Город тысячи зеркал – 1. Селена

Глава двадцать первая

Детектив откинулся назад. Секунду спустя его губы растянулись в робкой улыбке.

– Хочешь сказать, – осторожно продолжил Максвелл после паузы, – что методика сработала, пусть и не так, как надо?

– Может быть, – задумчиво сказал Элемрос. – Сами понимаете, на совпадение это совершенно не похоже.

– О, да, – согласился Максвел. – Таких совпадений просто не бывает.

– Нужно найти рукопись, – сказал Элемрос. – Здесь… написано, что рукопись хранится в архиве. Возможно, это там, где спрятаны находки моих родителей.

– Знать бы еще где его искать, – хмыкнул ткот, вспрыгивая Элемросу на колени и всматриваясь в монитор. – Что-то я не вижу тут адреса.

– “Песня менестреля”, – задумчиво сказал Максвел. – Никогда о ней не слышал.

– Я слышала, – голос Мелли за кадром звучал слабо, но отчетливо. – Это была одна из самых любимых находок твоих отца и матери. Они нашли ее в своей первой совместной экспедиции и посчитали это хорошим предзнаменованием. Хотя ни с художественной, ни с традиционной исторической точки зрения в ней и в самом деле нет ничего особенного.

– Нужно ее отыскать, – Элемрос наморщил лоб. – Но я совершенно не представляю, где она может быть.

– Боюсь без помощи твоей сестры тут все-таки не обойтись, – сочувственно сказал Максвел. -

– Это бесполезно, – с отчаяньем в голосе сказал Элемрос. – Даже не представляю, что я смогу сказать Марте, чтобы ее убедить.

– Докажи ей, что я существую, – неожиданно сказал ткот.

Элемрос в изумлении уставился на него.

– Это самый короткий путь, – невозмутимо сказал ткот. – Расскажи ей обо мне.

– Прибережем это на самый крайний случай. – усмехнулся Гриф. – Взрослые люди в большинстве своем могут на волшебные события отреагировать совершенно непредсказуемо. И, кстати, ты там должен был стоять на страже.

Ткот хмыкнул и убежал за дверь.

– Ну а ты, мой друг, – весело сказал Максвел. – Просто обернись.

Элемрос подозрительно покосился на экран и, скептически поджав губы, крутанулся на стуле.

Прямо на него смотрела “Песня менестреля”, висевшая на стене в рамке под стеклом.

– Как говорил Эдгар Алан По, – весело сказал Максвел, – “хочешь что-нибудь спрятать, положи на самом виду”.

– Ого, – восхищенно сказал ткот, которому, очевидно, на страже никак не стоялось. – Это и в самом деле она… Как такое вообще могло произойти? Песня из моего мира тут…

– Извини, приятель, – нетерпеливо произнес Гриф, – но давай сосредоточимся на главной задаче. Здесь у меня фульгурит и мне нужна эта рукопись. Советую воспользоваться магнипочтой.

– Чем-чем? – Элемрос поднял брови.

– Что такое пневмопочта знаешь?

– Труба, – кивнул Элемрос. – Документ вкладывают в футляр и с помощь сжатого воздуха футляр по трубе летит к адресату.

– Магнипочта – почти то же самое, – сказал Гриф. – Посмотри на стене, видишь что-то похожее на маленький люк?

Элемрос взглянул и действительно, прямо у себя перед носом увидел нечто похожее на миниатюрную крышку люка.

– Капсула разгоняется до скорости пули с помощью мощных магнитов, – пояснил Гриф. – Потому и магнипочта. Когда-то давно, человек, который тут жил до вас, провел экспериментальную линию до дома моего отца. Они были дружны… но это долгая и другая история. Это изобретение нам сейчас здорово поможет. Открой люк, там должен быть снаряд.

Немножко повозившись, Элемрос вытащил из трубы магнипочты небольшой металлический цилиндр.

– Отвинти крышку и сверни “песню менестреля”, только аккуратно.

Элемрос вытащил рукопись из-под стекла и осторожно свернул ее.

– Видишь, как удачно, – сказал Гриф. – Она полностью войдет в снаряд… так, теперь завинти его и помести обратно в трубу.

Элемрос проделал все это и тщательно закрепил люк магнипочты с помощью маленьких зажимов.

– Теперь нажми кнопку под столом снизу.

Элемрос нащупал кнопку и… ничего не произошло.

– Думаешь, ничего не произошло? – засмеялся Гриф. – Магнипочта абсолютно бесшумна… Вуаля.

Гриф с экрана показал Элемросу “Песню менестреля”.

– Ничего себе, – восхитился Элемрос. – Действительно, как пуля.

Гриф ему не ответил. Он был всецело занят рукописью. Руки его еле заметно дрожали.

– Сейчас посмотрим, – прошептал Гриф, поднося к “песне” странную серовато-белую трубку. – Пропустим солнечный свет и…

Ткот снова шмыгнул за дверь, видимо, все же решив караулить. Ну или не выдержав напряжения.

– Есть, – тихо прошептал Гриф, после нескольких томительных секунд и голос его сорвался. – Знаки проступают совершенно отчетливо… и… вот оно. Есть, черт побери! Есть! Пирамида находится…

Эти слова донеслись из динамика ноутбука за секунду до глухого звука удара. Детектив Максвелл исчез с экрана, а сама картинка на мониторе истерично затряслась и рассыпалась на пиксели в одно мгновение. Потом изображение вернулось и ошарашенный Элемрос увидел комнату Мелли. Комната была перевернутой. Разумеется, не сама комната, а ее изображение, так как по всей видимости камера, снимавшая Максвелла до этого, грохнулась куда-то на пол. Все, что сейчас мог видеть Элемрос, было куском дивана, заслонившим почти все остальное в комнате.

– Как там говорится в твоей любимой книге, – сказал чужой и невыносимо страшный голос. – Не становись между мной и моей добычей, Белый Гриф.

Забегая вперед, скажу, что Элемрос только потом сообразил, почему его так напугал этот голос. Он не был страшным, звучал спокойно, ровно и без эмоций. Трудно было определить, говорит ли мужчина или женщина, так как поврежденный динамик выдавал искаженный звук, а голос был хоть и четким, но тихим. Тем не менее, Элемрос заледенел от ужаса и лишь краем сознания сильно удивился своей реакции. Он ведь даже не сообразил, что уже слышал этот голос раньше, совсем недавно. Не удивляйтесь. Частенько один и тот же человек говорит совершенно по-разному в зависимости от обстоятельств. Особенно если говорящий привык пользоваться своим голосом как хорошо отлаженным инструментом, с помощью которого можно заставить любого испугаться. Хотя в данном конкретном случае дело было вовсе и не в этом.

– Ты ведь тоже слышишь меня, верно?

Элемрос чуть было не сорвался с места и не убежал. Голос теперь явно обращался к нему и лишь чудовищным усилием воли Элемрос заставил себя сидеть на стуле и не шевелиться.

– Они мертвы, – голос по-прежнему звучал монотонно и безэмоционально, словно говорила старинная заводная игрушка. – Мелли и Гриф. Они были обречены с того самого момента, как сблизились с тобой. Можешь прятаться, можешь бежать, можешь затаиться среди тысячи охранников, это не поможет. Ты за крепко запертой дверью и клянусь кровью Лилит-Перворожденной, эта дверь не откроется, пока я не освобожу тебя от мучительной жизни.

Ткот вбежал в комнату и с испугом уставился в остекленевшие глаза Элемроса.

– Что случилось? – встревоженно спросил ткот. – Что это на экране?

Раздался неприятный хруст и монитор потемнел. Кто-то раздавил камеру и связь прервалась. Ровно через долю секунды после того, как Элемрос услышал последнюю фразу:

– Для тебя больше нет никакой надежды, отродье Евы.

– Да ответь же, – воскликнул ткот, толкая Элемроса передними лапами, – тебя что, парализовало?

– Надо,.. – промямлил Элемрос. – Надо вызвать полицию.

– Что?

– В дом Мелли, – машинально продолжил Элемрос. – Там… убийство.

– Да о чем ты? – ткот отскочил на два шага.

И тут вдруг произошло неожиданное. В голове Элемроса внезапно что-то щелкнуло и туман испуга, затемнивший его сознание, внезапно рассеялся. Вроде как второе дыхание открылось.

– Надо бежать, – четко и ясно сказал Элемрос, положив руку ткоту на голову. – Нужно уходить отсюда и вообще из города. То, что убило Мелли и Грифа… оно придет за мной.

– Оно? – ткот прижал уши. – В каком смысле оно?

– Этот голос, – прошептал Элемрос, – я только что понял, почему он был так страшен… Нужно уходить.

– Но как же… ваша служба безопасности, полиция, они же смогут нас защитить.

– От него не смогут, – Элемрос покачал головой. – Пока оно идет за мной, все, кто рядом в опасности. Мне нужно быть как можно дальше от Марты и вообще ото всех.

– Что за бред? Это из-за меня…

– Да нет же, – воскликнул Элемрос, – ко мне оно обращалось, и я ему нужен, не только ты. Оно…з а что-то ненавидит меня, и оно не остановится ни перед чем, чтобы добраться до меня. Поэтому я ухожу.

– Да куда ты пойдешь-то? – возопил ткот. – Что за безумие?

– Есть одно место, – Элемрос вскочил на ноги и в два шага оказался возле стены с оружием. Ткот устремился следом. – О нем никто не знает, надеюсь оно тоже пока не пронюхало о нем.

– Да почему ты называешь его оно?!! – ткот уже даже не старался скрывать панические нотки.

Элемрос на мгновение замер, приводя в порядок мысли. Напольные часы в углу гостиной пробили два раза и этот звук словно уложил недостающие элементы пазла. Теперь Элемрос точно знал, почему голос, услышанный через динамик, так его напугал. Прежде чем сказать еще что-нибудь, Элемрос повернулся к стене и решительным движением снял висевшую на ней шпагу.

На шпаге стоит остановиться подробнее, так как герой нашей истории, как ни крути, в первый раз вооружился. Это была точная копия средневекового оружия, выкованная по старинной технологии. Марта утверждала, что шпага эта острая настолько, что ей можно рассечь шелковый платок на весу. К слову, однажды Элемрос попробовал и чуть было не отрезал себе ногу. Ему было тогда лет 6. Родители, помнится, здорово перепугались. Ну да я не об этом.

Вы когда-нибудь видели по-настоящему красивые шпаги? Если нет, то загуглите, что ли. Посмотрите на шедевры кузнечного мастерства, с золотыми эфесами, похожими на элегантное переплетение стеблей металлических цветов, словно выросших в некоем волшебном саду. Взгляните на блестящие клинки, на которых играют солнечные блики так, словно сама смерть улыбается сквозь отполированную сталь…

Так вот шпага, которую схватил Элемрос не имела с этими экземплярами почти ничего общего. Видите ли, те красивые вещицы, как правило, являются парадными шпажонками, предназначенными для того, чтобы красоваться перед дамами на балу, ну или поражать гостей немыслимой роскошью в виде золота на эфесе. Шпага же Элемроса была настоящим боевым оружием, с простым крестообразным эфесом. Красивой ее нельзя было назвать ни в коем случае, но как я уже говорил, она была чрезвычайно острой.

– Ты словно на войну собираешься, – с кривой ухмылкой и с по-прежнему плохо скрытой паникой пробормотал ткот.

Элемрос опять на мгновение застыл, прислушиваясь к внутреннему голосу. В такие минуты обычно необходимо сказать нечто гордое, героическое и запоминающееся.

– Офигеть, правда? – сказал Элемрос. – Может и тебе будет безопаснее без меня?

– Я тебя не оставлю, – ткот запрокинул голову и посмотрел ему прямо в глаза. – Ткот и призванный связаны неразрывными узами с того момента как фатумлимор посылает сигнал сквозь миры. И до тех пор, пока озеро в долине Ваа не высохнет и звезды не перестанут загораться на Стелле героев в зеркальном зале, я тебя не оставлю.

– Не понял и половины из того, что ты сказал, – улыбнулся Элемрос, – но речь ты толкнул более подходящую, чем моя.

Улыбка сразу же сбежала с его лица и Элемрос присел на корточки, оказавшись почти на одном уровне с ткотом.

– Хочу, чтобы ты знал. Этот… незнакомец, – прошептал Элемрос. – Минуту назад я понял. Не знаю, как понял, не смогу объяснить, наверное…Как понимаешь, что где-то рядом готовят обед по запаху пищи. Голос того, кто убил Мелли и… и Грифа… Я сразу ощутил это, но только минуту назад понял, что именно я почувствовал…

Ткот сглотнул, внимательно всматриваясь в побелевшее лицо Элемроса.

– Надеюсь Гриф знал, что делает, – тихо сказал Элемрос, явно обращаясь к самому себе. – Эта шпага до сих пор тяжела для моей руки, и я не имею представления, как сражаться ей даже просто с человеком, а тут…

Он посмотрел на прижавшего уши ткота и добавил:

– То, что разговаривало со мной, оно… оно неживое…

Глава двадцать вторая

Прежде чем я расскажу вам, куда именно отправился Элемрос вместе с ткотом…да, да, я тоже думаю, что они как-то не все продумали и бегство не самый лучший вариант, но в экстремальной ситуации действовать разумно и взвешенно, довольно-таки трудно, тем более если тебе всего 13. Ну или ты всего лишь животное из параллельного мира. Вернемся к ним позже, а пока заглянем в дом Мелли, около которого стоят две полицейских машины, «скорая» помощь и все вокруг заливает нестерпимо яркий свет мигалок.

Инспектор Шейн прибыл на место преступления намного раньше «скорой» и немного позже патрульной машины. Прежде чем войти внутрь, Шейн несколько минут простоял на пороге дома. Он уже примерно знал, какую картину увидит внутри и решил подготовится внутренне, чтобы не потерять лицо перед подчиненными. Дело в том, что с детективом Максвеллом они дружили более 20 лет, а вид старого друга, лежащего мертвым на полу гостиной, совершенно точно является тем, к чему обязательно нужно приготовить свое сердце и душу.

Тогда Шейн еще не знал, что Мелли тоже мертва. Ему не сообщили, а вернее не успели, так как едва услышав о смерти Максвелла, инспектор бросил телефон и помчался на место преступления. Знай он о том, что убийство двойное, то простоял бы на пороге намного дольше.

Шейн стоял на пороге и вспоминал, а вернее, не говоря ни слова наблюдал из молчаливого закутка сознания за кружащимися в хаотичном танце мыслями. Впрочем, очень скоро из хаоса возник порядок.

– Не понимаешь его, верно? – спросил Максвелл в тот раз, когда Шейн видел его в последний раз.

Они говорили о незнакомце с тростью.

– Не понимаю, – признался инспектор. – Приезжать в чужой город и сразу же объявлять о своих враждебных намерениях не кому-нибудь, а представителю власти… как-то неосмотрительно и глупо.

– Если какой-то поступок кажется тебе глупым, – пожал плечами Максвелл, – он не обязательно глуп. Вполне возможно, причины странного поведения объяснят тебе, что глупостью здесь и не пахнет… Ты ведь не имел дела с террористами?

– Я как раз и забрался в этот городок на краю света, – слабо усмехнулся Шейн, – чтобы не иметь дела с чем-нибудь вроде этого.

– Суть террора в том, чтобы сначала совершить что-нибудь страшное. Невыносимо кошмарное и жуткое для любого нормального человека. В этом отличие террора от шантажа. Банальный шантажист начинает с угроз, которые может воплотить в жизнь, тогда как террорист начинает с демонстрации того, что обязательно повторится, если не уступить его требованиям… И если с шантажистом можно договориться, то договариваться с террористом вдвое опаснее, чем не разговаривать с ним вовсе.

– Уступишь один раз, – кивнул Шейн, – и конца требованиям не будет.

– Словно пролить кровь в воде, где обитают акулы, – кивнул Максвелл. – Через мгновение, там, где была всего одна, их будет уже целая стая.

– Есть идеи, как его остановить? – прищурившись на отразившийся от кофейника солнечный свет, спросил инспектор.

Детектив похлопал его по плечу и ухмыльнулся.

– У меня всегда много идей, старый друг, – сказал улыбающийся Максвелл, но улыбка тут же сбежала с его лица, – главное ведь не сдаваться. Когда гибнет кто-нибудь из нас – это плохо и почетно. Когда гибнет кто-то, кого мы не сумели защитить – это плохо и позорно. Мы ведь не будем жить в позоре, правда?

Это было последнее, что Шейн услышал от своего друга. Улыбающееся лицо Максвелла внезапно заслонило перед внутренним взором Шейна весь остальной мир. Инспектор стиснул зубы, и злая слеза закипела в уголке его глаза.

– Если смерть была быстрее тебя, – процедил Шейн сквозь стиснутые зубы, припоминая фразу из прочитанной когда-то давно книги, – то месть за того, к кому она пришла должна быть вдвое быстрее.

С трудом разжав стиснутый кулак, инспектор смахнул слезу и, протянув руку в перчатке, открыл дверь дома Мелли.

Здесь он снова замер, ощутив тот неуловимый, тошнотворный и невыносимо страшный укол скорби, который заставляет тебя замереть на месте просто чтобы сердце не разорвалось. Шейн стоял, стараясь унять бешено рвущуюся из груди боль, продолжая видеть картины из прошлого.

– Свет распространяется бесконечно, в бесконечном множестве направлений, – сказала Мелли, поправляя очки, близоруко моргая и улыбаясь. – Я всегда понимала это так, что каждое мгновение нашей жизни дает нам возможность… нет, не так… заставляет нас делать выбор. Просто шагнуть куда-нибудь или сделать танцевальное па. Погладить или ударить котенка и так далее. И если с шагами и танцами все просто, такой выбор можно сделать не задумываясь, то с котенком все обстоит сложнее. Тут уже речь идет о том, привнести в наш мир немного добра или немного зла.

– Я вообще-то спросил, – немного обескураженный Шейн даже слегка потряс головой, – все ли с вами в порядке? На ваших глазах, вообще-то, только что застрелили человека, который до этого держал вас на прицеле…

Мелли улыбнулась еще шире.

– Иногда же случаются ситуации, – продолжала она, словно не слыша вопроса инспектора, – когда выбор совсем уж ответственный. Наступает момент, когда нужно стиснуть зубы, сжать руку и выйти навстречу злу. Чтобы сразиться за или против него и тут уже даже сдаться не получится. Сдаваясь, ты уменьшаешь армию противников зла ровно на одного человека.

– Я все-таки,.. – снова попытался Шейн.

– Мы не меняем прошлое, – строго сказала Мелли, – и не знаем будущего. Все что мы можем сделать – это принимать решения, которые кажутся нам правильными здесь и сейчас.

Инспектор раскрыл было рот, но внезапно осекся. Он увидел, как мертвое выражение постепенно исчезает с лица того молодого полицейского, который несколько минут назад спустил курок и оборвал жизнь ворвавшегося к Мелли грабителя. Только теперь Шейн понял, к кому обращалась Мелли. Она не думала о себе в тот момент, как не думала и не заботилась о себе все эти годы, что помогала людям.

Повторю, тогда еще он не знал, что Мелли тоже мертва, а потому целых две минуты мысленно улыбался, спрятав скорбные мысли о Максвеле в дальний уголок сознания. Улыбался, вспоминая своего собрата, которому Психованная Мелли помогла пережить самое страшное, что выпадает на долю служителя закона.

Сделав глубокий вдох, Шейн собрался войти внутрь.

– Здравствуйте, инспектор, – сказали за спиной.

Шейн обернулся и посмотрел прямо в углубление на маленькой коричневой шляпе. Лица поздоровавшегося человека видно не было, но голос этот инспектор узнал сразу же.

Лейтенант Кравец был шефом отдела внутренних расследований. Выводил на чистую воду тех полицейских, что по каким бы то ни было причинам нарушили закон. Так как такие случаи были единичными, работа Кравеца в основном заключалась в поиске мелких нарушений. В связи с чем, полицейские относились к нему с особой «любовью».

– Лейтенант, – сухо сказал Шейн. – Пришли наказать кого-нибудь из моих людей за неправильно застегнутый китель?

Край шляпы приподнялся, и инспектор получил в награду за свою дерзость знаменитый рыбий взгляд Кравеца. К слову, никто не мог толком объяснить, что-такого «рыбьего» было во взгляде лейтенанта, но прозвище прилипло мгновенно и отлипать не собиралось. Челюсти Кравеца беззвучно двигались, не останавливаясь ни на секунду. Никто и никогда не видел, чтобы лейтенант клал жвачку в рот, поэтому у его коллег было две версии: либо жвачку он жевал с рождения, либо никакой жвачки не было вовсе.

– Пока я не даю вашим дуболомам нарушить мелкие формальности, – бесцветным голосом сказал Кравец, – я не даю адвокатам преступников выпускать всякое отребье на волю, прицепившись к несоблюдению мелких формальностей… но сейчас не об этом.

Кравец потыкал носком безупречно начищенного ботинка в ступеньку дома Мелли.

– Вам нельзя вести это дело, инспектор.

Шейн усилием воли подавил глухую волну гнева, вспыхнувшую где-то внутри в ответ на эти слова.

– На каком основании? – спокойно поинтересовался он.

– Погиб ваш сотрудник, – слегка удивленно сказал Кравец. – При невыясненных, пока, обстоятельствах. Кроме того, убили женщину, с которой у вас…скажжем так, непростые отношения в прошлом…

Шейн на мгновение перестал слышать лейтенанта и украдкой вытер испарину со лба. Подтвердились самые худшие его опасения.

– Так что будет разумнее, если следствие возглавлю я, до тех пор, как из столицы приедет другой специалист.

– Мой преемник, – медленно произнес Шейн.

Кравец молча продолжал жевать. Внезапно Шейн увидел будто бы какое-то странное облачко, на мгновение заслонившее зрачки Кравеца так, что они их черных превратились в белые. Инспектор несколько раз быстро моргнул и наваждение исчезло.

В это время в кармане у Шейна зажужжало и тихо пискнуло. Машинально засунув руку в карман, инспектор вытащил телефон и не обращая внимания на недовольное выражение лица лейтенанта открыл полученное сообщение. По мере прочтения, брови инспектора поднимались все выше и выше.

– Это не подождет? – отвернувшись спросил Кравец.

– Нет, – после секундной паузы отрезал Шейн. – Разбирайтесь с этим делом, раз уж связали мне руки… а я спасу тех, кого еще можно.

– Не занимайтесь самодеятельностью, Шейн, – нахмурился Кравец. – Не стоит закапывать себя еще глубже.

Инспектор брезгливо посмотрел на лейтенанта.

– Я не могу изменить прошлое и не знаю будущего, – сказал Шейн. – Но поступить правильно здесь и сейчас я могу.

С этими словами инспектор быстро сбежал по ступенькам и скрылся в темноте за оранжевым конусом света от уличного фонаря.

А вот теперь пришло время рассказать, куда же отправились Элемрос и его верный ткот. Отправились они в пещеру, которую во времена своей бурной молодости нашел Элемрос. Ему тогда было восемь. В те времена он не был еще таким взрослым и рассудительным, как сейчас и потому позволял себе шляться по побережью в одиночестве, воображая будто он искатель древних сокровищ, ну или пират, ищущий, куда бы спрятать древние сокровища. Безрассудство юного Элемроса было настолько велико, что он позволял себе даже взбираться на довольно-таки крутые скалы. На самом деле то, на что он взбирался даже холмами то можно было назвать с натяжкой, но для восьмилетнего пацана с бурной фантазией и каменистый берег моря, слегка возвышающийся над водой, может стать настоящим Эверестом. Долгое время Элемрос находил в этих «скалах» лишь чахлые растеньица, осколки ракушек и иногда довольно красивые розовые камешки, переливающиеся яркими искорками под лучами солнца. За неимением лучшего, эти никчемные, хоть и красивые куски кварца и стали теми самыми первыми сокровищами, которые Элемрос затащил в свою пещеру, как какой-нибудь дракон.

Пещеру он нашел совершенно случайно, споткнувшись о ветку и свалившись в густые кусты, напоминавшие спутанную львиную гриву. Как оказалось, пышное растение скрывало за собой вход в довольно-таки большую пещеру. И большую даже по меркам взрослого человека, не говоря уж о восьмилетнем мальчике. До сих пор Элемрос помнил, как заколотилось его сердце, когда он впервые зажег под этими сводами припасенный огарок свечи. В то же самое мгновение свет заплясал причудливыми тенями, открывая восхищенному взгляду стены высотой в несколько метров, искрящиеся от вкраплений того самого розового кварца. На секунду Элемросу показалось, что он попал внутрь сундука с драгоценностями.

Все следующие годы Элемрос таскал сюда понемногу то, что он называл припасами. Когда часть «припасов» стала портиться и пахнуть не так, как положено приличной еде, да и к тому же пропитала отвратным запахом остальную пищу, Элемрос выучил свой первый урок – скоропортящиеся продукты съедать надо как можно быстрее. После этого он таскал к себе в Нору, как Элемрос назвал пещеру в память о доме из одной из его любимых книг, только то, что могло лежать и не портиться месяцами. Впоследствии, когда ему хотелось вновь вообразить себя пиратом или археологом в шляпе и с хлыстом, он приходил сюда, съедал то, что припас, заменяя свежей едой то, что съел. Так продолжалось до 12 лет, после чего Элемрос внезапно остыл к своей Норе, наведываясь в нее все реже и реже. Последний раз он здесь был месяцев пять назад.

Возможно место это вам и не покажется очень уж подходящим для проживания, но только это если не знать, что помимо еды Элемрос притащил сюда также спальный мешок и найденную на чердаке дома керосинку, которая могла работать и на сухом спирте. Так что как видите, какое-то время Нора могла служить неплохим пристанищем для подростка и ткота. Да, я пытаюсь оправдать его поступок, как умею, отстаньте.

– Неплохое убежище, – одобрительно кивнул ткот, разглядывая сухие каменные стены. – Обычно в прибрежных пещерах невыносимо воняет и чертовски сыро.

– Опыт есть? – рассеяно спросил Элемрос, аккуратно укладывая прихваченную из дома шпагу на небольшой камень в глубине Норы.

– Угу, – сказал ткот, копаясь в припасах Элемроса, которые он отыскал в оно мгновение – Приходилось мне ночевать в пещерках и похуже.

Тут ткот внезапно отбросил беспечный тон и серьезно посмотрел в глаза Элемросу.

– Что мы делаем? – без тени юмора спросил ткот. – Все произошло так быстро, что совершенно очевидно: плана у тебя никакого нет. Ты хоть что-нибудь продумал, прежде чем совершить этот побег?

Элемрос задумчиво погладил эфес шпаги.

– Самое главное – держаться сейчас подальше от Марты, – сказал он. – Это надо было сделать в первую очередь. У нас с тобой проблема, которую она не решит, а вот пострадать может точно, что же до остального…

Элемрос сделал паузу, приводя в порядок мысли.

– Ты отправишься в дом Мелли, – сказал он ткоту, – прямо сейчас. Даже если полиция уже там, твоя невидимость тебе в помощь. Осмотри все как следует и постарайся запомнить все, что видишь. Я совсем не знал Грифа… Максвела, но кое-что очевидно. Он был сильным и умным человеком. Держу пари, он оставил нам подсказку насчет местоположения анкерной пирамиды,.. если успел… нужно ее отыскать, так как готов поспорить, «Песни менестреля» мы лишились.

– Есть один фокус, – кивнул ткот, – потом продемонстрирую. Увидишь все, что увидел я.

– Отлично. Я, тем временем, свяжусь с инспектором Шейном и дам ему наводку на того дьявола в черных очках. Думаю, она поможет если не поймать его, то по крайней мере осложнить ему жизнь. Вот этих двух задач нам вполне хватит. Сосредоточимся на них, а потом уже подумаем, что делать дальше.

Ткот опустил голову словно бы в нерешительности. И молчание длилось довольно долго.

– Звучит так, словно ты точно знаешь, что делаешь, – сказал ткот наконец. – Но ведь тебе всего тринадцать.

– 14, – улыбнувшись сказал Элемрос. – Вот уже 10 минут как.

Мордочка ткота как-то странно перекосилась. Элемрос попытался было понять, что означает эта гримаса, но не смог.

– Поздравляю, – тихо сказал ткот. – Прости, что не приготовил подарок.

– Ничего – пожал плечами Элемрос, – будешь мне должен. Когда попадем в город тысячи зеркал, с тебя подарок и хороший.

Ткот кивнул и выскочил из пещеры.

Элемрос задумчиво посмотрел ему вслед, после чего сжал в руке эфес шпаги. Слегка помедлив он немного вытянул ее из ножен и взглянул на пляшущие на лезвии отблески огня свечи.

– С днем рожденья меня, – пробормотал Элемрос и решительным движением загнал шпагу в ножны.