это довольно громко и пафосно. – Бог дал нам свободу выбирать, чем сделал нас подобными себе! Понимаешь, в чем дело, человек подобен самому Богу, и у него есть выбор: быть достойным этого подобия или упасть в грязь и достойным не быть.

– Люди, человеки, часто грязь выбирают. – Сказал Люсьен и добавил для Шери: – К сожалению.

Да, к сожалению, люди склонны в поисках материальных выгод или сомнительного сиюминутного наслаждения, похоти предавать любовь к другому человеку. Вместо бережного отношения, развития вспыхнувшей искорки любви к другому человеку. Из этой искры может появиться теплое, согревающее двоих любящих пламя. Оно прикроет их от всего плохого на свете. Пламя, питающее наслаждение от общения, томной интимной близости, заканчивающейся мощным, как извержение вулкана, оргазмом.

– Это ты мощно сказала! Особенно про оргазм. – Люсьен обнял Шери, глазами показывая под ноги, сказал: «Мы почему-то остановились в луже, давай выберем место более сухое для таких душевных бесед». Они отошли на пару шагов в сторону. Люсьен обратился к Шери: «Так что создают люди вместо этого?»

– Адское обжигающее пламя низкой страсти, порождаемой томлением и болью в низу живота! – Выпалила Шери, как из пистолета. – Это пламя не любви от близости двух сердец, а пожирающее их же адское пламя страсти и похоти в любом проявлении этих понятий. Отсюда у людей ложное представление о любви как страданиях. Страдания как раз результат легкомысленного отношения к любви – это не стакан воды, выпил и хорошо – это широкая гамма чувств. И чувства эти изменяются, усиливаются, пополняются новыми красками на протяжении всего своего долгого существования.

– Разве любовь не живет три года или что-то около того?

– Это страсть и похоть, порожденные воздействием химических реакций, три года живут. – Парировала Шери. – Пока любящие вместе, они могут поддерживать согревающий их огонь любви. Это просто понимать нужно и не размениваться. Огонь любви не потухнет в сердцах, он будет гореть, отдавать свое тепло во много раз больше, чем любящие вложили в него. Тут не работает закон сохранения энергии. Нужно общаться, искать точки соприкосновения, понимать и сочувствовать, жалеть и радовать друг друга, и огонь станет разгораться и согревать. – Шери обняла Люсьена. – Что-то прохладно после дождя. Люсьен обнял Шери, согревая ее своим теплом.

– Сейчас наша любовь нас согреет, – сказал он.

– Я и не сомневаюсь. – Шери уже очень спокойно сказала. – Люди часто, вместо понимания, что у них в сердцах дар божий в виде любви друг к другу, который беречь нужно, говорят, что на всё воля божья. Причем тут бог!? Это наша воля, это мы своими руками вместо любви сводим всё к сексу. Секс без любви – это физкультура в средней школе, при этом то же самое при наличии любви в сердцах – это обвал в горах. Лавина, сметающая любые препятствия. Любовь – это радостный процесс формирования счастья, а не страдания по пути в ад. Адский огонь отношений обжигает. Какую женщину ты бы хотел в жены? Легкодоступную? – Шери посмотрела на Люсьена, как будто предложение ему делала.

Все хотят верных жен, а жены, соответственно, хотят, чтобы мужья тоже верными были. Женщине какой мужчина нужен дома? Которого легко соблазнить? Или все-таки способный сдерживать свою похоть? Это, по-моему, очевидный ответ для любого человека.

Вот именно, что очевидный для каждого человека. А как до жизни доходит, многие об этом забывают и начинают свой путь в ад. И ад этот не после жизни, он жизнь человека в ад превращает. Люди на земле в аду находятся, который сами себе и устраивают. Мы, кажется, страдаем за грехи в прошлой жизни, а любовь во всех смыслах дана для искупления этих грехов. Но мы этого не понимаем.

– Это уже что-то из индуизма, про прошлую жизнь.

– Может быть, – согласилась Шери. – Если у человека что-то отобрать привычное, например, уже давно надоевшую жену или мужа, у него горе, а вернуть – у него радость. А это любовь, которую люди, не понимая, перестали поддерживать. Люди не понимают всего этого, не всем дано понимать. К этому стремиться нужно. Почему Иисус говорил притчами? – спросила вдруг Шери.

А потому что и тогда, как и теперь, вокруг были сплошь… Люсьен хотел выругаться, но спохватился и подбирал слово… Недалекие люди, им прямо сказать ничего нельзя, ибо не поймут. Люсьен знал ответ на этот вопрос, но искренне удивился, до каких глубин дошла Шери в своих поисках истины. Но сказал развязно и даже нагло, о чем тут же пожалел, и остановиться не мог, так как сам не был готов принимать истины: притча позволяет завести любого дебила в дебри его головной пустоты, где он и стоит в растерянности, ничего не понимая. И тут набегают проповедники или пропагандисты, это уж в какой стране повезло родиться, и начинают человеку «правильно» объяснять, чтоб понял. Итог, смотря кто объяснял: или человек не убивает, не крадет и тому подобное, или убивает, крадет и так далее, и счастлив, скотина!

В целом мысль изложена правильно, – улыбнулась Шери. – В полном соответствии с израненным непониманием окружающих внутренним миром рассказчика. А если очень кратко: «Слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их». – Процитировала Библию Шери и добавила. – Духовное состояние людей не позволяет им в полной мере воспринять истины, ее понимают только те, кто к ней готов. Понимаешь, готов понять и принять! Поэтому и притчи, их понять нужно, осознать и так приобщиться к истине. Я думаю, это как в любви, люди склонны говорить загадками, как притчами. Догадайся, мол, сам или сама, о чем это я. Не случайно всё это. Любовь – это божественный дар, и к нему нужно быть готовым, чтобы понять и принять.

– Как ты только всё это запоминаешь? Я про цитаты из Библии. И понять всё это про любовь сложно. – Сказал Люсьен.

– Просто только кошки женятся, – рассмеялась в ответ Шери. – Человек один, как одинокое дерево в поле. Одиночество – вот настоящая проблема людей. Любовь – это не попытка, заложенная природой или богом в человека, продолжить свой род, размножаться, хотя и это как побочное явление есть. Это отчаянное стремление победить одиночество. Найти родного человека, понимающего тебя и принимающего таким, каким ты являешься. Родители, конечно, важны, пока они есть, они помогают, любят, жалеют, но они не могут предложить окончательное решение проблемы одиночества. Их время уходит, а их детям нужно ещё жить и жить, и помогать своим детям решать проблему одиночества человека в мире людей. Дети точно так же не решение проблемы, как и их родители для них. Их связь важна, но она только иллюзия решения, сублимация одиночества в любовь детей и родителей. То есть не решение. Человек так и остается одинок в окружении любящих детей, и есть кому поднести последний глоток воды, а пить не хочется. Друзья, конечно, нужны и важны, но и они не решение проблемы одиночества, они только подчеркивают, что она есть и её придётся решать. Вся жизнь человека – это попытка перестать быть одному, успех этой борьбы с самим собой не гарантирован. – Шери перевела дух, посмотрела на Люсьена, несколько озадаченного глубиной размышлений Шери о такой философской проблеме, как одиночество. Шери, улыбаясь, щелкнула перед лицом Люсьена своими красивыми пальчиками и продолжила, поправляя Люсьену воротник рубашки, выбившийся из-под расстёгнутой курточки. – Любовь как раз призвана помочь людям решить их основную проблему, найти среди множества людей человека, с которым приятно разделить одиночество. А значит, перестать быть одному, а стать счастливым с любимым человеком в мире одиноких людей. Всё другое решаемо и, значит, в жизни значения не имеет, потому что вместе любящие друг друга люди могут так или иначе преодолеть даже непреодолимое. Не осознавая своей основной проблемы и даже имея ключ к её решению в виде любви, люди пытаются решать всё, что глубоко второстепенно, и разменивают любовь на пустое, оставаясь в душе одинокими людьми. Мало того, и саму любовь люди склонны винить в своих бедах, не умея использовать её бесконечную силу. Микроскопом, конечно, можно и гвозди забивать, но молотком удобней. А микроскоп от забивания гвоздей портится. Так и любовь портится, исчезает, оставляя в душе человека боль, когда ее используют не по назначению.

Люсьен смотрел на Шери с удивлением. В его голове никак не увязывалась эта хрупкая девушка и такие глубочайшие истины.

Я думаю, – сказал он, – если развивать твои мысли. Зерна одиночества есть в человеке потому, что Бог создавал его «по образу и подобию» своему. Бог, по идее, очень одинок.

Да, я тоже так считаю. Любовь – это ведь и есть Бог. Все существа, как люди, так и небожители, созданы им, он знает о них всё – они не равноправные партнеры. Их можно любить, заботиться, но это, на мой взгляд, не совсем то, о чем мы говорим в случае любви между мужчиной и женщиной. В каждом человеке присутствует некое глубинное одиночество, как в мужчинах, так и в женщинах. Может, это искра Божья – та его часть, которую он не смог передать нам? То, с чем можно только к нему обратиться? Глубоко верующие люди так и делают. По моим наблюдениям, в каждом есть нечто, что невозможно разделить с другим человеком из-за боязни осмеяния или уверенности, что не будешь правильно понят. Это очень отдаляет людей друг от друга. Даже любящих.

Люсьен слушал Шери, не перебивая, он тогда почувствовал, что его любовь к Шери недостаточно глубока, что ли, и он не готов понять и принять такие необычные философские мысли Шери.

***

Через несколько месяцев, когда в жизни Люсьена, как второе пришествие, вновь появилась Эпл, у него возникло такое чувство, что он предал Шери. Это чувство не давало ему покоя. Люсьен приехал к Шери, чтобы проститься, но так и не нашел нужных слов. Шери почувствовала, что с Люсьеном что-то не так, и прямо спросила его:

– Ты приехал проститься?

Люсьен удивился проницательности Шери, подумал, что она, видимо, действительно любит, и не смог сказать ей, что да, нам нужно расстаться, потому что вдруг появилась Эпл, и я не хочу обманывать ни тебя, ни ее, и попросить прощения за то, что так вот все получилось. Вместо всего этого Люсьен не нашел ничего лучшего, как соврать:

– Нет, с чего ты это взяла? Все нормально.

Люсьен не сказал Шери, что им придется расстаться. Не нашёл сил, не хотел обижать, тем более после таких переживаний в связи с её болезнью. Подумал, что напишет ей письмо с покаянием, но и письма не написал, а просто исчез из мира Шери. Шери ждала и страдала, постепенно ее боль уменьшалась и ушла. Ее любовь к Люсьену умерла. Она не осуждала его и не желала ему зла. Хотя ей было, конечно, обидно.

Люсьен тоже получил очередной негативный урок от жизни. Значит, можно и так, кажется лучше, просто исчезнуть из жизни другого человека. Так удобно, никаких травм от трудного разговора, когда глаза в глаза. А о том, как восприняла Шери его пропажу, он предпочитал не думать, понимал, что подло поступил, и… Ну не находил хорошего варианта. Такое поведение, когда себя человек жалеет, вызывает неизбежное повторение в похожей ситуации. И только когда человек сталкивается с подобным уже в отношении себя, он начинает понимать, какое зло и горе причинил любимому и брошенному, как использованная салфетка, человеку. Так, как помятая салфетка, чувствовал себя Люсьен, когда Нао приехала с Партнером.