Читать книгу: «КНИГА 5. Жена Громовержца», страница 3

– Орел? Кажись, лучше звучит, – предложил Барма со своей стороны.

– Ну, Орел – это уж лишнее, – рассмеялся Орм. Его собственное имя было созвучно на родном языке названию змеи.

– Остромысл такожде сгодится, звучит торжественно и величественно, – поддержал Барма.

****

Велемира нетерпеливо расхаживала по пустующей гриднице, словно ожидая чего-то. Ее шаги разносились эхом по просторному помещению, в котором никого не было сегодня. Это и понятно. Все в городе, где на площади наказывают преступников. Всем надлежит там быть в качестве зрителей, дабы не повторять чужих ошибок и не оказаться в положении осужденных. Сказавшись нездоровой, Велемира осталась в детинце. И теперь судорожно раздумывала над чем-то. В перерывах между ходками от окна к двери и обратно она подходила к столу, на котором лежал серебряный поднос. Глядя в него вновь и вновь, она осматривала свое отражение, поправляла убор или украшения, затем продолжала путь.

И вот на крыльце послышались шаги. Кто-то отряхивается от снега. Вскоре дверь отворилась. В гридницу проследовал какой-то гридь.

Изначально мужчина даже не заметил притаившейся в углу княжны. Растерянно осмотрелся по сторонам, будто ища чего-то. И наконец, обнаружил Велемиру. Она стояла и молчала, сцепив руки в замок. Едва пришелец и княжна столкнулись взглядами, как на ее лице тут же образовалась игривая улыбка.

– Нашел? – спросила Велемира. И в ее взоре будто крылось кокетство.

– Нет…– рассеянно ответил гридь, даже не успевая обдумать происхождение вопроса. – Мне нужно…

– Что же тебе нужно, любимец богов, могучий Добромир? – перебила Велемира, улыбаясь будто как-то двусмысленно. То есть не столько приветливо, сколько стараясь понравиться и привлечь к себе внимание. – Почему ты не на празднике?

– Ну, я бы не назвал это праздником, – усмехнулся гридь.

– Я имела в виду…Почему ты не на площади с остальными? – Велемира назвала взыскания праздником не от того, что была кровожадна. А от волнения и просто потому, что голова ее сейчас была забита личными переживаниями, очень далекими от площадей, людей и вообще привычной суматохи.

– Так мне сказали, что наместник забыл тут вещь одну, нужно забрать.

– Так и есть, – Велемира не была удивлена. Еще бы. Ведь поручение гридю было дано через слугу, который вроде как прислуживал Трувору, но на деле был всецело верен старшей дочери Гостомысла. Он выполнял ее приказ, когда якобы по поручению Трувора отправил Добромира в детинец за ценным предметом, который нельзя было доверить обычному слуге. – Следуй за мной…– поправив подолы, Велемира двинулась в дальние горницы. Пройдя через сени, остановилась на пороге таинственных внутренних покоев. И пропуская Добромира вперед себя, указала изящной десницей на массивную дверь, – зайди.

Гридь оказался там, куда дорога была открыта не каждому. В этих горницах, отдаленных от остальных помещений гридницы, не было ни трона, ни множества лавок, ни пиршественных столов. Тут не проводилось заседаний, тут не выступали бояре и не накрывали пиры. А убранство было самое благородное. Несколько сундуков, отличных по размеру, но массивных, схваченных широкими коваными петлями. Небольшой столик с парой глубоких деревянных кресел и огромное ложе, устеленное мехами. Оружие и рога животных украшали стены. На полках стояла серебряная утварь. Это были покои Годфреда. Когда он почил вечным сном, они так и остались пустовать. Впрочем, иногда Трувор мог расположиться здесь, но ненадолго, ведь княжна не позволяла мужу ночевать вне ее терема.

– Вещь зело ценная, любому ее не доверить, – зайдя следом за гридем во внутренние покои, Велемира заперла дверь на засов. Это действие могло бы показаться странным. Но затем она подошла к подоконнику и взяла с него шапку – очень нарядную, украшенную драгоценными камнями. Сразу ясно, что это дорогой предмет одежды, под стать наместнику. Может, такую бесценную вещь следует передавать при закрытых дверях, чтоб не похитили? – Забыл верх. А нынче же не жарко, – объяснила Велемира, закладывая шапку наместника в просторную котомку.

Казалось, княжна должна вот-вот отдать мешок гридю с тем, чтобы последний поскорее доставил ценную кладь своему правителю. Но жена наместника медлила. А затем вдруг заговорила снова.

– Так что, Добромир, понравился ли тебе убор правителя? – спросила Велемира немотствующего гридя.

– Да, красиво, – подтвердил Добромир.

– Это красиво? – спросила Велемира, указав на мешок. – Или ты кого-то другого подразумеваешь? – Велемира вновь кокетливо улыбнулась, убрав катомку с шапкой за спину.

Озадаченный Добромир внимательно оглядел жену наместника. Последний ее жест явно указывал на то, что разговор не близится к завершению. Ведь она должна была отдать ему, гридю Трувора, котомку и выпроводить его вон, наверное. Или что?

– Все у правителя красиво и славно, – ответил Добромир после недолгих раздумий.

– В самом деле, так и есть, – согласилась Велемира. – Хотел бы ты стать наместником?

– Я?! – Добромир не понимал к чему эти расспросы. – Нет.

– Даже на день не пожелал бы? – изумилась Велемира. – А я бы хотела стать наместником на день. Может, при помощи какого-нибудь волшебства…– мечтательно заметила Велемира, предлагая собеседнику пофантазировать совместно.

– Ну, если только на день, – ради приличия поддержал странную беседу с женой наместника Добромир.

– И, кажется, для тебя этот день неожиданно настал сегодня, – вдруг изрекла Велемира. – Ты вдруг завладел всем тем, что принадлежит наместнику. Вот ты уже в его горницах…У тебя его убор…– Велемира подняла вверх мешок, подкрепляя свое заявление. Затем шагнула, оказавшись неприемлемо близко к Добромиру. Взяла его широкую ладонь и медленно вложила в нее котомку, при этом не убирая своей руки. – Ты с его женой. Это ли не волшебство?

– Ага, – подтвердил гридь сдержанно. Ее поведение вызвало недоумение. Потому что обычно она держала себя с подданными высокомерно, горделиво задирая нос. Но сейчас она не просто дружелюбна, а даже навязчива и как-то чересчур говорлива. Вот зачем она взяла его за руку? Ведь могла бы попросту протянуть ему котомку. Он не столь уж неловок, чтоб не суметь удержать предмет. Да и к чему все эти дурацкие рассуждения? Разве он и она есмь какие-то задушевные други, чтобы тут лясы точить?!

В глазах Велемиры важнейшим достоинством Добромира была его внешность. Он удивительным образом походил на Трувора. Они были схожи, словно родные братья. Хотя между ними не имелось никакой родственной связи. Однако для достижения задуманной цели нужен именно такой человек. «И я думаю, что ребенка нет, потому что у твоего уважаемого супруга вообще нет детей», – эти слова бабки не шли у Велемиры из головы. Она часто вспоминала их и задавалась вопросом, насколько они справедливы. Ведь пришла же новость из Полоцка, что Желана в тягости. Но если вспомнить эту мутноглазую мавку, ее недозволительное поведение в гостях – можно допустить, что отец чада вовсе не Трувор! А почему нет? Разве племянница Ярополка блюла себя, аки неприступная дева?! Как бы там ни было, повитуха говорила про спасительный грех, который иногда необходим, если семье нужны дети. Она сама, упорная в своих намерениях Велемира, не желала подобных грехопадений, поскольку надеялась, что однажды положение исправится. Но вот теперь времени уже не осталось. Узнать, кто есмь отец ребенка половчанки, невозможно. Поэтому у Трувора должен быть законный сын от жены. Это необходимо. И приходится идти на то, что прежде казалось немыслимым.

– Кто-то в этот день заслужил наказание, а кто-то вознаграждение. Такова воля богов, – произнесла Велемира загадочно. В свою очередь гридь стоял без движения, то есть ничего не предпринимая. Велемира списала это на мужскую медлительность ума. – Что ж…Если говорить о тебе, то ты заслужил вознаграждение…– Велемира решила оживотворить этого детину, безмолвного и непоколебимого, словно камень. Свободной рукой она сначала дотронулась до его живота. Затем беззастенчиво повела длань ниже, полагая прибегнуть к таким мерам, которые, уж точно, не подведут. Отпустив мешок с шапкой, который бесшумно повалился на пол, Велемира прижалась к молодцу, уложив свободную ладонь на его грудь.

Изначально она думала взбодрить избранника при помощи поцелуя – средства простого и действенного. Но это оказалось несподручно. Потому как гридь был намного выше ростом. И у нее бы не получилось легко дотянуться до его губ, если б только он сам не захотел опустить головы. А тем временем действовать надо было наверняка и без проволочек, выказывая уверенность и нужный настрой.

– Ты зашел далеко. Но недостаточно, – Велемира дотронулась носом до шеи своего избранника, очевидно, намекая на поцелуи. Без них по первости все-таки как-то неловко. – Проникни же в самые тайные покои, отведенные только для наместника…

Велемира не являлась редкой красавицей, но была очень ухоженной. Она холила свое тело, и это чувствовалось в ароматах ее кожи, мягкости волос, белизне зубов. Пряность заморских масел могла вскружить голову любому, кто не вдыхал ничего любопытнее полевых цветов. Ткань платьев всегда была свежа, тверда и разглажена, словно только что выстиранная и принесенная с мороза. Торжественные головные уборы сияли в любое время суток, украшенные самоцветами и драгоценными нитями. Словом, Велемира была отнюдь не дурна собой и могла быть вполне уверена в успехе своего начинания. По крайней мере, женщины куда более незамысловатые оказывались предметом вожделения многих мужчин.

Хотя вот в этом-то, может, и трудность. Простая горожанка, бредущая пешком к рынку, бывает чаще оделена вниманием молодцев, чем благородная особа, путешествующая в роскошной тройке. Чем проще женщина, тем меньше она вызывает опасений в том, что может презрительно отвергнуть поклонника. И Велемира вполне осознавала эти истины. Но ведь сейчас совсем другое дело, она сама предложила.

Гридь отстранился от жены наместника. И, не проронив ни слова, вышел из горницы.

А доселе предприимчивая Велемира теперь стояла словно вкопанная. И все же его отказ не ошеломил ее: в глубине души она была готова к подобному развитию действа и понимала, что причин такому поведению может иметься немало. Хотя бы даже ее высокое положение. Не всякий захочет затевать любовь с женой правителя. Это, самое меньшее, небезопасно. Не всякому нравится наличие соперника, даже в лице законного супруга. Не у всякого свободно сердце. Ну и, в конце концов, не всякий ищет внезапной и безответственной близости. Что на уме у Добромира теперь уже не понять.

– Убор! – крикнула Велемира вслед гридю, желая напомнить о цели его посещения, пока он окончательно не скрылся. Подняв с пола котомку, она вытянула руку в сторону, на сей раз даже не глядя на мужчину, который был вынужден вернуться за ценной посылкой. Он так удивительно мало значил для Велемиры, что она почти не чувствовала ни обиды, ни досады. Единственное, что ее беспокоило – это то, где ей в короткие сроки найти похожего на Трувора человека. Похожего и достойного. Разумеется, обычный слуга или невольник не подойдут. Но и писарь из гридницы не годится. Нужен не просто свободный мужчина, а лучше всего воинственный, как Трувор. Похожий на мужа не только наружностью, но и внутренним складом. И желательно, чтоб он был ей хоть как-то знаком заранее. Жаль, с этим гридем не вышло. Это был самый простой путь. Вот что теперь делать? – Если скажешь ему хоть слово, то тебя казнят, – напоследок предупредила Велемира своего неуступчивого гостя.

Глава 3

Тянулся студень месяц. Темный и страшный. Солнце падало в низину все глубже, погружая землю во тьму. Колесо года вот-вот должно было обернуться. Но прежде, чем молодое Солнце взойдет, придется пройти по зыбкой и опасной тропе. На ней подстерегают неприятности и горести, желающие уцепиться за рукава пешехода и перенестись на нем в новое время. В самую длинную ночь, в самую ужасающую и мерзлую, придет могучий и недобрый дух Корочун. И наступит конец. После которого все неизбежно переменится.

На княжеском дворище горели костры, которые должны были отогнать сердитого седовласого старца и его коварную свиту от жилища правителя, смирить их гнев. И все же одних костров недостаточно. В ожидании Корочуна следует вести себя правильно, хранить молчание: не хохотать во все горло и не петь громких песен, не кричать в полях и лесах, избегать ссор и буйного веселья. Наступает время строгости. Надлежит завершить начатые дела, очистить жилище, избавившись от ветхих вещей, отпустить старые обиды. Корочун недолго будет гулять по земле, он заберет с собой все старое и уйдет. Но до того его слуги будут подстерегать человека повсюду, насылая беды и болезни. Так что пока Корочун бродит, ударяя своим ледяным посохом по рекам, озерам и домам, человеческому роду должно пребывать в осторожности и сдержанности.

Оттого, наверное, и пиршественные избы сегодня были не так многолюдны. Впрочем, тут присутствовали завсегдатаи: некоторые бояре; дружинники, обитающие на княжеском дворище; купцы, прибывшие недавно. Столы были накрыты скромно. Если обычно количество и разнообразие кушаний поражало воображение путешественников, а огромные блюда с едой подчас были столь тяжелы, что их выносили двое, а то и трое слуг, то сегодня никакого потрясающего обилия не наблюдалось. Умеренность должна была соблюдаться в эти дни и в пище. Потому на столах стояла простая, но сытная еда. В основном каши, грибы, выпечка и морсы. Впрочем, скудность яств скрашивали специи, коих было в избытке. Ведь благодаря своему расположению на торговых путях Новгород получал редкие приправы за сравнительно невысокую цену. Пряности были доступны многим. А уж на княжеской кухне их использовали, не скупясь. И все же сегодня ужин обещал быть простым. Гости понимали необходимость ограничений и не сетовали.

А во главе стола сидела Дива. На широкой лавке хватило бы места и для двоих: обычно так и было, рядом восседал Рёрик. Но не сегодня. Сегодня Дива тут одна. И одета дочь Гостомысла непривычно скромно. Цвета облачения неяркие, вышивок и драгоценных камней не видать. Единственное, что говорит о высоком положении – величественная серебряная коруна и перстни.

– Мы хотим преподнести хозяйке Новгорода дары, – Агний указал на корзины, которые в пиршественные избы втащили слуги.

Дива всегда любила подарки. Хотя, в действительности, не испытывала нужды ни в чем. Самым трепетным моментом был для нее тот, когда она уже видела издали плетенку, но пока еще не знала, что внутри. На этот раз интрига и ожидание длились недолго.

– Все для рукоделия…Крючки и булавки…Лучшая пряжа…И держатели для оной…– посланец Мурома сопроводил дары пояснениями.

В корзинах лежали пушистые мотки цветных ниток, а также несколько серебряных плошек, будто надорванных сверху – в узкую канавку рукой мастерицы направляется нить, которая в дальнейшем не будет запутываться и скручиваться.

На лице Дивы заблистала улыбка. Послы довольно переглянулись. Они давно поняли, что совершили ошибку, когда взяли с собой дары исключительно для князя. Его супруге, вероятно, также было необходимо оказать знак внимания. Тем более именно она встретила путешественников первой. И потому они поспешили исправить сие свое упущение: благо, выдался базарный день. Выбор на рынке оказался широк. Но и тут послы не сплоховали: не стали жадничать. И вместо керамической или деревянной чаши для нити приобрели серебряную. Да и не одну, а в тройном числе: маленькую, большую и среднюю.

– О, это…Это…Это восхитительно…– Дива благосклонно кивнула, едва подобрав слова. – Удерживатель пряжи, непреложно, вещь необходимая.

– Мы так и подумали, – довольно отозвался один из муромских послов.

И только стоящий рядом Арви понял, что это проявление княгиней отрады не связано с роскошествами, поднесенными гостями. То, как она взглянула на подношения…Ужели неясно, что она смеется над дарителями? Он и сам, немало повидавший на своем веку Арви, не сразу понял о ней. Он также изначально заблуждался, что ей следует дарить пряжу и ожидать в ответ безоговорочного почтения.

– Просим откушать с нами, – Дива сделала пригласительный жест в сторону пиршественного стола.

Разговоры за столом шли негромкие. В основном каждый общался с соседом. Никто не запевал громких песен, не требовал состязаний. Иногда потрескивали свечи, и в целом это застолье было похоже на семейный ужин зимним вечером.

– Почему Умила не пришла? – поинтересовалась Дива у сидящего поблизости Арви.

– Я не знаю…Могу лишь предполагать…– задумался тиун. – Скорее всего, она не привыкла сидеть на задворках. А главное место за столом уже занято.

– И не ее сыном. А дочерью Гостомысла, – подытожила Дива. В самом деле, Умила не могла бы водрузиться во главе стола. Но и жаться где-то сбоку от вражьей дщери ей такожде не пристало.

– Как бы там ни было, я пригласил княгиню-мать, как и было велено, – отчитался тиун. – Не лично, разумеется. Я не осмелился явиться пред ее очами. Но отправил слугу.

– Ну что ж…Мы все сделали верно. Далее уже ее выбор, – рассудила Дива. – А вот Вольну приглашать не следовало, – присутствие соперницы Диве было неприятно.

– Так я и не приглашал…– Арви недоуменно замотал руками. – Думаю, она сама пришла. Это в ее духе.

– Да, наглости в этой бабе хоть отбавляй, – процедила Дива. Вольна – это бельмо на глазу. Вот зачем она лезет? Что ей нужно на этом пире? Разве она отвечает за что-то или на нее возложена какая-то миссия?!

Неприятный разговор, к счастью, был прерван вестником, который огласил очередного гостя: им был гусляр, присланный из Полоцка.

– Я прибыл, чтобы исполнить для князя Рюрика песнь о былом, которую шлет из Полоцка князь Ярополк…– обратился гусляр к Диве, поклонившись до земли.

– Князь Ярополк…Мне посчастливилось видеть его однажды у нас здесь в Новгороде, – вспоминала Дива, уводя внимание застольщиков в сторону от того обстоятельства, что песню будет слушать она сама, а не князь Рюрик. – Это было летом. Мой отец и владыка Полоцка были зело дружны между собой. Часто встречались на праздниках, вместе отправлялись на прогулки. Мы с большим удовольствием заслушаем твою былину. Начинай…

Голоса стихли. Руки гусляра легко коснулись струн, которые негромко, но мелодично запели. Их ласковая песнь не должна была прогневать Корочуна. Тем более сам певец не выкрикивал слова, а произносил их спокойно и размеренно, словно рассказывая сказку. Наверное, все даже самые грозные духи зимы заслушались бы этой занимательной песней, посвященной воспоминаниям о походе славянских князей на Царьград.

– Я чаял, что мы увидим князя Рюрика на сегодняшнем пиру, – обратился Агний к Диве, пока певец вел рассказ. Посланцев из Мурома посадили по левую руку от Дивы. В то время как справа от нее расположились Арви, Бойко, Ньер и все те, в ком она нуждалась сегодня. Из прибывших ближе всех к Диве сидел именно Агний, потому что он возглавлял посольство.

– Сильнее надежд может быть только голод, Агний, – пошутила Дива. – Отведай грибы, запеченные с греческой крупой…– предложила Дива, кивнув на дымящийся котел с гречкой. После чего демонстративно обратила взор на певца, который продолжал свой рассказ под напев гуслей. Но муромских послов не получилось бы так легко усмирить, лишь отвернув от них высочайший взор.

– Так когда покажется князь Рюрик? – спросил Агний у Дивы. И в его голосе слышалась неотступность. – Он вообще явится? Мы хотим говорить с ним.

– Агний, ты сидишь возле хозяйки Новгорода. Ужели тебе этого мало? – упрекнула Дива, попутно оглядывая стол. Ее мучил голод, но блюда, представленные на столе, отчего-то не только не увлекали ее, но казались неприятными. Такое случается во время беременности. Обычно любимая еда может раздражать. Вот и сейчас от всех этих каш и пирогов начинало мутить. – Гудрун…– Дива шепотом подозвала стоящую неподалеку домоправительницу. – Подойди…

– Немало. Вестимо…– Агний не знал, как подступиться к делу. Всюду он напарывался то на болота, то на непроходимые буреломы, то на ров с кольями.

– Слушаю, княгиня, – прилежная Гудрун склонилась над Дивой.

– Пусть принесут тетеревов. Ведь приготовили? – Дива решила, что не обязана в полной мере следовать устоям, то есть держать пост, будучи в особом положении. А не потому что она вся такая ненасытная обжора, которой нужны вкусности. – Это не мне. Ребенок просит.

– Всеконечно, для ребенка. Я давно уже распорядилась, чтобы в стряпных всегда имелись заготовленные тетерева, – подтвердила смышленая Гудрун. – Сей же час схожу и велю принесть.

– Вот и умница…– Дива понимала, что эта женщина, скорее всего, ставленница Умилы, хоть и прибыла в Новгород намного раньше свой хозяйки. И все же нельзя было не отметить трудолюбие и ответственность домоправительницы. И где Умила сыскивает таких воспитанных и усердных слуг? Гудрун буквально предугадывает любое пожелание, исполняя все в точности. Необязательно откровенничать с ней или доверять тайны, можно просто позволить ей выполнять ее обязанности. Но держать ухо востро.

Баллада певца оказалась необычайно поэтична. А ее содержание трогало за душу даже того, кто впервые слышал о походе. Не говоря уже о том, кто являлся участником.

– Все так и было! – смахнул слезу Бойко, улыбаясь доброй и счастливой улыбкой.

– Нам понравилась твоя былина…Она правдива, – похвалила Дива певца, когда тот смолк. – Присядь и повечеряй с нами, – приглашение к столу было знаком уважения и расположения.

– Волховица желает сделать предсказание! – объявил вестник следующего гостя.

– Мы не против, – Дива кивнула в знак того, что пророчество будет выслушано.

В избы вошла пожилая женщина. Одета она была во все черное, что в полной мере соответствовало сегодняшнему дню и образу ведуньи. На ее поясе были привешены разные предметы магического содержания: клыки животных, костяные поделки, мешочки с травами, нитки и подобное. Она смотрела на Диву и улыбалась.

– Благословляю великую княгиню! – провозгласила ведунья.

– И я тебя…– ответила озадаченная Дива. Радушная чародейка. Бывает ли такое? Впрочем, не всем же быть столь строгими, как Млава. Кстати, Дива велела пригласить свою ведунью на это застолье, отправила за ней в лес Миру. Но пока не было ни Млавы, ни Миры.

– Я отправилась в чащу по первому снегу. И гадала по следам зверей! – начала чародейка. – Я завидела множество перепутанных дорожек! Но все они шли к водопою! Так и княгиня, превозмогши все трудности и пройдя испытания, окажется в мире и покое! А мудрость ее и прозорливость помогут ей!

– Что ж…Благодарствую…– Диве, разумеется, понравилось предсказание. Хотя и показалось несколько странным. В чем эта странность состояла, Дива не смогла бы сказать, потому что сейчас не могла всецело думать о гадании. – Присаживайся и отужинай. А впрочем, если гостям будет угодно, то огласи и им пророчества.

– Благодарю, великая княгиня! – ведунья уселась на лавку, где уже сидел певец из Полоцка.

– Купцы из Смоленска! – провозгласил вестник.

В избы зашли несколько мужчин, облеченных в добротные дорожные одежды. Едва переступив порог, они осыпали Диву приветствиями. Как оказалось, они частенько бывают в Новгороде и уже имеют тут друзей, потому их сразу усадили за стол и начали расспрашивать.

Дива тоже слушала, иногда задавая вопросы. Как вдруг завидела в дверях Мираву. Девушка была одета в теплые меха, при этом щеки ее были румяные, прям как вишенки. Это говорило о том, что она долгое время провела на улице.

– Мирося, где же Млава? – Дива обратила на подошедшую к ней служанку вопросительный взор. – Когда она придет?! Я же жду.

– Она не придет…– ответила Мира, огорченно опустив глаза.

– Как так? Я хотела, чтобы в этот день она была здесь! – Дива, в самом деле, желала, чтобы ведунья зрела триумф дочери Гостомысла, к которому они так долго шли рука об руку. Дива здесь, в своем городе, на княжеском месте, встречает гостей и прославляет подвиги отца. Млаву бы это порадовало.

– Княгиня, она не придет, потому что она мертва…– стянув с рук рукавицы, Мирава склонилась над Дивой.

– Что? Как это?..– опешила Дива. – Что ты говоришь…Ты была у нее?!

– Конечно, была. Она…Она мертва. Это точно, – заверила Мирава. – Ей ведь нездоровилось давно.

– Да, но…Этого не может быть…– Дива никак не могла принять новость. Да как в такое можно поверить? Мир вокруг будто замер. Дива уже не слышала купцов, забыла о послах. – Наверное, это ошибка какая-то.

– Это не ошибка, – лицо Миры было грустным и серьезным. – Больше она не придет княгине на помощь.

– Я должна идти к ней…Сей же час, – Диве было уже не до пира и гостей.

– Княгиня, этого сейчас нельзя, – вмешался неожиданно Арви, лицо которого выглядело обеспокоенным. – Ни в коем случае.

– Но мне нужно…Я не могу ее оставить, – на глазах Дивы навернулись слезы. Она смотрела на Арви, но видела перед глазами лицо Млавы. Ведунья не была святой, не была добрячкой и не была примером для подражания. Но она оказалась рядом с Дивой в самые трудные дни, поддержала. Ее наставления вразумляли Диву не раз. Млава – это мудрость и сила Дивы. Тот указатель на распутье, который не давал сбиться с дороги. И вот теперь этот указатель стерт.

– Княгиня обязана взять себя в руки, – уговаривал Арви. – Пиршество, гости, послы…Нельзя все оставить. Нельзя. Княгиня должна сказать себе: «Горе велико. Но слезы будем лить после. Не тотчас!».

– Но она помогала мне. Если бы не она, то что сталось бы со мной?..– растерянно прошептала Дива, глаза которой полнились слезами.

– Она была стара. Боги так распорядились…– утешала Мирава, утерев слезы Дивы полотном, которое подал заботливый тиун. – Мы проводим ее в путь с почестями.

– Княгиня обязана совладать с горем, которое нахлынуло на нее, – напомнил Арви шепотом. – Благополучие княжества превыше всего. Превыше личных переживаний. Князь никогда бы не бросил важных гостей, какова бы ни была причина, – подчеркнул тиун. – Если княгиня желает сохранить свое положение, то не должна поступать, как несдержанное дитя…– напомнил Арви. – К тому же это единственная возможность, чтобы помочь муромской княгине и ее чаду. Если они, конечно, еще живы, – напомнил тиун Диве. – Ведь, как нам известно, они к тому же родственники Гостомысла. Я не ошибаюсь? – спросил Арви. Дива еле слышно подтвердила. Ее носик покраснел от слез. Ей даже отвечать было тяжело. Не то что пировать. – Пока эти послы тут – нужно обсудить с ними все тревожащие нас вопросы. Потребовать смягчить участь узницы и ее ребенка. Когда посланцы нового муромского князя отбудут, нам уже не с кем будет договариваться. Княгиня…Нельзя жертвовать живыми ради мертвых. Как бы велика ни была потеря.

– Утро вечера мудренее. Завтра спозаранку можно отправиться к ней, – предложила Мирава. – А тем паче на ночь глядя не следует княгине дворища покидать…

Дива понимала, что они правы. Она должна остаться на пиру. Высидеть до самого конца, исполнив обязанности хозяйки города.

– Я выйду на улицу, – Дива знала, что сможет успокоиться, если окажется под оком Сварога.

Темный полог над головой был усыпан звездами. Светлым пятном они скучились в сияющую дымку, тянущуюся к горизонту, словно путь, пролегающий по долине. Небо все такое же таинственное и прекрасное. Звезды все такие же яркие и волшебные. Хотя Млавы больше нет. Но мир остается прежним.

Дива всхлипнула. Да, безмолвное и холодное небо не отвечает на ее печали. Звезды не посыпались на землю, молнии не засверкали. У человека всегда должен быть наставник, который знает ответ на любой вопрос. И своего наставника Дива лишилась сегодня. Она словно птенец, выпавший из гнезда, в которое ему отныне не подняться.

В ушах Дивы звенели слова Арви: «Нельзя жертвовать живыми ради мертвых». Он прав. Ей необходимо успокоиться и вернуться на пир, завершить начатое. В конце концов, именно завершением дел следует заниматься на этой седмице. Сами боги способствуют тому. А тех, кто идет наперекор, наоборот наказывают.

– Вот он. Сам явиться, – послышался голос старшего дружинника.

Дива торопливо утерла слезы и обернулась. На широкое крыльцо вышел Ньер и еще несколько дружинников. Они разговаривали между собой. Дива узнала среди них Свана. И все же она не стала прилюдно выражать радости или приветствовать того, кто помогал ей.

– Рёрик приказать, чтоб Сван охранять тебя. Пусть так и быть, – рассудил Ньер благоразумно.

– Наверное, – как можно равнодушнее отозвалась Дива. Хотя про себя обрадовалась, что этот гридь, впавший по ее вине в немилость старшего дружинника, не пострадал.

Сван молчал. Он вообще был немногословен. И хоть сейчас слова Ньера его бесконечно осчастливили, он вел себя сдержанно. Единственное, что могло выдать его – это взгляд. Потому он смотрел не на прекрасную княгиню, а себе под ноги. В действительности же он очень соскучился по ней: по ее лицу, по ее жестам. И очень хотел видеть ее. Хотя бы раз поднять глаза, и этого было бы довольно с него. И с наблюдательного Ньера. Так что нельзя. Надо терпеть.

– Ты не отходить от княгиня. Ты стеречь княгиня день и ночь. И если она терять хоть волос, то я убить тебя, – посулил Ньер недобро. После чего развернулся и пошел обратно в гридницу, куда уже ушли и остальные гриди. По всему было видно, что Ньер невзлюбил этого человека, который теперь оказался в самом сердце княжеских хором.

– Как ты? – прошептала Дива, когда Ньер скрылся за дверями пировальной.

Сван молча кивнул в знак того, что у него все хорошо.

– Ты не подвел меня. Я этого не забуду, – Дива вновь всхлипнула. Не так давно они втроем – она сама, Млава и Сван – были в маленькой избушке в лесу. И вот теперь Млавы нет. Она больше не придет Диве на помощь. – Послушай. Я желаю, чтобы ты немедленно отправился к Млаве…– Дива почему-то захотела, чтобы Сван был там. – Она умерла, – добавила Дива, всхлипнув. – Ты должен пойти туда тотчас.

– Для чего? – Сван пока не постигал сути распоряжения. Отправляться ночью в зимний лес, в дом ведьмы, в канун праздника духов Йоля – это занятие не столь уж безобидное. Если даже не опасаться чар, то следует хотя бы остерегаться голодных зверей. А вообще, коли так уж в целом смотреть, то он сам, викинг Сван, только с дороги. И мечтал об отдыхе и сне уже добрую часть этого мерзлого дня.

– Я не знаю…Ты сам там реши на месте…– Дива понимала, что ее указания туманны, но на большее она сейчас не была способна. Пусть идет туда. Так будет правильнее. Ей так кажется, по крайней мере. – Ты ведь не боишься?

– Нет, – ответил Сван. И тут же задумался. Провести ночь в доме с опочившей ведьмой? Это мало прельщает и звучит даже жутко. Хотя издали зимний лес кажется красивым, будучи усыпанным снежными алмазами.