Читать книгу: «КНИГА 4. Горлинка Хольмгарда», страница 13

Дверь отворилась, порог переступил мрачный Рёрик. Дива и Арви застыли в молчании. Каждый по своей причине. Дива – потому как растерялась, а тиун – оттого что недоумевал: он ничего не знал о ссоре Вольны и сына князя.

– Приведи Рарога, – приказал Рёрик слуге.

– Пущай она уйдет! Ее это не касается! – потребовала Вольна, ткнув пальцем в застывшую у окошка Диву. – Пошла отсюда! Вон, сказала!

Вопли соперницы возымели на Диву действие ледяного ливня. Недозволенное поведение этой нахальной наглой женщины уже допекло до такой степени, что молодая княгиня желала и была готова ответить соразмерно. И грубо, и резко, и зло. Однако в последний момент передумала. Должна ли она бросаться в бой лично? Если она уповает на то, что Рёрик защитит ее, то должна предоставить ему такую возможность.

– Нег, я не уйду, – твердо возразила Дива, взяв себя в руки. – То есть я хочу сказать, что меня это касается. Понеже я видела, что произошло.

– Ничего ты не видела! Не сочиняй! – заголосила Вольна, догадавшаяся, что может оказаться в меньшинстве. – Нег, она обязана уйти! Выгони ее. Пошла отсюда! – последние слова Вольны были обращены к сопернице.

На миг Диву накрыло пологом смятения. От услышанных наглых требований и визгов у нее уже путались мысли, и она вдруг ощутила себя так, как раньше – бесправной, ненужной, нелюбимой. Слово Вольны часто оказывалось весомее ее собственного. И поникшая Дива по привычке стала ожидать, что Рёрик послушает лебедушку.

– Не горлань возле меня, – несмотря на кажущуюся простоту, обращение Рёрика к Вольне прозвучало строго. Взгляд князя не касался шумящей, но выражал неодобрение. Да, он не смотрел на Вольну. Даже тиун, желавший до этого момента высказаться, передумал держать речь.

– Ладно. Я расскажу, как все было, – у Вольны хватило ума прекратить кричать, хотя замечание Рёрика ей не понравилось. И все же она почувствовала, что если продолжит в том же духе, что и начала, то до конца ее здесь не дослушают. Именно так. Рёрик не станет с ней спорить или убеждать в чем-то, ее просто выдворят отсюда. Или он сам уйдет, как часто поступал, когда не хотел слушать ее.

– Нег, чтобы принять решение, нужно внять и Рарогу, – заметила Дива. Слова пасынка, сказанные им еще на улице, отчего-то затронули ее сердце, ей стало жаль его. И она решила хотя бы сегодня встать на его сторону. – Или тебе неважно, что он ответит?

– Что за вопрос такой? – Рёрик озадаченно оглядел Диву. А потом добавил, – позовите-ка Рарога сюда…

Расторопный слуга выбежал за дверь. А князь подошел к окну и упер ладони в подоконник, глядя на редеющий вдали лес.

– Это не мой вопрос, – ответила Дива наконец. – И мне кажется, твой сын не верит в твою справедливость.

– Почему это?! – Рёрик вдруг поймал себя на мысли, что сейчас очень зол на сына. Хотя не видел Рарога сегодня. Это не впервые. Вольна и прежде часто жаловалась на мальчика.

– Потому что в любом происшествии виноватым оказывается он. Вне зависимости от обстоятельств…– ответила Дива, смело повторив слова Рарога.

– Выйдите все на улицу. Вернетесь вместе с Рарогом, – приказал Рёрик.

Вольна выступила первой – она всегда силилась быть центральной фигурой даже в незначительном шествии. Двери должны открыться пред ее особой в начале начал. Она величаво выплывет, аки владычица, а потом пусть уже плетется и Дива.

Приподняв вверх левую бровь, из гридницы вышагнул и Арви, корящий себя за то, что пропустил нечто важное.

Дива же была рада тому, что не покинет гридницу в одиночестве, как того изначально требовала Вольна. С другой стороны молодая княгиня уже была огорчена. Ведь оказалась в глазах своего князя равной Вольне и Арви.

– Дива, останься…– Рёрик неожиданно остановил свою княгиню, когда та двинулась на выход. И, лишь оставшись с ней наедине, продолжил, – Рарог пожаловался тебе?

– Нет, конечно. Нет! Как ты мог подумать такое? – Дива уж испугалась, что ухудшит положение паренька вместо того, чтоб улучшить. – Я уверена, что он не посмеет жаловаться на своего отца или других старших родственников. Просто, мне кажется, ты строг с ним непомерно, – Дива подошла к Рёрику со спины и обняла его, прислонившись к нему щекой. – Ведь ты еще ничего не выяснил, а уже сердишься на него.

– А я не должен быть строг?! – удивленный Рёрик развернулся к Диве.

– Должен, но…– Дива теперь ясно видела: он, кажется, не понимает того, что она хочет сказать.

– Дива, если со мной и Синеусом что-то случится, то Рарогу придется защищать себя самостоятельно. Он должен быть готов к тому, что мир вокруг враждебен, – Рёрик развернулся к окну и вновь устремил взгляд на мрачный осенний лес. – А также он должен знать, что любой поступок имеет последствия…

– Он знает. Просто он слишком юн, – пожала плечами Дива. Не так много времени прошло с тех пор, как она сама девчонкой резвилась на полях и лугах. Были шалости и проступки, которых сейчас она бы уже не совершила. Это все возраст. – А я знаю, что ты любишь его. Но только этого почти незаметно, – для Дивы любовь представлялась как нечто явное и торжественное. – Нашу дочь ты берешь на руки, играешь с ней…А Рарог…

– Ну я же не могу и его взять на руки, – заметил Рёрик.

– Знаешь, это ведь и не только одного Рарога касается, – осторожно заметила Дива. – Твоя сестра…Она переживает из-за твоего решения о женитьбе с Гейрхардом.

– Это она тебя подослала? – усмехнулся Рёрик.

– Она не подсылала. Она страдает, ей плохо. И обидно, что ты вновь не слышишь ее. Любящий брат не должен оставаться глух к мольбам сестры. Со стороны можно подумать, что ты и вовсе ненавидишь ее.

– Я?! – удивился Рёрик, который, уж точно, был далек от подобного чувства. – Да что я такого сделал?

– Я же говорю, твое решение ее печалит. Это совсем не то, что ей нужно.

– Ну разве женщина может знать, что ей нужно? Ты вот, к примеру, выбрала изборского княжича, думая, что тебе нужен он, – напомнил Рёрик.

– Нег, ну это же разные вещи, – примирительно заметила Дива.

– Никогда не вмешивайся в мои решения. Особенно если они тебя не касаются, – предостерег Рёрик неожиданно.

И его голос прозвучал холодно. Так холодно, что Дива не нашлась, что ответить сразу. Она медлила. Хотя понимала, что ответить необходимо.

– Не буду, – Дива опустила глаза, напоминая себе о том, что обязана быть смирной, не выказывающей недовольства на каждом шагу. Ей надобно скрашивать жизнь мужа, а не омрачать. И все-таки обидно слышать от него такое. Его не волнует ее мнение, и он прямо сказал ей об этом сейчас.

– Ты что, обиделась? – Рёрик заметил перемену, произошедшую в Диве. Если недавно ее глаза светились, она была рада видеть его – то теперь даже не смотрит в его сторону.

– Разве я смею на тебя обижаться? Ты же столько делаешь для меня, – Дива и впрямь не могла себе позволить роскоши обид. Ведь это она от него зависит, а не он от нее. Впрочем, разве это правильно всегда замолкать, уступая ему? Но так страшно хоть на миг отдалиться от него. И как побороть этот страх? – Я просто очень устала.

– Я тоже устал, – признался Рёрик, хотя на дворе было только утро. Он имел в виду совсем другую усталость, как и Дива, подразумевая нечто иное под этими словами. К осени ум понимает, как утомился за бурное лето, кишащее переживаниями разного рода.

– Ты сам все слышал. Эта женщина непрерывно оскорбляет меня в моем собственном доме; гонит отсюда, словно я не родилась здесь и не провела в этих стенах всю свою жизнь, – посетовала Дива на хамство Вольны. – Никто не говорит со мной так нагло и неуважительно, как поступает она. Я ничего не забирала у нее, не делала ей зла. И единственное, чего я хочу от нее, чтобы она оставила меня в покое. Ибо я не имею возможности защититься от нее, не пострадав при этом самой. И я понимаю твоего сына, который не знает, как ему спастись от нее.

– Что произошло между ней и моим сыном? – сейчас Рёрика интересовал только этот вопрос.

– Только вдумайся! Этот наглый мальчишка посмел напасть на меня! – злилась Вольна, стоя на крыльце вместе с Арви, внимательно выслушавшим ее рассказ. Дождь прошел, на улице было свежо и прохладно. Однако сквозь рассеивающиеся тучки уже начало проглядывать солнышко. – Он ударил меня. Посмотри на мое лицо! – под глазом Вольны словно в доказательство ее слов образовалась припухлость.

– Если видоки подтвердят сие нападение, то молодому княжичу придется несладко, – выразил предположение Арви, щурясь на солнышке, словно ленивый кот. – Кажется, княгиня Дива оказалась свидетельницей того…

– Она не подтвердит мне назло! – сердилась Вольна.

– Зачем князь оставил свою жену, а нам повелел удалиться? – задался вопросом Арви. – Я уверен, что сейчас он слушает ее повествование об этом злополучном утречке. Затем придет Рарог и также изложит свое видение произошедшего. Дива и Рарог не будут слышать друг друга. Если кто-то задумает солгать, то государь это быстро обнаружит, найдя несоответствия в ваших трех рассказах…– рассуждал Арви. – Однако если вдруг ее слова ненароком совпадут со словами Рарога, то…– тиун недоговорил, но этого и не требовалось. Вольна лучше него знала, что так и будет.

– Меня не волнуют ее пустые слова. Главное – истина! Рарог толкнул меня! И ты должен помочь мне доказать это! – Вольна знала о том, что Арви недолюбливает Диву, и потому рассчитывала на его поддержку.

– Все-таки ударил или толкнул? – усмехнулся Арви, который допускал, что Вольна преувеличивает произошедшее. – Одно могу сказать: у княгини Дивы нет причины лелеять своего пасынка. Ведь если у нее самой родится сын, то неизвестно, кто все-таки наследует престол Гостомысла.

– Известно. Наш с Негом сын! – вскипела Вольна. – Он старший законный сын, отцом которого является Нег! А кто отец Рарога – это вообще неизвестно!

– Ну разумеется, в таких вещах доподлинно никогда неизвестно, – согласился Арви. – Однако удивительное сходство Рарога и нашего князя указывает на их явное родство, уже не вызывающее сомнений даже у самых взыскательных глаз.

– Мало ли кто на кого похож! Мой сын – старший законный сын Нега! – долбила Вольна, уверенная, что от многократного повторения ее слова обретут силу.

Вскоре на дорожке, ведущей в гридницу, показалась фигура Рарога. Он медленно плелся, словно в конце пути ему должны отрубить голову. Увидев издалека Вольну, он уныло вздохнул, уже представляя, что сейчас начнется. И не ошибся.

– Ты напал на меня! – уперев руки в бока, кричала Вольна на Рарога, продолжая талдычить свою версию уже по возвращении в гридницу. – Скажи токмо, что это не так! Ты поднял на меня руку прямо посреди улицы!

– Рарог, это правда? – задал вопрос Рёрик, взыскательно глядя на сына. Тяжко вздохнув, паренек медлил с ответом. Он же, кажется, не нападал на нее. Однако кое-какая стычка все-таки произошла.

– Да, поднял! Он напал на меня! Сколько это будет продолжаться?! – твердила разъяренная Вольна. – Еще будучи в Дорестадте, ты не унимался! – гаркнула Вольна на Рарога. – Как сейчас памятую, испортил мне платье, искупал мою кошку в корыте с краской, сломал мне ступеньку на крыльце!..А сегодня и ударил меня, негодный!

– Ничего я не делал! – выпалил Рарог, стараясь перекричать Вольну. Его попытка откреститься сразу от всех обвинений играла не в его пользу: уж прочие упреки лебедушки были обоснованы. Отрицая их и в то же время настаивая на своей невиновности, он будто приравнивал былые проступки к сегодняшнему.

– А это что?! – Вольна ткнула пальцем в образовавшийся синячок размером с вишню.

– Это рябинкой! Я же извинился! – запротестовал паренек.

– Рарог?! – Рёрик вопросительно оглядел свое строптивое чадо.

– Да. То есть, нет. Не совсем…Отец, она же первая схватила меня, – вздохнул Рарог. – Я лишь оттолкнул ее от себя.

– Что ты брешешь здесь?! – нарочито возмутилась Вольна. – Я шла своей дорогой, а ты набросился на меня, думая, что тебе все сойдет с рук!

– Нег, он защищался, – негромко добавила Дива, которой уже было жаль пасынка и саму себя. Рёрик будто не слышит их. Ужели всегда внимают самому горластому и наглому? Вот потому Вольне так легко кого-то оклеветать и опорочить.

– Тебя не спрашивают, везде острый щучий нос суешь! – по своему обыкновению вопила Вольна, даже сделав устрашающий выпад в сторону Дивы. – Он напал на меня! Напал! – настаивала Вольна с жаром так, что ее щеки покраснели. – Нехай он будет наказан, дабы впредь и не думал ко мне подступать!

– Рарог, буде ты когда-нибудь нападешь на Вольну, то я потом нападу на тебя самого, – посулил Рёрик сыну.

Дива и Рарог безнадежно переглянулись между собой. Неужели Рёрик не поверил им? Голос его звучал грозно и строго. А лебедушка с самодовольным видом смотрела на паренька и соперницу, которые будто языки проглотили.

– Вольна…– Рёрик развернулся к виновнице сборища. – Ежели ты еще раз нападешь на моего сына или оскорбишь Диву, то окажешься под замком на год вперед. Ты не сможешь выйти из своей избы, и это убережет тебя от повторения подобных ошибок…А теперь ступай-ка отсюда…

Изумленные Рарог и Дива вновь переглянулись, но на этот раз их лица сияли.

– Закрыть меня?! – изумилась Вольна. – Я шла из бани! Никого не трогала! Что они тут выдумывают?! Они сговорились! Они ковы куют против меня, а ты им внемлешь!

– А продолжишь перечить мне, и окажешься в заточении навсегда, – недобро добавил Рёрик, кивнув на дверь.

– Как знаешь…– обычно дерзкая Вольна теперь не отважилась продолжить спор, прочитав в глазах Рёрика решимость претворить угрозы в жизнь. А ей самой, красавице из красавиц, немыслимо оказаться взаперти. И лучше уж не испытывать судьбу и уйти пока что.

– Государь, мне надобно сообщить важную новость, – проявился вдруг Арви, который все это время молчал и даже сумел слиться со стеной. Так его никто и не замечал.

– Вы тоже ступайте. Готовьтесь к пиру, – отпустил Рёрик жену и сына. – Особенно ты, Рарог. Явишь свое боевое мастерство вечером…

– К пиру? – удивилась Дива, которая и не знала, что затевается пир.

– Пир, на котором князь объявит о своем решении относительно судьбы княжны Умы, – провозгласил Арви с довольной ухмылкой.

– Уповаю, это решение будет всем во благо, – выразила надежду Диву, украдкой глядя на Рёрика.

– Это конечно, – усмехнулся Рёрик, почесав затылок.

Дива и Рарог вышли на то же самое крыльцо, на котором еще совсем недавно Вольна требовала возмездия для нашкодившего Рарога.

– Отец поверил мне! – счастливый Рарог не мог сдержать своей радости. Глаза его светились, а улыбка тянулась к ушам. – Он не стал слушать Вольну!

– Да. Это потому как за тобой истина, – подбодрила Дива, которая была из тех людей, которые на самом деле убеждены, что добро и правда побеждают всегда. – Я пойду. Надо готовиться к пиру…– Дива не представляла себе, что еще она может сказать этому юноше. Кажется, она сделала для него все, что было в ее силах. И это важнее слов.

– Что-то срочное, Арви? – Рёрик уже и сам собирался поскорее покинуть гридницу. Сегодняшний вечер обещает быть необычным. И нужно хорошенько все обдумать.

– Вообще-то, да, князь, – губы Арви сложились в мстительную фигуру. – Пришли новости из Изборска…

– Я надеюсь, там все ладно…

– К сожалению, не совсем…– кашлянул осмотрительный тиун, раздумывающий, как получше приступить к убедительному изложению. – Ходят слухи, что Трувор самостийность неуместную проявляет…Ведет переговоры с князем Полоцка, к примеру…

– Я знаю, что Ярополк был в Изборске, – подтвердил Рёрик.

– Трувора теперь не иначе кличут, как князем, – осторожно заметил тиун. – Он токмо наместник, но, кажется, забыл об этом…Или, по крайней мере, позволяет подобное обращение…

– Неужели…– Рёрик сдвинул брови.

– Говорят, народ величает его князем…Возможно, это только нелепые сплетни…Ведь Трувор должен знать, как опасно подобное попустительство…– ядовито заметил Арви. Он понимал только одно – пока соперник дышит, покоя ему самому, мстительному тиуну, не будет. Ни расстояние, ни время не смогут стереть из памяти то, что произошло в Изборске. Точнее, много ранее…

– Мне казалось, он не из таких…– то ли самому себе, то ли в ответ на слова тиуна произнес Рёрик, который теперь выглядел озадаченным и огорченным.

– Не допускаю мысли, что у него имеются дурные намерения…Однако он не первый несчастный, которого испортил высокий пост…– шипел Арви. – К тому же он часто бывает подстрекаем супругой…Старшая дочь Гостомысла Велемира крайне властолюбива, как князь мог догадаться…Даже ее имя указывает нам на сию ее слабость…

– Как не вовремя…– Рёрик выглядел озабоченным полученной новостью.

– Повелитель, я не смею давать советы…Одначе, как известно, проще раздавить яйцо, чем взрослую змею…– аккуратно приблизился Арви к волнующему вопросу. – Возможно, Трувор и сам не знает, куда ведет эта дорога. Но он уже ступил на нее…

– Пусть придет Ньер…– повелел Рёрик мрачно.

Глава 11. Хлопоты

– Мы собрались теперь, чтобы обсудить грядущее. Сегодня будут устроены состязания, перемежаемые застольем. Нас ждут перемены, – Умила вещала посреди просторной светлицы, а вкруг нее по лавкам расселись слушатели – домочадцы. Не хватало только двоих – княжеской четы. – Сей вечер решит судьбу моей дочери и определит дальнейшее для Белого озера. Целый город на кону. Ныне враг жаждет покуситься на то, что принадлежит нам. Все вы уже догадываетесь, о ком идет речь…И как одна большая семья мы объединимся и защитим друг друга, в нужный момент придя на помощь…

– А врагом сегодня для всех нас выступает Гейрхард? – поинтересовался любопытный Рарог, покручивающий в руках небольшой кинжал, который всегда таскал с собой для разных нужд, как каждый свободный мужчина.

– Именно так, – подтвердила Умила.

– Я не понимаю, матушка, – слово взяла княжна Ума. – Зачем мы вообще позволяем Гейрхарду претендовать на что-либо? Почему не выгнать этого настырного горлохвата вон вместе с его обнаглевшим стадом?! Я только нынче слышала историю о том, как они отправились гулять в город и устроили там побоище, убив кого-то. Сегодня они убили каких-то жителей, а завтра покусятся и на нас! Разве мы не можем отказать Гейрхарду сразу и без всяких единоборств?!

– Мне тоже интересно знать сие, – отозвалась Ефанда, скорчив недовольную гримасу. Она понимала, что Умила не просто так собрала родственников вместе, позвав в том числе и Олега. Старой княгине что-то понадобится от принца. А она сама, принцесса Ефанда, не хочет, чтобы ее возлюбленный брат рисковал жизнью по чужому слову.

– Это тонкий вопрос, – задумчиво изрекла Умила, не умеющая обходиться без запутанных рассуждений. – Ежели Гейрхарда просто выгнать, то это будет означать, что мы боимся его или считаем серьезным противником. Он может объединиться с нашими врагами. Или станет распускать слухи о нашей слабости…Вместо этого слабым и ничтожным должен прослыть он сам, этот наглец! – постановила Умила, подняв к небу указательный перст. – Мы унизим его на глазах у всех его людей, и он усвоит свое место. И больше никто не посмеет по его примеру претендовать на то, что является нашим. Итак, соревнования станут происходить в несколько ступеней. Как известно, Гейрхард славится своим умением метать копье, как и ты, Синеус, – обратилась Умила к сыну, которого прочила на место правителя Белоозера. – И это состязание мы оставим на самый конец пира. Заключительный поединок, где ты, сын, раздавишь этого охальника.

– А если Гейрхард захочет принять участие в других состязаниях и выиграет их? – забеспокоилась Ума.

– Для каждого поединка в нашей семье найдется непобедимый воин, – Умила ощерилась, обнажив ряд удивительно ровных и белых зубов, которых не трогало время. – В метании кинжала никто не превзойдет Рарога, хотя он пока юноша. Так ведь? – Умила вопросительно смотрела не на внука, а на сына.

– Да, матушка, я кое-чему обучил нашего бездельника, – подтвердил Синеус, который хоть и старался выглядеть равнодушным, однако гордился своими успехами в наставничестве племянника.

– В обращении с секирой никто не одолеет Олега, – Умила милостиво оглядела принца. – Гейрхард будет повержен, что бы он ни предложил и чего бы ни выдумал.

– Матушка, пущай все мы и умелые бойцы, но не можем с непоколебимой уверенностью утверждать, что никто не превзойдет нас, – заметил Синеус справедливо. – На любого ратоборца всегда сыскивается другой более опытный и хваткий воин.

– Никто не превзойдет вас, – повторила Умила упрямо. И у сей убежденности имелся фундамент. – В начале пиршества мы откроем бочонок меда, который нам поднесет наш подданный. И этот мед опьянит Гейрхарда. Так что не пейте много, дабы оставаться трезвее всех…А лучше, вообще воздержитесь от сего напитка. Да, именно так, дети…

– Еще на прошлом пиру Гейрхард хвастался, что никто не может перепить его, – вспомнила Ума, в ушах которой все еще стоял хруст улиточного панциря.

– Он заблуждается, всеконечно, – ухмыльнулась Умила. – Итак, самое первое состязание будет для тебя, Рарог, – Умила перевела взгляд на внука.

– Я знаю. Отец сказал, что я смогу показать себя с лучшей стороны, – вздохнул Рарог. Кажется, он жаждал военных забав. Но в то же время не чувствовал уверенности в себе, что часто бывает в юном возрасте, в незнакомом или широком кругу.

– Показать себя умелым воином: ловким, искусным, – добавила Умила.

– Строго говоря, я ещё не воин. Ведь я никого не убил и даже не победил ни в одном бою, – улыбнулся Рарог чуть растерянно.

– Ну и что. Сейчас главное – научиться владеть оружием. Все должны видеть, что ты достойный сын своего отца, – подчеркнула Умила.

– Да им всем без разницы, кто я такой, – вздохнул Рарог.

– Как это – без разницы? Нет, не без разницы. Все хотят видеть наследника Новгорода, – заверила Умила.

– Бабушка, я же не наследник Новгорода, – напомнил Рарог.

– С чего ты взял? Дива тебе сказала такое?! – Умила во всем была готова винить неугодную невестку.

– Нет, не Дива. Вольна, – Рарог не думал жаловаться, просто ответил на вопрос.

– Разве Вольна решает, кто есмь продолжатель нашего рода? Случалось прежде, твой отец нередко угождал её желаниям. Но это ушло. Посему не слушай, что она болтает, – посоветовала Умила. – А сейчас ступай и готовься к состязаниям. Тебе пора участвовать в мужских забавах наравне со всеми. И думай не только о победе, но и о заслуженной тобой награде.

– О какой награде? – глаза Рарога радостно вспыхнули.

– О такой, которая желанна всякому бойкому молодцу, – княгиня-мать лукаво подмигнула. – Ты уже вошел в возраст…

– О, боги, бабушка…– смутился Рарог, догадавшись, на что намекает Умила.

– А что? В этом нет ничего такого, – успокоила Умила под умилительные смешки слушателей. Никто не прерывал ее и не смел сбивать с мысли: в этой семье правила соблюдались в полной мере. – Не нужно позволять робости и неуверенности захватить тебя. Тем паче вскоре настанет день, когда любая девушка, ступающая по этой земле, сочтет за великую честь разделить с тобой ложе.

– Я лучше пойду…– Рарог вскочил с лавки и двинулся к выходу, по пути запнувшись, хотя половицы были ровными и не выступали.

– Да, я и говорю, иди, вестимо. Ступай и готовься…– отпустила Умила внука, улыбаясь ему вслед.

Разрумянившийся Рарог выбежал на улицу, вероятно, последовав мудрым советам. А может, желая избежать всеобщих обсуждений смущающей его темы. В действительности он и сам часто размышлял о таинственных девичьих прелестях, влекущих его неискушенный ум. Но одно дело размышлять в одиночестве, и другое – рассуждать о подобном при старших родственниках!

– Матушка, зачем раззадоривать его? Он не может наследовать Новгород, – послышался голос Умы, когда Рарог покинул покои.

– В чем я раззадориваю его? Он сын княжеский, – подчеркнула Умила, которая сегодня все чаще отвечала вопросом на вопрос, а не по сути.

– Он может хоть сотню раз приходиться сыном князю. Но это не значит, что он может наследовать стол Гостомысла. И это не мои слова, – Ума напомнила матери то, что та утверждала постоянно, обсуждая всевозможных наследников.

– Это мои слова, – не стала отпираться Умила. – Для поддержания порядка и во избежание волнений в народе престол Гостомысла должен наследовать его внук, то есть сын Дивы. Однако у этой новгородки нет сыновей. И неважно, кого называют наследником днесь.

– Я сейчас не о Диве говорю. А о Рароге. Все знают, откуда он взялся: его мать была обычной женщиной. Мы даже не помним ее имени. И все же всякого младенца из подола простолюдинки нельзя провозгласить наследником. У сына Вольны больше прав: мы хотя бы видим его матушку.

– «Больше прав»?! Вольна принесла нам готового ребёнка и заявила, что он – сын Нега, – вскипела Умила, которая до сих пор не виделась с маленьким внуком, отказываясь от знакомства. – Нам нужны наследники от Дивы. Если она не может их дать, то потребна новая жена для князя. И новые отпрыски, – постановила Умила, обосновав свое желание избавиться от невестки этим убедительным предлогом. – Если Дивы не станет, то никто не будет осуждать нас за новый союз с дочерью иного знатного рода.

– И почему ее должно не стать? Она что, испарится? Нужно просто подождать до того времени, пока она вновь понесет, – пожала плечами Ума.

– Ты что, защищаешь ее? – Умиле не нравилось, что в этой битве ее мало кто поддерживает.

– Я не защищаю ее. Однако она единственная из всех, кто попытался мне помочь…– заявила Ума, не обращая внимания на присутствующих, с любопытством внемлющих перепалке матери и дочери.

– О чем ты говоришь, дитя мое? – Умила обожала изображать недоумение даже после многократных объяснений.

– Я не хочу замуж за Гейрхарда. И многих просила поговорить с Негом об этом. Но разве кто-то в этой горнице откликнулся на мой зов? – упрекнула Ума.

– Ты зря серчаешь, моя березка. Я имела беседу с твоим братом, – заверила Умила.

– И что он ответил? – Ума сдвинула брови.

– Послушай свою мать. И пойми, сегодняшний вечер зело важен. Ты обязана выглядеть надлежащим образом. Аки снежинка. Ослепительная и сияющая. Остальное не должно тебя заботить.

– «Не должно заботить»?! Я не хочу замуж за вашего варвара Гейрхарда! Сколько повторять?! И желаю, чтобы меня оставили в покое! А мне продолжают твердить одно и то же! – рассердилась Ума. Обычно спокойная, теперь она уже кричала.

– Нет, никто ничего не твердит. Мы все просто ищем верное решение. Дружина Гейрхарда многочисленна, это важно особенно нынче. Знаете ли вы, что происходит в Изборске? – на сей раз Умила обращалась ко всем слушателям. – Трувор, кажется, затеял предательство. Кстати, Аскольд с Диром ушли, но, возможно, окажется, что не под нашими знаменами. Силы князя Рюрика тают. Людей нынче меньше, чем было тогда, когда он прибыл сюда. Часть из них осталась у Белого озера, другая часть – в Ладоге. Новгород защищается верной, но небольшой горсткой людей всего лишь. И этого недостаточно. Именно поэтому нам так важно получить подкрепление хотя бы от Гейрхарда. Ежели его дружина присоединится к нам, мы станем сильнее. Он сможет защищать, к примеру, Белое озеро. Там обычно спокойно, однако и оттуда может прийти опасность…

– Доверить Герхарду целый город?! Да ужели он похож на того, кто станет преданным наместником, матушка?! Как можно так заблуждаться? – Ума удивлялась, отчего все остальные в горнице молчат, даже не думая высказываться. Создавалось впечатление, что они все знали нечто, чего не знала она. Это возможно, ведь она пришла на это сборище последней. – Ясно наперед, Гейрхард не будет служить. Он захочет властвовать единолично. Получив вотчину, он предаст нас, бросит. Ему нельзя верить!

– Дитя мое, оставь политику для наших мужчин, – посоветовала Умила. – Твоя задача – выглядеть изящной и степенной нынче вечером. Пущай все видят, что сестра князя – это редкий адамант, которого достоин далеко не всякий.

– Я, кажется, поняла, для чего понадобились эти соревнования…Они как-то связаны со мной…– Ума вопросительно оглядела Синеуса, но брат угрюмо молчал. Возможно, он потому и не перебивал Умилы – его что-то рассердило, и он злился молча на сей раз.

– От тебя ничего не скроешь, дорогая. Да, эти соревнования пройдут в твою честь. И тот, кто победит, получит Белое озеро! – провозгласила Умила торжественно.

– И кто же будут участники? – задалась вопросом Ефанда, которая доселе молчала.

– Уме надобно зреть токмо одного участника – Гейрхарда, – слова Умилы будто намекали на то, что исход битвы предрешен. – Теперь можете быть свободны. Мне нужно отдохнуть пред грядущим.

– Я все поняла, моя участь никого не заботит, – обиженно отозвалась Ума, двинувшись на выход.

– До вечера, – сдержанно попрощалась Ефанда с Умилой, выходя из покоев свекрови в сопровождении молчаливого Олега.

Мрачный Синеус поднялся с лавки, собираясь покинуть покои матери.

– Останься, сын…Нам надобно поговорить отдельно, – продолжила Умила, когда домочадцы вышли, остался лишь Синеус.

– Мы уже поговорили, – настроение младшего брата Рёрика омрачилось, и он больше не желал бесед.

– Синеус, что бы ни прозвучало в этой горнице – истина иная, – Умила разгадала причины недовольства сына. – То, что я озвучила о наследнике – не более чем слова успокоения для народа. Но ты должен знать другое. Ежели по какой-то причине с твоим братом что-то случится, то престол Новгорода наследуешь именно ты. Не Рарог и уж тем более не сын Вольны. Но для поддержания порядка глаза людей должны быть устремлены на сыновей своего князя.

– Я уже ничего не понимаю, – Синеусу всегда казалось, что Умила любит его меньше, чем Рёрика. И что даже сыновья Рёрика ей важнее, чем собственный младший сын.

– Синеус, ты мое сокровище. Никто не сравнится с тобой, – объяснила Умила. – И Нег такое же сокровище. Ты должен знать: если с одним из вас что-то произойдет, то я не перенесу этого. Я скончаюсь в тот же миг. И ежели вдруг эти беды свалятся на нашу семью, то ты должен знать уже теперь, как будешь действовать.

– Такой случай, скорее всего, не наступит, матушка, – заметил Синеус. И правда, разве с Рёриком, которого охраняет множество людей, что-то может случиться?

– Молюсь богам о твоём брате, – Умила утвердительно кивнула, уповая на то, что ее молитвы уберегут от беды сыновей. – Да здравствует он целый век.

– Да здравствует он целый век, – повторил Синеус угрюмо.

– Вижу, что твое чело по-прежнему омрачено.

– А чему радоваться, матушка? Я служу нашей семье всю свою жизнь. И всегда оказываюсь в конце обоза. Теперь я вынужден состязаться с Гейрхардом за Белое озеро. Разве можно придумать что-то более унизительное? Я должен доказывать свою верность в поединке с каким-то громилой?! Нег даже Трувору подарил город! А я обязан биться за ту же честь!

– Нет, сын, все не так, – рассмеялась Умила. – Перво-наперво, Нег не дарил Трувору Изборск. А назначил там наместником. А что до тебя – ты не должен биться за ту же честь. Я же уже сказала: исход битвы предрешён.